Затем Шоукросс занялся непосредственно Франком. Эти злодеяния происходили на подвластной ему территории, и этого уже достаточно было бы для обвинительного приговора, но Шоукросс копал глубже.

Ганс Франк – баварский министр юстиции – уже в 1933 году получал доклады об убийствах в Дахау.

Ганс Франк – один из наиболее авторитетных юристов нацистской партии, член ее центрального комитета, одобрившего бойкот евреев.

Ганс Франк – министр, в марте 1934 года выступавший по радио с оправданием расистского законодательства.

Ганс Франк – подсудимый, просивший судей поверить, что слова в его дневнике написаны в неведении страшных фактов.

– Проклятый англичанин! – пробормотал Франк в адрес Шоукросса, достаточно громко, чтобы его услышали на другом конце судебного зала.

Ганс Франк – юрист, устно и письменно поддерживавший «чудовищную политику геноцида».

Последняя фраза отсутствовала в наброске Лаутерпахта. Шоукросс добавил ее – и затем неоднократно повторил термин Лемкина. Геноцид был общей целью нацистов. Геноцид по отношению к цыганам, польской интеллигенции, евреям. «Геноцид, осуществляемый в разных формах» против различных групп в Югославии, Эльзас-Лотарингии, Нидерландах и даже Норвегии.

Увлеченно, эмоционально Шоукросс описал технологию геноцида, ту схему действий, которая завершалась умышленным убийством целой группы людей в газовой камере, или расстрелом, или же непосильным трудом. Он упомянул «биологические способы» сокращения рождаемости: стерилизацию, кастрацию, аборты, отделение мужчин от женщин. Свидетельств более чем достаточно, продолжал он, и они доказывают, вне всякого сомнения, что каждый подсудимый был осведомлен о «политике геноцида», каждый виновен, каждый – убийца. Единственное приемлемое наказание – «высшая мера».

Эти слова вызвали смятение на скамье подсудимых.

Итак, Шоукросс использовал термин Лемкина, однако не применил его во всей полноте значения. Лемкин хотел криминализировать все групповые убийства начиная с 1933 года, задолго до начала войны. Шоукросс применял этот термин в более узком смысле: геноцид, как он пояснил, это сугубое «преступление против человечества», однако тоже совершающееся в связи с войной. Это ограничение было навязано статьей 6(с) Статута трибунала, той злосчастной запятой, проникшей в текст в августе 1945 года. Чтобы некое действие было квалифицировано как преступление, требовалось увязать его с войной. Это «чрезвычайно важная дефиниция», заявил суду Шоукросс, и таким образом одной рукой отобрал то, что давал другой, – не позволил концепции геноцида раскрыться полностью. Когда я читал эту речь, я осознавал последствия: из юрисдикции трибунала изымались все события, произошедшие в Германии и Австрии до сентября 1939 года. Разорение и изгнание, постигшее Леона в ноябре 1938 года, такие же и худшие несчастья миллионов других людей – конфискация имущества, изгнание, арест, убийство, – все исключалось из юрисдикции трибунала.

В то же время Шоукросс многое почерпнул у Лаутерпахта. Подсудимые не могли бы сослаться на то, что закон обратной силы не имеет, поскольку все перечисленные прокурором действия – убийства, порабощение, преследования – считались преступлениями в большинстве государств. Тот факт, что германские законы их допускали и даже поощряли, не оправдывал подсудимых, поскольку эти действия задевали все мировое сообщество. Это были «преступления против международного права», а не внутреннее дело государства. До тех пор международное право оставляло обращение с подданными на усмотрение государства, но теперь подход изменился:

Если придется воевать для предотвращения «жестокого обращения тирана с подданными», это будет законная и справедливая война. А раз допустимо гуманитарное вмешательство в форме войны, как же можно утверждать, будто незаконным будет «вмешательство в форме судебного процесса»? Шоукросс нашел правильный подход. Он отметает аргументы подсудимых, будто преступление, подпадающее под международное право, может совершить лишь государство, а не отдельный человек. Такого принципа международного права не существует, и те, кто помогал государству совершать преступления против человечества, не уйдут от ответственности и не укроются за спиной государства: «Человек превыше государства».

Итак, британский прокурор включил в свою речь основные идеи Лаутерпахта, но мимоходом упомянул и концепцию Лемкина, где фигурировали группы и геноцид. Закончил же Шоукросс ровно на той ноте, какую подсказал ему Лаутерпахт: подчеркнув роль отдельного человека как «основной единицы любого права». Рассуждения о геноциде были самостоятельным дополнением Шоукросса к черновику Лаутерпахта, и я обратил внимание на еще одну поправку: Шоукросс вычеркнул все упоминания о Франке на последних страницах черновика. Без сомнения, они показались ему слишком личными и яростными.