На следующее утро, в субботу 1 августа, Франк побывал на мероприятиях в честь годовщины включения дистрикта Галиция в генерал-губернаторство. Празднование проходило в Опере и в Большом зале бывшего парламента. Семьдесят лет спустя, когда университет пригласил меня прочесть лекцию о том давнем празднестве, я выступал в том же зале под фотографией Франка, произносящего одну из своих речей в тот момент, когда власть от военных передавалась гражданскому управлению во главе с Вехтером.

Когда Франк произносил свою речь, здание университета было украшено красно-бело-черными флагами. Франк поднялся по центральной лестнице в Большой зал, где его ждало кресло посредине сцены. Его представили публике и проводили к деревянной трибуне, увитой листьями и увенчанной орлом на свастике. Помещение было набито битком, «Газета Львовска» превозносила эту речь как весть о возвращении в город цивилизации. «Европейские правила общественного порядка» вернулись в Лемберг. Франк поблагодарил губернатора Вехтера за «превосходное руководство» в течение двух лет на посту губернатора Кракова. «Я приехал сказать вам спасибо и выразить благодарность от имени фюрера и Рейха», – обратился Франк к Вехтеру, который сидел на высокой трибуне справа от него. Франк сообщил аудитории, состоявшей из партийных лидеров, что антисемитизм Гитлера вполне оправдан и что Галиция – «первоисточник еврейского мира». Контролируя Лемберг и его окрестности, можно взяться за самую сердцевину еврейской проблемы.

Франк. Большой зал парламента Галиции. 1 августа 1942

– Мы ценим, что Гитлер одарил нас Галицией, и в данном случае я не подразумеваю здешних евреев, – как всегда, слишком громко надсаживался он. – Да, некоторое их количество еще тут, но об этом мы позаботимся.

Он был умелым оратором, без сомнения, умел удержать аудиторию.

– Кстати говоря, – продолжал он, выдержав драматическую паузу и обращаясь к Вехтеру, – нынче я тут никого из этой сволочи не вижу. Как это вышло? Мне говорили, в городе раньше жили многие тысячи этих плоскостопых дикарей, а мне на глаза ни один не попался с тех пор, как я приехал.

Аудитория взорвалась аплодисментами. Разумеется, Франк знал ответ на свой вопрос: вход в лембергское гетто находился в нескольких сотнях метров от кафедры, с которой он обращался к публике. Он это знал, ведь его администрация годом ранее составила карту «переселения евреев» (Umsiedlung der Juden), и там было обозначено семь кварталов гетто, куда втиснули всех городских евреев. И это декрет Франка предусматривал смертную казнь за выход из гетто без разрешения.

Кто именно заключен в это гетто, Франк не знал, да этого и не требовалось, чтобы поговорить по душам с аудиторией.

– Сами скажите, разве вы дурно обращались с ними? – взывал он.

Но в конце концов евреи всем надоели. Больше они не будут шастать по землям Германии. Намек был совершенно ясен, и слова Франка вновь приветствовали «оживленными аплодисментами».

Вечером он пообщался с фрау Шарлоттой Вехтер, женой губернатора. Она провела с Франком большую часть того дня и записала в дневнике: «Франк приехал на завтрак в девять утра и тут же отбыл вместе с Отто. Я должна была поехать с ними, но не смогла. Осталась дома с Уикл. Потом я поспала. Очень устала. В четыре часа… меня вызвали к Франку, он снова желал играть в шахматы. Я выиграла дважды, и он, раздосадованный, отправился спать. Потом он вернулся и тут же уехал».

Ни слова в дневнике о других событиях того дня, о решениях, которые ее муж принял под бдительным взором генерал-губернатора и вскоре начал осуществлять.