Я приобрел первое издание «Капут» на итальянском языке и убедился, что английский перевод следовал оригиналу, с полным описанием гипотетического визита Малапарте в варшавское гетто. И хотя к тому времени я уже понимал, что не всем утверждениям Малапарте можно верить, история этой вылазки достойна пересказа. Малапарте описывает, как выехал из Бельведерского дворца в одной машине с фрау Вехтер и генерал-губернатором, во второй машине ехали фрау Франк и Макс Шмелинг, и следом еще две машины с гостями. Машины остановились у ворот «Запретного города» перед краснокирпичной стеной, построенной немцами вокруг гетто, и все пассажиры вышли.

«– Взгляните, – сказал Франк, – разве это похоже на страшную бетонную стену, утыканную пулеметами, как пишут о том англичане и американцы? – и добавил, смеясь: – Евреи, бедолаги, все больны грудью, стена, по крайней мере, защитит их от ветра.

Что-то показалось мне знакомым в вызывающем голосе Франка: неясная, смиренная жестокость и печаль.

– Ужасная безнравственность этой стены, – заметил я, – состоит не в том только, что она не дает евреям выйти из гетто, а в том, что она не запрещает им входить туда.

– И все же, – сказал, смеясь, Франк, – хотя самовольный выход из гетто карается смертью, евреи выходят и входят, когда им заблагорассудится.

– Перелезают через стену?

– Вовсе нет, – сказал Франк, – выходят через подкопы, через норы, они прокапывают их ночью под стеной, а днем прикрывают листьями и землей. Они протискиваются через норы и идут в город купить съестного и одежду. Вся торговля черного рынка проходит через эти норы. Иногда кто-то из крыс попадает в ловушку, это дети восьми-десяти лет, не старше. Рискуют жизнью из спортивного интереса. Это тоже крикет, не так ли?

– Рискуют жизнью? – вскричал я.

– В сущности, им больше нечем рисковать, – ответил Франк.

– И это вы называете игрой по правилам крикета?

– Естественно, в каждой игре свои правила.

– В Кракове, – сказала фрау Вехтер, – мой муж построил вокруг гетто стену на восточный манер, с элегантными изгибами и изящными зубцами. Краковские евреи, конечно же, не могут жаловаться. Очень элегантная стена в еврейском стиле.

Все рассмеялись, стуча ногами по заледеневшему снегу.

– Ruhe, тише, – сказал солдат, с винтовкой наизготовку он стоял на коленях, спрятавшись за сугробом.

Солдат направил винтовку в сторону вырытой у подножия стены норы и прицелился. Второй солдат стоял сзади тоже на колене и наблюдал. Вдруг он выстрелил. Пуля ударила в стену возле норы.

– Промазал! – весело воскликнул солдат и передернул затвор.

Франк подошел к солдатам и спросил, в кого те стреляют.

– В крысу, – ответили оба и громко рассмеялись.

– В крысу? Ach so! – сказал Франк, вставая на колено, чтобы смотреть поверх солдатской спины.

Мы подошли тоже. Дамы смеялись и приподнимали юбки, как всегда делают дамы, услышав о крысах.

– Где крыса? – спросила фрау Бригитта Франк.

– Achtung! – сказал солдат, наводя прицел.

Из вырытой под стеной норы выглянул черный растрепанный чубчик, высунулись две руки и легли на снег. Мальчик.

Выстрел, опять мимо. Голова исчезла.

– Дай-ка сюда, – сказал нетерпеливо Франк, – ты и винтовку не умеешь держать. Он выхватил у солдата винтовку и прицелился.

Тихо падал снег».

Этот выезд в гетто был светским мероприятием в сопровождении жен, друзей, а то и детей. Я подумал об одной из спасшихся от смерти «крыс», о Саше Кравце, молодом человеке, просидевшем полгода в ванной у мисс Тилни в Виттеле, и спросил Никласа, что он думает об этом рассказе Малапарте о поездке в Варшавское гетто. Мог ли Франк в самом деле прицелиться и выстрелить в еврея? Никлас сказал, что его мать читала «Капут»:

– Я помню, она устроилась на диване, читала и очень сердилась на Малапарте. Он писал, что у моего отца очень длинные пальцы; у него действительно были длинные пальцы. Или он о маминых пальцах говорил?

– О пальцах вашего отца, – ответил я.

Пальцы Бригитты показались ему толстыми. Никлас кивнул, улыбнулся во весь рот.

– Мама разволновалась, не могла усидеть на месте, очень была расстроена. «Это неправда, – твердила она. – Он никогда не убивал евреев лично». Для нее это было утешением, оправдывало отца в ее глазах – что он никого не убивал «лично».

– Не убивал «лично»? Так этот визит в гетто – правда или вымысел?

– Мы все бывали в гетто, – ответил Никлас тихо, стыдясь.

Он помнил поездку – вроде бы в Краковское гетто, которое построил Вехтер.

– Мой брат Норман бывал в Варшавском гетто, сестра Зигрид – в Краковском. Я ездил с матерью в Краковское гетто.

Потом он поделился со мной копией домашнего кинофильма под заголовком «Краков», снятого по поручению его отца. Образы семейной жизни и генерал-губернатора за работой перемежались редкими моментами в гетто. В одной короткой сцене камера задержалась на девочке в красном платье. Глядя прямо в камеру, девочка улыбалась. Эта прекрасная, немеркнущая, полная надежды улыбка запала мне в душу. И красное платье – этот образ подхватил режиссер Стивен Спилберг в фильме «Список Шиндлера». То же гетто, такое же платье – вымысел, факт. Возможно ли, чтобы Спилберг видел этот фильм, если, как сказал мне Никлас, тот не был в общем доступе? Или это еще одно совпадение?

Я спросил Никласа, насколько правдоподобно, чтобы его отец съездил в Варшавское гетто вместе с Малапарте.

– Это могло быть, – ответил Никлас. – Не думаю, чтобы он собственноручно убил там еврея, и моя мать, безусловно, в это не верила. Вот почему эта книга так ее разволновала.

Но в семье не было единого мнения по этому важному вопросу. Старший брат Никласа Норман (ныне покойный) оспаривал воспоминания матери.

– Норман бывал в гетто вместе с Шампером, – уточнил Никлас (Шампер – шофер Франка). – Он говорил мне, что вполне может себе представить, как отец взял автомат у солдата.