Когда смеется дьявол, с ним смеется весь чертов мир. Всех радует несчастье другого. «Уж лучше с ними, чем со мной». Копы, которые хохмили над трупом моей любимой, просекли шутку. Оценили вечный юмор Сатаны. Сучка откинулась, а мы, все еще живые, наслаждаемся шоу. Я обмяк на диване, уставившись на свои запястья в наручниках. Хриплый смех из спальни казался эхом из другой вселенной. Меня охватил холод. Я застегнул кожаную куртку поверх фотоаппарата на шее, сцепил пальцы. Казалось, будто я молюсь. Какое там. Молитв у меня уже не осталось.

– Эй, Ангел! – В спальню сунулся лейтенант Стерн – башка у него твердолобая, как таран. За его спиной полыхнула вспышка. – Ты ж стволы перепутал. Чтобы трахаться – это тот, который между ног. Ты не тот сучке вставил.

Вспышки сверкали, как молнии. В их ярком свете поблескивало окровавленное тело Епифании. Мерцание фотокамер «Спид-график» отражалось в «Смит-Вессоне» между ее ног. Из моего онемевшего нутра всколыхнулась волна ненависти. Я подавил ее и сидел с каменным лицом. Заледеневшую душу грела злость на поганых копов и на того, кто убил Епифанию и подставил меня. Продирающая, как двойной шот дешевого бурбона. Этому безмозглому идиоту Стерну – в дурацких черных туфлях и белых спортивных носках – надо было сковать мне руки за спиной, как какому-нибудь бешеному маньяку.

Из коридора вошел сержант Деймос. Его щетину озарила самодовольная ухмылка. Весь как дешевый гангстер из би-муви. Черное пальто. Широкополая федора. Впервые я его увидел пять дней назад. Тогда Деймос был одет как рыбак. Теперь в рабочей одежде сидел я. Комбинезон, вязаная шерстяная шапка, военная авиационная куртка. И наручники – крутой бандитский штришок.

– Что там, Эдди? – гаркнул Стерн.

– Автозак уже в пути.

– Чем раньше, тем лучше. Пора закрыть этого гондона. Положил трех человек за неделю.

– Уж лучше закопать на шесть футов.

Внутри меня поднялась рвота, будто от страха сцены.

– Мне плохо! – крикнул я, бросаясь в ванную рядом со входной дверью. – Сейчас стошнит!

Даже самый крутой коп уйдет с дороги, когда его могут заблевать. Я проскользил на коленях по кафельному полу и выхлестнул в унитаз целое ведро кислой желчи. Деймос отвернулся. Полицейские привыкают к виду крови. А от рвоты им нехорошо так же, как и нам всем.

Вторая волна тошноты продлила момент уединения. Я посмотрел под древнюю фарфоровую раковину, на «Дерринджер», незаметно приклеенный скотчем к сифону. Копия ремингтоновской двустволки 38-го калибра от «Грейт Вестерн». Приклеил пару лет назад после того, как мне накостылял костолом-тяжеловес и втолкнул в туалет. Ту гориллу подослала парочка аферистов с Уолл-стрит, которым не понравилось, что я разнюхиваю их делишки. Я дал себе зарок, что, когда проблемы наведаются в следующий раз, у меня будет секретный сюрприз наготове. Какой убийца не разрешит жертве отлить напоследок?

Я вскарабкался на ноги, хватаясь за трубу для равновесия. Разыграл свой туз в рукаве – выдернул заныканную пушку. Согнувшись над раковиной спиной к Деймосу, я изобразил, что громко хлебаю холодную воду. Тупой легавый. Не очень интересно, как умывается человек со слабым желудком. Я прижал скованные руки к животу, чтобы спрятать «Дерринджер». Три быстрых шага – и я в дверном проеме туалета.

Шагнул к Деймосу, показал пистолет.

– Захочешь поиграть в ковбоя – печень прострелю, – прошипел я, сунув двухзарядник ему в брюхо.

– Не дури, – прошептал он.

В моей гостиной слонялась пара копов: глазели на то, что лежало на кровати.

– На выход. Потихоньку-полегоньку.

Мы оказались в коридоре. Медики, чесавшие языками у накрытых носилок, даже бровью не повели. Я провел Деймоса мимо центральной лестницы к пожарному выходу. Закрыл за нами дверь на лестничную площадку. Велел скидывать пальто.

– Тебе это с рук не сойдет, Ангел, – сказал детектив.

– Уже сошло, – сказал я, обыскивая его в две руки. Нашел и забрал табельный револьвер. Сжал в левой руке «Смит-Вессон Бодигард» 38-го калибра и убрал «Дерринджер» в карман, где нашел собственные легковесные алюминиевые наручники. Достал.

– Руки за спину. – Я ткнул в него «Бодигардом», чтобы соображал быстрее.

Деймос заткнул свой фонтан. Я защелкнул браслеты. Никогда не доверяй копу. На всякий случай провел руками по его штанине. Кобуры на лодыжке не было. Я поднял тяжелое шерстяное пальто Деймоса и накинул на собственные побрякушки на руках, спрятав пистолет, который теперь сделал меня хозяином положения.

– Пошли вниз, – сказал я.

Мы без лишней болтовни спустились семь пролетов, а затем в подвал. В огромной пещере под отелем «Челси» стояли древние печи и бойлеры. Легко представлялись крысы, юркающие в тенях этого сырого склепа. Сам я их не видел, но управляющий рассказывал настоящие ужасы о чудищах размером с кошку, которые рыскали в темных уголках.

На полу под голыми лампочками мерцали разрозненные островки света. Я знал это место как свои пять пальцев. По углам жильцы хранили свои вещи: старые чемоданы, ненужный хлам, картонные коробки. Быстрые тычки «Смит-Вессоном» подгоняли Деймоса. Я собирался его заткнуть, чтобы он не драл глотку и не выдал меня своим приятелям наверху.

– На колени! – рявкнул я. Деймос не сдвинулся. Я треснул копа его же 38-м, и он припал к полу легко, как певчий перед алтарем. Самое похожее на молитву, что у него нашлось, – приглушенный мат. Тусклый свет отбрасывал в сумраке силуэты. Я подтащил мятый ящик и сел. Положил пистолет, выудил связку ключей из кармана куртки. Среди отмычек висел стандартный ключ от наручников. Секунда – и мои браслеты расстегнуты. Я защелкнул их на Деймосе над собственными «Смит-Вессон Пирлес Модел 4».

– Сделай себе одолжение, Ангел, – сказал Деймос. – Сдавайся, пока живой.

Мне хватило его наглости. Я сунул ему в рот его собственный платок. Он попытался выплюнуть, потом мотнулся назад и чуть не опрокинул меня. Я ткнул ему в спину 38-й.

– Спокойно, сержант. Пистолет-то теперь у меня. – Я развязал его страшный полицейский галстук и отложил пистолет, чтобы замотать галстук на его хлеборезке. Но, пока затягивал узел, в лицо мне взорвалась кирпичная стена, ящик из-под меня отъехал. Голова ударилась о бетонный пол, 38-й задребезжал по бетонному полу. Деймос, который был тяжелее меня как минимум на двадцать килограммов, навалился сверху, прижимая ноги своим грузным торсом. Врезал мне по почкам жирной башкой, как тараном. Галстук слетел, и он с перекошенным в ярости лицом пытался выплюнуть кляп. Стараясь сбрыкнуть копа, я колотил его по голове, шее, плечам, но он только давил как танк. Я сел, врезал ему в правый глаз и высвободился, вскочил на ноги.

Инстинктивно дернулся за «Дерринджером» в кармане, хотя и знал, что воспользоваться им не получится. Грохот выстрела в акустике помещения без окон соберет копов со всей округи, если они и так уже не бегут в подвал в поисках меня. Я отшатнулся от пинка Деймоса. Схватился за тросик лампочки над головой, но сдернул его с потолка и завалился навзничь в снопе искр, роняя «Дерринджер». Деймос снова меня прижал, теперь надежней, и бился головой мне в шею и челюсть. Вспыхнула боль. Я не мог сдвинуться. Он бы продержал меня так до прихода друзей. Я сумел выдернуть руки из-под полицейской гориллы. В них все еще был зажат тросик от лампочки. Когда он задрал голову, я накинул тросик на горло и затянул удавку потуже. Он откинулся с удивленным видом, выкатил глаза, пока я затягивал сильнее и сильнее. Он брыкался, как мустанг, но с платком во рту дело шло проще, а крики заглушались. Я затягивал, пока он не рухнул.

Всегда любопытно, как смерть наполняет пустоту своей неподвижностью. Тело было теплым, но дома уже никого. Я спихнул с себя Деймоса и поднялся. Тупой легавый. Не надо было сопротивляться. Я не хотел его убивать.

Забрав обе пушки и сунув «Дерринджер» в карман, а 38-й – за пояс, я быстро обыскал одежду копа и нашел бумажник, кожаную дубинку, заполненную свинцом, наручники и брелок в виде кроличьей лапки на удачу. Весь улов рассовал по тяжелому пальто, а Багза Банни выкинул подальше в темноту.

Сдернув с Деймоса кобуру, я убрал в нее 38-й и застегнул на своих «Левайсах». Благодаря дутой летней куртке, пальто Деймоса пришлось впору. К широкому лацкану был приколот его значок. Я подобрал черную федору и надел поверх своей вязаной шапки ВМФ.

Оттащил жмурика в дальний угол, за штабель коробок и пустых чемоданов. Сколько теперь пройдет дней, пока тело копа найдут? Да начнется крысиный пир.

Я выскользнул в дверь за углом от служебного входа. Наверх уходила железная лестница. Я поднялся, пока тротуар не оказался на уровне глаз. Под навесом в пяти метрах от меня отрабатывали свой оклад два полицейских в форме. Пока в Багдаде все спокойно.

Я поднялся по оставшимся ступенькам, остановился наверху незамеченным. Калитка безопасности, выходящая на улицу, была закрыта тяжелой цепью. Я дождался, пока копы отвернутся к Седьмой авеню, а потом перекинул ногу через перила. Один из полицейских обернулся, бросил взгляд в мою сторону.

Я замер верхом на перилах. Коп уставился прямо на меня, но, похоже, не видел ничего, кроме теней, потому что уже через секунду оглянулся, когда по Седьмой авеню полетела с воплями скорая помощь. Я перекинул вторую ногу и направился на запад по Двадцать третьей под навесом ресторана «Эль Кихот». Через полквартала отстегнул бляху Деймоса и сунул в карман пальто. Рискнул оглянуться. Перед «Челси» никакой активности. Как говорится, берег чист. Я ускользнул в ночь. Очередной бродячий кот на охоте.