Крузмарк вошел в тоннель и быстро двинулся по узкой дорожке. Очевидно, он уже не первый раз совершал подобные прогулки. Я дал ему дойти до первой голой лампочки и двинулся следом. Я шел за ним шаг в шаг, беззвучно, благодаря резиновым подошвам. Если он вдруг обернется, пиши пропало. Следить за клиентом в тоннеле – все равно что собирать доказательства адюльтера, спрятавшись под кроватью.

Поезд в сторону центра пришелся очень кстати. Когда дальний гром экспресса превратился в металлическое крещендо, я изо всех сил рванулся вперед. Шлепки резиновых подошв потонули в реве поезда. Револьвер я держал в руке. Крузмарк ничего не услышал.

Когда мимо пронесся последний вагон, Крузмарк исчез. Что же это? Шел от меня в десяти метрах – и растворился. В тоннеле, что характерно! Еще через пять шагов я увидел открытую дверь. Это был служебный выход или что-то вроде того, и Крузмарк уже начал взбираться по железной лестнице, приваренной к стене.

– Стоять! – Я обеими руками навел на него револьвер.

Крузмарк обернулся. Он мигал глазами, пытаясь рассмотреть меня в полутьме.

– Ангел?

– Лицом к лестнице! Руки над головой! Взялся за ступеньку!

– Не дури, Ангел. Договоримся.

– Быстро! – Я чуть опустил дуло револьвера. – Первый раз стреляю в колено. До смерти будешь с палкой ползать.

Крузмарк бросил на пол кожаную сумку и сделал, как я сказал. Я подошел к нему сзади и быстро прощупал. Чисто. Тогда я достал наручники и прицепил его за руку к ступеньке. Он обернулся ко мне, и я со всей силы врезал ему левой по зубам.

– Сволочь! – Я вдавил дуло ему под подбородок, заставив задрать голову. Глаза у него выкатились, как у заарканенного жеребца. – Башку бы тебе разнести, гад, так чтоб мозги по стенке.

– Ты что б-белены объелся?

– Ага. И давно уже. Еще с тех пор, как ты натравил на меня своих мордоворотов.

– Это ошибка…

– Заткнись! Хватит мне дерьмо всякое вешать. Зубы мои не хочешь посмотреть? – Я оскалился, показывая ему временные коронки. – Твои орлы постарались.

– Не понимаю, о чем ты говоришь.

– Еще как понимаешь. Ты меня подставил, а теперь выкручиваешься. Ты мне с самого начала врал. Эдвард Келли – маг времен королевы Елизаветы. Поэтому ты и взял его имя, а не из-за Маргарет.

– Да ты сам все знаешь.

– Ага, подначитался малость. Подтянулся по черной магии. Так что можешь мне не рассказывать, как служанка твоей Мэгги таро подсунула, когда та еще под стол пешком ходила. Это ты ее научил. Ты сатанист.

– Да, потому что я не дурак. Князь тьмы покровительствует сильным, Ангел. Приди к нему, и твоя жизнь изменится к лучшему. Ты сам удивишься.

– К лучшему? Детей, что ли, буду резать? Ребенка вы где украли?

Крузмарк презрительно усмехнулся.

– Никто никого не крал. Мы его купили, и за хорошие деньги. Одним голодранцем меньше – налогов меньше платить. Ты ведь налоги платишь?

Я плюнул ему в лицо. В первый раз в своей жизни я плюнул в лицо человеку.

– Рядом с тобой таракан – избранник Божий. Я их давлю, и мне начхать. А тебя раздавить – еще и удовольствие. Начнем сначала. Давай про Фаворита. Все выкладывай: что видел, что слышал.

– С чего бы? – Крузмарк вытер плевок. – Ты ж меня не убьешь: кишка тонка.

– А мне и не надо убивать. Я просто уйду, а ты останешься. Может, тебя и найдут через месячишко. А ты, пока ждешь, можешь считать поезда – тоже развлечение.

Крузмарк слегка побледнел, но продолжал блефовать.

– И что тебе это даст?.. – Остальное потерялось в шуме поезда. Я переждал, пока состав пройдет.

– Моральное удовлетворение. У меня ведь еще и карточки на память останутся. Вот только проявить надо. – Я поднес к его лицу желтую кассету с пленкой.

– Мне больше всего понравилось, как ты там с толстяком упражнялся. Эти я, может, даже увеличу.

– Врешь.

– Да ну? – Я показал ему «Лейку». – Вот, две по тридцать шесть. Черным по белому, как говорится.

– Там света мало было.

– Это смотря какая пленка. Ты, видно, в фотографии-то не очень? Ну вот. Я особо ценные у вас в конторе на доску объявлений повешу. Может, в газетах заинтересуются. А уж в полиции и подавно… – Я повернулся, собираясь уходить.

– Ну, бывай. Ты знаешь, что? Помолись дьяволу. Может, придет, отстегнет тебя.

Высокомерная улыбка Крузмарка растаяла, он озабоченно нахмурился.

– Погоди, Ангел. Надо поговорить.

– Давай. Ты говори, а я послушаю.

Крузмарк протянул мне свободную руку:

– Отдай мне пленку. Я тебе все расскажу.

Я даже засмеялся.

– Не пойдет. Ты сначала спой. Понравится мне – получишь пленку.

Крузмарк почесал переносицу и уставился в грязный пол.

– Ладно.

Я подбрасывал и ловил желтую кассету. Крузмарк жадно следил за ней, глаза его прыгали, как чертики на резинке.

– Я познакомился с Джонни в тридцать девятом, в канун Сретения. Был праздник у… в общем, неважно у кого, она уж лет десять, как умерла. У нее был дом на Пятой авеню, там, где сейчас строят этот чудовищный музей Гуггенхайм. Раньше про ее балы говорил весь город: там высший свет собирался. Но когда я с ней познакомился, там уже никаких балов не было, а были только шабаши и обряды Древней Веры.

– А черные мессы?

– Бывали. Сам я, правда, не ходил, но друзья рассказывали. Короче говоря, там я с ним и познакомился. Я сразу понял, что он парень с задатками. Ему тогда лет девятнадцать-двадцать было, не больше, но его сразу было видно. У него сила была. Понимаешь – как будто ток от человека идет. И глаза. У него глаза горели прямо. Я таких ни у кого не видел, а уж я-то всякого повидал.

Потом я их с Мэгги познакомил, и у них закрутилось. Она тогда уже больше меня во всем этом понимала, разглядела в нем этот огонек. Он еще только начинал, хотел сразу всего: и денег, и славы… Силы-то у него уже тогда было будь здоров. Он на моих глазах – у меня в гостиной – Люцифуга Рофокаля вызвал, а это дело сложное, да еще какое сложное.

– Ты что думаешь, я всю эту чушь проглочу?

Крузмарк привалился к лестнице, поставив ногу на нижнюю ступеньку.

– Хочешь глотай, хочешь выплюнь, мне все равно. Я правду говорю. Джонни в такие глубины забирался, что мне и не снилось. Такие вещи делал, от которых обычный человек спятил бы. И все ему было мало. Вот он и заключил договор с Дьяволом…

– Какой договор?

– Обычный. Продал душу за славу.

– Бред!

– Чистая правда.

– Чушь собачья! Что, он вот так вот кровью и расписался, да?

– Подробностей я не знаю. – В надменном взгляде старика промелькнуло нетерпеливое раздражение. – Он был один. Он призвал Сатану в полночь на кладбище Святой Троицы. И не смейся, Ангел. Не шути с тем, что сильней тебя.

– Ну хорошо. Положим, я поверил: Фаворит сговорился с Дьяволом.

– Сам Сатана восстал из преисподней. Зрелище, наверно, было величественное.

– Рискованное это дело – душу продавать. Вечность – штука долгая.

Крузмарк улыбнулся, точнее, оскалился.

– Гордыня – вот был его главный грех. Он ведь решил, что сможет обвести вокруг пальца самого Князя Тьмы.

– Как же?

– Я не знаток, просто – верующий. Я был при обряде, но что там за магию использовали, чтобы вызвать демонов, и что они неделю делали, пока готовились, – ничего не знаю.

– Давай ближе к делу.

Крузмарк не успел ничего сказать, как налетел экспресс из центра. Я следил за его глазами, но он смотрел прямо на меня. У него даже веко не дрогнуло, хотя он наверняка сейчас кроил и перекраивал историю, которую собирался мне рассказать.

– Сатана очень быстро помог ему подняться. И высоко подняться. На другой день о нем писали во всех газетах, а через два года у него было денег как в Форт-Ноксе. Тут ему, наверно, в голову и ударило. Стало казаться, что это он сам всего добился, что настоящая сила у него, а не у Дьявола. А скоро вообще заявил, что знает, как сделать, чтобы свою часть договора не выполнять.

– И как, удалось ему?

– Ну, он попытался… У него была хорошая библиотека, и еще он откопал манускрипт какого-то алхимика эпохи Возрождения. В манускрипте говорилось про тайный обряд с переходом душ. У него была идея поменяться с кем-нибудь душами – стать кем-то другим.

– И что дальше?

– Для этого ему была нужна жертва, человек его же возраста, родившийся под тем же знаком Зодиака. Джонни нашел какого-то солдатика, который только что вернулся из Северной Африки, тогда как раз первые раненые пошли. Его комиссовали по ранению, и он на Таймс-сквер Новый год отмечал. Джонни его и подцепил. Подсыпал ему что-то в баре и приволок к себе в квартиру. Там и совершили обряд.

– Что за обряд?

– Обряд перехода. Мэг ему помогала, а я смотрел. У Джонни была квартира в «Вальдорфе», и там одна комната всегда была пустая. Он ее специально для обрядов держал. А прислуге говорил, что он там распевается.

Окна задернули (шторы там были такие, черные, бархатные). Парня положили на резиновый коврик, раздели и связали. Джонни выжег у него на груди пентаграмму. По углам дымились курильницы, но паленое мясо этим не перешибешь…

Потом Мэг взяла кинжал, который раньше никогда не был в деле, и Джонни благословил его на греческом и на иврите. Я эти молитвы не знал и ничего не понял. Потом он нагрел лезвие на свече и порезал парню оба соска. Обмакнул кинжал в кровь и очертил место, где тот лежал.

Потом они читали заклинания, но я ничего не понял. Я запомнил только этот запах и как тени двигались. Мэг прямо горстями сыпала что-то в огонь, и он менял цвет: зеленый, синий, фиолетовый, розовый… Это завораживало.

– Похоже на фокусы в кабаре. И что сталось с солдатом?

– Джонни съел его сердце. Разрезал ему грудь, вынул и съел, пока оно еще билось. На этом все кончилось. Может, он и завладел душой того парня, но на вид был все тот же Джонни.

– Ладно, солдата он убил. А что ему это дало?

– А он хотел дождаться случая, исчезнуть, а потом всплыть уже как другой человек. Деньги-то у него были припрятаны. Он почему-то считал, что Сатана ни о чем не догадается. Только он не все предусмотрел: охнуть не успел, как его на фронт отправили. А обратно приехал овощ, который имя свое не помнил, не то, что заклинания на иврите.

– И тут вмешалась Мэгги?

– Да. Год прошел, она стала меня донимать: мол, надо ему помочь. Я дал взятку врачу, и мы под самый Новый год высадили Джонни на Таймс-сквер. Мэг так хотела, потому что там все началось и это последнее место, которое солдат запомнил до того, как Джонни его опоил.

– А что стало с телом?

– Его разрезали на куски и скормили гончим у меня в усадьбе.

– Что ты еще помнишь?

– Да ничего почти. Помню, когда все кончилось, Джонни смеялся над этим парнем, говорил, вот, мол, людям не везет. Его ведь под Оран послали, а кто его ранил? Свои же союзнички, французы! Джонни, помню, очень веселился.

– Я был под Ораном! – Я схватил Крузмарка за грудки и толкнул так, что он ударился о лестницу. – Как звали того солдата?

– Не знаю.

– Ты же был с ними в комнате!

– Я ничего не знал, они мне только перед началом сказали. Я смотрел – и все.

– Но Маргарет – она же должна была тебе сказать!

– Она сама не знала. В том-то и дело. Только Джонни знал его имя, иначе бы ничего не вышло. И еще кто-то должен был хранить эту тайну, – тот, кому он доверял. Он запечатал его жетоны в канопу – египетскую погребальную урну – и отдал Мэг.

– Как выглядела урна? – Еще немного и я бы его задушил. – Ты ее видел?

– Видел. Она стояла у Мэг на столе. Алебастровая, белая, на крышке трехглавый змей вырезан.