33

Белый пар вылетал из ее рта прозрачными клубами и мгновенно развеивался злым безжалостным ветром. Каждый вдох давался ей с огромным трудом: вьюжный воздух, словно ножами, резал горло. Морозный ветер хлестал по лицу, и на глаза наворачивались слезы. Алиса утерла их рукавом и огляделась.

Освещаемая слабыми лучами солнца, с неимоверным трудом пробивавшимися сквозь серую пелену хмурого неба, она стояла на берегу, а у нее из-под ног уходил вниз обрывистый склон и тонул в студеных водах реки, которая неслась неудержимым потоком, разбиваясь пенными брызгами о каменный берег и о черные блестящие валуны, поднимавшиеся из ее глубин.

На противоположном берегу расстилалась закованная в лед равнина, а чуть поодаль – топь, окруженная голыми деревьями, смутно видневшимися сквозь клочковатый туман. Деревья, тянувшие к угрюмому небу нагие, подобные костлявым рукам, сучья, внушали Алисе безотчетный ужас.

Что-то теплое коснулась ее шеи, и Алиса вздрогнула. Ах, да. Как же она забыла про полуночника Колина, прикорнувшего у нее на плече! Она погладила птаха по голове, и тот зажмурился, разнежившись от ласки. Тепло птичьего тельца вернуло Алису к действительности, и она беспокойно завертела головой: где дверь, через которую она попала на топь? Где…

Ее заколотило от холода. Вдоль берега петляли две дорожки следов, и сердце Алисы предательски дрогнуло – чьи это следы? Сандры и Колина? Впрочем, неважно – следы все равно уводили в лес. Получается, Сандра и Колин открыли ворота и… ушли?

Алиса поежилась и сощурилась, внимательно вглядываясь в топь. Никого. Ни Сандры, ни Колина… Ни дверей, ни зданий. Ничего. Бесплодная земля. Она что, открыла ворота в фата-моргану? Господи, как же ей отсюда выбраться, если здесь нет порталов? Дыхание Алисы участилось. Наверное, пока лучше об этом не думать. Она здесь, и это – главное. А когда придет пора возвращаться, тогда она и станет ломать над этим голову.

Она неуверенно двинулась вперед, громко хрустя смерзшейся травой и поминутно оглядываясь, страшась, что звук ломающейся травы выдаст ее присутствие. Но чем дальше она шла, тем спокойнее становилось у нее на душе. Похоже, ни Колин, ни Сандра не собирались нападать. Странно, конечно, но вокруг никого не было. Она ожидала увидеть хоть… что-то… Мертвых… Призраков… Духов… А видела только реку – неизбежную, неминуемую реку. Она сколь угодно долго могла прохлаждаться на берегу, но это ни к чему бы ее не привело. Если она хотела добраться до цели, ей надо было пересечь Лету.

Скрипнув зубами, она начала осторожно спускаться к реке. Чем ниже она спускалась, тем коварнее становились склизкие камни. Алиса оступилась, поскользнувшись, и полуночник на ее плече сорвался ввысь, суматошно хлопая крыльями и натягивая обвязанную вкруг Алисиного запястья нить. Алиса раскинула руки, пытаясь зацепиться за острые валуны и замедлить падение, но ее отбросило на мокрый уступ, острая галька оцарапала ей кожу, и Алиса сверзилась в холодную воду.

Она успела лишь судорожно глотнуть воздуха, когда волна накрыла ее с головой и вода ринулась в легкие. Бешено молотя руками и ногами, Алиса всплыла на поверхность, отплевываясь и откашливаясь. Она рванулась к противоположному берегу, но намокшая одежда облепила ее и потащила вниз. Фотографию родителей вымыло из кармана, и Алиса, чертыхаясь, потянулась за ней, но схватить не успела. Течение подхватило и унесло карточку, а над помертвевшей от ужаса Алисой сомкнулись холодные свинцовые воды.

ттт

Тринадцатая зима ее жизни… Алиса переминалась с ноги на ногу у кабинета директора. На ней была серая школьная форма и зеленые – вырви глаз – гольфы. Неслыханная дерзость! Гольфам положено быть только одного цвета – черного! Нет, она не бунтовала против строгих школьных правил. Просто сегодня утром спросонья натянула первое, что попалось под руку.

– Что ты натворила?

Классный руководитель с пачкой тетрадок как раз проходил мимо.

– Надела зеленые гольфы, – вздохнула Алиса. – И меня отправили к миссис Даффи.

Учитель укоризненно покачал головой и, заворачивая за угол, бросил, не оглядываясь:

– Ты опоздаешь на следующий урок.

Алиса дернула плечами и привалилась к стене. Да сколько можно ждать-то? Разумеется, она опоздает на следующий урок, если директриса не поторопится. Она постучалась в дверь пять минут назад, но ее до сих пор так и не вызвали.

– Завтра тебя оставят после уроков, – заявила Джен: рыжие волосы стянуты в хвост, огромные круглые очки скрывают лицо.

Подруга уютно растянулась на одном из особенно мягких диванов в директорской приемной, предназначенных только для особенных посетителей.

– Без тебя знаю, – угрюмо буркнула Алиса.

– Эй, – усмехнулась Джен, – а почему бы не дать ей двух по цене одной? На, держи. – Джен вытянула левую ногу и стянула черный гольф. Онемевшая Алиса захлопала глазами. – Баш на баш! – Джен победоносно замахала гольфом, как флагом. – Снимай свой! Пусть у каждой из нас будет один зеленый гольф и один черный. Тогда нас обеих оставят после уроков. Вдвоем веселее.

Алиса расплылась в улыбке и нагнулась, чтобы расшнуровать ботинок.

ттт

Второй год обучения в школе. Алиса забилась под парту.

– Алиса, – устало увещевала ее учительница, – никаких птиц у нас в классе нет. Это просто игрушечная сова. Я принесла ее из дома для урока живой природы. Смотри, как ты всех напугала своим криком. – Миссис Мозли присела на корточки и заглянула под парту. – Вылезай, иначе я позвоню твоим родителям.

Голубые глаза миссис Мозли пронзили Алису, как молнии.

– Нет! – пискнула Алиса. – Не надо, не звоните им! Они… Они откажутся от меня…

Алису трясло. Сбывался ее самый страшный кошмар. Птицы появились сразу же после того, как она узнала, что ее удочерили. Если учительница расскажет родителям про птиц, они наверняка отправят ее обратно в приют.

– Алиса… – Миссис Мозли сочувственно вздохнула.

– Со мной все хорошо, – пролепетала Алиса, выползая из своего убежища. – Все хорошо. Я… Я просто такая трусиха, простите. Я больше не буду.

ттт

– Да он же дуб дубом.

Они валялись на постели Джен и разглядывали журналы.

– Ничего подобного, – возразила Алиса. – На прошлой неделе он с отличием сдал экзамен по биологии.

– Биология! Подумать только!

– Но он и вправду увлечен ею. Ты должна сказать ему «да».

– Не желаю я с ним встречаться, – фыркнула Джен, поправляя новенькие прямоугольные очки. – Он полный отстой. И кроме того…

– Сходи с ним на свидание. – Алиса отбросила нависшую на глаза челку. – Разве не видишь, как он по тебе сохнет? На французском он на тебя такими щенячьими глазками смотрел, просто… И я его больше не люблю. Честно. Да и он меня никогда не любил, если уж на то пошло.

– Это лишь подтверждает мою мысль, что у парнишки плохой вкус и с мозгами не все ладно. То есть он – идиот.

Алиса вздохнула.

– Слушай, серьезно, я буду за вас только рада. Посуди сама, какой нормальный парень станет со мной встречаться? Они ведь считают, что я с прибабахом.

Джен улыбнулась и ткнула пальцем в журнал, виртуозно уводя разговор в сторону.

– Не-а, мы с тобой устроим двойное свидание с этими красавцами. – Джен постучала по фотографии на двенадцатой странице, где два брата из популярной рок-группы увлеченно наяривали на своих гитарах. – Вот с ними я бы поучила биологию. И даже французский.

ттт

– Мы договорились, что все ей расскажем. Договорились, что все объясним ей, когда она подрастет.

– Я передумала.

– Послушай, Патриция…

– Нет, Майк. Ей всего только семь.

– Вчера она спросила меня, почему у нее нет братиков или сестричек.

– Зачем ей сестрички? – сдавленно всхлипнула Патриция. – У нее есть Джен.

– Но ведь у нее могут быть сестры, милая. В том-то все и дело. Мы ведь ничего не знаем о ее настоящей семье. А вдруг у ее биологических родителей было двадцать детей!

Наступила долгая, глубокая тишина, прерываемая приглушенными рыданиями.

– Нам надо тщательно продумать, как себя вести. Что лучше – сказать ей сейчас или отложить на потом? Дождаться, когда она станет взрослой женщиной и выйдет замуж? Надо поговорить с органами опеки. Надеюсь, они что-нибудь нам посоветуют. Возможно, нам вообще не стоит открывать ей тайну удочерения…

– Ее мать – я, Майк. Я и только я. И никто ее у меня не отнимет – ни социальные службы, ни органы опеки. Никто.

– Тише, тише, я знаю. Я знаю, милая…

А в коридоре, на ступеньках лестницы, подтянув к подбородку колени, сидела Алиса и смотрела неподвижным взглядом в просвет между перилами. Слезы градом катились по ее лицу, стекая на тоненькую хлопчатую пижаму. Никто ее никуда не заберет. Она не позволит. Если социальный работник придет за ней, она так закричит… так закричит… так закричит…

ттт

Она кричала. Возможно. Возможно, кричала именно она, а возможно, и кто-то другой. Как тут разобраться? Она слишком устала, чтобы думать. Разомлела от жары, хотя настойчивый голос у нее в голове твердил, что она продрогла до костей.

Чья-то рука потрепала ее по щеке. Больно. А впрочем, неважно. Неважно. Она хочет спать. Оставьте ее в покое.

– Просыпайся, – дребезжал у нее над ухом чей-то голос. – Просыпайся, пока он не забрал твоего полуночника!

Голос парил в вышине, убаюкивая ее. Руки и ноги ее затекли, отяжелели, и…

Пощечина оглушительным звоном отдалась у нее в ушах, и Алиса распахнула глаза. Она попыталась сфокусироваться на лице, что склонилось над ней, но глаза ее снова закатились и голова поникла. Чьи-то тонкие пальцы вцепились ей в плечи и неистово затрясли их.

– Очнись! Тебе здесь не место! Твое время еще не пришло, слышишь? – Глаза Алисы сомкнулись, и она повалилась в обсыпанную инеем траву. – Да где же он? Я знаю, он тебе его дал, – сердито бормотал чей-то голос.

Неровный, зазубренный кусочек клетки настойчиво и требовательно забился, жужжа, в ее кармане и вдруг исчез. Голос зашептал что-то невнятное, ахнул и – бамц! – Алисе вновь отвесили смачную оплеуху. Голова ее мотнулась в сторону, она резко выпрямилась и мгновенно ощутила себя живой, настоящей и совершенно… совершенно разбитой.

Голова ее упала на грудь, к горлу подступила тошнота. Она согнулась пополам, и ее вырвало в заледеневшую траву. Чьи-то руки похлопали ее по спине, и Алису вывернуло наизнанку горькой водянистой желчью.

Очистив желудок, она умиротворенно застонала и, встав на колени, утерла рукавом рот. Мир вокруг ходил ходуном.

В глазах плыли белые пятна. Алиса глубоко вздохнула. «Дыши, – уговаривала она себя. – Дыши». Медленно и не очень охотно мир наконец перестал вертеться и остановился.

Она все-таки перебралась на другую сторону. Преодолела реку Лету. И теперь, словно недоброе предзнаменование, перед ней возвышался непроходимый дремучий лес, разросшийся по всей Сулка-топи – непроницаемо-темная бесконечная стена из простершихся в вечность черных ветвей, заполонивших собой все вокруг.

Дрожащей рукой Алиса смахнула с лица влажные волосы. Ее так немилосердно трясло от холода, что она боялась, как бы ее жизненно важные органы не истерлись в труху.

– Переохлаждение, – раздался позади нее голос.

Алиса обернулась. Перед ней стояла маленькая сухонькая старушка с острыми бусинками встревоженных глаз и венчиком легких как пух волос. Надо же, какая… знакомая незнакомая старушка…

– Что… Кто… Где вы… – заикаясь, проговорила Алиса.

– Я вытащила тебя из воды. Надеюсь, я подоспела вовремя и ничего страшного с тобой не случилось, и все же, когда вернешься домой, покажись-ка врачу.

– Вы тут одна? Вы первый человек, которого я тут встретила.

Человек. А человек ли она?

– Другие там, за лесом.

– Другие?

– Другие души, духи, тени. Называй нас как хочешь.

– Вы… умерли?

– Очень на это надеюсь. Иначе вряд ли я бы с такой легкостью перенесла кремацию. – Старушка улыбнулась и заковыляла к Алисе. – Алиса Уиндем. Я ждала тебя. Верни, пожалуйста, мое перо.

Алиса в немом изумлении уставилась на нее, беззвучно повторяя про себя слово «перо». Мысли, будто увязшие в меду мухи, медленно ворочались в ее отяжелевшем мозгу.

– Кто вы?

– Сильвия.

– Сильвия… – Алиса наморщила лоб, припоминая вроде бы знакомое ей имя, но… Нет. Похоже, ей начисто отшибло память. – Я не совсем…

– Это все вода. Не так уж много ты ее и наглоталась, по-моему, однако, хватит и капли, чтобы человек все запамятовал. Отдышись как следует. – Сильвия уложила Алису на хрусткую траву. – Дай голове роздых хотя бы минутку, а потом начинай шевелить мозгами.

Алиса кивнула, прикрыла глаза и погрузилась в раздумья. Из глубин памяти всплыли расписание лекций и номер телефона ее бывшего. Она вспомнила, что ее отец болел за футбольный клуб «Суиндон Таун», а у ее матери были голубые глаза. Она вспомнила множество вещей. Мириады. Но что-то изгладилось из ее памяти безвозвратно. Она не знала, что именно, однако испытывала чувство тревожного беспокойства – вдруг она упустила нечто важное? Алиса поднялась и нетвердо закачалась над подгибавшихся ногах.

– Вы – Сильвия, – прохрипела она. – Я вас помню. И вы… вы – здесь? – Сильвия смиренно кивнула. – Ваше перо… Мне без него не обойтись.

– Обойтись и еще как. Ты прекрасно видишь и без него.

– Да нет же!

– Перо ослепляет тебя. Ты полагаешься на него, потому что боишься поверить в себя. Верни его мне, птичка-пичужка. – Алиса вытянула перо из кармана и крепко прижала к груди, но Сильвия нежно разжала ее пальцы и выдернула перо у нее из рук. – А теперь, – сказала старушка, – раскрой глаза и взгляни вокруг.

– Взглянуть – на что? – насупилась Алиса. – Я теперь даже полуночника Колина не вижу.

– Потому что он улетел. Я не смогла разорвать нить, обвязанную вокруг твоего запястья, и я перерезала ее кусочком Арбор Талви. Я нашла его у тебя в кармане. – Алиса открыла рот. – И не смотри на меня так. Ты же понимаешь, я не могла поступить иначе. Черный Зверинец требует свою долю.

– Полуночник Колина стал данью Зверинца?

– Разумеется. Ну да и бог с ним. Гляди. Вон туда.

Она махнула рукой куда-то за плечо Алисы. Алиса обернулась и…

Обомлела. Мрачный зловещий лес, где деревья вздымали в небо тонкие скелетоподобные ветви, был не просто лесом. Росшие в нем деревья сплетались, свивались, скручивались, сцеплялись в самые умопомрачительные формы и образы, оставляя немного свободного пространства для… полуночников, которые порхали, прихорашивались и дремали между ветвями. Лес изобиловал полуночниками. Кишел ими. Ибо это был и лес, и в то же время не лес. Это был птичник. Это был…

– Черный Зверинец, – сказала Сильвия и вложила что-то в ладонь Алисе. – Теперь поняла? – Алиса посмотрела на свою ладонь: на ней, подрагивая и излучая жар, сверкал отломанный кусочек клетки. – Обломок Арбор Талви чувствует, что вернулся домой, – прошептала Сильвия.

– Вы перерезали им нить у меня на запястье, но как вы догадались, что он находится у меня в кармане? – удивилась Алиса.

– Так это же я дала его Кроули, – рассмеялась старушка.

Алиса смешалась. Но ведь Кроули настаивал, что получил его не от Сильвии, так как Сильвия умерла раньше, чем улетел полуночник Джен. Может, старушка после своей смерти исхитрилась отыскать клетку, отломить от нее кусочек и передать его Кроули?

– А Кроули сказал, что это были не вы. Он сказал…

– Чего он только не говорит! – Старушка потрепала ее по руке. – Порой его слова жалят, как осы. Не обращай на них внимания. У Кроули важны не слова, а поступки.

Алиса кивнула.

– А как переводится «Арбор Талви»? Оно звучит очень похоже на… Арбор Суви, то дерево из Аббатской библиотеки.

– Ах да, понимаю. Это как две стороны одной медали. В лесной чаще на Сулка-топи растут только деревья Арбор Талви. «Арбор Талви» значит «Древо Смерти» или «Древо Зимы» в отличие от «Арбор Суви», «Древа Жизни». «Суви», как тебе известно, по-фински значит «лето». А деревянный кусочек у тебя в руках – это кора Арбор Талви, что отломана от клетки полуночника юной леди.

Алиса стиснула обломок в кулаке, и ладонь ее закололо маленькими иголочками.

– Вы пойдете со мной? В Черный Зверинец?

– Боюсь, что нет. – Сильвия покачала головой. – Вместо этого я напутствую тебя мудрым словом. Будь осторожна с Арбор Талви. Не размахивай им налево и направо, иначе ненароком располосуешь нить, связующую тебя и твоего полуночника. В этом и есть предназначение Арбор Талви. И поэтому Арбор Талви растет только здесь и нигде более. Арбор Талви манит к себе полуночников, как мотылька – лампа. Удержи своего полуночника как можно дольше возле клетки, от которой я выломала кусочек, и он откроет ее.

– Мой полуночник откроет клетку?

– Любой полуночник может открыть клетку, разве Кроули тебе не сказал? – Глаза Сильвии недоверчиво распахнулись. – Полуночник – универсальный ключ. Любой полуночник открывает и закрывает клетки, любые клетки. Но я подозреваю, вы придумали нечто более изощренное… Более хитроумное и изобретательное… – Сильвия поглядела на Алису, и недоверие в ее глазах уступило место ужасу. – Неужели в его светлую голову не пришло ничего лучшего, как послать тебя сюда с одним-единственным запасным полуночником? И вы даже не сварганили худо-бедного плана, как затем вызволить твоего полуночника?

– Вы о чем? Мой полуночник откроет клетку и… Все просто. Какие проблемы? Я заберу из клетки птаха Джен и отправлюсь домой.

Лицо Сильвии преисполнилось состраданием и жалостью.

– Как только ты отворишь клетку и заберешь птаха своей подруги, твой полуночник займет его место. Око за око. Зуб за зуб. Птах юной леди вылетит из клетки, а твой птах – поселится в ней. И единственный способ вызволить твоего птенчика – поменять его на другого полуночника. Я думала, ты принесешь двух птахов: одного, чтобы беспрепятственно прогуляться по топи, и второго, чтобы посадить его в клетку.

Алиса только безмолвно открывала и закрывала рот. У нее ведь были два полуночника! Гори в аду, чертов Проктор! Она прикрыла ладонями глаза. Обломок Арбор Талви коснулся ее щеки. Проктор знал, что с одним полуночником вся ее затея провалится к чертям. Наверняка об этом знал и Кроули, но она не дала ему и рта раскрыть, соврав, что обо всем позаботилась… Ну почему, почему она не додумалась, что клетка окажется заперта? Что ей не удастся в темпе вальса прошвырнуться по топи и открыть клетку голыми руками.

– Я что-нибудь придумаю, – пробормотала Алиса, устало потерла глаза и повернулась лицом к чащобе. – Вы не прогуляетесь со мной? Немного. До леса…

Теперь, когда ее маленький спутник, полуночник Колина, улетел, она чувствовала себя совсем одинокой.

– Разумеется, – кивнула Сильвия. – Я пройду с тобой столько, сколько смогу… Но где-то там горюет по мне любимый мой полуночник. Увидеть его сидящим в клетке – выше моих сил. Я так тоскую о нем.

И они зашагали к лесу по оледеневшей топи. Холодный и влажный ветер трепал Алисе волосы, хлестал по щекам, лез под воротник. Каждый шаг давался ей с неимоверным трудом. Мокрое пальто смерзлось и покрылось льдистыми катышками. Алису трясло. Она не чувствовала ни рук, ни ног, а только подрагивающий в ладони обломок Арбор Талви.

– В-вы давно знаете К-кроули? – стуча зубами, спросила она.

Изо рта ее валил пар, мороз продирал до костей. Еще немного, и она замерзнет до смерти.

– С тех самых пор, как он был маленьким напуганным мальчишкой.

– А ч-чего он б-боялся?

– Крови, что течет в нем.

– Крови?

– Той крови, что он унаследовал от отца. Его отец был сущим негодяем. К сожалению, человек не всегда властен над своею судьбой. Уж тебе ли об этом не знать. – Алиса растерянно кивнула. – У Кроули, однако ж, добрая душа, хотя по его виду это и не скажешь. Жизнь немилосердно перемолола его. Впрочем, как и многих других, хотя, возможно, с ним она обошлась чересчур сурово. Его сердце – отверзшаяся рана. Из-за пережитых смертей да злых языков.

Лес приближался, нависая над белым безмолвием жуткой, отвратительной тенью. Алиса из последних сил медленно тащилась вперед. Как больно… Невыносимо… «Джен, – повторяла она, как заклинание, – Джен». Она здесь ради Джен. Ради Джен, которая, не раздумывая, бросилась бы из-за нее в горнило смерти.

– А вы видели его п-полуночника? – заклацала зубами Алиса. – Он всегда п-прячет своего птаха. Я не могу понять, ч-что он от м-меня скрывает.

– Полуночника Кроули? О да, видела. Таких полуночников не забываешь. Величественный птах.

– А моего п-полуночника вы видите? Каков он?

А вдруг ее час пробил? Вдруг она умрет здесь, так и не увидев своего полуночника?

– Сейчас я вижу намного лучше, чем раньше. Твой птах… очень, очень красивый. Я заметила его еще прежде, когда мы с тобой ехали в автобусе.

– Но как мне заставить его открыть клетку, если я даже не вижу его?

– Отыщи нужную тебе клетку. Остальное сделает твой полуночник.

Алиса кивнула и прикусила губу. Ее взгляд рассеянно метался по сонмищу Арбор Талви, в ветвях которых гнездилась тьма-тьмущая полуночников.

– А я теперь всегда буду их видеть? Полуночников других людей? Без вашего пера?

– Деточка моя, увидеть полуночника для тебя теперь так же просто, как глазом моргнуть. Или выключателем щелкнуть. Ты можешь видеть или не видеть их по одному своему желанию. До тех пор, пока ты…

Жива. Сильвия не произнесла последнего слова, но Алиса и так все поняла.

Они остановились на опушке леса. Перед ними, приглашая укрыться под сенью своих скрюченных, оплетенных ветвей, почетным караулом вздымались два ряда деревьев. Слабые солнечные лучи, пробивавшиеся из-за серых туч, скудно освещали промерзшую насквозь землю и извилистую тропинку, уводившую в чащу.

Кусочек Арбор Талви в кулаке Алисы неистово задергался, и Алиса разжала ладонь. Осколок бешено крутился, как стрелка компаса, и вдруг неподвижно застыл, будто упавшая стрела. Все, как и говорил Кроули.

– Следуй за стрелкой, – сказала Сильвия, отступая на шаг. Алиса испуганно вздохнула и потыкала осколок Арбор Талви пальцем. Осколок не шелохнулся. Он проложил свой курс. – Удачи, – махнула ей на прощание старушка.

Алиса хотела поблагодарить ее, но от волнения у нее перехватило горло, и она лишь кивнула и вошла в Черный Зверинец.