Джулиана позвонила как-то днем и назначила встречу на ближайшее воскресенье, на пьяцца Амедео; Роберто тоже собирался прийти. Я почувствовала, что мгновение, к которому я так долго стремилась, о котором так долго мечтала, действительно наступило, и опять испугалась – еще сильнее, чем прежде. Я что-то забормотала, стала говорить, что у меня куча уроков, но Джулиана ответила со смехом: «Джанни, не волнуйся, Роберто тебя не съест, я хочу ему показать, что у меня тоже есть подруги, которые много учатся и умеют хорошо говорить, так что сделай мне одолжение».

Я замешкалась, смутилась и, чтобы уцепиться за что-то, что точно могло бы помешать нашей встрече, завела речь об Анджеле. Я уже решила, сама себе в этом не признаваясь, что если Джулиана действительно назначит мне встречу с участием жениха, я ничего не скажу Анджеле, – не нужны мне лишние проблемы и переживания. Но порой наши мысли выпускают на волю дремлющую силу, пробуждают некие образы и тычут ими прямо нам в лицо. Я была уверена, что вызванный мной образ Анджелы не понравится Джулиане и она скажет: «Ладно, тогда в другой раз». Я живо представила, как моя подруга хлопает глазками, округляет рот, демонстрирует грудь, выгибает спину; внезапно я решила, что если поставить ее рядом с Роберто, позволить ей внести раздор в их с Джулианой отношения или даже разрушить их, то это может, подобно цунами, сломать абсолютно все. Я сказала:

– Только есть одна проблема: я рассказала Анджеле, что мы с тобой встречались и что, вероятно, мы снова увидимся, но уже вместе с Роберто.

– Ну и что?

– Она тоже хочет прийти.

Джулиана долго молчала, а потом ответила:

– Джанни, вы с Анджелой мне очень нравитесь, но с ней тяжело, она вечно во все сует свой нос.

– Я знаю.

– А ты можешь ничего ей не говорить про нашу встречу?

– Нет, не получится. Она так или иначе узнает, что я виделась с тобой и твоим женихом, и перестанет со мной разговаривать. Лучше не надо.

Еще несколько секунд тишины, и потом она согласилась:

– Ладно, пусть тоже приходит.

С этого мгновения у меня бешено колотилось сердце. Я так боялась показаться Роберто необразованной и неумной, что потеряла сон и чуть было не позвонила отцу, чтобы расспросить его о жизни, смерти, Боге, христианстве и коммунизме, а потом использовать его ответы как фундаментальные истины, если между мной и Роберто начнется беседа. Но я утерпела и не позвонила, мне не хотелось смешивать жениха Джулианы, который казался мне почти небесным созданием, с приземленным убожеством моего отца. К тому же я постоянно думала о своем внешнем виде. Как мне одеться? Что нужно сделать, чтобы казаться хоть чуть-чуть миловиднее?

В отличие от Анджелы, которая с детства уделяла большое внимание гардеробу, я, с тех пор как начался затяжной кризис, демонстративно старалась не выглядеть хорошо. «Ты некрасивая, – решила я, – а некрасивый человек вызовет смех, если начнет прихорашиваться». Поэтому моим единственным пунктиком стала чистота: я то и дело мылась. В остальном же я пряталась от мира, надевая все черное, или, наоборот, сильно красилась, носила яркие цвета, вела себя подчеркнуто развязно. Однако на сей раз я пробовала то одно, то другое, пытаясь понять, можно ли найти нечто среднее, что сделает мой внешний вид вполне приемлемым. Поскольку я себе никогда не нравилась, в конце концов я решила, что главное – выбрать цвета, которые хорошо сочетаются друг с другом. Крикнув маме, что иду гулять с Анджелой, я выскочила из дома и помчалась пешком вниз по виа Сан-Джакомо-деи-Капри.

Из-за волнения мне было дурно; пока фуникулер грохотал, как обычно, медленно спускаясь к пьяцца Амедео, я боялась, что споткнусь, ударюсь головой и умру. Или рассвирепею и выцарапаю кому-нибудь глаза. Я опаздывала, я обливалась потом, я беспрерывно поправляла руками волосы, боясь, что они прилипнут к голове, как это иногда случалось с Витторией. Придя на площадь, я сразу увидела Анджелу – она махала мне рукой, сидя за столиком бара, и уже что-то пила. Я подошла, села рядом; пригревало солнышко. «А вот и наши жених и невеста», - сказала моя подруга, и я поняла, что они стоят у меня за спиной. Я не только не разрешила себе повернуться, но даже не приподнялась, как сделала Анджела, а осталась сидеть. Я почувствовала невесомую руку Джулианы у себя на плече («Привет, Джанни!»), взглянула краем глаза на ухоженную ладонь, на рукав коричневого жакета, на выглядывавший из-под него браслет. Анджела уже произносила первые вежливые фразы, теперь и мне полагалось что-нибудь сказать, хотя бы ответить на приветствие. Но выглядывавший из-под рукава браслет был тем самым, который я возвратила тете; от удивления я даже не смогла поздороваться. Виттория, Виттория… Я не знала, что и думать, она действительно была такой, какой ее описывали родители. Она забрала браслет у меня, своей племянницы, и, хотя казалось, что она без него жить не может, отдала крестнице. Как сияло это украшение на запястье Джулианы! Оно казалось поистине драгоценным.