Возбуждение из-за успешной встречи с директрисой прошло, как только мы сели в машину. Устраиваясь поудобнее, отец не переставал хвастаться.

– Пусть это станет тебе уроком. Построить можно любого. Будь уверена, что пока ты учишься в лицее, эта женщина всегда будет на твоей стороне.

Я не смогла сдержаться и ответила:

– Не на моей, а на твоей.

Он уловил в моих словах враждебность и будто бы устыдился того, что оказался в этой истории единственным героем. Вместо того чтобы завести машину, он закрыл лицо ладонями и провел ими ото лба к подбородку, словно стирая все, что только что говорил.

– Ты предпочла бы все уладить сама?

– Да.

– Тебе не понравилось, как я себя вел?

– Ты все сделал правильно. Если бы ты попросил ее выйти за тебя замуж, она бы ответила «да».

– Как же я, по-твоему, должен был поступить?

– Никак. Заниматься своими делами. Ты ушел, у тебя другая жена, другие дочери, оставь нас с мамой в покое.

– Мы с твоей мамой любим друг друга. А ты моя единственная, любимейшая дочь.

– Вранье.

Глаза отца вспыхнули гневом, мне показалось, что он обиделся. Ага, подумала я, вот от кого у меня сила, чтобы сопротивляться таким, как Сильвестро. Но кровь, ударившая отцу в голову, быстро отхлынула, и он тихо проговорил:

– Я отвезу тебя домой.

– Ко мне или к тебе?

– Куда хочешь.

– Я ничего не хочу. Все всегда делают то, что хочешь ты, папа, ты умеешь проникать людям в головы.

– Что ты такое говоришь?!

Кровь в жилах отца вновь закипела, я это поняла по его зрачкам: да, при желании я и впрямь могла вывести его из себя. Но он ни за что не станет бить меня по щекам, подумала я, ему это не нужно. Он может уничтожить меня словами, он это умеет, с детства натренировался – именно так он разрушил любовь Виттории и Энцо. Он и меня этому учил, пока я его не разочаровала: хотел, чтобы я стала такой же. Но он и словами не станет меня уничтожать – он думает, что любит меня, и боится причинить мне боль. Я сменила пластинку.

– Прости, – пробормотала я, – не хочу, чтобы ты из-за меня волновался, не хочу, чтобы по моей вине ты тратил время на то, чем тебе совсем не хочется заниматься.

– Тогда веди себя хорошо. Как тебя угораздило напасть на этого парня? Так нельзя, это неправильно. Моя сестра вела себя так же и в итоге доучилась только до пятого класса.

– Я решила нагнать потерянный год.

– Вот это приятно слышать.

– А еще я решила больше не видеться с тетей Витторией.

– Если это твой выбор, я рад.

– Но я буду видеться с детьми Маргериты.

Отец растерянно взглянул на меня:

– Это кто же такая?

Несколько секунд я думала, что он притворяется, но потом поняла, что нет. Если его сестра даже после всех скандалов с маниакальным упорством выведывала его секреты, отец о ней и слышать не хотел. Он десятилетиями сражался с Витторией, но ничего не знал о ее жизни: высокомерная беспечность была важной составляющей его презрительного отношения к сестре. Я объяснила:

– Маргерита – подруга тети Виттории.

Он раздраженно махнул рукой.

– Точно, я и забыл, как ее зовут.

– У нее трое детей: Тонино, Джулиана и Коррадо. Джулиана лучше всех. Она мне очень нравится, она на пять лет старше меня и очень умная. Ее жених учится в Милане, он там окончил университет. Я с ним познакомилась, и он мне тоже очень понравился.

– Как его зовут?

– Роберто Матезе.

Отец недоверчиво взглянул на меня:

– Роберто Матезе?

Когда отец говорил таким голосом, я точно знала: речь шла о том, кем он искренне восхищался и кому немного завидовал. Ему стало любопытно, он спросил, как я познакомилась с Роберто, и убедился, что мой Роберто и был тем самым молодым ученым, который печатал очень глубокие статьи в авторитетном журнале Католического университета. Я залилась краской – от гордости, от ощущения, что отомстила отцу. Я подумала: вот ты все читаешь, занимаешься, пишешь, а он все равно намного лучше тебя, да ты и сам это знаешь, ты только что в этом признался. Отец спросил с удивлением:

– Вы познакомились в Пасконе?

– Да, в церкви. Он родился в том районе, а потом перебрался в Милан. Меня с ним познакомила тетя Виттория.

Отец выглядел смущенным, словно из-за нескольких последних фраз его представления о географии пошатнулись; ему явно никак не удавалось сложить вместе Милан, Вомеро и Пасконе, где родился и он сам. Но он быстро вернулся к обычному тону родителя и наставника:

– Что ж, отлично, я очень рад. Кто бы ни вызывал у тебя интерес, твое право и даже обязанность познакомиться с этим человеком поближе. Так люди и растут. Жаль только, что ты почти не видишься с Анджелой и Идой. У вас много общего. Вы должны стать подругами, как раньше. Ты знаешь, что у Анджелы тоже есть приятели в Пасконе?

Мне показалось, что название района, которое обычно отец произносил с раздражением, горечью, презрением, причем не только в моем присутствии, но и, скорее всего, в присутствии Анджелы, чтобы бросить тень на друзей приемной дочери, на сей раз прозвучало без особой досады. Хотя, возможно, я преувеличивала: наверное, я не справлялась с желанием, от которого было больно мне самой, – желанием выставить отца ничтожным человеком. Я взглянула на его нежную руку, которая уже поворачивала ключ зажигания, и решилась:

– Хорошо, я ненадолго съезжу к тебе домой.

– А дуться не будешь?

– Нет.

Он обрадовался; мы поехали.

– Это не только мой дом, но и твой.

– Я знаю.

Пока мы ехали в Позиллипо, я долго молчала, а потом спросила:

– Ты много разговариваешь с Анджелой и Идой, у вас хорошие отношения?

– Вполне.

– Лучше, чем были у них с Мариано?

– Не исключено.

– Кого ты больше любишь: меня или их?

– О чем ты? Тебя я люблю намного сильнее.