56
— Где вы находились и что делали в эти даты?
Ванья подвинула к нему листок бумаги с четырьмя датами. Первая — дата убийства Патриции Андрэн в Хельсингборге, последняя — вчерашняя. Быстро взглянув на короткий список, Саурунас опять посмотрел на Ванью и сидевшего с ней рядом Торкеля.
— Почему вы хотите это знать?
— Это даты и время, когда, как нам известно, четыре жертвы встретились с преступником.
Мужчина рядом с Саурунасом взял у него листок и взглянул на список. Хенрик Бильгрен, государственный защитник. Торкель и Ванья с ним уже неоднократно встречались. Спокойный, тихий человек, изо всех сил старающийся помогать своим клиентам, хотя предварительно виделся с ними всего несколько минут, но всегда с уважением к полицейской работе. Ванья относилась к нему хорошо и думала, что Торкель тоже.
— Время указано очень точно, — отметил он спокойным голосом, в котором по-прежнему слышались отголоски того, что он вырос в провинции Даларна.
— Тем легче сказать, где он тогда находился, — возразила Ванья.
Хенрик кивнул Саурунасу, показывая, что тому следует ответить на их вопрос, и вернул ему листок.
— Я не знаю, о чем вы говорите, — произнес Саурунас голосом полным беспокойства и устремил на сидящих по другую сторону стола умоляющий взгляд. — Я ничего не сделал. Я даже не знаю, кто эти люди, которых она перечисляла, — закончил он, кивая на Ванью.
— Будьте любезны, посмотрите на даты, — вставил Торкель.
Саурунас выполнил распоряжение. Посмотрел на короткий список и потом опять поднял взгляд на них.
— Двадцать шестого мая я поехал к матери в Каунас и оставался там до пятого июня. Потом заехал домой, взял другие вещи и поехал в домик в Херьедален, который мне одолжили со следующего дня.
— Кто одолжил.
— Муж сестры. Или бывший муж. Они уже развелись.
— Можете ли вы предоставить нам его имя и контактные данные?
— Конечно, написать их здесь? — Саурунас показал на листок с датами.
— Нет, тут, — ответила Ванья и передвинула к нему новый, пустой лист.
— И вы вернулись из Херьедалена сегодня? — поинтересовался Торкель, пока Саурунас писал.
Саурунас кивнул и подвинул к Ванье оба листа. Торкель взял лист с контактными данными и, утвердительно кивнув Ванье, встал и покинул комнату.
— Вы там с кем-нибудь встречались? — продолжила Ванья. — К вам приезжали гости?
— Домик расположен очень уединенно. Электричества нет, вода в колодце, дровяная плита. Ничего нет. Я поехал туда, чтобы побыть в покое, порыбачить и обдумать разные вещи.
— Над чем ему требовалось подумать? — спросил Себастиан, который стоял в соседней комнате и изучал допрос через окно с двусторонним стеклом, не дающим возможности обвиняемому видеть то, что происходит в соседней комнате. При необходимости он мог вставлять краткие комментарии напрямую Ванье, через наушник-ракушку у нее в правом ухе.
Как сейчас.
— О чем вы думали? — поинтересовалась Ванья, и услышать, что ей суфлируют, было невозможно.
— Мне только что пришлось покинуть КТИ, возможно, вы знаете? — Саурунас опять посмотрел на нее вопросительно, и Ванья кивнула. — Что мне теперь делать? Искать новую работу, пытаться вернуться обратно, заняться чем-то другим. Мысли такого рода.
— Как вы туда добирались? На автофургоне?
— На каком автофургоне?
— У вас нет доступа к автофургону?
— Нет, я поехал на своей машине. «Вольво».
— У нас есть сведения, что вы иногда ездите на автофургоне, — непринужденным тоном солгала Ванья, делая вид, будто ищет в своих бумагах именно эти сведения, чтобы ее слова производили более достоверное впечатление.
Если у Саурунаса действительно имелся доступ к автофургону, это был прекрасный случай сознаться, чтобы потом не смогли доказать, что он лгал при первом разговоре. Подтверждать уже известное полиции и отрицать все остальное — лучший способ поведения на допросе. Если Кристиан Саурунас это Свен Катон, то он наверняка достаточно умен, чтобы это понимать.
Однако выразительное покачивание головой показало ей, что мужчина по другую сторону стола не намерен клевать на ее маленькую ложь.
— Нет.
— Точно?
— Я думаю, что мой клиент все-таки знает, ездит он иногда на автофургоне или нет, — почти с робостью вмешался в разговор Бильгрен. — Может быть, оставим это и пойдем дальше?
Ванья кивнула. Она попробовала, но не получилось. Себастиан у нее в ухе молчал. Поэтому она продолжила по плану.
— Может ли кто-нибудь подтвердить, что вы действительно находились в Херьедалене?
Саурунас опять отрицательно покачал головой и глубоко вздохнул, сообразив, как это прозвучит.
— Место очень уединенное. Приходится оставлять машину и почти десять километров идти через дикие места.
Ванья молча сделала запись.
Как удачно.
Он проводит месяц в самом уединенном месте мира в то самое время, когда совершаются четыре убийства.
— У меня было с собой все, что требовалось на эти недели, — продолжил Саурунас, словно предвидя, каким будет следующий вопрос Ваньи. — Ну и, конечно, я надеялся наловить рыбы. — Он попробовал слегка улыбнуться, но Ванья на улыбку не ответила.
Дверь в минималистично обставленную комнату приоткрылась, и в нее просунулась голова Торкеля. Ванья обернулась, и маленький кивок в сторону коридора показал ей, что Торкелю нужно с ней поговорить.
— Мы ненадолго прервемся, — сказала она, наклонилась вперед, выключила магнитофон, встала и покинула сидевших за столом мужчин.
Себастиан вышел из своей комнаты и присоединился в коридоре к Торкелю и Ванье.
— Муж сестры подтверждает, что Саурунас приехал и взял ключи от домика шестого июня и что у него была полная машина вещей, — сообщил им Торкель, пока они шли в сторону офиса.
— Что он сказал об автофургоне?
— По его сведениям, Саурунас доступа ни к какому автофургону не имел.
Ванья глубоко вздохнула. По всему телу быстро распространилась усталость.
Концентрация, адреналин, охота. Это заставляло ее работать на полную мощность, отбрасывать ради работы все остальное, и физическую усталость, и психологическое истощение.
Теперь они опять дали о себе знать.
Неужели придется отступить и начинать сначала? Что у них тогда остается?
По сути дела, ничего. Тогда им придется расширить поиск тех, у кого училась Оливия Йонсон. Искать не только среди научных руководителей, но и среди всех, кто преподавал ей в КТИ какой-нибудь предмет. Или еще хуже, может, как опасался Билли, оказаться, что она училась у этого человека давно и он просто следил за ней на протяжении нескольких лет. Задача почти безнадежная. Ни технических доказательств, ни ДНК или отпечатков пальцев. Остается надеяться, что Урсула и команда криминалистов нашли что-нибудь у Саурунаса дома, иначе…
— Я позвоню Урсуле, — сказала она и достала телефон.
Себастиан и Торкель двинулись дальше, к Билли.
— Что-нибудь нашел? — спросил Торкель, когда они подошли к нему.
— У меня только мобильный телефон, компьютер везут из квартиры.
— А в нем что-нибудь есть?
Билли вывел на экран документ и слегка наклонился к компьютеру.
— Последний раз он звонил утром шестого июня.
— Кому?
— В Сольну, некоему… Давиду Лагергрену.
— Мужу сестры. После этого звонков не было?
— Нет.
— А он мог их стереть? — вставил Себастиан.
— Конечно, мог, но я проверил, как он подсоединялся к вышкам, и он двигался в направлении Херьедален, а потом исчез.
— Значит, это не он звонил Веберу из автофургона?
— Во всяком случае, точно не с этого телефона.
Торкель выругался про себя.
— И у него есть снимки, сделанные после шестого. Несколько штук.
Билли взял мышку и открыл новый документ. На экране появились ряды фотографий. Билли слегка повернул компьютер к Торкелю, который наклонился поближе. Фотография маленького уединенно расположенного домика, какой-то завтрак на столе перед окном с видом на заснеженные горные склоны. Но большинство снимков, похоже, сделано на реке или около нее, с бескрайними торфяниками, простирающимися до возвышающихся на заднем плане величественных гор. Много снимков рыбы: плещущейся возле берега или лежащей на пне. Большинство рыб довольно крупные, пятнистые, желтовато-зеленые снизу. Торкель подумал, что это какая-то разновидность кумжи. Другая, часто встречающаяся на снимках, рыба была поменьше, с большим плавником на спине. Как она называется, Торкель не имел представления.
Лагерный костер. Дымящаяся чашка кофе. Только что снятая с вертела рыба в фольге.
Торкель поймал себя на ощущении тоски в сочетании с легкой завистью к Саурунасу. Ему тоже хотелось стоять в воде по бедра и ловить рыбу посреди тихой дикой природы. Во взрослом состоянии он ни разу не рыбачил, но это неважно. Главным было ощущение, которое транслировали снимки. Спокойствие. Возможность размышлять. Наедине с природой и своими мыслями.
— Вот эта… — продолжил Билли и увеличил одну из фотографий так, что она покрыла весь экран. — Она снята, когда наш преступник, как мы знаем, обедал с Петковичем в Ульрисехамне.
Он указал на дату и время в правом нижнем углу фотографии. Увидев фотографию, Торкель почувствовал, как настроение у него ухудшилось. Снимок был одним из немногих «селфи». Саурунас, в ветровке, с шапкой на голове и с немного более редкой бородой. Улыбается в камеру, позади него вода, а в нескольких сотнях метров, на противоположной стороне, виднеются идущие через торфяник два лося.
— А он мог подделать дату и время? — попытался Торкель, почти не сомневаясь, что хватается за соломинку.
— Едва ли, — прозвучал ожидаемый ответ.
Как будто для ухудшения настроения одного этого было мало, к ним направлялась Ванья, и с первого взгляда на нее Торкель понял, что Урсула не дала ей ничего, что бы подтверждало подозрения в отношении Саурунаса.
— В квартире нет ничего, связывающего его с жертвами или указывающего на то, что он может быть Катоном, — подойдя, подтвердила Ванья.
Ненадолго воцарилась тишина. Все думали об одном и том же, но общую мысль озвучил Билли.
— Значит, мы его отпускаем?
Торкель лишь кивнул — никаких других вариантов не оставалось. Конечно, они могут задержать его на 72 часа, но Бильгрен, вполне справедливо, поставит обоснование под сомнение, и никакой прокурор не даст санкцию на задержание. Основания не просто зыбкие, они вообще отсутствуют.
— Дайте мне поговорить с ним несколько минут, — нарушил молчание Себастиан и, прежде чем кто-либо успел среагировать, быстрым, решительным шагом направился обратно в допросную.
— Себастиан Бергман, здравствуйте, — произнес Себастиан, закрыв за собой дверь и подойдя к столу.
Саурунас и его адвокат подняли взгляды, словно ожидая протянутой руки, но тщетно.
— Как вы отнеслись к потере работы? — стоя поинтересовался Себастиан.
— Кто вы такой? — спросил Хенрик Бильгрен довольно строгим голосом, прежде чем Саурунас успел ответить.
— Я же сказал, Себастиан Бергман, я здесь работаю. Криминальный психолог, если для вас важны титулы. Я могу продолжать?
Себастиан бросил на адвоката усталый взгляд, который, как он надеялся, четко демонстрировал, что чем меньше тот в дальнейшем будет подавать голос, тем лучше. Если Бильгрен и уловил подтекст, то, во всяком случае, не показал этого. Он лишь коротко кивнул в ответ.
— Как вы отнеслись к потере работы? — по-прежнему стоя перед Саурунасом, повторил Себастиан.
— Как я к этому отнесся?
— Да.
— А вы как думаете? Я… разозлился, расстроился, пришел в отчаяние. Я проработал там более пятнадцати лет.
— Вы считали, что вместо вас работы должны были лишиться другие? Менее талантливые, тупые коллеги?
— Университетский мир устроен не совсем так, каждый добывает финансирование для своих исследований…
— Тогда так: вы считаете, что другие меньше заслуживали финансирования, чем вы?
Саурунас наморщил лоб, опустил голову и, казалось, задумался, будто раньше таким вопросом не задавался. Под конец он кивнул и опять поднял взгляд на Себастиана.
— Думаю, да, — подтвердил он. — Не уверен, что они менее талантливы, но знаю тех, чью научную работу можно подвергнуть сомнению, у кого она, пожалуй, менее актуальна, чем у меня, но… — Он с подавленным видом пожал плечами. — Что мне оставалось делать?
— К чему конкретно вы клоните? — вмешался Бильгрен. Себастиан полностью проигнорировал его и, пройдя мимо Саурунаса, оказался у того за спиной.
— Что вы почувствовали, когда Оливия Йонсон получила стипендию?
Саурунас развернулся на стуле, чтобы по-прежнему видеть Себастиана, который встал возле матового окна, словно собираясь посмотреть на улицу.
— Гордость. Это было справедливо. Она была очень способной ученицей.
— Вы посчитали, что этому уделили достаточное внимание?
— Что вы имеете в виду?
— Газеты об этом писали? У нее брали интервью? Стало ли это важной новостью?
— Конечно, нет. — Вопрос, похоже, откровенно удивил Саурунаса. — Об этом написала институтская газета. Общество «Швеция-Америка» разместило информацию на своем сайте. Думаю, в «Свенска Дагбладет» тоже была маленькая заметочка, но на этом все.
— На этом и все, — повторил Себастиан и замолчал.
Он продолжал стоять, устремив взгляд в непрозрачное стекло. Секунды шли. Саурунас заерзал на стуле, повернулся к Бильгрену с вопросительным видом. Себастиан продолжал стоять. Молчание затягивалось.
— Я повторяю: к чему вы клоните? — спросил Бильгрен после почти тридцати секунд полной тишины.
Себастиан не ответил, но оторвался от окна, прошел мимо стола и сидящих за ним мужчин и выдвинул стул, на котором раньше сидела Ванья. Уселся и встретился с прямым, вопросительным взглядом Саурунаса. По-прежнему молча.
— Итак, Катон… — начал Себастиан и опять замолчал. Никакой видимой реакции у мужчины по другую сторону стола, только сосредоточенное ожидание продолжения. — Какого цвета брюшко у большой синицы?
— Желтого, — не задумываясь, сразу произнес Саурунас. Уже после ответа Себастиан увидел по его лицу, что он не понимает, что дает этот вопрос.
Себастиан решил перейти в наступление, поставить все на одну карту. Он медленно зааплодировал, наклоняясь над столом.
— Молодец. Правда, это доказательство устаревшего представления о знаниях. — Себастиан повысил голос, стал более настойчивым, наступательным. — Зачем людям держать это в голове, когда они в любой момент, где угодно, могут найти это в «Гугле»?
Саурунас повернулся к сидящему справа Бильгрену. Себастиан ударил рукой по столу, чтобы вернуть его внимание.
— Эти молодые люди уловили это. Они поняли, что требуется для того, чтобы стать успешными, привлекать внимание, зарабатывать деньги. Сегодня нужно нечто иное, нежели зубрежка справочников. Они стали известными, популярными и богатыми, а вы пахали в каком-то пыльном институте, который даже не нуждается в ваших услугах, и озлобились, потому что не получили заслуженного признания. Так кто же на самом деле умнее?
— Я действительно не понимаю, к чему это…
— Заткнись, — перебил адвоката Себастиан. — Я произношу маленький монолог, ничем не оскорбляя твоего клиента.
Он снова обошел вокруг стола так, что обращался к Саурунасу сзади.
— Вы знаете, кто вы? Динозавр, который смотрит на комету и думает, что может остановить ее.
— Я не знаю, какого ответа вы от меня ждете, — осторожно проговорил Саурунас, поняв, что Себастиан закончил.
Себастиан потянулся. Опять обошел вокруг стола, не глядя на мужчин, вероятно, пытавшихся понять, что это было. Он почти не сомневался в том, что мужчина, называвший себя Свеном Катоном или Катоном Старшим, среагировал бы, когда он употребил его псевдоним, поинтересовался бы, почему Себастиан его так называет, попытался бы откреститься от имени, сделать вид, будто слышит его впервые.
Он также был уверен, что мужчина, убивший за короткое время четверых человек и пожелавший распространить через вечернюю прессу некий манифест, не стал бы спокойно выслушивать обвинения в том, что он глуп, а его жертвы умнее его. У их преступника сильно ощущение превосходства и справедливости. Если такой человек как Себастиан не понимает его величия, он не смог бы не упрекнуть его. Их преступник очень умен, но он не сумел бы так контролировать свои эмоции, как мужчина за столом.
Себастиан взглянул в сторону зеркала. Он почти не сомневался в том, что в соседней комнате стоит Ванья. Возможно, Торкель тоже. Он подошел поближе к зеркалу и бросил на тех, кто бы там ни стоял, взгляд, говоривший: «Я не думаю, что это он».
Он был уверен, что они с ним согласны.
