Войти в систему
Войти с помощью соц. сетей:
С самого утра, точнее, ровно в 6 часов 30 минут, по установившейся еще до войны привычке командующий армией генерал-лейтенант Прохоров работал с документами. В это время, за исключением экстренных ситуаций, его никто не имел права тревожить. Адъютант приносил крепко заваренный чай в подстаканнике и отдельно на блюдце сахар и черный хлеб с маслом.
Как всегда, Федор Филиппович первым делом прочитал документы из папки «Совершенно секретно», потом перешел к бумагам второстепенной важности. Среди них взгляд его привлекла «Докладная записка» военного прокурора армии гвардии майора юстиции А. Сухарева.
В первой ее части сообщалось, что органами ОКР СМЕРШ армии проведена серьезная работа по выявлению и разоблачению контрреволюционного предательского элемента, пробравшегося в ряды Красной Армии и засланного немецкими разведывательными органами, оказана большая помощь местным территориальным органам НКВД по разоблачению контрреволюционного элемента из числа гражданского населения, бывших старост и полицейских, состоявших на службе немецких карательных органов, и иных пособников врага во временно оккупированных районах Курской и Орловской областей, ныне освобожденных.
Однако наряду с этим ряд работников ОКР СМЕРШ армии допускали извращение следственной практики и необоснованные аресты военнослужащих по обвинению их в контрреволюционных преступлениях. Так, оперуполномоченным отделения контрразведки СМЕРШ танкового батальона старшим лейтенантом И. Волком были незаконно арестованы командир взвода *** танковой бригады И. Ю. Родин и рядовой А. Деревянко – по обвинению в подготовке к дезертирству. Основание было не обосновано. Следователь ОО НКВД ОКР СМЕРШ *** танковой бригады капитан Н. Левин принимал все меры к тому, чтобы безосновательно обвинить Деревянко в подготовке к измене Родине и контрреволюционных высказываниях. На допросах задавал ему несуразные вопросы, требуя неправдоподобных признаний, как то: «Вы вводите следствие в заблуждение, следствие предлагает вам стать на путь правдивых показаний» и т. п. При явно необоснованном обвинении Н. Левин направил дела через военного прокурора в военный трибунал. Родин и Деревянко были осуждены военным трибуналом и направлены в штрафную роту.
Перечень фактов извращения следственной практики, необоснованно возбуждаемых дел со стороны отдельных работников ОКР СМЕРШ по обвинению военнослужащих и гражданских лиц в контрреволюционном и других преступлениях, фактов нарушения постановления ЦК ВКП (б) и СНК СССР от 17 ноября 1938 г. можно было бы продолжить, однако и приведенные факты заслуживают соответствующей реакции на них со стороны руководства ОКР СМЕРШ Армии и наказания виновных с целью изжития и недопущения впредь фактов необоснованных арестов военнослужащих и обвинения их в контрреволюционных преступлениях.
Военный прокурор *** армии гвардии майор юстиции А. Сухарев.
– Думают, никакой управы на них нет, – проворчал командующий и написал резолюцию: «Рекомендую дела по ст. лейтенанту И. Волку и капитану Н. Левину направить на рассмотрение в трибунал фронта».
Потом он приказал адъютанту принести представления к награждению участников операции по захвату и эвакуации с вражеской территории «Королевского тигра». Удовлетворенно прочитав фамилии представленных к награде, он внес поправку: напротив фамилии Родин Иван Юрьевич вычеркнул «орден Красной Звезды» и вписал «орден Красного Знамени».
– Что с «литерным»? – спросил командующий у адъютанта, имея в виду поезд, который должен был доставить «Королевский тигр», значившийся по классификации Panzerkampfwagen VI Ausf. B, прямиком в Ставку.
Адъютант посмотрел на часы:
– Через полчаса на станции должна начаться погрузка на платформу.
– Держи на контроле!
– Есть, товарищ командующий!
Через три недели раны потихоньку стали затягиваться, и Саша с помощью подруги уже вставала с постели. Госпитальное время тянулось медленно, Саша и Таня коротали его в беседах на разные девичьи темы.
Особенно со смехом вспоминали, как Танька, зараза, в тот вечер хотела вскружить голову «лучшему парню» из деревни Большая Драгунская. А Санька стоически держала оборону, краснея от одной мысли, что Таня чисто по-женски почувствует, что Саша Деревянко вовсе не лихой парнишка, а девушка… Нет, не догадалась и не раскрыла она эту страшную тайну.
А еще неделю спустя, когда холодный осенний ветер срывал уже последние листочки с березок за госпитальным окном и так же стыло и печально было на душе, Саше все чаще стали приходить унылые и безнадежные мысли. Куда направят ее после выписки из госпиталя? Стучать телеграфным ключом на узле связи? В тыловую службу? В медсанбат?… Уж лучше боевому механику-водителю санинструктором на передовую…
Тут в палату ворвалась Татьяна (она уже была в категории выздоравливающих), которая, как сорока на хвосте, первая приносила госпитальные новости, и радостно выпалила:
– Санька, к тебе гости!
– Кто? – спросила Саша, потуже затянув поясок на халате, мельком глянув в маленькое зеркальце (недавнее приобретение) и причесав наскоро расческой (второе приобретение) уже отросшие вихры.
В палату, слегка раскачиваясь, как все массивные люди, вошел сам командир бригады полковник Чугун. За ним с сияющими лицами – экипаж: Иван Родин, Кирилл Сидорский и Руслан Баграев.
Саня ойкнула от неожиданности и восторга, поднялась, шагнула навстречу, слегка пошатнулась и тут же попала в мощные объятия Василия Ивановича и всех поочередно ребят. Что было – счастье, радость, крики и веселье! Для танкистов это было сравнимо с чувством, когда на боевых машинах, сметя вражескую оборону, ты вырываешься на оперативный простор.
Тут Саня заметила, что у Кира и Руслика на груди ордена Красной Звезды, а у Ивана – орден Красного Знамени.
– Ой, поздравляю, ребята, с орденами! С вас причитается.
Сидорский положил рядом с койкой плотно набитый вещмешок и хитро подмигнул.
– Это, Саня, тебе доппаек от нас, понимаешь, для общего укрепления организма.
А Родин протянул фото, где они втроем были сняты на фоне «Королевского тигра», того самого, с дырой в борту.
– Ну, ты садись, – сказал Чугун и сам уселся на свободную койку рядом. – Рассказывай, Жанна д’Арк, как ты ловко обманула целую танковую бригаду.
– Лучше уж Надежда Дурова! – тактично поправила Саша.
И она в очередной раз, а для комбрига впервые, поведала свою историю, подобных которой на территории страны были сотни.
4 августа в их деревню Большая Драгунская ворвались фашистские танки и стали расстреливать дома из пушек. Загорелась их изба, и они втроем, с бабушкой и братиком Колей, выбежали во двор. А механик-водитель этого железного зверя на полном ходу наехал на них гусеницами, а потом разрушил избу. Саша только чудом спаслась, кинувшись в овраг, кубарем полетев на самое его дно.
– Да, досталось тебе, дочка… – покачал головой комбриг.
– Я на всю жизнь запомнила командира танка № 123, он таким героем сидел на броне, – продолжила Саша. – И эмблему на танке запомнила – «буйвол». У меня хорошая зрительная память. Я его в блокноте зарисовала, хотите, покажу?
Саша достала из тумбочки блокнот, открыла страничку с рисунком буйвола.
– А потом снова увидела на «тигре», когда фрица захватили, ну, прямо один в один получилось… Даже порадовалась за себя.
Она перевернула страничку, на ней был изображен мчащийся всадник.
– А вот это – эмблема на тех «Королевских тиграх».
– Молодец, – похвалил Чугун. – Эта, товарищи танкисты, чтоб вы знали, новая эмблема 505-го батальона тяжелых танков. Да, наших старых знакомых.
– 505-й? – воскликнула Саша. – Вот, оказывается, опять нас война свела.
– Старые знакомые старые преступления новой эмблемой не скроют! – бросил Родин.
…Самая загадочная и таинственная часть необычайной истории Саши Деревянко началась 7 августа 1943 года. Именно в этот день деревня Большая Драгунская была освобождена частями 15-й стрелковой дивизии 29-го стрелкового корпуса 13-й армии Центрального фронта.
Этот факт, а также наименования частей и соединений будут опубликованы в газетах и войдут в летопись Отечественной войны. А для Саши это была просто наша родная пехота, воины-освободители.
Буквально через день Санька побежала в соседнее село, где открылся полевой военкомат. На крылечке скучали трое парней, видно, уже получили назначения в войсковую часть. Деревянко прошла в избу, за столом сидел капитан, ему прямо и выпалила: «Прошу зачислить меня в танковый батальон механиком-водителем! Я умею водить трактор!»
Про танковый батальон сказала потому, что думала, там для нее обязательно хоть одно местечко да найдется. Офицер, глянув на худосочную девчонку, только усмехнулся такой наивности. «Что вы, девушка! – укоризненно сказал он. – Танкист – это чисто мужская профессия. Женщин в танки не берут, как и на военные корабли. Это закон». И добавил, видно, с чувством юмора был, мол, тебя не в танковый, а в стиральный батальон. Потом предложил Саше пойти в санитарки.
«Я должна отомстить фашистам за бабушку и брата, за деревню, расстрелянную из пушек!» – умоляла она.
«Сказал тебе: только в санитарки!» – рявкнул капитан.
Она повернулась и быстро ушла, чтобы офицер ненароком не увидел ее слез.
И невдомек было капитану-военкому, что среди безликого потока добровольно-принудительного контингента призывников из освобожденных территорий та смешная девчонка, которая и фамилию-то не успела назвать, окажется с характером, как кремень, упрямой и изобретательной. И очень скоро ему предстоит еще одна встреча с ней…
«Ты меня еще не знаешь, пенек замшелый!» – сказала она в сердцах, выйдя из военкомовской избы.
Парни рассмеялись: интересно, как в армию принимают девчонок?
Санька уже знала, что будет делать дальше, вернее, что сделает с собой. Она пошла к своей крестной, тетке Дарье, одной из немногих уцелевших в деревне после карательной операции… Домик ее был на окраине за пригорком и тоже уцелел: может, поленился или поостерегся сворачивать в сторону командир немецкого танка.
– И вот, – Саша сделала паузу, вздохнула, поправила прическу (короткие волосы ей очень шли), – говорю: «Тетя Дарья, вы меня всегда стригли. Постригите сейчас под „ноль“. Тетка, конечно, ни в какую: „В своем уме ты, доча?“ Говорю: „Это только для гигиены. Или сама постригусь, и будет, тетя, что-то страшное“. Потом созналась, на фронт иду. И вот она плакала и стригла меня, плакала и стригла… Что ж, говорит, творится на белом свете, разве можно так жить? Разве можно так жить?»…
Тетка Дарья и одежду мне дала, от ее покойного мужа осталась. Подвернула я штаны, рубаху в них заправила, веревкой подвязалась, лапти надела, все равно как до призывного пункта дойти, а там, в армии, оденут и обуют… Глянула на себя в кадушку с водой, зеркала-то не было. Ужас, лысое чудовище! Взяла котомку с оставшимися вещами и опять пошла к тому же капитану.
Глянул на меня этот «пень замшелый», не узнал, конечно. А я и голос изменила на грубый: «Деревянко Александр, 1925 года рождения, из деревни Большая Драгунская, работал трактористом. Хочу воевать в танковых войсках механиком-водителем…» Тут же и записали меня без всяких документов. А какие документы, все сгорело! Потом один месяц училась на курсах механиков-водителей. И там узнала, что потери у танкистов очень большие, и успокоилась: некогда будет проверять, пацан Саша Деревянко или девчонка. Вот так и сбылась моя мечта. А про остальное вы знаете…
Комбриг хотел спросить, пожалела ли хоть раз Саша Деревянко, в обличье мужчины бросившись, как в жерло вулкана, в самый пожар войны, на самую трудную работу. Но не стал задавать вопрос, ответ на который был очевиден. И сто раз был прав замшелый тот пенек, прогнавший сопливую девчонку с глаз долой. Да, женщинам на фронте неизмеримо труднее. Но когда рядом свои мужики, они ведь помогут, спасут, прикроют… Таков закон на белом свете.
Глядя на эту пацанку, Василий Иванович вдруг поежился, ему стало не по себе, что не уберегли ее от штрафной роты с безжалостной перспективой братской могилы и что после возвращения с того света вновь послали на задание, шансы выполнить которое были близки к нулю. А ведь в бригаде пруд-пруди лихих механиков-водителей…
Вместо этого Чугун сказал:
– Вот подлечишься, дадут тебе отпуск, домой поедешь!
Произнес и осекся – дома-то не было…
Тень пробежала по лицу Саши, будто чужая сила вновь бросила ее на пепелище, но была и другая давняя, саднящая боль.
– Товарищ полковник, можно просьбу?
– Слушаю тебя…
Чугун все что угодно готов был сделать, чтобы исправить свою оплошность. А ведь он даже не знал, есть ли у Саши Деревянко родители.
– Хочу отыскать маму и папу. Как в начале войны ушли на фронт, так с тех пор никаких вестей, – подняв заблестевшие глаза, сказала Саша.
– Обещаю, сделаю запрос через военкомат. Найдем, Саня, обязательно найдем. – И он положил свою руку на исхудавшую кисть Александры, как утверждающую печать.
Тут же он посмотрел на часы и сказал особенным тоном:
– Сюрприз тебя ждет, рядовой Деревянко!
Саша недоуменно глянула на Василия Ивановича, потом на ребят. Какой еще может быть сюрприз лучше пожаловавших в гости комбрига и родного экипажа?
И тут за стенами палаты в коридоре послышался нарастающий шум, негромкие голоса. Саня со своей идеальной памятью на голоса поняла, что сейчас, возможно, в палату пожалует начальник госпиталя Алексей Сергеевич Умнов. Как все армейские интеллигенты, он носил короткую смоляную бородку и аккуратные усы; стройный, спортивного сложения подполковник медслужбы больше походил на строевого офицера, но на этом сходство заканчивалось.
Особо выразительными были у него чуть раскосые глаза. При взгляде на раненого в них сразу же читалась история его болезни. Сашу он навестил в первый же день после операции, погладил по голове и спросил о самочувствии, что-то еще медицинское сказал сопровождающим врачам. Потом Умнов пришел еще раз, поинтересовался, есть ли у нее просьбы.
Саша сказала:
– Можно попросить, чтобы сюда не ходили и не заглядывали? Чувствуешь себя, как мартышка в клетке.
Конечно, историю переодевшейся в мужчину девчонки на следующий же день знал весь госпиталь. И механик-водитель Александра Деревянко, хочешь, не хочешь, стала местной достопримечательностью.
– А кто заглядывает?
– Все кто ни попадя…
Умнов строго обещал принять к таким любопытствующим самые жесткие и беспощадные меры…
Но вот дверь широко распахнулась. Во главе делегации – начальник госпиталя. Предупредительно отойдя в сторону, он громко представил:
– Вот, товарищ командующий, наша героиня!
От волнения Умнов позабыл фамилию Саши.
– Товарищи офицеры! – привычно скомандовал Чугун, тоже забыв, что в госпиталях эта команда не подается.
Генерал Прохоров улыбнулся, махнул рукой – отставить. Эту встречу он откладывал уже несколько раз и вот сегодня утром дал распоряжение адъютанту подготовить ее.
– Так вот ты какая у нас, Надежда Дурова бронетанковых войск! Она была кавалерист-девица, а ты у нас – «танкист-девица»! Как, не против?
– Нет, не против. – Саше только и оставалось что соглашаться.
Все присутствующие в свите генерала засмеялись. Кроме упомянутых начальника госпиталя и адъютанта командующего здесь были корреспондент и фотокор из армейской газеты и начальник медицинской службы армии.
– Ты смотри – «не против»! Тогда давай знакомиться. – И Прохоров протянул руку.
Она пожала генеральскую руку, крепкую и мосластую, подумала, такую надо, чтоб держать уздечку необъезженного коня.
– Саша, то есть рядовой Деревянко.
– Очень приятно. Прохоров Федор Филиппович, командующий армией.
Александра вытянулась по стойке «смирно». Родин на всякий случай ее поддержал.
– А по-моему, – строго сказал командующий и глянул в сторону адъютанта, – здесь в палате нет рядовых Деревянко.
– Так точно, нет, товарищ командующий! – ответил капитан и мгновенно извлек из своей папки сержантские погоны.
– Держи, сержант Деревянко!
Прохоров протянул погоны Саше:
– Ну, а теперь самое главное!
Адъютант вновь открыл свою папку и стал читать приказ от имени Президиума Верховного Совета Союза ССР о награждении пока еще рядового, но уже Александры Деревянко орденом Красной Звезды.
Приказ был кратким, но и за это время щеки Саши стали такими же пунцовыми, как лучи ордена.
Федор Филиппович вручил орден Красной Звезды, заметив:
– На халат прикручивать не будем.
– А мы вот мундир подготовили! – не выдержал и сообщил Сидорский.
Он извлек из неизвестно откуда взявшегося пакета форму с сержантскими погонами и повесил ее на спинку койки.
Генерал кивнул – молодцы.
А тут и лейтенант из армейской редакции газеты «В бой за Родину!», самое время было, подскочил, протянул развернутую газету:
– Вот, статья вышла про тебя!
– Елки-моталки! – только и вырвалось у Сани, когда она увидела свой портрет в танкистской форме и материал с заголовком на первой полосе: «Александра Деревянко: „Королевские тигры“ поджали хвосты!»
И тут она вспомнила этого лейтенанта. Он появился на третий или четвертый день ее госпитальной жизни. Саня уже не помнила, что ему рассказывала, ее тошнило, и сильно болела после контузии голова. Он записывал в блокнотик, а потом она по его просьбе села, прислонившись к спинке койки, и он щелкнул своим фотоаппаратом. А танковый комбез на снимке, видать, эти ловкие газетчики приклеили.
Санька подивилась еще раз: все это было впервые в ее жизни, и так ярко, чудно и необычно. Как в хорошей, доброй сказке. И как в сказке должен был, конечно, появиться добрый волшебник, исполняющий три желания…
– Есть ли у тебя какая-нибудь просьба, Александра? – спросил генерал.
Вот он, тот самый счастливый случай, когда решается судьба: или сейчас, или уже никогда… Санька глубоко вздохнула, как перед стартом:
– Товарищ генерал, прошу оставить меня служить механиком-водителем в родном экипаже!
Прохоров недоуменно глянул на Сашу, покачал головой: ну что с ней поделаешь, не навоевалась девчонка.
– И-и… это самое, как ты будешь с мужиками, ну, в общем… сама понимаешь, бытовые дела.
– А в штабе у вас, товарищ генерал, женщин за стеклянными перегородками держат? – Отступать было некуда, и Саша добавила: – Занавесочку повесим за сиденьем механика-водителя…
Экипаж чуть не поперхнулся от смеха, Чугун от такой немыслимой дерзости побагровел, его огромный шрам на щеке стал фиолетовым. Командующий тоже рассмеялся, а вслед за ним и вся его свита.
– Ну, если экипаж не против, то у меня никаких возражений!
– Экипаж не против, другого механика нам не надо! – за всех тут же ответил Родин.
– Раз так, после лечения принимайте героя! – дал «добро» Прохоров. – А за «Королевского тигра», товарищи танкисты, вам особая благодарность! Теперь мы будем знать все слабые места этого «зверя».
– И не такой уж он страшный, товарищ командующий! – пискнула Саня, от волнения у нее получилось фальцетом.
Но Прохоров уже повернулся и так же стремительно прошел к выходу. Свита исчезла вслед за ним.
Александра села на койку, закрыла лицо руками:
– Ребята, мне так стыдно перед вами, что обманывала вас… Вы правда берете меня в экипаж?
– Ну, вот тут начинаются чисто женские… – недовольно отреагировал Иван.
– …нюансы, – подсказал Кирюха.
– Сам ты нюанс! – резко сказала Саша. – Я, между прочим, гвардии сержант!
– И, между прочим, еще с не обмытым орденом! – все так же «не в духе» произнес Родин. – Кир, что стоишь, как «во поле береза»?
– Командир, это мы мигом!
Из того же особого вещмешка Сидорский в одно мгновение вытащил большую алюминиевую кружку, нарезанный черный хлеб, белоснежное сало и флягу. Налил добрую половину кружки. Саша поняла, что ей выпала честь первой положить свой орден, вслед за ней Красные Звезды опустили Кирилл и Руслан и орден Красного Знамени – командир.
Иван протянул кружку Саше, она не зажмурилась, как в тот первый раз, но сейчас вкуса спирта и не почувствовала; боевые ордена сверкали рубином и сталью, они хранили в себе энергию и огонь боя, и Александра знала, что эти мгновения и через годы для нее и для ребят будут самыми лучшими в жизни. И она выдохнула:
– А ведь мы смогли, ребята… Наша взяла! Как барана в стойло этого «короля» притащили!
– Хорошо надраили им зады! – согласился Киря.
– Королевские…
Кружка пошла по кругу.
– Тяжела, – сказал Кирилл, приняв в руки.
– Пока до командира дойдет, совсем легкая станет! – хмыкнул Руслик.
– Намек ясен, – усмехнулся Киря, но глотнул прилично.
Иван принял кружку от Руслана. Было видно, как он переживал:
– Мы выжили, ребята. Значит, будем воевать! И побеждать будем. За наш экипаж! Ура!
От троекратного «ура» зазвенели стекла в палате.
Потом все вчетвером обнялись в едином порыве.
– А помнишь, Кирюш, ты учил меня двум правилам оборудования окопов в обороне? А третье, сказал, сам поймешь, – с хитрой рожицей спросила Санька.
– Ну и как, поняла? – с интересом глянул Сидорский.
– Поняла, ребята, сразу после своего первого боя: «До последнего стоять друг за друга».
– Верно, – кивнул Киря. – Суть, как говорится, ухвачена.
Но сколько радость встречи ни черпай, а расставанье – неумолимый фактор времени.
– Сань, нам пора! – сказал Иван. – Ты только не вставай и провожать нас не надо!
– Как скажешь, командир, – тут же согласилась Александра.
– Давай, Санька, держись, выздоравливай, – прогудел Сидорский. – Ты у нас теперь специалист хвосты «тиграм» накручивать.
А Руслик добавил:
– Слушайся врачей. До полного и окончательного выздоровления.
В дверях ребята обернулись, Санька с блуждающей улыбкой помахала им рукой.
В коридоре Родин сказал:
– Как бы не расстроилась…
– И хорошо, – заметил Баграев. – Ни к чему ей волноваться…
– Устала Санька, столько пережить, – высказался Сидорский.
…Все, включая комбрига, уже уехали. Во дворе танкистов ждала специально выделенная Чугуном полуторка.
– Все? – недовольно спросил водитель грузовика и еще пробубнил, мол, генерал и полковники разъехались, а этих, видите ли, ждать надо.
Родин не стал садиться к нему в кабину, а вместе с ребятами полез в кузов.
Громко чихнув, завелся двигатель. Тут же, будто с небес, раздался залихватский свист, а затем незабываемо-узнаваемое начало «Турецкого марша».
– Ты слышал свист? – Иван аж рот открыл от удивления.
Сидевший рядом Сидорский даже подскочил:
– «Турецкий марш»!
– Санька, что ли? – Руслик тоже встал. – Ну, сорванец!
Тут из окна палаты вылетел знакомый вещмешок, потом появилась сама Александра, с легкостью спрыгнула с подоконника.
– Ребята! – махала она так, будто в руке держала знамя.
Она была уже в форме, правда, на ногах вместо сапог были больничные шлепки.
– Тормози! – застучал по кабине Иван.
– Ты же говорил «все»! – Водитель тут же остановил машину. Такого зрелища он еще не видел.
– Все, да не все! – ответил Иван.
Вместе с вещмешком Сашку, как тростинку, подняли в кузов.
Она задыхалась, сердце колотилось, глаза горели, и столько в них было счастья и задора, как у девчонки-хулиганки, удравшей из школы.
– Ребята, ну куда ж вы без меня?
– Да уж куда без тебя, Санька! – Руслан, как и все, просто слов других не нашел.
А она сердито добавила:
– Форму дали и… удрали! Вот сапожки бы еще.
– О чем думал, Сидорский? – глянул вопросительно Родин.
– Обижаешь, командир! В моем мешке есть все, и сапоги тоже!
Тут же он вытащил неизвестно где добытую пару хромовых сапожек и протянул Саше.
Иван хмыкнул:
– А позвольте спросить, и шо ты выжидал, как жид на барахолке?
– Саня, скажи мне «спасибо», а всем сомневающимся в моих способностях – «пожалуйста». – У Сидорского был триумф экипажного завхоза.
– Спасибо, Киря!
Шлепки тут же улетели за борт.
Проводив их взглядом, Родин усмехнулся:
– Ох, сейчас и скандал будет в госпитале!
– А нипочем! – беззаботно ответила Александра. – Мне лично сам командующий армии дал разрешение.
– Да, случай уникальный для простого механика-водителя, – согласился Иван.
– Да и сам механик… уникальный, – подняв вверх палец, сказал Руслан.
– А то… – повела плечиками Саша.
Она была в восторге от подарка Кирюши: кроме кирзачей, она ведь ничего до этого не носила.
И потянулась дорога в родную бригаду, ревел с надрывом по ухабам и воронкам фронтового пути движок полуторки, водитель клял по привычке ямы и трудные места, а за бортом пока стояла непривычная тишина, нарушаемая редкими встречным машинами.
Каждый думал сейчас о своем, дорогом и сокровенном, но мысли у всех возвращались к настоящему, и не было большей радости оттого, что экипаж снова вместе, что на фронте часто случается совершенно непредсказуемое, особенно когда в неожиданный момент кому-то просто необходимо почудить. Ведь засыхает душа без куража! А Санька Деревянко, она – неисправима… Да и какой экипаж без Сашки!
И чем ближе они подъезжали к передовой, тем больше было ее зримых примет. Резануло нежданное зрелище людской толпы в чужой форме: колонна пленных немцев, бредущих под конвоем красноармейцев. Санитарные грузовики, с приглушенным светом фар, переполненные лежащими и сидячими ранеными, одиночные повозки беженцев с исхудавшими лошадками – вся эта масса людей и техники уходила в тыл.
По обочине дороги они обогнали танковую колонну, которая с мерным грохотом моторов и лязгом гусениц тоже шла на фронт.
Санька помахала им из кузова:
– Привет, танкисты!
И ближайший танк тут же мигнул ей фарами.
А передовая, как заждавшаяся хозяйка, настежь распахнула двери. И в это огромнейшее пространство, прорывая вражескую оборону, хлынули, устремились полки и дивизии. Всепогодным громом и оранжево-алыми зарницами в сумеречном небе разразилась сводная артиллерия корпусов. С разящим гулом над головами пролетали одна за другой эскадрильи хищных птиц – штурмовиков, и дальние взрывы бомб сотрясали землю. И если б земля была живая и чувствовала, то, наверное, сжалась от ужаса и боли от бесчисленных пуль, снарядов и осколков, вонзающихся в ее тело.
И всевышние силы, наверное, с темных небес, среди мириад звезд, взирали на этот очистительный огонь. Но вот задул свирепо крепкий и горький ветер, он принес с собой огромное черное облако, цвет которого был невидим в ночи, и он закрыл и небо, и Вселенную, оставив лишь острую горечь горящей степи и догоравшей неизвестной деревушки на далеком горизонте.
Войти с помощью соц. сетей: