Сорок шесть
Он почти не спал и в шесть часов утра уже ехал в машине в бизнес-парк. Он посмотрел на себя в зеркало этим утром и впервые в жизни увидел страх и нерешительность на своем лице. Он позволил случиться тому, что не должно было случиться, был легкомысленным, был импульсивным, пустил все на самотек. Им овладело почти неконтролируемое искушение убить Карин Маккафферти. Это желание никогда не находило на него вот так, внезапно, в совершенно неподходящий момент, и теперь он был напуган тем, насколько мощным это желание было. Оно также было иррационально и не имело мотива. Ему не нужна была Карин Маккафферти, хотя ее состояние могло бы представлять для него побочный интерес. У него были все отчеты, но он бы первым действительно увидел, как распространяется опухоль, первым попытался бы не остановить ее, а рассмотреть.
Но он не знал, скольким людям было известно об их встрече, он не провел предварительной проверки и ничего не запланировал заранее. Одного импульсивного поступка было достаточно. Он никогда не был рисковым и не хотел таким становиться. Этот путь вел к опасности, безумию и разоблачению, и только к ним. Рисковать – это для глупцов.
Карин Маккафферти запаниковала и отреагировала на лечение плохо. Это произошло случайно. Он привез ее домой в полубессознательном состоянии, достал ключ из ее сумки, помог ей подняться, уложил в постель и провел с ней еще пятнадцать минут, чтобы убедиться, что ее можно оставить, ни о чем не беспокоясь. Это был еще один рискованный поступок, на который он пошел, потому что спешил на встречу с Фреей Грэффхам.
Тут, вспомнив молодую женщину-полицейского в «Посольском номере», приличного человека среди таких же приличных людей, он улыбнулся. Она находила его интересным, он это точно мог сказать, она была им заинтригована. В противном случае она не стала бы с ним встречаться. Это был правильный ход, очень умный ход, и он реабилитировался в своих глазах после собственной ошибки. Больше их не будет.
Он промчался по подъездной дороге и свернул в бизнес-парк. Первая большая улица была пуста, но когда он доехал до второй, которая вела к дороге, где находился его собственный сектор, он увидел четыре полицейские машины и еще три другие, без опознавательных знаков, а еще белый полицейский фургон с распахнутыми задними дверями. Кинологи со своими собаками выходили из него по очереди и собирались рядом на тропинке.
Он резко повернул налево и быстро уехал по южной улице. Когда он добрался до въезда на главную дорогу, еще две полицейские машины с визгом проехали мимо.
Тот факт, что здесь, очевидно, проводили какой-то рейд, сам по себе не должен был его беспокоить. Вряд ли они заинтересуются его хранилищем, но ему нужно было узнать, что конкретно происходит и где именно, и в данный момент он понятия не имел, как ему это сделать. Он сидел в машине на одной из стоянок и напряженно думал, не позволяя себе паниковать и сдерживая свои эмоции, как будто надевая намордник на злую собаку.
Он мог бы вернуться в бизнес-парк и просто спросить у одного из полицейских. Он мог бы позвонить в полицейский участок. Он сомневался, предоставят ли ему какую-либо информацию в обоих случаях. Он мог бы позвонить Фрее Грэффхам, но это поднимет ряд закономерных вопросов.
Он мог бы не делать ничего. Если в случае сомнений не делать ничего было вариантом, он всегда выбирал его, и это правило сослужило ему неплохую службу. Им были неинтересны он и его хранилище. С чего бы? Что они могли знать и о том, и о другом? Он завел машину и выехал на главную дорогу.
Дома он сделал тосты, порезал яблоко в миску с цельнозерновой овсянкой, включил кофеварку и забрал газету из-под двери. Он чувствовал себя вполне уверенным, вполне спокойным, готовым к новому дню, наполненному встречами, и к вечеру, который за ним последует.
Но в отдельные моменты на протяжении ближайших нескольких часов ход его мыслей сбивался с курса, и перед ним, внезапно и неконтролируемо, вспыхивали образы Карин Маккафферти, лежащей на кушетке, на которой в эту секунду находился другой пациент, или собак со своими хозяевами, которые скреблись в задние двери полицейского фургона в сотне ярдов от его хранилища, где он занимался своей работой.