Лайла подвела меня к столам, которые выставили для состязания по поеданию пирогов.

– Я почти выиграла в прошлом году, – сказала она, затем указала на свой плоский живот. – Я могу съесть гораздо больше, чем ты думаешь.

Я подумала о том, как Каттер заталкивает в себя еду за нашим кухонным столом, как моя мама всегда дразнила его, говоря, что у него дыра в животе. Теперь его кормила машина через трубочку в венах. Мне хотелось сказать Лайле, чтобы она радовалась, что тут нет Каттера, иначе у нее не было бы ни шанса. Но у меня перехватило горло, и я не смогла этого произнести.

– Держу пари, ты сегодня выиграешь, – сказала я вместо этого.

С момента несчастного случая мы тут все – друзья. Это приятно. Лайла подняла большой палец, как будто прочитав мои мысли, а потом я поняла, что она имела в виду не Каттера, а конкурс. Она повернулась к Пилар, которая приехала несколько минут назад и все еще была не в духе из-за того, что они так опоздали.

– Маме позвонил ее дурацкий адвокат. Это же чертово Четвертое июля. Почему он вообще работает? – вопросила в воздух Пилар и покачала головой в ответ на свой собственный вопрос.

Мы с Лайлой сочувственно кивнули, хотя понятия не имели, о чем говорит Пилар. Но мы действительно жалели, что она пропустила конкурс и по бросанию монет, и по бросанию яиц. Ну, Лайла точно жалела. Я же была рада, что у меня была партнерша в конкурсе, хотя мы с Лайлой даже не приблизились к победе.

Услышав, как меня окликают по имени, я обернулась и увидела, как Зелл наставляет на меня смартфон. Почему она хотела сфотографировать меня, я ведь ей даже не родня, было выше моего понимания. Но Зелл много чего делала, что я плохо понимала. Она была милой старушкой, и мне становилось нехорошо при мысли о том, что могло бы со мной случиться, если бы она не дала мне крышу над головой.

Я много времени проводила бы в одиночестве, вот что я делала бы.

В то утро, пока мы ехали к бассейну, Зелл сказала мне, что сегодня День независимости, и это означает, что мы должны думать о том, чтобы быть свободными – свободными от всего, что заставляет нас чувствовать себя плохо. Остальную часть пути она молчала, и я догадалась, что мы обе думаем о том, от чего хотим освободиться.

Пилар, Лайла и я встали теснее друг к другу, обнявшись и широко улыбнувшись, чтобы Зелл могла сделать снимок на смартфон.

– Ты перешлешь его моей маме? – крикнула ей Пилар.

Зелл помахала в знак согласия, но я сомневалась, что она 1) вообще услышала ее, и 2) знала, как отправить фотографию маме Пилар. Я все еще не могла понять, зачем ей понадобилась моя фотография, ведь к следующему году меня, вероятно, тут вообще не будет. В следующем году я буду почти подростком. Я попыталась представить себя подростком, но не смогла.

Тут ко мне подошел мужчина, ответственный за соревнования.

– Ты готова? – спросил он и улыбнулся мне.

Я заставила себя улыбнуться в ответ и кивнула.

Он поднял брови.

– Ты уверена? Ты не готова. Ты выглядишь так, будто в облаках витаешь.

– Я просто задумалась, – ответила я.

– О брате? – спросил он.

Я не удивилась, что он знает. Большинство людей в округе слышали о Каттере, и новости распространялись, как пролитое молоко по столу. К тому же мужчина, отвечавший за конкурсы, жил прямо через дорогу от Зелл. Я иногда видела, как он стриг свой огромный газон, останавливаясь время от времени, чтобы вытереть пот со лба полотенцем, которое затыкал за пояс шорт. Иногда из дома выходил его младший брат, и ему приходилось загонять его назад.

– Вроде того, – ответила я. – Он, скорее всего, выиграл бы этот конкурс, если бы был здесь. – Мне пришлось выдавить эти слова, так как в горле у меня стоял комок.

– Мне очень жаль, Кейли, – сказал он, глядя мне в глаза, а ведь большинство людей здесь избегали встречаться со мной взглядом. – То есть очень жаль, что твоего брата здесь нет. – Он грустно улыбнулся. – Так что, выиграешь конкурс за него? – Он постарался, чтобы его голос прозвучал как в мультике, старался меня насмешить.

Я улыбнулась в ответ и покачала головой.

– Я никогда ничего не выигрываю.

Он склонил голову набок.

– Ну, насчет этого я ничего не знаю. По мне, так шансы на победу у тебя есть.

Подмигнув, он повернулся к толпе детей, которые собрались вокруг стола, смеялись, толкались и разглядывали разложенные на столе пироги и пирожные. Позади нас собрались все родители, чтобы посмотреть, сфотографироваться и подбодрить своих детей. Я знала, что лучше не искать взглядом маму. Она сидела в больничной палате, и, хотя мне хотелось, чтобы она была здесь, я понимала: она находилась там, где ей нужно было быть.

Комок у меня в горле все разрастался, и я несколько раз сглотнула, пытаясь от него избавиться. Я поймала взгляд соседа Зелл, и он кивнул. Он верил, что я могу выиграть этот конкурс, и это значило для меня больше, чем он думал. Я посмотрела на одинокий пирог, лежавший на моей тарелке, и еще несколько раз сглотнула, стараясь затолкать ком как можно ниже, чтобы мимо него хоть что-то еще могло проскочить. Нет никаких причин, мешавших мне выиграть. Я сделаю это ради Каттера. Может быть, если я выиграю, Каттер откроет глаза. Может быть, я все еще могу как-то все исправить.

Когда раздался свисток, я схватила пирог, затолкала в себя, даже не жуя. Я чувствовала, как едва прожеванное тесто скапливается у меня в пищеводе (спасибо занятиям по здоровью в четвертом классе), пока поедала один пирог за другим. Густая, пористая масса словно бы разбухала во мне, и становилось больно, но я радовалась боли. Я ее заслужила. Я думала о поврежденных легких Каттера. Я все ела и глотала, преумножая массу, пока не почувствовала, что вот-вот задохнусь и умру.

Сам мир кругом исчез, и остались только я, тарелка передо мной и пироги, которые возникали на ней и исчезали. Я не думала о Пилар и Лайле, которые тоже пытались выиграть конкурс. Я не думала о Зелл, которая фотографировала чужого ребенка. Я не думала о своей матери, которой не было тут и которая не увидела бы мою победу. Я просто думала о Каттере, о том, как ему становится лучше, и о том, что каким-то образом я сделаю это возможным, поедая Четвертого июля пироги у того самого бассейна, где он чуть не умер. Я услышала звук свистка и почувствовала, как кто-то дернул мою руку вверх. Сосед Зелл смотрел на меня сверху вниз, моя рука была поднята вверх, а я изо всех сил пыталась проглотить то, что было у меня во рту.

– Воды, – с трудом выдохнула я, и он протянул мне бутылку, как будто знал, что я попрошу.

– Ты победила, – сказал он. – Я же говорил тебе, что ты это сделаешь.

Я ему не ответила. Я была слишком занята водой и мыслями: как странно, что то, что едва не убило моего брата, могло быть одновременно тем, что спасло меня.