В Лузиньяне, недалеко от Пуатье, был священник, пренебрегший всеми заботами своего звания ради плотских утех и принимавший Тело и Кровь Христову без всякого благоговения. Но, поскольку совесть и его — как бывает с дурными людьми — иногда устрашала, он искал знакомства с монахами и приором аббатства Бонне- во. Они увещевали его исправить жизнь, но ничего не добились: он притворялся, что внимательно их слушает, и хвалился обществом святых людей, но ни увещевания, ни примеры его не трогали. Наконец он заболел и был уже на пороге смерти. Приор его навестил и долго сидел у его ложа. Когда настала ночь и все, кроме приора, разошлись, больной вдруг начал кричать: «Помоги, помоги! два страшных льва на меня кидаются, зияя пастью; умоли Господа, чтобы отнял меня у них, пока они меня не пожрали». Устрашенный приор начал молиться за несчастного. «Ну, славно, — говорит тот, успокоившись: — отступили свирепые твари и благодаря тебе уж не показываются». Он казался вполне в своем уме; они с приором вели беседу, пока священник не начал кричать истошней прежнего: «Изливается огонь с неба на мою постель, того гляди меня испепелит: поторопись, прошу, с молитвой, если еще можно меня избавить». Приор вновь взывает к Божьему милосердию. «Довольно, — говорит наконец больной, — я уже безопасен от огня: протянулось надо мной покрывало, через которое огонь пройти не может. Спас ты меня от этой пагубы; прошу, не уходи, пока не увидишь, чем дело кончится». Приор остался, утешал осажденного такими страхами и беседовал с ним, пока больной внезапно не умолк. Понимая, что он исторжен из человеческого мира, приор стал ждать. По долгом времени священник пришел в себя и со стоном сказал: «Я был отведен на вечный суд и осужден на вечную смерть. Предан ужасным палачам и буду мучиться в неугасимом огне с дьяволом и ангелами его». И, так как приор в третий раз обратился к молитве, больной сказал: «Перестань, нет проку трудиться ради того, о ком слушать не станут». — «Вернись в разум, — возражает ему приор, — и, пока жив, ищи милосердия Божьего». — «Думаешь, я не в своем уме? нет, я не безумствую, но в здравом разуме говорю, — и, взявшись за куколь приора, спрашивает: — ведь то, что я держу, — твой куколь?» — «Да». — «Как это — твой куколь, и как то, на чем я лежу, — солома, так то, что я пред собою вижу, — огненный котел». И пока он это говорил, капля незримого огня, выскочив из котла, о котором он вел речь, упала ему на руку и разъела кожу и мясо до кости. «Вот тебе, — сказал он со стоном, — неопровержимое доказательство. Как эта капля разъела мою плоть, так сейчас пожрет меня всего огненный омут». Приор молчал в изумлении, а священник прибавил: «Вот уже адские служители придвигают поближе котел, вот уже толкают меня в него, вот уже руки на меня налагают». И потом: «Отдернули покров, которым я был окружен, и бросают меня в котел». Голос его затих, голова откинулась, он умер. Никто не осмелился остаться на ночь в доме, где лежал труп. Поутру его погребли. Через несколько дней, когда слух об этом разнесся по окрестностям и всем захотелось удостовериться в его истине, могилу разрыли и нашли на священнике ту борозду, которую адская капля проела в его руке (Petr. Ven. De mir. I. 25).