Глава 27

Дождь продолжался до обеда, а потом наконец выглянуло робкое солнце. Но еще почти шесть часов они ждали, пока подсохнет земля. Лизунов подтянул на место происшествия дополнительные наряды. Люди были расставлены возле всех отмеченных на карте не затопленных водой входов в каменоломни. Олег Островских договорился с лесоторговой базой: к вечеру оттуда на грузовике привезли дрова и брикеты сухого торфа.

Костры сложили у входов в подземелье, оставив свободным один-единственный - под мостом.

Такого невероятного плана оперативной засады Колосову еще не доводилось реализовывать. Но Лизунов заявил: "Мы на войне и не такие штуки проделывали". И был полон решимости сегодня же ночью (если позволят погода и состояние грунта) приступить к розыску и поимке неизвестного, скрывающегося в подземных ходах.

Никита убедился: и. о. начальника Спас-Испольского ОВД ведет себя на месте происшествия столь авантюрно волюнтаристски не только из благородных побуждений "раз и навсегда покончить с этой чертовщиной". Наблюдая, как Лизунов, точно петух, кружит вокруг Гордеевой, Никита догадывался, что дело здесь в гораздо более личном: Пылесосу просто не терпится показать себя перед "ней" (слово "она" теперь просто не сходило с его языка) крутым начальником, способным единым махом разрубить узел проблемы, от которой уже нельзя было отмахнуться.

Словам Гордеевой о том, что в Съянах бродит кто-то чужой, Колосов в принципе верил. Он своими глазами видел и кровавое пятно в подземном тоннеле и помнил странный след, взятый собакой К тому же у них на руках был новый труп…

Однако он почти не надеялся на то, что их поиски в этом лабиринте увенчаются успехом. Но Лизунов на все его сомнения громко, чтобы слышала "она", ответил как отрезал: "Попытка - не пытка, спелеологи нам помогут, мы на войне в горах и не такие финты проворачивали. И вообще, надо же что-то делать! Надо!"

Гордеева была в своей палатке. Работала на компьютере. С ней был Швед. С тех пор как "Скорая" увезла тело Железновой в морг, они говорили между собой очень мало и в основном о возможных путях спуска в Съяны, о составлении примерного плана маршрута, об уровне влажности почвы и степени допустимого риска.

Кто Колосову искренне нравился в этой ситуации, так это Олег Островских. Когда возникла полуфантастическая идея выкуривания неизвестного из каменоломен ("У входов костры запалим, там же под землей тяга, как в аэродинамической трубе, - с ходу предложил Лизунов. - А в тот ход, где она его преследовала, спустится группа захвата. Я сам пойду. Дым ходы заполнит, его в нашу сторону погонит. Да это вещь проверенная, еще в Афгане против духов эту тактику применяли, мне рассказывали"), именно Островских предложил помощь своей лесоторговой базы. Один его звонок по мобильному - и в лагерь спелеологов пригнали грузовик с дровами и торфом, который должен был создать максимальное задымление подземных ходов.

- Я вот только думаю, можно ли нам огонь зажигать? Нет ли там внизу болотного газа? А то все на воздух взлетим, - беспокоился Островских.

Швед заверил его, что болотного газа в каменоломнях нет, они регулярно проводили замеры и пробы. Тогда Островских решительно заявил, что тоже пойдет с группой под землю.

- Олег, я тебя умоляю, что ты еще придумал? Что ты с собой делаешь?! - Лариса Дмитриевна (она примчалась в лагерь на своем шикарном автомобиле, видимо так и не дождавшись возвращения мужа) просила чуть не плача. - Господи, Алина, Павел, да хоть вы ему скажите, что это нельзя, это невозможно, чтобы он лез туда со своим сердцем!!

- Может быть, там моя дочь, - сказал Островских. - А ты, Лара, помолчи. И езжай домой. Ты нам здесь только мешаешь своими причитаниями.

Колосову этот ответ от души понравился. Островских говорил как мужик, а не избалованный деньгами инфантильный фирмач, который без помощи охраны и прислуги уже не может самостоятельно помочиться. Он не стал возражать, чтобы Островских шел с ними.

Когда они в палатке все вместе примеряли комбинезоны и каски, Майя Арчиева тоненьким комариным голоском читала им выдержки из инструкции "Тактика продвижения в пещерах и методика исследования подземных гротов". Затем настал черед для снаряжения. Никита, как и остальные, получил специальный страховочный пояс, основную веревку, запасную - репшнур, складную веревочную лестницу для подъема из вертикальных шахт, карабины, лампу, компас и набор свечей и спичек в непромокаемой упаковке.

Спуск начали в одиннадцать вечера, когда вся подготовка была закончена. Дежурные милиционеры у входов получили приказ зажечь костры через час, в полночь, чтобы дать время поисковой группе углубиться под землю. Правда, поначалу вся эта экспедиция представлялась Колосову (несмотря на свирепую решимость Лизунова) этакой виртуальной игрой, вроде той, которой баловалась тусовка "Пчелы" в Вальпургиеву ночь.

- Ну, с богом, - Островских крепко пожал руки остававшейся на страховке у входа Майе Арчиевой и другим спасательницам, которых охраняли сотрудники милиции, и перекрестился. Никита сделал бы то же самое, но у него были заняты руки.

Первые метров пятьдесят они ползли в темноте на четвереньках гуськом: Швед, Гордеева, Лизунов и Островских. Колосов был замыкающим и тянул за собой веревку. Вот ход круто завернул, сузился и под уклоном повел вниз, в недра холма.

Они ползли в темноте. Лампу впереди зажег только Швед, от других фонарей, по его словам, пока не было толка. Странное это было путешествие! Под землей все легкомыслие Колосова мигом как ветром сдуло. Чем глубже они спускались, чем уже становился коридор, тем тревожнее екало его сердце: "Как же мы отсюда выберемся? Мамочка родная, куда же нас несет?"

Но вот стало посвободнее, стены разошлись. Они очутились в маленькой низкой пещере, где можно было лишь стоять на коленях или сидеть. Из нее уходило сразу три коридора. Швед, подумав, повел их по крайнему правому, самому просторному.

Гордеева все время озиралась, освещая стены лампой.

- Что-то не так? - спросил ее Лизунов.

- Да нет… Я говорила вам, здесь останки птицы были. А теперь я их не вижу.

- Может быть, это не тот проход?

- Нет, я шла именно здесь. Тут впереди осыпь, осторожнее.

С грехом пополам они преодолели осыпь. Колосов подал руку Островских. Тот тяжело дышал. Но на все их вопросы о самочувствии отвечал бодро: ничего, просто духота.

Дышать было уже тяжело. Никита с тревогой думал: а что будет, когда там, наверху, запалят костры? Правда, те выходы удалены, но все же… Если дым заполнит коридоры, что они станут делать в этой земляной кишке?!

Швед и Гордеева рассматривали карту, это были листки кальки, наложенные друг на друга. Отчуждение между ними не исчезло, однако на время спуска все ссоры были забыты.

Двинулись по знаку Шведа дальше. Проход снова сузился, так что местами они буквально протискивались, рискуя застрять. Но вот коридор снова расширился, и они наконец смогли подняться в полный рост и нормально идти. Под ногами чавкала глина. Свет ламп выхватывал из мрака серый известняк.

Они вошли в так называемую горизонтальную штольню, пробитую древними землекопами в толще холма. Швед двигался все увереннее, сверяясь с картой, разглядывая стены и потолок, словно ища на камнях какие-то только ему известные приметы. Во время краткого отдыха он пояснил: незнакомый для него ход неожиданно привел их туда, где он уже не раз бывал. Штольня, по его словам, имела самостоятельный выход на поверхность, располагавшийся недалеко от моста, вниз по течению ручья. Сама же штольня вела в так называемую камеру Царицы. Это и был тот самый седьмой маршрут.

- Здесь до выхода примерно километр, - Швед сверился с компасом. - Штольня прямая, как тоннель. Идти легко. Там только одно препятствие на пути - провальная шахта, такой колодец глубокий, заполненный водой. А так маршрут вполне проходимый, даже не очень сложный. А мы с вами сейчас окольным путем пробирались, я не знал про этот ход.

- Ну, теперь знаешь, следопыт, Чингачгук. - Лизунов снял каску и вытер вспотевшее лицо. - А штольню эту твою и я знаю. Мы как раз этот вход и искали тогда, когда труп под мостом нашли.

Из их дальнейшей беседы Никита понял, что тоннель к камере Царицы известен в округе столь же широко, как и Большой провал. Это были две основные визитные карточки Съян, до некоторой степени местные достопримечательности. Сейчас, узнав об относительной несложности этого седьмого маршрута, Колосов, как некогда и Катя, удивился тому, что Швед до сих пор его избегал и не сопровождал сюда спелеологов, хотя легко мог бы это сделать.

- А где эта камера Царицы? - спросил он проводника. - Далеко?

Швед махнул в темноту.

- Надо осмотреть столь легендарное место, - сказал Никита.

- Но мы же хотели сначала обследовать коридор, где я видела кровавые пятна, - возразила Гордеева. - А для этого нам надо там левее свернуть.

- Сначала осмотрим камеру, потом вернемся, - сказал Никита.

Швед поднял лампу, молча указал куда-то наверх. Они увидели на высоте двух человеческих ростов грубо высеченный в известняке крест. Чуть дальше на стене был еще один.

- Тут они везде, - сказал Швед тихо. - Обереги. Кто здесь камень добывал, так хотел себя от Нее обезопасить.

- От кого? - тревожно спросил Островских. - О ком ты говоришь, Павел?

Швед, не отвечая, пошел вперед, махнув им - идите следом, только не поскользнитесь.

Ноги их и правда то увязали по щиколотку в жидкой грязи, то разъезжались, как на льду. Никита то и дело спотыкался, терял равновесие, чертыхался. Идти было не так уж и далеко, но из-за размытого грунта времени на это ушло немало. Колосов глянул на часы: полвторого, там, наверху, уже у входов вовсю пылали костры. Но дыма пока еще они не чувствовали.

Однако с некоторых пор Колосову начал мерещиться какой-то сладковатый тошнотворный запах…

- Ничего не чувствуешь? - спросил он Лизунова.

- У меня нос заложен, а что?

- Да вроде падалью несет.

- Верно. - Подошедшая к ним Гордеева принюхалась. - Наверное, какое-нибудь павшее животное, но это не здесь, это где-то ближе к входу.

Кресты на стенах начали попадаться все чаще - выбитые в известняке, нарисованные копотью. Они окружали их со всех сторон, словно действительно ограждали от чего-то, способного наброситься из темноты.

Колосов увидел бледное лицо Островских. Он смотрел на кресты, губы его шевелились.

- Вам плохо, Олег Георгич?

- Ничего, сердце жмет маленько. О чем это Паша говорил, я не понял? От кого эти обереги?

- Да сказки все это про какое-то луноликое привидение.

- Ах это, - Островских поморщился. - Да, слышал, мне жена рассказывала, еще в детстве ее этим подземельем дед пугал. Я думал, это все небылицы. А тут и правда кресты кругом.

- Мы почти пришли. - Швед остановился. - Вон вход в грот. - Сам он, однако, не сделал и шага вперед.

Все, кроме него, начали протискиваться в тесную щель, пробитую в известняковой породе, светя фонарями.

Открывшийся грот был небольшим Возле дальней от входа стены из земли торчало два камня. Один высокий, почти в человеческий рост, отдаленно по очертаниям напоминал женскую фигуру - широкобедрую, приземистую. Второй камень, более плоский, лежал у его подножия.

Гордеева подошла к камням, потрогала их.

- А говорили, на камне круг краской намалеван, а тут никакой краски нет. - Она водила фонарем, шаря по стенам и потолку. - Правда, это немного напоминает жертвенник, но…

Ее фонарь неожиданно погас. Словно его задули.

- Возьми мой, - Лизунов сунулся внутрь грота, - Алина, а я свечку зажгу.

- Подождите. - Гордеева стояла у камня, напряженно вглядываясь в темноту. - Уберите свет совсем. Теперь видите? Что это такое?

В темноте от глиняного пола и стен исходило слабое зеленоватое свечение.

- Что это? - прошептал Островских.

- Трупы, - они услыхали за спиной голос Шведа. В камеру Царицы он так и не вошел, стоял на пороге, где на потолке были выбиты кресты. - Говорят, что тех, кто погибал на разработках, закапывали прямо здесь, в штольнях, и еще говорят…

- Что еще? Что? - Островских озирался по сторонам.

- Говорят, это души тех, кого забрала Луноликая. Кого она не отпустила из-под земли. Это ее свита.

- Дурдом. - Лизунов присел, коснулся пола, посмотрел на ладонь. - Ну, полный дурдом. Фосфор это, что ли, Алина, как думаешь?

Гордеева не успела ответить - они почувствовали запах дыма. Еще слабый, но уже ощутимый.

- Пошли дальше быстрее, - скомандовал Швед.

И они начали протискиваться поочередно назад из грота в штольню.

Запах дыма становился все сильнее. Однако на какое-то мгновение Колосову вновь почудилось, что сквозь гарь он слышит и другой запах - тлена, гниющей плоти. Но дым уже перебивал все. Островских надсадно закашлялся.

Вдруг они услышали шорох осыпающейся глины - он донесся из левого бокового коридора. Хлюпанье грязи, кашель, шаги…

- Кто здесь? - крикнул Швед. - Кто?!

Желтые пятна света от их ламп заметались по потолку и стенам штольни. Снова донесся шорох. И все стихло. Стояла мертвая тишина. Но у Колосова появилось ощущение, что в темноте кто-то напряженно следит за ними. Вдруг послышалось какое-то хриплое хрюканье, бормотанье и…

- Да вот же оно, смотрите! - испуганно крикнула Гордеева.

Пятно от ее фонаря метнулось влево, и вдруг оттуда из темноты раздался визгливый вопль, и увесистый камень с размаха ударился об стену в нескольких сантиметрах от головы Островских.

От неожиданности они все опешили. А затем Колосов бросился в темный коридор. Кроме явственно ощущавшейся гари, чувствовалось и еще какое-то зловоние. При свете фонаря Никита успел заметить чью-то тень. Кто-то юркнул в боковой ход, видимо отлично ориентируясь в лабиринте этих подземных коридоров.

- Пусти меня вперед! - крикнул за его спиной Швед. - Тут заблудиться в два счета можно!

Колосов пропустил его, но тут из темноты вылетел новый камень и ударил Шведа по ноге. Тот охнул, выругался и захромал.

- Где оно? Вы его видите? - сзади кричала Гордеева. Бежать она не могла. На нее, жадно хватая воздух посинелыми губами, опирался Олег Островских - сердце все же подвело.

- Иди к выходу по штольне, выводи его на воздух, а то он тут от дыма концы отдаст, - скомандовал Швед. - А мы тут сами…

Из темноты снова запустили камнем, причем таким булыжником, что если бы он в кого-то попал - убил бы на месте.

- Держи его! - рявкнул Лизунов, бросаясь вперед. - Вон она, тварь такая!

Никита, еще ничего не видя, побежал за ним. Проход сужался, приходилось низко наклоняться. Ход был тупиковым - они уперлись в крохотный грот, более похожий на каменный мешок. Весь пол его занимала вязкая лужа жидкой грязи. Однако они еще ничего не успели разглядеть. Как только свет от их ламп осветил лужу, кто-то прыгнул из темноты прямо на Лизунова, визгливо завывая, как рассвирепевший мартовский кот.

Лизунов не удержал равновесия и грохнулся в лужу. Фонарь его погас. Они барахтались в грязи.

- Никита, я его поймал, держу… Мать твою, падла… Он меня укусил!

Колосов, утопая в грязи, бросился к нему, нагнулся в темноте, оторвал от Лизунова чье-то щуплое верткое тело, едва не задохнувшись от исходившего от него зловония. На секунду ему даже показалось, что он держит не человека, а куклу, но чьи-то пальцы впились в его комбинезон. Пойманный начал бешено вырываться, извиваться и издавать какие-то дикие невообразимые звуки - то ли вой, то ли мычание. Колосов видел пыльные всклокоченные волосы, бледную, тощую исцарапанную руку - костлявый кулак молотил по спине барахтающегося в луже Лизунова. И вдруг он почувствовал запах крови - он не понял, откуда она взялась, хлынув так обильно. Им с Лизуновым ударил в глаза свет - на пороге грота стоял Швед, высоко держа над головой карбидную лампу.

- Кто это такой, господи?! - крикнул он хрипло. - Кого мы поймали, мужики?!