Глава 51
И на посошок – мятный капучино

На кладбище в годовщину смерти Вилли Ригеля Катя пришла вместе с дежурным Уховым. Он словно постарел на десять лет.

Они положили цветы к скромному памятнику, где были лишь ЕГО имя, фамилия и годы жизни. На земле рядом лежала охапка цветов. И стояла стопка водки, накрытая кусочком черного хлеба. Катя поняла, что Гектор побывал на могиле своего друга раньше них.

Ухов долго смотрел на памятник. Потом взял Катю под руку и тяжело оперся на нее. Как старик, хотя был крепкий мужик и не так давно разменял свой шестой десяток. Катя повела его с кладбища. Они хотели провести этот день вместе в разговорах о НЕМ. Им никто не был нужен. И Катя знала – даже если бы Ухов к вечеру вдребезги напился, она сама бы отвезла его на такси домой. В такой день дежурного из Староказарменска, потерявшего своего названного сына, нельзя было оставлять одного. Никак.

Писательница-детективщица Лиза Оболенская, получившая свою свободу, с которой она, правда, порой теперь не знала, что делать, в годовщину ЕГО смерти на кладбище не поехала.

Ей из издательства привезли «авторские» экземпляры ее новой книги «Умру вместе с тобой». Она брала книгу за книгой в руки и разглядывала стильную обложку.

Посмотрела рейтинги. «Лучшая проза сентября на Литрес»… На ее официальной странице в интернете читатели накидали вопросов. И все они касались двух прежних героев ее книг – бравого телохранителя и майора полиции, которые столь полюбились читателям. Вопросы сводились к одному: отчего они исчезли из романов так внезапно? Почему их сюжетные линии оборвались? Что с ними обоими стало? И – «пожалуйста, верните нам их!»

Лиза Оболенская читала эти вопросы на своем мобильном. Взяла книгу… Раскрыла. Страницы веером.

Умру вместе с тобой…

Какое название…

Она медленно выдрала из своей новой книги страницу, затем еще одну, еще одну… смяла…

Ну, что ты, Mein Diamant… Моя Драгоценность, зачем ты опять лжешь сама себе, а? Никто ни с кем не умер. И никто ни с кем не умрет. Это все для красного словца, да? Чистый писательский вымысел. И ЭТО тоже – в горнило, в печку неуемной творческой фантазии. Все ради писательского ремесла. Чтобы читали… чтобы тебя читали…

ЕГО лицо…

Она видела ЕГО сейчас так ясно, словно ОН был жив. И стоял рядом.

Вальтер…

Но нет.

Даже писатели, в книгах своих всесильные, как боги-творцы, не могут воскресить тех, кто погиб в реальной жизни, а не на страницах сказок. А без прототипа – если он был яркий, как звезда, все эти персонажи – просто пустая мертвая оболочка. В которую уже не вдохнешь новую жизнь.

Яркий, как звезда… Великодушный. Отважный.

И как звезда, так быстро сгорел – в той темной осенней ночи.

Вечером того же дня – годовщины смерти Вилли… Вальтера Ригеля его друг Гектор сидел в своем «Гелендвагене» на темной набережной Москва-реки среди заброшенных пакгаузов столичного Южного порта.

Рядом на сиденье – небольшой баллон с закисью азота. В этот раз Гектор решился обойтись без кислородной маски – просто открыл вентиль, и пьянящий газ с запахом газировки распространился по салону машины, словно пузырьки… проникая в кровь…

Окончательно все потерявший в этой жизни Гектор видел лицо своего друга Вилли, которого он обрел и так быстро потерял. Не смог спасти… снова не смог спасти, не смог помочь, уберечь… Как и тогда своего брата-близнеца – там, среди душистых роз и хвои, обрамленных, словно оправой, горными блистательными снегами Кавказа…

Вилли смотрел на него пристально. А затем поднял руку – сделал запрещающий жест. Нет, не сейчас… mein camerade… да, в той старой немецкой песне поется – и когда меня не станет, наша встреча с ним настанет… Но не сейчас, не сейчас, Гек…

И Гектор внял его запрету. Прикрутил вентиль баллона с веселящим газом.

Перед его глазами теперь была ОНА…

Катя…

Тот вечер после веселящего газа… Ее лицо – встревоженное, испуганное, растерянное, когда она смотрела на него и… Он поклялся себе тогда, что никогда больше… Никогда…

Но слово-то не воробей, да?

В тот вечер он вернулся домой в Серебряный Бор к отцу. Отправил усталую сиделку спать, а сам сделал для отца все, что нужно. Искупал его в ванной, сменил белье, накормил с ложки и уложил спать.

Сидел у себя наверху и читал «Илиаду». Все время ощущая, что Катя… вот она рядом, протяни руку, коснись ее волос, загляни ей в глаза… скажи… ну, скажи ей то, что уже больше не можешь скрывать…

Звонок на мобильный. В мессенджере.

– Я слушаю.

Молчание.

– Кто говорит?

На какой-то счастливый сумасшедший миг ему показалось, что это ОНА… она ему звонит, не пишет, как вечером, а звонит сама, потому что снова беспокоится о нем и…

– Катя, это вы?!

– Добрый вечер, полковник.

Гектор узнал голос Аристарха Бояринова – Штирлица Иваныча – насмешливый и холодный.

– Как тебя зацепило, полковник. Надо же. А я заметил. Так ты запал на нее… Так запал.

– У тебя возражения? – спросил Гектор. – На пушечный выстрел к ней подходить не смей. Понял?

Штирлиц Иваныч засмеялся с неприкрытой издевкой.

– Ну точно, запал ты жестоко на эту красотку-журналистку. Нет, полковник, нет, Гек… она мне на фиг не нужна. Хотя…

– Что?

– Есть вещи, которые ей вроде как и знать не положено, да?

– Какие вещи?

– Те, что ты так тщательно скрываешь от всех, заслоняясь своим покойным братцем, словно щитом, от сплетен и пересудов.

Гектор ощутил, как у него пересохло во рту.

– Ты меня при ней дураком выставил, помнишь? Насчет тайны моей – братца моего арестанта. Но мы же по части тайн с тобой, полковник, тоже почти как близнецы, а? Вдруг красавица узнает твою тайну? Разочаруется она в тебе. И смотреть в твою сторону не станет, потому что такие, как ты, полковник, бабам не просто не нужны, они им противны.

– Ты чего хочешь? – Гектор охрип.

– Я хочу тебе помочь окончательно не опозориться в глазах твоей обожаемой Кати. Ты можешь купить свой позор. Есть цена.

– Говори конкретно.

– Лесик-покойник это все затеял. Не я, а он. Ты слегка его прижал, а он… он кинулся по сусекам мести, собирать на тебя всякую всячину. И нашел это. Рапорты, медицинские справки. Мне вслух сказать, насчет чего они, или сам догадаешься?

– Документы у тебя?

– У меня. – Штирлиц Иваныч усмехнулся. – Лесик купить не успел, в ящик сыграл. Ты сам понимаешь – не я его убил. У меня с ним был неплохой бизнес. Так вот я тебе теперь предлагаю все это купить.

– Сумма?

– Деловой подход. Вот это я люблю! Бумажки того стоят, конечно.

– Сколько хочешь, Аристарх?

– Два миллиона. Налом.

– Понятно. Когда? Где?

– Ты прямо вперед паровоза, полковник. – Аристарх Бояринов снова заржал с издевкой. – Завтра. В двенадцать. И не в отделе полицейском, естественно. У меня дела с утра, буду в городок возвращаться – на трассе одно место есть. Я тебе сейчас кину схему. Найти легко. Там развилка дороги. Ты привезешь деньги. Я бумаги. Совершим обмен. В лучших традициях нашей с тобой общей конторы, которая нас же и поимела.

Через две минуты на мобильный Гектора пришла схема места встречи.

Он смотрел на дисплей. На томик «Илиады».

Встал, подошел к металлическому шкафу в углу за тренажерами. Открыл его, набрав код.

В шкафу – оружейный склад. Пистолеты, автоматы, винтовки с оптическим прицелом. Он имел лицензию и разрешение на весь «сводный оркестр». Достал пистолет «Глок».

Но затем вернул его на место. И закрыл оружейный сейф.

Обойдемся без пальбы…

Штирлиц Иваныч в разведку готовился, насчет пальбы он и сам мастер на все руки… А потом еще возня с пулей, с гильзой…

На следующий день он приехал в ту самую рощу на развилку неподалеку от ресторана «Сказка» в Малаховке минута в минуту. Держал в руках туго набитую купюрами барсетку.

Аристарх Бояринов – Штирлиц Иваныч на встречу опоздал.

Гектор не знал, что за два часа до ночного звонка ему Аристарх позвонил прокурору Кабановой, рассказал ей о документах и тоже предложил их приобрести. И Кабанова сразу согласилась – в этом она не солгала Кате. Аристарх собрался отдать оригиналы именно ей – как и было уговорено с теми, чьим посредником он являлся, работая в этой афере за десять процентов. Он так же собрался отдать прокурорше и копию – она сама потребовала этого. Но Аристарх не желал подбирать лишь жалкие крохи в этом деле. Он просто сделал еще одну – вторую копию со всех документов. И решил уже от себя лично продать ее Гектору, который был кровно заинтересован, как представлялось Аристарху, в том, чтобы такая информация не утекла на сторону.

О последствиях Аристарх в тот момент не думал. Он просто желал получить не жалкие десять процентов от сделки, а свои собственные два миллиона. Он был уверен, что Гектор ему заплатит. Расхлебывать последствия сделки с двумя покупателями предстояло потом – так он считал. Можно просто уехать, бросить работу… исчезнуть на время, пока все не уляжется…

В рощу на встречу с Гектором он явился прямо из банка, где забрал для своих компаньонов деньги, оставленные там в ячейке прокурором Кабановой. Оформил там же в банке перевод «нала» на нужный счет. Аристарх следил за Кабановой от самого дома и видел, что она утром направилась прямо в банк, детально выполняя все условия, о которых они договорились накануне.

Увидев Гектора в зарослях, он помахал ему рукой.

– Где документы? – спросил Гектор.

– В машине. Я ее на шоссе оставил. Копия, сам понимаешь. Оригиналы в больших сейфах под большими замками. А деньги?

– Бери. – Гектор протянул ему барсетку.

Он видел – Аристарх смотрит на него с презрением. Видимо, прочтя в документах о его увечье, он перестал его воспринимать так, как раньше. Он больше не считал его ни авторитетным, ни крутым, ни опасным. Не мужик, а… Такие не представляют угрозы. Такие просто ничто… полные нули…

Аристарх забрал барсетку, открыл ее, проверяя, все его внимание переключилось на купюры и…

И в этот момент Гектор в прыжке без разворота подбросил свое тело вверх – почти демонстрируя шпагат, как это делают в тибетских монастырях боевых искусств. И ногой, носком ботинка ударил высокого Аристарха прямо в висок.

Тот без звука повалился, как сноп, на землю.

Гектор забрал барсетку, накрыл ею его висок. И наступил ногой, уже каблуком, нажимая, проламывая ему височную кость до конца.

Агония Штирлица Иваныча была недолгой.

Барсетку, на которой осталось ДНК, Гектор завернул аккуратно в два сорванных лопуха.

Надел прихваченные с собой резиновые перчатки. Забрал у покойного мобильный телефон и ключи от машины. Пошел к шоссе. Открыл иномарку. Взял из салона документы – просмотрел. Копии.

Он не знал, что как раз в этот самый миг прокурорша Кабанова у себя дома жадно изучает оригиналы документов.

Документы и завернутую барсетку он положил в багажник «Гелендвагена». Вернулся на место убийства и засунул ключи от его машины Аристарху в карман джинсов.

Глянул на труп.

На шоссе остановился у придорожной кофейни. Вскрыл мобильный телефон, уничтожил сим-карту, решив, что выбросит все по дороге. Снял резиновые перчатки, швырнул их в урну. Купил себе мятный капучино. Выпил залпом. Осмотрел себя – свой костюм. Поправил галстук. Забрал из аптечки антисептик, который всегда возил с собой по военной привычке. Достал из багажника барсетку, выбросил лопухи и тщательно обработал всю кожаную поверхность.

Вот так. Теперь никакой ДНК.

Он приехал в отдел полиции Староказарменска.

Он был снова самим собой.

В тот момент ему казалось, что он на верном пути. И колесница… та, с вороными конями из ада, который греки и троянцы в «Илиаде» звали Аидом, минует его… Что в его собственной Трое его, Гектора, больше уже не привяжут к колеснице за ноги и не поволокут в пыли среди острых камней…

Он увидел Катю в коридоре отдела.

После всего, что случилось… после ночи веселящего газа и этого утра, о котором она даже не подозревала, он должен был… обязан был объясниться с ней. Сказать, что он…

Догнал ее в коридоре. Положил руку ей на плечо. Прикосновение к ней… как удар током… На миг он даже задохнулся.

– На пару слов можно вас?

Она оглянулась…

– Нет, нет, так у нас с вами дело не пойдет, Катя…

Он чувствовал – если она сейчас оттолкнет его, он… сам запалит свою Трою со всех концов – гори все… полыхай, сгорай дотла в пепел, в дым…

Но Катя не оттолкнула его от себя.

Пусть и не из любви, а по доброте душевной…

Сидя сейчас в своем «Гелендвагене», паря, словно дух, среди морока и пузырьков веселящего газа, Гектор опять грезил о НЕЙ.

И о том, как они разговаривали тогда… И как Вилли зашел в кабинет, сообщив – в Люберцах труп…

Нет, сейчас он, Гектор, не просил у НИХ прощения за свой обман, свой поступок.

Доведись снова – он бы все повторил.

И ему сейчас казалось… и не газ пьянящий, выворачивающий наизнанку мозг, сердце, душу, был тому виной… ему казалось, что они оба – женщина, которую он любил больше жизни, и друг, которого он любил, как брата, знали… догадывались о том, что случилось там, в роще на развилке дороги.

И они не осуждали его. Не винили ни в чем.

Молча, тайно, без слов, они были заодно с ним.

На его стороне.