Глава 29
Финансы и романсы
– Мне надо отвести Ирочку домой.
Это все, что ответила Герда Засулич Кате, когда та дошла до «развивающего» детского садика и встретила Герду с дочкой, выходивших из его ворот.
Катя начала свою речь горячо: все факты свидетельствуют о том, что Кляпов не убивал Алексея Кабанова. Он берет на себя убийство, потому что отчаялся иным способом оправдаться в ваших, Герда, глазах за похищение дочки. Это не признание, а намеренный самооговор. Все разумные доводы опомниться он отвергает. Когда напишет чистосердечное признание – явится следователь, тогда этот процесс уже не остановить до самого суда. И только вы, Герда можете вразумить его не делать непоправимых глупостей, потому что…
Вот такая речь.
– Но если вы найдете настоящего убийцу, его ведь отпустят, – заметила Герда, выслушав.
– Да. А вдруг так и не найдем? Он сядет в тюрьму на много лет.
– Он выкрутится. Он всегда выкручивался. Он же Кляпов. У него такие покровители. Читали, как его в интернете называют?
– А как вы его называете? – спросила Катя. – Простите, я не хочу вмешиваться в ваши с ним отношения. Но его безрассудный поступок свидетельствует о сильном чувстве к вам.
Герда шла молча, держала за руку дочку – четырехлетний карапуз в розовой курточке и джинсах внимательно слушал их, задрав светлую головку в бантиках. Катя поймала на себе взгляд девочки. Такую кроху похитил Алексей Кабанов, наркотиками-снотворным наколол… что же ты за сволочь такая был, Лесик Кабанов?
– Я прошу вас пойти в полицию и поговорить с Кляповым, – сказала Катя. – Я прошу не только от лица майора Ригеля, но и от своего. Мне не нужен мираж в деле об убийстве, Герда. Не забывайте – у меня шкурный интерес. Я хочу обо всем этом написать. И прославиться. Но я должна предупредить вас. Если вы все-таки придете и убедите его не делать того, что он вытворяет сейчас, то… из конца списка подозреваемых вы сами автоматически передвинетесь на первую его строку. Как мать, у которой Кабанов украл с целью шантажа дочь. И Лиза Оболенская будет в этом списке на втором месте. Потому что вы, Герда физически не смогли бы осуществить убийство Кабанова из мести одна. А кто еще поможет покарать негодяя, как не самая близкая подруга?
После этого Герда и заявила, что ей надо отвести дочку домой.
И ушла. Даже не оглянулась.
Наверное, зря я ляпнула про список подозреваемых и про их место в нем? – подумала Катя. – Хотя это же честно.
Расставшись с Гердой, она добрела до городского парка, села на скамейку и позвонила прокурору Кабановой.
– Есть новости, Клара Порфирьевна. И их немало. Только это не телефонный разговор. Нам надо с вами встретиться.
– Вы можете приехать ко мне в Малаховку сейчас. Я в доме Лесика… Собираю его вещи для похорон.
Катя сказала, что будет через сорок минут в Малаховке. За машиной на стоянку отдела не вернулась, поймала такси.
У калитки бывшей спецдачи – разведшколы, перестроенной в виллу, служебная машина прокурора Кабановой. Шофер дремлет, откинувшись на сиденье. Катя позвонила в домофон, и Кабанова открыла ей калитку. Встретила в холле.
– Ваша невестка дома?
– Ульяна уехала рано утром. Забрала все свои вещи. Написала мне в почту, что ключи от дома оставила в цветочном горшке. – Клара Порфирьевна Кабанова оглядывала холл хозяйским взглядом. – Вот и все. Вся эта их жизнь… целая глава – и тоже на свалку теперь… Даже внука мне не оставили. Все прахом.
– Ульяна все это время встречалась со своим любовником. Это Аристарх Бояринов – сотрудник Кляпова. А раньше он работал в ФСБ. Его оттуда выгнали.
– Пойдемте в гостиную, сядем. – Прокурор повела Катю по модно и дорого обставленным комнатам особняка. – Значит, этот тип… Красавчик… Лесик его упоминал, но вскользь. Он вроде как обычный клерк.
– Вы тогда сказали – интернет-тролль, он и правда тролль. Он считал, что после смерти мужа Ульяна унаследует приличный капитал. Не знал про завещание вашего сына. Он мог его убить – корыстный мотив. Но он это категорически отрицает.
– Конечно, отрицает. Они все отрицают. – Кабанова взяла с низкого столика у кресла сигареты и закурила. – Еще какие новости?
– Ваш сын Петя с самого начала протестов в городе из неприязни к брату финансировал митинги, экологов, комитет спасения. Постройка палаточного лагеря у полигона – целиком его идея. Он дал на это свои деньги.
Кабанова сильно затянулась дымом. Рука ее дрожала.
– Это мальчишеская бравада.
– Это война насмерть, Клара Порфирьевна. Ненависть брата к брату.
– Хорошо, я приму к сведению. Я сама поговорю с Петей. Я вправлю ему мозги. Еще что?
– И самое главное. Ваш Лесик, исчерпав все доводы, обещания, посулы и угрозы, сам лично в компании некоего Горбатько, которого мы задержали этой ночью, совершил похищение малолетней дочери Герды Засулич с целью напугать ее и принудить выполнять собственные требования. Отказаться от противостояния и митингов.
– Это ложь. Кто это говорит?
– Задержанный Горбатько, которого ваш сын Лесик нанял за деньги. Дочку Герды Горбатько лично похитил из детского сада. Ее искали почти шесть часов! А все это время ваш сын и его подельник возили ее в украденной машине. Ваш сын вколол ей наркотик. Четырехлетнему ребенку! Он мог ее убить, если бы дозу не рассчитал. Потом он высадил девочку на автобусной остановке на окраине города у дороги. Бросил ее там без помощи, наколотую наркотиком!
– Вы хотите сказать, что Герда Засулич за это могла его убить?
– Я хочу сказать – кого вы вырастили, Клара Порфирьевна? Кого? – Катя повысила голос. – Вы кто сами? Вы прокурор. Вы что, не слышите, о чем я вам говорю? Ваш сын украл ребенка! Подверг ее жизнь опасности. Шантажировал мать.
– Не орите на меня!
– Взгляните на своего старшего сына объективно.
– Мой сын мертв! – Кабанова стукнула кулаком по столику из ореха. – Он убит! Они все живы. И этот несчастный ребенок тоже жив. А мой сын в гробу! А вы… вы что же это… вы теперь тоже его ненавидите, да? Как все они? Вы его осуждаете, ну конечно… Вам он противен стал. Но вы обещали мне найти его убийцу. И что теперь? Вы отказываетесь?
Катя молчала.
– Вы отказываетесь? Вы бросаете меня – мать, потерявшую сына, у которой отнято все… все, что было дорого, все, ради чего я жила?
– Я не брошу вас, Клара Порфирьевна. Это дело уже слишком далеко зашло, чтобы я его бросила. Вы мне тогда на мусорной свалке сказали – у вас не должно быть иллюзий никаких насчет них – тех, кого вы подозреваете и обвиняете. Так вот – сами теперь не стройте иллюзий по поводу вашего старшего сына. Взгляните в лицо правде. А вдруг выйдет так, что он заслужил смерть?
– Не смейте мне это говорить.
– А вы сами за полную правду ратовали, Клара Порфирьевна.
– Кто нашел этого Горбатько? – спросила Кабанова, снова глубоко затягиваясь сигаретой. – Кто его вам подсунул?
– Его нашел Гектор Борщов.
– Так я и знала. – Кабанова криво усмехнулась. – Снова он. И такая версия, такой след… Мой сын – похититель ребенка. Чудовище. Минотавр. Он, этот киллер, знанием мифов любит щеголять, насколько я знаю. Обаяния себе добавляет, интеллекта. Он не называл моего Лесика Минотавром?
– Нет. Он просто рискнул жизнью вместе с майором Ригелем и задержал Горбатько.
– Слыхала я байки, что он жизнь свою в грош не ставит. Но это у него поза такая, Катя. Выпендреж. Когда в банке такой счет и недвижимость элитная семейная в Серебряном Бору, хочется жить до ста лет. Наслаждаться и при этом грести и грести. Все больше и больше… Знаете, у меня тоже ведь новость для вас – мне утром сегодня звонили из одной уважаемой юридической фирмы. Она как раз курирует финансовые интересы свихнувшегося старика – генерала Борщова. И мне, как наследнице Лесика, поступило от них недвусмысленное предложение продать по-быстрому нашу семейную компанию. Цену мне предложили – заметьте – половину от настоящей стоимости. Это что? Вы на это не желаете тоже взглянуть объективно? Генерал двадцать лет уже паралитик безумный. От кого мне такое предложение поступает? От генерала? Или от его сынка – героя задержаний, рискнувшего жизнью, по вашим словам?
Катя не нашлась что ответить. Кабанова и в этой ситуации взяла верх.
– Так вы на моей стороне или как? – спросила Кабанова.
– Я буду продолжать поиски убийцы вашего сына, насколько смогу. Стороны – это не ко мне. Я ни на чьей стороне, Клара Порфирьевна. Я сама по себе.
– О похищении дочери этой активистки я глубоко сожалею. К счастью, все обошлось. Но ее мамаша сама виновата. Она моего сына достала, довела! Можно же было договориться! Всем можно было договориться. Не брать грех на душу. Но Герда Засулич все отвергала. Любые разумные предложения моего сына. Она не просто эколог, Катя. Может, она сначала им была. Но сейчас на такой волне она стала известной на всю страну. Это уже почти политический капитал. А Засулич – не дура, она умница. Она прекрасно понимает, как таким капиталом можно распорядиться в будущем. И поэтому… я думаю…
– Что?
– Как прокурор и юрист. Она не стала бы рисковать таким бэкграундом и сводить счеты с моим сыном. – Кабанова усмехнулась. – Слишком опасно. Роль мстительницы? Когда светит роль национального гражданского лидера? Нет, она не убийца. Это все чересчур на поверхности, понимаете? Мы же не идиотки с вами, Катя, чтобы заглотнуть такую наживку Гектора Борщова.
– Вот и обменялись новостями с вами, как вы и хотели. – Катя поднялась из кресла.
– Насчет «сторон» больше не станем спорить. Но вы обещайте мне, что будете осмотрительны и осторожны. И критичны. И объективны. Даже если некто… так красиво геройски рискует собой.
– Хорошо, Клара Порфирьевна, последний вопрос можно?
– О чем? – Кабанова погасила сигарету в пепельнице и тоже поднялась из кресла.
– Вы сказали, что ваш первый муж погиб в результате несчастного случая. Оказывается, это был суицид. Он повесился. Есть материалы в архиве.
– Гектор Борщов и здесь постарался?
– Нет. Не он. Но это правда?
– Правда.
– А что стало причиной?
– Алкоголизм. – Кабанова тяжко вздохнула. – Я скрывала. Мне было стыдно. Он сильно пил. Это был припадок, Катя. Что-то вроде белой горячки. Лесику было тогда десять лет… Он его и нашел в петле в нашей спальне. В нашей старой квартире в Люберцах.
Всю дорогу обратно в Староказарменск – а ехала она долго на рейсовом автобусе – Катя по полкам в памяти раскладывала все, что узнала – не только сейчас от Кабановой, но и вообще – все в этом деле.
Хаос…
Хаос, который пока невозможно упорядочить.
Она и не подозревала, что еще больший хаос впереди. И ждать осталось совсем недолго.
В отделе полиции ее встретил Вилли Ригель.
– Поговорили с Гердой?
– Да. Она приходила?
– Нет. Кляпов в ИВС пишет чистосердечное признание в убийстве. Сейчас уже рабочий день в следственном комитете заканчивается. Я оформлю его признание, зарегистрирую и завтра позвоню следователю.
Катя ощутила, как же скверно у нее на душе, кошки скребут. Вилли Ригель ушел в дежурку. Катя не знала, что делать – идти в отель?
И в этот миг она увидела через окно Герду Засулич. Запыхавшись, та открыла дверь отдела полиции.
– Я ждала, пока Лиза вернется из суда, она в процессе сидела. Я ее оставила с Ирочкой дома. У меня нянька заболела. Где Кляпов?
– Пойдемте в ИВС. – Катя на радостях совсем забылась и завопила на весь коридор: – Майор Ригель! Ура!
Они втроем спустились. Фима Кляпов – без галстука (его у него забрали), без пиджака (он его снял), в рубашке с засученными рукавами сидел за столом и писал «повинную». Из соседней камеры вышел Гектор Борщов.
– Дверь не могу закрыть. Инструкция. – Вилли Ригель обратился к Герде: – Говорите так. Мы отойдем в конец коридора.
Фима Кляпов поставил число и подпись. Герда вошла. Он увидел ее и…
Встал из-за стола.
– Фима, пожалуйста, не надо.
– Что не надо? – Он смотрел на нее так, что будь на месте Герды Снегурочка, она бы в миг превратилась в лужицу талой воды под его пламенным взглядом.
– Я вас прошу не брать такую ношу на себя.
– Я хотел взять другую ношу. Видно, не судьба.
– Фима, пожалуйста… я вас очень прошу. Я вам благодарна и признательна. Хотя можно ли быть признательным за убийство… Но вы этого не делали! Я благодарна вам. Я… я прошу меня простить за то, как несправедливо я поступила с вами.
– Извинения приняты, – хладнокровно ответил своим глубоким баритоном Фима Кляпов.
– Тогда разорвите то, что вы сейчас написали. – Герда шагнула к нему.
– Я не могу. Слово – не воробей. Тем более, мое.
– Я вас очень прошу, Фима.
Он смотрел на нее.
– Ради меня. – Герда подошла к нему близко.
Он сам шагнул к ней.
– Если вас не будет рядом, – тихо сказала Герда. – Кто заступится за меня? Кто защитит нас с Ирочкой?
– Значит, такое ваше желание?
– Да, да! Пожалуйста, не делайте этого. Пожалуйста, останьтесь с нами.
– Хорошо. Понял. – Фима Кляпов наклонился к ней с высоты своего роста: маленькая Герда едва доходила ему до плеча. – Тогда у меня тоже к вам просьба.
– Какая? – Герда сразу смутилась.
– Снимите очки.
– Что?
– Очки снимите. Я вас сейчас поцелую.
– Фима, Фима… что вы себе позволяете?
Он протянул руку и сам снял ее модные стильные очки.
– Я же кто? Бандит… капер…
– Фима, это шантаж…
Он поцеловал ее в губы страстно. И отпустил.
– Давно собирался это сделать, Герда.
Она забрала со стола исписанные листы бумаги и сама разорвала их в клочки. Взяла Фиму Кляпова за руку и вывела в коридор.
– Летали амуры, как пули… Братан мой написал в двадцать лет, – объявил Гектор Борщов. – Как в воду глядел. Ну, а теперь давайте все вместе покинем эту юдоль печали.
И они все поднимались наверх из ИВС.
– И как же было все на самом деле? Расскажи нам, – попросил Гектор Борщов. – Мы же все здесь свои. Одна семья.
– Мне надо протокол оформить. Рассказывайте, – поддержал Вилли Ригель.
– Я был в тот вечер в ресторане. Мишка Эпштейн не врет. Я ждал вас. – Фима глянула на притихшую Герду Засулич. – Я вам мейл днем послал. Вы не ответили. Но я все равно вас ждал. Я хотел про Горбатько вам рассказать. И вместе с вами к Кабанову поехать. Хотел отметелить его там у вас на глазах. Об убийстве речь не шла. Просто покалечил бы подонка. А тут привезли от вас коробку… вы мне ее вернули. И я надрался как сапожник. Официант мне такси вызвал. Как доехал до дома, как до квартиры добрался, не помню. Проснулся утром на кровати. С перепоя. Вот так было дело. Не вышло из меня в тот вечер заступника, Герда.
– Вот и чудненько, – подытожил голосом Фагота-Коровьева Гектор Борщов. – А сейчас на радостях… раз все так славно обернулось… предлагаю совсем, ну окончательно покинуть эту юдоль печали и слез и завершить рабочий день в местном баре. Отметить наши скромные успехи.
– Мы сутки с вами, Кляпов, потеряли, – упрекнул Фиму Вилли Ригель.
– А как же показания Горбатько? – спросила Катя. – Это ведь тоже уголовная статья – хулиганство, телесные повреждения.
– А повешенный уже в сомнениях, Катя, – ответил ей Гектор. – Я сейчас с ним в камере беседовал. Он колеблется – а был ли то шрам? Может, татуировка? Не уверен. Сказал, что с опознанием Фимы он вроде как погорячился. А может, и вообще обознался. Так айда в бар при нашем отеле? Всей компанией?
К удивлению Кати, от Герды не последовало никаких возражений. Фима Кляпов спросил ее:
– Вы больше не боитесь, что вас со мной увидят ваши ботаны из комитета?
– Какое им, собственно, дело? – ответила Герда. – Только давайте лучше поедем туда на машине. А не пешком, ладно?
Через минуту они уже грузились в «Гелендваген» Борщова. А еще через семь минут оккупировали в баре при отеле маленький уютный «зал для семейного банкета».
