Глава 15
Пеликан
Заняв свободный кабинет, Катя до восьми вечера смотрела на ноутбуке файлы оперативной видеосъемки с митингов, поначалу санкционированных властями. Мирных. На двух митингах от лица строительной компании выступал Алексей Кабанов. Катя слушала его речи, разглядывала его, пытаясь совместить два образа Лесика: окровавленное бездыханное тело с разбитой головой на куче мусора – и этого энергичного, делового, современного, явно знающего себе цену молодого мужчину в дорогом костюме, который засыпал митингующих горожан цифрами, планами, обещаниями, посулами.
Лесик Кабанов умел отстаивать свои идеи. Он был оратор. Однако слушали его в Староказарменске плохо – перебивали, то и дело кричали из толпы, задавали вопросы. Он отвечал терпеливо. Не грубил, не оскорблял. Никому не угрожал.
Этот образ кардинально отличался от того, который складывался по рассказам дежурного Ухова, Гектора Борщова, домработницы Кабановых и официанта ресторана «Сказка». Все они говорили о человеке, способном оскорбить в лицо, найти самую главную болевую точку и безжалостно в нее ударить, не пожалеть, не проявить сострадания, избить собственного младшего брата на глазах своей жены. А на видео Алексей Кабанов выглядел таким, каким описывала его Клара Порфирьевна, которой материнская любовь застилала глаза.
И Катя пока не знала, какой образ Лесика Кабанова истинный.
Вилли Ригель у себя в кабинете корпел над служебными документами. В начале девятого он зашел к Кате и спросил: «Вы есть не хотите?», предложив прогуляться до бара-ресторана у гостиницы, где поселилась Катя.
В баре-ресторане даже вечером было почти пусто. В маленьких подмосковных городках народ не особо бражничает в будние дни. Они заняли дальнюю кабинку, официант принес меню. Катя глянула и ужаснулась – закуски под выпивку и сплошной гриль. Она заказала себе рис на пару и тушеный шпинат. Вроде как диетическая еда. Вилли взял себе бургер с картошкой.
– Что вам принести выпить? – спросил он, держа курс к барной стойке.
– Спасибо, но я… Вилли, мне лимонад какой-нибудь. Или сок.
Он отошел. И почти сразу в смежной кабинке кто-то поднялся – высокий, в костюме, с бокалом коньяка в руке.
Гектор Борщов.
– Привет. – Он сел за их столик, даже не спросив разрешения.
– Снова топите тоску в стакане? – не удержалась Катя, которую такая бесцеремонность разозлила.
– Ага. Умираю от скуки в этой дыре.
– Надо же. И убийство вас не развлекло.
– Вы считаете меня человеком, способным веселиться при виде мертвецов и крови?
– Кто вас знает, Гектор.
– Может, все же Гек? – спросил он, поднимая свой бокал. – Разве мы не узнали друг друга чуть лучше за этот день? И разве не помирились?
– Никто с вами не ссорился. Но я подумала…
– Что? – Он смотрел на нее сквозь стакан.
– Раз есть Гек, то должен быть и Чук. Мне всегда было интересно, а как звали Чука по-настоящему в той книжке?
– Был и Чук.
– И как же его имя по паспорту?
– Игорь.
– Игорь? – Катя не удержалась, улыбнулась. – Совсем тогда непонятно, почему Чук.
– Мой брат – близнец. Дед с бабкой его любили больше меня. Я просто Гек, а он Игоречек… Игорчик… Игорчук… Чук… Чук…
– Я в детстве думала, что Чук – это Чукча. А вашему брату надо сменить имя на Париса или Эсака, раз вы Гектор и такой фанат Илиады.
– Не может сменить. Умер.
– Ох, простите.
– Ничего, это было давно. – Он залпом выпил весь свой коньяк до дна.
Вилли Ригель вернулся с бокалом сока для Кати и кружкой пива для себя.
– Какие-то проблемы? – спросил он.
– Нет, что вы, герр майор. Я развлекаю в ваше отсутствие коллегу светской беседой. – Гектор сам к стойке не пошел, воззвал к официанту – повторить коньяк.
Он наблюдал, как Вилли Ригель пьет пиво и ест бургер, а Катя ковыряет вилкой тушеный шпинат.
– Я навел справки о вас, коллега, – заявил он Кате.
– Где навели? – спросила она резко.
– Там, там, там. – Он усмехнулся и снова глотнул коньяка. – Вы – само недовольство и плохо сдерживаемая неприязнь. А я ведь ничего плохого вам не сделал. Пока.
– За вами не заржавеет, – мрачно изрек Вилли Ригель.
– Нет, правда, Катя. Мы ведь не только невольные союзники в этом загадочном деле об убийстве, но и… мы одного круга с вами. Я узнал, например… Вы ведь о себе рассказывать не особо любите, так? А я узнал такие интересные вещи о вас, о вашей семье. Дед ваш, оказывается, как и мой батя, был на свадьбе дочки Брежнева Галины, когда он замуж за красавца генерала МВД Чурбанова выходила. Ваш дед был другом жениха. А мой батя присутствовал на той знаменитой исторической свадьбе не как гость, а в силу служебной необходимости.
Вилли Ригель глянул на Катю. Она молчала.
– Наверняка вы слышали, как и я, семейные предания о той свадьбе. Как тьма гостей собралась на брежневской даче солнечным летним днем, когда на воздухе были накрыты столы, мелькали официанты, играл джаз. Невеста Галина Леонидовна в белом брючном костюме, не в платье и фате допотопной, а по-модному, по-западному… Жених Чурбанов – набриолиненный, с пробором в ниточку, лощеный. Этакий наш Джеймс Бонд. Словно другой мир, другая галактика по сравнению с массовкой, что давилась в очередях в «Детский мир» и «Первый Гастроном», скандалила в Союзе Могучем Нерушимом, в стране, «которую мы потеряли». Как там было все на той свадьбе, знаете, наверное, Катя? Гости собрались. Ждали час, два… уморились, есть захотели. А праздновать все не начинают. И шепоток: Сам спит-отдыхает. Нельзя будить. Затем проснулся Генсек. Восстал с кровати, как с одра. Вышел к гостям. Всех благословил. Сел за стол свадебный во главе. Ему принесли внучку маленькую, и он ее прямо на стол посадил перед собой. Умилялся, бубнил что-то, шепелявил. Гости сразу к столам. Ура молодым! Горько! Есть-пить начали, за ушами трещало. А Брежневу… у него же челюсть… есть ничего было нельзя. Сварили старику на кремлевской выездной кухне молочной лапши, принесли. И он ее весь тот свадебный пир хлебал ложкой. Колоритно, а? Ностальгия. Я плакал! И главное – никто, ни одна журналисткая морда про то не знает, не пронюхала, в курсе лишь те, кто присутствовал на той свадьбе. Кто помнит. Закрытый круг посвященных. И их потомки.
– И к чему вы это вспомнили? – спросил Вилли Ригель.
– А к тому, что мы, во-первых, с Екатериной одного круга люди. А во-вторых… Ты вот, майор, намедни мне что-то про «новое дворянство» грубо так бросил. Старое дворянство, из которого твои немецкие предки – бароны Померанские, сдохло все! Нет его больше. К стенке его поставили. И появились мы. Новые. И если дальше так пойдет в нашем Отечестве, то для нас, «новых», это полный конкретный… парадиз. Хрустальная мечта. Потому что мы, «новые», при таком раскладе будем делать что и как хотим, и никто нам не указ будет.
– В каком смысле, что хотим? – спросил Вилли Ригель голосом ледяным и спокойным, однако сулящим беды.
– В таком смысле, майор, что у тебя, кроме твоей разбитой тачки, чести и железных кулаков, нет ничего за душой. А у нас… у меня… Вот мой батя в Серебряном Бору сидит в фамильном генеральском поместье. По документам он владелец двух кладбищ, двух автосалонов, земельных участков, домов, квартир. И мне… понимаешь, майор, мне в этом плане… по гроб жизни всего этого хватит. И прежде чем завидовать нам… новым дворянам… и выливать на нас ушаты грязи, может, стоит подумать – а вдруг мы все это заслужили?
– Чем? – не выдержала и Катя. – Чем же вы все это заслужили?
– Слышали миф о Пеликане, что кормит своих детей, отрывая куски от себя? – спросил Гектор. – А вдруг кто-то из нас тоже так… Кормит наше великое славное голодное Отечество своей плотью, отрывая от себя кровавые куски, заталкивая их в ненасытную глотку – на, ешь меня заживо… жри меня… терзай…
Катя поняла, что Гектор Борщов сильно пьян.
– Вы, Катя, человек нашего круга. В силу своего происхождения, семьи, родственных связей, памяти. Но навел я справки и сам вижу – отбиваетесь вы от нашей маленькой дружной сплоченной корпорации. Пишите не то, не так, неправильно, все наперекор. – Гектор снова отсалютовал Кате стаканом. – Хотите объективности? А вдруг ее нет, а? А вдруг так выйдет, что на двух стульях все равно не усидеть? Хотите испытать это на своей нежной шкуре? Даже не пытайтесь. Мой вам добрый искренний совет.
Катя собралась ответить ему. И слов было столько, что на десять отповедей бы хватило! Но у него опять неожиданно зазвонил мобильный.
– Алло? Это ты? Привет. Почему не рад? Очень рад. Уже в постели? Эротическое белье… Нет… нет, я не приеду. – Гектор Борщов поднялся. – Потому что я на работе. Да, так поздно. Служба у нас такая… И вообще я не люблю, когда крепость так быстро сдается. Я завоеватель по натуре. Гектор. Читала Илиаду? Нет? Ну, почитай, моя прелесть… почитай… и мы потом с тобой обсудим. И читать не любишь? А что ты любишь, детка? О, ты меня с пол-оборота заводишь…
Он пошел к выходу из зала с телефоном. Катя смотрела ему вслед. Снова вспомнила слова домработницы Кабановых о любовнике Ульяны.
– Какой он киллер? – хмыкнул Вилли Ригель презрительно. – Чего прокурорша себе вообразила? Разве у них такие волкодавы в спецподразделениях? Шут. Актер погорелого театра. В нем что-то странное есть. Только я не пойму, что.
– И я это заметила, – согласилась Катя. – И тоже никак не пойму, в чем дело.
Вилли Ригель позвал официанта, и тот принес ему водки.
– Приличные люди водку с пивом не мешают, – изрек Вилли, мрачно вперяясь в скатерть. – А я мешаю все. Катя, вы поели? Идите тогда. Отдыхайте. Я решил напиться.
– Вилли! Ну, пожалуйста!
– Вы не переживайте. Только идите в номер. Не надо вам видеть такое свинство.
В своем номере Катя сразу нашла в мобильном телефон Лизы Оболенской. Она решила, что больше откладывать разговор с ней о Вилле Ригеле нельзя.
