Глава 13
Тролли
– Кляпов публично посчитался с мерзавцем, облившим Герду зеленкой, – подвела итог Катя, выслушав дежурного Ухова. – По сути, рыцарский поступок ради женщины. Но, Семен Семенович, значит, Герда этого не оценила? Я же видела их на площади – она не только разговаривать с ним не желает, она даже смотреть на него не хочет. Она не приняла такое его повышение ставок?
Дежурный Ухов молчал.
– Или это из-за того, что разогнали митинг и палаточный лагерь? – не отступала Катя. – Она Кляпова в этом винит? Да? Его? Но он же… или нет? Было что-то еще здесь у вас?
Ухов допил кофе.
– Было что-то еще, да? Что, Семен Семенович?
В этот момент послышались громкие голоса в коридоре. Ухов поднялся и вышел из дежурки посмотреть, что за базар. Катя выглянула следом.
Из открытого кабинета доносился визгливый, истерический голос:
– Достал меня! Достал ты меня уже своими подколами! Тебя издеваться над людьми сюда прикомандировали?
Катя заглянула в кабинет, оставаясь на пороге. В кабинете – Гектор Борщов, Аристарх Бояринов и Михаил Эпштейн. Борщов сидит боком на подоконнике, выражение лица самое умильное. Аристарх Бояринов у стола за ноутбуком. Красивое лицо портит страдальческая гримаса – боже, как вы мне все надоели! А встрепанный Михаил Эпштейн у другого стола с ноутбуком потрясает руками над головой. Костюм в беспорядке. Галстук с ослабленным узлом а-ля Жириновский. И лужица кофе из опрокинутого картонного стакана на столе рядом с ноутбуком.
Гектор Борщов узрел Катю, и лицо его мигом стало серьезным. Этакая непроницаемая маска «полковника из органов», но в серых глазах – чертики.
– Такие крикуны. Мы вас напугали, Екатерина? А можно, я буду звать вас Катей, как наш безрассудно отважный майор Ригель? Вы ведь, в общем-то, не знакомы с моими визави? Представляю вам сотрудников медийной фирмы Кляпова «Империя наносит ответный удар»: это вот Штирлиц Иваныч. – Гектор Борщов кивнул на Бояринова. – А это Патриот Абрамыч, – кивок на Эпштейна.
Катя поняла, что ей представляют интернет-троллей, о которых упоминала прокурор Кабанова.
– И не я их так прозвал. Это покойника нашего Лесика Кабанова шуточки. А похожи, правда?
– Кабанов шутил, но никогда не переходил границ! – воскликнул Эпштейн.
– Разве? А кто здесь на него орал, Миша, кто в истерике бился? Не ты? Знаете, Катя, у покойника Лесика был, в общем-то, противный характер, упокой господи его душу. – Гектор Борщов словно сказку рассказывал Кате. – И еще у него имелся талант с ходу находить самую больную мозоль и давить на нее. Давить, давить до тех пор, пока… Удовольствие ему, что ли, это по жизни доставляло? Настоящий психологический насильник, садист. И при этом вежливость, виртуозная способность оскорблять, ирония, сарказм, юмор, ум. Но иногда и до грубостей доходил. Но это всегда имело определенную цель. Например, зовет он тебя, Миша, Патриотом Абрамычем – вроде шутка, а потом вдруг раз – и оговорится: «Жид Абрамыч, а как там с той статьей у вас в журнале?» Сразу встрепенется: «Ой-ой, прости, оговорился. Я не хотел. Ну, не злись на меня». Вроде извиняется, а ты весь белый, Миша, зубами скрипишь тайком. И вот нашли Лесика на свалке с пробитой головой. А, Миша? Такие дела.
– Ты на что намекаешь? – спросил Эпштейн, приглаживая волосы и стараясь взять себя в руки.
– Ни на что. Просто вспомнил я, как дня за три до смерти Лесик здесь, в этом кабинете, предъявлял тебе претензии – по работе. Он же вас всех нанял. Платил вам бабки. И был крайне недоволен вашей результативностью. Тебя, Миша, конкретно назвал бездарным, никчемным, а еще полным идиотом. Сказал, что правильно выгнали тебя с телешоу. Все, мол, и так знали, что ты сливной бачок, журчала – тот, кому в рот компромат заливают, а выходит у него все это из зада в виде жидкого пиар-поноса типа петиций «лишить гражданства» и «проверить на экстремизм». Это я вам, Катя, поясняю, чтобы вы представляли себе тяжесть нанесенных Лесиком Патриоту Абрамычу нашему оскорблений. – Гектор Борщов усмехнулся. – Лесик вышел, дверью хлопнул, а ты оплеванным здесь остался, Миша. Взял кружку с кофе и так об стену ее шарахнул, что будь это голова Лесика, то… Это ты-то, при всей твоей осторожности и умении «не обращать внимания на кретинов и их подначки»! И такая взрывная эмоциональная реакция.
– Свои намеки держи при себе, полковник, – сказал Эпштейн. – У Лесика просто шило было в одном месте. Как и у тебя, кстати, Борщов. Вы оба по натуре – эмоциональные вампиры. Я с этим сталкивался по жизни. Я умею держать удар.
– Наверное, умеешь. – Гектор Борщов кивнул. – Кто спорит с этим, Миша. Штирлиц Иваныч, а ты удар держать можешь?
– Какой еще удар? – нехотя откликнулся Аристарх Бояринов, уткнувшись в ноутбук и набирая что-то на клавиатуре.
– А тот, когда Лесик нас всех здесь огорошил новостями про тебя, Аристарх. Знаете, Катя, что раскопал наш покойник про Штирлица Иваныча? Это просто даже неприлично вслух произносить. Якобы не уволился ты сам из конторы, Штирлиц, а поперли тебя оттуда с треском. После чего Фима тебя и подобрал.
Аристарх Бояринов выпрямился. Глянул на Борщова. Катя этот взгляд запомнила.
– И как только узнал наш покойник такое о тебе, а? Якобы есть у тебя семейный фамильный секрет.
Аристарх при этом опять глянул на Борщова и вдруг едва заметно улыбнулся ему – словно заговорщик заговорщику.
– Штирлиц Иваныч с детства мечтал стать разведчиком или контрразведчиком – уж это как карты лягут. И по слухам, уже почти прошел адскую проверку в чистилище, почти завершил переход с Лубянки туда – не скажу куда. Как вдруг… святой Люцифер, не оставь нас в своих молитвах! Гром среди ясного неба. Его младшего брата, тоже служившего в нашей конторе, задержали в составе той самой группы из сотрудников ФСБ и Альфы, которые банду сколотили, чтобы буржуев грабить. Это те, что сейчас сидят в Лефортово, которым трибунал грозит. Так вот брат Штирлица тоже там оказался, причем на первых ролях в этой банде. И за это выкинули тебя, Штирлица-старшего, из конторы в одночасье.
– Вы это знали и без Кабанова, товарищ полковник, – заметил Аристарх Бояринов. – Охота плясать на моих костях – пляшите. Бог вам в помощь. Мне надо отъехать ненадолго. – Он глянул в свой смартфон, потому что тот пискнул – пришло сообщение в мессенджере. – Миша, поработай пока один, я быстро.
– Черта с два. Никуда ты не уедешь, – зло бросил Эпштейн. – Нам черт знает сколько еще файеров в медиа запускать.
– А кому это теперь нужно? – хмыкнул Бояринов. – Со стройкой мусорозавода после смерти клиента финиш. За пиар уже нам не заплатят. Чего париться зря?
– Я не про мусорозавод, у нас куча работы по пятому проекту осталась. Это живые деньги.
– Ох да, проекты, сплошные пиар-проекты у вашей медиа-фирмы, – голосом Фагота-Коровьева подхватил Гектор Борщов. – Вот говорят – тролли все заполонили в интернете, все обгадили, опошлили. Мол, целая фабрика троллей орудует. И я верил сначала, свято верил и в это! Мол, мощь, сила, броня! Но, святой Люцифер, если, и правда, вас целая фабрика, отчего стиль-то такой убогий и словно под копирку все? Вас ведь, Фиминых креативщиков, сразу в интернете видно – по стилю. Прямо как клише единое: «Скандально известный режиссер – имярек – поставил скандальную пьесу – имярек. Будь бдительным! Позор гомосекам!». Или «Боец единоборства Балалайкин назвал внутренними врагами и предателями всех…», или «Великая киноэпопея Бондарчука „Инопланетяне в Зюзино“ бьет рекорды – куряне потянулись в кинотеатры».
– Не писали мы такого, – отрезал Аристарх Бояринов.
– Тогда «Великая киноэпопея Бондарчука „Инопланетяне в Капотне“ – фильм об истинных чувствах, липчане потянулись в кинотеатры».
– И такого тоже не писали, – хмыкнул Аристарх Бояринов. – Это у Феди Бондарчука и про истинные чувства? Я, может, и тролль, но не обманщик. Аудитория лжи нажрется, потом читать перестанет.
– А вас уже не читают. От этого и Лесик бесился. Что ваши посты и статейки в поддержку мусорозавода всем по барабану. Никто не слушает. И массовости у вас никакой – двое вы шарашите свою хрень. – Гектор Борщов говорил это все троллям, а смотрел на Катю, которая молча слушала всю эту гадкую перепалку. – Я Фиме сказал – что ж так бездарно все, а? Убого? Других, что ли, нет у тебя – с пером острым, с талантом, с идеями? А он – какие есть уж. Имел ли он в виду, меланхолик, что все, у кого талант и мозги, на другой, противной стороне?
– Фима к нам претензий не предъявляет. Доволен нами, – отрезал Эпштейн, быстро набирая на клавиатуре текст.
– Это потому, что ему сейчас все по барабану стало. И политику он забросил, и пиар. Как это у Булгакова – любовь выскочила перед ним, словно убийца с ножом. – Гектор Борщов покачал головой. – И не уедет он отсюда. Потому что его как цепью приковало к этой маленькой славной коварной дыре. Ну ладно, долой стеб. Мы все же союзники пока что. Чего там у вас по пятому проекту? Давайте, колитесь, авось, идею вам подброшу. Забесплатно.
– Критика пенсионной реформы. Недовольство. Надо перебить тенденцию положительными новостями. Увести в сторону общественное мнение. А где эти новости положительные? – спросил Аристарх Бояринов.
– Сочините фейк.
– Какой фейк?
– Любой. «Запустили Булаву с космодрома Плисецк, и она успешно поразила цель на Байконуре». Хэштэг #военнаямощь, барабаны-литавры!
– Гектор, Байконур – это в чужом сопредельном государстве, в Казахстане, – мягко насмешливо изрек Эпштейн. – Там нельзя ничего поражать Булавой.
– Да? А я и забыл. Ну, тогда – опять «Великая эпопея Бондарчука „Инопланетяне в Кремле“ бьет рекорды – орляне потянулись в кинотеатры».
– За такое посадят. И потом, в Орле они себя не называют «орляне». Как-то по-другому. Надо справочник смотреть.
– Катя, вы профи в журналистике. Может, подсобите нам с креативными идеями насчет положительных новостей, а? – спросил Гектор Борщов.
Катя хотела закрыть дверь кабинета, оставив его без ответа. Но в этот момент у Борщова зазвонил мобильный.
– Алло? Моя преееееелессссссть… это ты? Конечно, не забыл, как бы я мог забыть… И денежки капнули на карту уже? Чудненько – я же обещал, купи себе что-нибудь красивое. А какой театр ты любишь? Стасика или Большой? Не любишь театр? Хочешь на Мальдивы? Прелесть моя, но я не могу сейчас, я работаю… Солнце еще высоко… Мы обсудим с тобой, насчет отпуска. – Гектор Борщов с телефоном прошел мимо Кати – разговор с очередной дамой его явно увлек.
– Распутник, – буркнул Эпштейн, – Валтасар. Король Фарух в окружении гарема.
– Гарем – гаремом, а кое-что странное наблюдается, – заметил Аристарх Бояринов. – Я еще когда в конторе служил, слыхал про него. Абсолютно морально неустойчив в смысле связей – баб у него и правда всегда вагон, однако… Он с каждой встречается недели две-три. Ухаживает, водит в театр, на подарки не скупится. А потом бросает.
– Я и говорю – одно распутство на уме.
– Нет, ты не понял, Миша. Он вроде как ничего взамен не требует. С одной погулял, поводил в театр и – к другой упорхнул. И опять все сначала. И койка в этих делах не фигурирует – в конторе такие сплетни ходили. По слухам – пару лет назад один мальчишник-корпоратив был на вилле загородной. Телок привезли туда красивых молодых. Ну, все оттянулись по полной, веселье, излишества. А он вроде как весь тот вечер за роялем просидел, разговаривал с девками, которых пацаны не разобрали, смешил их, анекдотами развлекал, шампанским угощал. Но ни с одной за весь тот вечер так в спальни и не поднялся.
– Может, оргии не его стиль. – Эпштейн глянул искоса на Катю, так и не закрывшую дверь. – Может, он чисто индивидуально предпочитает охотиться на бабочек. И хватит болтать – у нас работы непочатый край.
– Мне нужно ненадолго отъехать. – Аристарх Бояринов закрыл свой ноутбук и встал. – Прикрой меня перед патроном, если вдруг его нелегкая принесет.
