11
Совершенство картины

У Джунипер было два выхода. Она может колотить в дверь Паркера до тех пор, пока у нее не отнимутся руки, или может позвать кого-нибудь на помощь. Единственным человеком на свете, понимающим, каким опасным может быть партнерство Руби и Паркера, был Брет Кармайкл. Эти двое или повсюду были вместе, восторгались друг другом и тискали друг друга, пустив под откос все остальное в своей жизни, или Паркер преследовал Руби, следил за ней повсюду.

В самом деле. Много раз Джунипер видела его на посту возле машины Руби, он хотел убедиться, что она после школы отправится прямо домой. Однажды пробрался в аудиторию во время урока по актерскому искусству и затеял драку, когда партнер Руби по сцене слишком «распустил руки», по его мнению.

Этот болван не умел владеть собой.

Джунипер колотила ногой в его дверь. Но она не привыкла носить высокие каблуки, и в результате совершила прыжок назад на одной ноге и врезалась в портрет на противоположной стене. Забавно, она раньше его не разглядела как следует.

Но теперь разглядела.

На нем была изображена семья из четырех человек, у всех были черные волосы и синие глаза. Поразительно синие глаза, из тех, которые называют «магическими», если вы нравитесь их обладателю, или «пугающими», если он видит в вас угрозу. Год назад мальчик с такими глазами ходил по коридорам школы Фоллен Оукс, и Паркер Эддисон считал его угрозой.

Через три недели этот мальчик погиб. Джунипер отвернулась от картины, говоря себе, что ее сравнение несправедливо. Во множестве семей есть маленький мальчик и маленькая девочка с пронзительно синими глазами. С черными, растрепанными волосами. Возможно, в этом особняке происходит нечто странное, но она еще не готова идти туда.

Ей хотелось бы выйти через главную дверь. Но она не могла уйти без Руби, поэтому заставила себя шагнуть в сторону комнаты Брета. Не успели костяшки ее пальцев стукнуть по дереву, как дверь распахнулась и Брет выскочил, протиснувшись мимо нее. Мысли Джунипер в тот момент выбрали самое плохое из возможных объяснений: на Брета напали.

Их всех схватят, поиграют с ними и убьют их.

Глянув в комнату Брета, она поняла, что ошиблась. В комнате никого не было. Там была только кровать со смятыми серыми простынями и пол, усыпанный – буквально усыпанный – чем-то вроде конфетти.

– Ты в порядке? – спросила Джунипер, вглядываясь в лицо Брета. Его щеки были такими красными, будто он только что израсходовал все свои силы и сейчас готов лишиться чувств. Это было необычно для такого физически сильного человека, как Брет.

– В полном порядке, – ответил он сквозь стиснутые зубы, прислоняясь к стене. Но выражение его лица показалось ей добродушным, и Джунипер невольно вспомнила, каким этот мальчик был до того, как его жизнь рухнула. Сначала у него отняли мать. Потом он лишился семейного дома. В последние десять лет они с отцом ютились в однокомнатной квартирке в самой бедной части города.

Что он готов отдать, чтобы все это изменить?

– Можно? – спросила она, показывая рукой в его спальню. Дверь была широко распахнута. Когда он кивнул, почти отмахнувшись от нее рукой, она шагнула в комнату и поняла, в чем дело. Как и две другие спальни, эта комната была недавно увешана фотографиями. И Брет все их изорвал на мелкие кусочки.

– Ясно, Инспектор манежа что-то тебе предложил, – сказала она, и Брет учащенно задышал. – Не волнуйся, я не собираюсь спрашивать у тебя, что именно. Меня только беспокоит, чего он хотел…

Брет вдруг двинулся. Прямо на середине ее фразы он отвернулся от нее. Это не удивило бы ее при других обстоятельствах – они ведь не были близкими друзьями, – но его движение было нарочитым. Он что-то увидел и устремился туда.

Джунипер вышла из комнаты. Ее взгляд все время падал на портрет того семейства. Но Брет не смотрел на стену. Он уставился, застыв, на дверь в конце коридора.

На дверь, которая была открыта.

– Что за черт? – Джунипер была уверена, что дверь была закрыта, когда она вошла в спальню Брета. – Это ты?..

– Как, при помощи колдовства? Ты же видела, что я все время стоял здесь.

Она с трудом перевела дыхание.

– Тогда, возможно, Гэвин? Он мог прокрасться сюда, пока мы были в своих спальнях?

– Это не сработало бы. Эта комната была заперта. – Брет прошел мимо нее к открытой двери. – Кто бы там ни находился, он, вероятно, был там все время. Оставайся здесь, пока я выясню…

– Нет… ты не можешь идти один, – выдавила из себя Джунипер и украдкой последовала за ним. Из спальни Паркера до нее доносились обрывки тихого разговора. Не плач. Не крики, она напомнила себе, что нельзя забывать о реальной угрозе, пока расследуешь невидимую угрозу.

Она знала, что Паркер опасен.

Пока они шли к открытой двери, она заметила, что портреты на стенах меняются. Не то чтобы портреты стали другими. Копии одного и того же портрета были развешаны по стенам, но каждый портрет немного отличался от других. На первом, который Джунипер уже видела, было четыре человека: мать, отец, сын и дочь. На втором портрете, на противоположной стене, мать отсутствовала. Похоже, ее убрали с помощью фотошопа. Но только это были не фотоснимки, и ее сверхъестественное отсутствие напомнило Джунипер о мертвецах, о призраках. Мать исчезла из нарисованной картины.

– Как?.. – пробормотала она.

Идущий впереди Брет оглянулся.

– Что?

– Смотри вперед, – сказала Джунипер, сжимая кулаки. Если она собирается изучать каждую деталь в этом доме, ей нужно, чтобы он сосредоточил все внимание на текущей задаче. Таинственная дверь, которая открылась сама собой. Джунипер не хотелось допускать возможность, что в доме водятся привидения, но она начинала подозревать, что ее идея насчет портретов верна. Она начинала подозревать, но одновременно пыталась убедить себя, что это невозможно. «Руби не пошла на вечеринку в прошлом году, – напомнила она себе. – Гэвин там был, но он никому не причинил зла».

Потом она увидела третий портрет. Он висел на расстоянии вытянутой руки от открытой двери, откуда сейчас доносились очень тихие звуки музыки. Она была нежной и звенящей, похожей на ту, которую слышишь, открыв музыкальную шкатулку. Джунипер пыталась представить себе балерину, танцующую на одной ножке. Она пыталась представить себе красивого фарфорового единорога. Да что угодно, чтобы отвлечься от реальности, которая ждала впереди.

На третьем портрете отсутствовал маленький мальчик.

– Эй! – позвал голос из комнаты. Голос Брета, но Джунипер его почти не видела. Она протянула руку к выключателю, еще не войдя в комнату. Пальцы щелкнули переключателем, но ничего не произошло.

– Я здесь, рядом, – сказала Джунипер и положила ладонь на его спину.

Брет подскочил. Непреодолимая, неотвратимая сила природы взыграла, когда он ощутил ее прикосновение. Он резко обернулся. С минуту они смотрели друг на друга широко раскрытыми глазами. Потом Брет прошептал:

– Готовься.

Джунипер не могла. Она уже потеряла над собой контроль. Но взглянув мимо него внутрь, она велела себе осматривать комнату по частям, анализируя все увиденное. Так она себе сказала, но тут же забыла об этом.

– Это детская, – сказала она. – Детская комната для великана.

Рельсы смехотворно большой игрушечной железной дороги раскинули кольца и петли в углу. Игрушечные мягкие звери размером со львов усеяли пол. Распахнутые окна до полу в противоположном конце комнаты выходили на пустой балкон, и в комнату проникал лунный свет, позволяя разглядеть стол.

Этот стол был громадным, конечно. Не такой длинный, как в столовой, но достаточно большой, чтобы за ним уселось восемь человек, и расположенный в центре комнаты, которая явно была хозяйской спальней. Невероятных размеров плюшевые мишки сидели на стульях, а на столе стоял самый изысканный чайный сервиз, какие только доводилось видеть Джунипер. «Руби могла бы убить за такой сервиз», – подумала она и почувствовала укол совести, взглянув в сторону комнаты Паркера. Ей необходимо вызволить оттуда Руби. Брет мог бы взломать дверь, если бы ему понадобилось. Потом они бы убежали от этого странного, внушающего ужас чаепития, где звери пили из маленьких чашечек, а людей не пригласили.

Ох, погодите, вот же они, в дальнем конце стола. Две куклы, размером с настоящих людей, сидели рядом. Мальчик и девочка. Его волосы были темными, как полночь, а ее волосы были пугающе белого цвета. Джунипер не могла разглядеть цвет их глаз. Собственно говоря, их глаза были закрыты, и она сделала шаг вперед, гадая, не заставит ли она их открыть.

Многие куклы умеют открывать и закрывать глаза.

Она не понимала, почему сейчас сосредоточилась на этом. У девочки, сидящей в конце стола, волосы не были черными. Это разрушало всю ее теорию, но она хотела знать. Ей было необходимо знать. Она подошла еще ближе.

– Что ты делаешь? – спросил Брет.

На этот раз подскочила Джунипер. Казалось, его голос разрушил колдовские чары. «В этом доме нет привидений. Цель этой вечеринки не месть. Возьми себя в руки».

– Мне просто нужно кое-что проверить, – сказала она, оглядывая комнату. Дверь слева вела, вероятно, в ванную комнату, но кто-то загородил ее книжной полкой, а встроенный шкаф справа стоял пустой, с открытыми дверцами. Кроме Джунипер и Брета здесь были только игрушки.

Им ничего не угрожало.

И поэтому она подкралась к большой кукле, сидящей справа. K девочке. Лицо мальчика закрывали поля большого цилиндра, но лицо девочки было хорошо видно. Джунипер увидела белую кожу, чуть подрумяненные щеки и рот, который выглядел… странно. Так, будто нарисованный кукольный рот подкрасили более темной губной помадой и размазали ее, чтобы создать впечатление пятна. Джунипер почти ожидала, что она сейчас улыбнется. Улыбка начнется медленно, а потом расплывется по всему лицу, как пятно крови на снегу.

Джунипер с трудом сглотнула, прислушиваясь к дыханию Брета. Он стоял позади нее. Она его слышала. Протянув руку, словно Спящая красавица к веретену, она дотронулась до бледного плеча. Кукла была одета в белое кружевное платье, и Джунипер приободрило то, что она прикоснулась не к коже куклы. Она никогда прежде не видела фарфоровой куклы такого размера, и это зрелище лишило ее мужества. Она встряхнулась и отпрыгнула назад.

Ничего не случилось.

Джунипер принужденно рассмеялась и повернулась к Брету. Но Брет не смеялся. Он смотрел на что-то у нее за спиной, его рука поднималась, словно ее тянули за веревочку. Он показал рукой назад, на куклу.

Джунипер посмотрела на куклу.

И внезапно почувствовала, что падает в лазурные озера. Глаза куклы были потрясающе синего цвета, очень реалистично сделанные из стекла. Сердце Джунипер сильно забилось, она отступила на шаг назад. Ей следует отвести взгляд. Но каждый раз, как тени шевелились, ей казалось, что она улавливает движение губ девочки. Она понимала, что это обман зрения, но не могла отвернуться.

Ей в спину ударил крик. Он был резкий и зазубренный, как нож убийцы, которым он мог бы вырезать на лице человека рот куклы.

И еще он был знакомым.

– Руби. – Джунипер резко повернулась. Потом бросилась через комнату, но зацепилась ногой за стул и споткнулась. Она представила себе, как падает на пол. Как та девочка встает со стула, медленно, будто оживший труп. Ее рука поднимается, и в ней зажат нож, а потом…

– Держу тебя, – сказал Брет, подхвативший ее еще до того, как она упала на пол. Почти без усилия он потащил ее к двери. Когда они были уже на пороге, Джунипер услышала скрип за спиной, рванулась вперед и выскочила из дверного проема.

Они вместе бросились бежать по коридору. Дверь Паркера стояла открытой, и они сразу же увидели, что внутри никого нет. Через секунду они уже бежали с грохотом вниз по лестнице, следуя за призраком вопля, затихшего несколько мгновений назад.

Они нашли тело у подножия лестницы. Кто-то вытащил его из столовой, чтобы получше обернуть красивыми красными лентами. Вот только… это не были ленты, и Джунипер резко прижала ладонь ко рту, когда поняла, что с ним сделали. Ярко-красные порезы покрывали лицо Гэвина, его предплечья, шею. Но это были не беспорядочные порезы, о, нет. На каждом открытом дюйме его кожи были вырезаны слова.

– О боже. – Джунипер споткнулась о нижнюю ступеньку. Должно быть, кто-то пронес на вечеринку нож, но кто? Паркер с его злобным чувством справедливости? Брет с его мощными кулаками? Джунипер точно знала, что Руби принесла револьвер, а она взяла с собой простой маркер.

– Подождите, – сказала она, когда другие окружили ее. Руби и Паркер были там, она видела их боковым зрением, их тела плясали, подобно призракам. Но она не могла отвести глаз от Гэвина; она не могла дышать, пока ее подозрения не подтвердились. Опустившись на колени рядом с ним, она провела пальцем по его запястью. Палец остался чистым. Гэвина не изрезали острым ножом. Его исписали красным маркером.

Джунипер даже улыбнулась.

Затем ее взгляд скользнул вверх по лестничной клетке, к комнате, где должен был прятаться перманентный маркер. Она не могла его видеть с той точки, откуда смотрела, от основания лестницы. Она видела только край того первого, пугающего портрета, того самого, который напомнил ей о двух очень особенных людях. Девочке и мальчике.

– Ребята, – начала она, все еще глядя вверх. Но не успела она высказать свои опасения, как Руби ее перебила.

– Придурок, – прошептала она, и Джунипер резко повернула голову вправо.

– Что?

– Неудачник. Орудие.

– Какого черта, Руби? – вмешался Паркер со смехом, совершенно неуместным сейчас. – Может, нам нужно пригласить экзорциста?

– Заткнись, – огрызнулась Руби, что не совсем опровергало его предположение. Но бросив один взгляд на руку Гэвина, Джунипер увидела то, что раньше ускользнуло от ее внимания. Руби произносила не бессмысленные слова, которые пришли ей в голову. Она читала.

– Кто мог это написать? – спросила Джунипер, разглядывая кожу Гэвина. Ее ободрило то, что его грудная клетка время от времени поднималась и опускалась, как тогда, когда она проверяла его жизненные функции в столовой. И все же нужно поднять его с пола. Нужно вынести его из этого дома, подальше от всех этих ужасов.

От опасности.

Но часть мозга Джунипер хотела понять, здесь и сейчас. Может быть, часть человеческого мозга дала сбой, из-за этого убивают хорошеньких девушек в фильмах ужасов. «Не может все быть так плохо, как ты думаешь», – говорил мозг, и иногда это было к лучшему. Это помогало сохранить спокойствие в опасных ситуациях. Позволяло спланировать следующий шаг. А в других случаях это приковывало к месту, и этого времени как раз хватало, чтобы убийца подкрался сзади, и как только человек поворачивался, в его грудь вонзался кинжал.

В тот момент одна фраза удерживала Джунипер на месте, ее глаза прищуривались все больше, но не фокусировались на словах. «Белая шваль?» – спросила она, поворачивая руку Гэвина, будто это голограмма. Будто, если повернуть ее на два дюйма влево, эти слова превратятся во что-то имеющее смысл.

За ее спиной Паркер фыркнул.

– Как он может быть «белой швалью»? Этот болван – азиат.

– Золотая звезда, Паркер, – пробормотала Руби, тряхнув головой. – Ты это все придумал сам?

И все-таки она щурила глаза, как и Джунипер, глядя на эти слова, будто в них было что-то зашифровано. Теперь, когда девочки обнаружили слова «белая шваль», они нашли и другие слова, которые заставляли усомниться в здравом уме вандала. «Извращенец» было вписано в сгиб локтя Гэвина большими, размашистыми буквами. Джунипер не могла понять его смысл. И только когда она посмотрела на Брета, у нее сильно забилось сердце. Конечно, оно практически перестало биться, когда она подумала, что Гэвина разукрасили надрезами, как индюшку в День благодарения, и она снова воспрянула духом, когда поняла, что это не так. Но теперь, видя понимание в глазах Брета, она ощутила, что вся кровь в ее теле прилила к сердцу.

– Что? – спросила она, глядя Брету в глаза.

– Я… я это уже видел, – произнес он, пятясь назад. На минуту ей показалось, что он может, вот так, пятясь, выйти из дома, так и не развернувшись. И содрогнулась при мысли о том, что произойдет, если кто-нибудь подойдет к нему сзади раньше, чем он доберется до своего автомобиля. Кто-нибудь, кто решит, что маркера недостаточно.

– В прошлом году, – сказал ей Брет, – на рождественской вечеринке у Далии Кейн, я нашел того мальчика, лежащего без сознания у бассейна, и он весь был покрыт надписями.

«Того мальчика», – подумала Джунипер, будто Брет мог забыть его имя, будто оно не врезалось им всем в память. Врезалось так, как, по ее недавнему мнению, эти слова в кожу Гэвина.

– Кто-то написал на нем «белая шваль»? – спросила Джунипер и снова посмотрела на Гэвина. Краешком глаза она заметила, как Брет бросил взгляд на Паркера. Паркер кивнул, едва заметно.

– Да, – подтвердил Брет, а потом, все еще глядя на Паркера, прибавил: – Это написал Гэвин.

Джунипер резко вскинула голову.

– Что? Нет, не может быть.

Брет и Паркер кивнули.

– Нет, Гэвин этого бы не сделал. Вы его оговариваете. – И все же, уже произнося эти слова, она поняла, как нелогично это звучит. Так же нелогично, как и то, что кто-то написал «белая шваль» на Гэвине. Так же нелогично, как подвергаться преследованию привидений. – Не могли бы вы все отойти? Мне нужно проверить его жизненно важные органы…

– Нет, – крикнула Руби, и ее голос всех испугал. – Разве вы не понимаете, что происходит? Он придет за нами.

– Кто? – спросил Брет, он вынуждал ее назвать имя этого мальчика. Но Руби слишком боялась это признать, слишком боялась выкопать тайну, которую они похоронили вместе с телом, так сильно обгоревшим, что его пришлось опознавать по зубам.

Паркер не боялся. Может быть, он просто не желал допустить, что этот мальчик вернулся за ними. Или, возможно, он прожил всю жизнь, не испытав возмездия за свои проступки, и поэтому не понимал, что на них надвигается. Так или иначе, Джунипер видела, как Руби зажмурилась, когда это имя слетело с его губ. Его следовало произносить шепотом, как тайну, но Паркер выплюнул его, как проклятие: «Шейн Феррик».