Глава 17
Первым пациентом, откинувшим занавеску, оказался человек с забинтованной рукой. Он слегка вздрогнул при виде Харка, неподвижно стоявшего в двух футах от него, в желтоватом свете единственной, заправленной ворванью лампы. Обрюзгшее лицо человека нервно подрагивало, когда он разглядывал зловещую маску Харка, наспех сварганенную из серых тряпок.
Волей-неволей Харк ощутил прилив возбуждения. В эту минуту он не был жалким недомерком – искателем приключений. Он превратился в таинственное существо, обладающее мистическими силами. Харк надел маску только для того, чтобы его не узнали. Он не мог допустить, чтобы слухи о нем дошли до доктора Вайн. Но пациент, загипнотизированный серым, бесформенным пятном вместо его лица, вряд ли задумывался о человеческих глазах за тряпками, видя только лик чудовища.
Все жители Мириеда твердо верили, что истинная сила может исходить лишь от чего-то пугающего и уродливого. Искаженного. Если бы Харк и Джелт вели себя дружелюбно или пытались утешить пациентов, никто ни на секунду не поверил бы в волшебную силу исцеления. Оба «лекаря» должны были внушать страх. Пугать. Frecht. Быть жуткими, как древние боги.
Харк осторожно размотал бинты, пытаясь не сморщиться при виде темной гноящейся раны под ними.
– Скажи, рана получена в темноте или при дневном свете? – спросил он свистящим полушепотом, подозревая, что его обычный голос будет звучать чересчур молодо и никого не впечатлит.
– Какая разница? – ошеломленно отозвался пациент.
– Ночной воздух более ядовит.
Харк был уверен, что где-то слышал об этом.
– Подойди ближе, – холодно потребовал Джелт из темных глубин пещеры; надменность и угрожающий тон давались ему легко.
Когда пациент неохотно приблизился, из сердца бога, спрятанного под рубахой Джелта, вырвался импульс. Пациент вздрогнул и ахнул.
– Мы заставляем твои кости говорить с нами, – прошептал Харк; края тряпичной маски щекотали пациенту ухо.
– И твою кровь, – добавил Джелт.
– В твоей крови слишком много ночи, – подхватил Харк. – Если не поспешить, ты умрешь. Старайся не шевелиться. Нужно пролить на рану лунный свет, чтобы промыть ее.
– Будет больно, не кричи, – предупредил Джелт.
В перепуганных глазах незнакомца загорался огонек надежды. Обещания приободрили его. Время от времени сердце бога испускало новые импульсы – оно билось. Харк с любопытством, но не без тошноты наблюдал метаморфозы в ране пациента. Края вздувались жемчужными пузырями. Пузыри растекались, как бледный расплавленный воск, тянулись внутрь, к воспаленной плоти. К тому времени как рана наконец закрылась, лихорадка больного прошла.
Мужчина повернул руку, нерешительно разглядывая слабый жемчужный блеск новой кожи. Вдруг он нахмурился и уставился на свою ладонь.
– Что за… – выдохнул он, протягивая Харку руку.
По ладони и пальцам были рассыпаны маленькие желтоватые диски, на первый взгляд выглядевшие как мозоли. Но когда полупрозрачные овалы чуть выгнулись, Харк понял, что это присоски вроде тех, что усеивают щупальца осьминога. «О шквалистый ветер», – подумал он.
– В будущем ты узнаешь, почему награжден этой отметиной, – прошипел он, пытаясь скрыть беспокойство.
– А пока, – добавил Джелт, – это будет напоминанием о том дне, когда твоя жизнь начала новый отсчет.
– Бури вселенские, – пробормотал Харк, как только пациент уковылял прочь.
Он задался вопросом, что именно сердце бога считало предметом, который надо исцелить. Видимо, «отсутствие присосок, как у кальмара» возглавляло список.
– Чего ты расстроился? – удивился Джелт. – Все прошло прекрасно, не так ли? Дальше будет еще легче.
К невольному облегчению Харка, Джелт был прав. Изуродованное колено следующего пациента благополучно вправилось, но наблюдать за этим было крайне неприятно. Каждый новый импульс из сферы вызывал болезненного вида вздутия и сдвиги под кожей. К концу исцеления нога была прямая, и пациент мог ходить без трости. Какой бы незримый сустав ни появился теперь под его кожей, он выглядел и функционировал как обычное человеческое колено.
Надрезанные уши прекрасно зажили, остались лишь едва заметные шрамы. Харк мог только надеяться, что со временем пациенты не обнаружат побочных эффектов.
– Вы отлично поработали этим утром, – сказала Ригг, провожая Харка к субмарине. – Молодцы.
Несмотря на похвалу, выглядела она озабоченной. Харк и Джелт ждали, пока она задумчиво жевала губу, будто все, что она собиралась сказать, отдавало кислятиной.
– Скажите, вы исцеляете только тела?
– Мы не можем залатать дыры в субмарине или починить одежду, если ты об этом, – покачал головой Харк.
– Я говорю не о вещах, – нетерпеливо отмахнулась Ригг, – а о том, что скрыто в людских головах. Иногда там творится что-то неладное. Будто они слегка не в себе. Можете это исправить?
– Речь идет о сумасшедшем? – спросил Джелт с обычной прямотой. – Один из твоих, верно?
– Я не сказала «сумасшедший»! – рявкнула Ригг. – И ты не смей это повторять! – Она шумно выдохнула сквозь зубы. – Речь про мою дочь Селфин. Она хорошая девочка и прекрасный член команды, одна из моих лучших дозорных. Я просто хочу починить ее мозги.
Харк сразу узнал имя. Так Корам называл веснушчатую девчонку на пляже. Селфин.
– В детстве проблем у нее не было, – продолжала Ригг. – Смелая, как все, плавала как рыба. С другими ребятишками по очереди ныряли в костюме и со шлангом. Остальные работали у насосов. Я позволила им взять снаряжение, чтобы привыкли к нему. Она была самой маленькой, но при этом самой храброй. Как-то раз она надела костюм и спустилась в воду на три сажени, но ребятишки повздорили с местными мусорщиками, и те перерезали ей шланг.
Харк вздрогнул и тихо выругался. Слишком ясно он все представил – оказаться на глубине почти двадцать футов в мутной зелени воды, в гидрокостюме, слишком тяжелом для быстрого подъема. И вдруг услышать ужасное шипение выходившего из скафандра воздуха. Клапан не даст вливающейся в обрезок шланга воде проникнуть в скафандр, но в следующий раз легкие вдохнут разреженный спертый воздух. Любая дырка в шланге – уже плохо, но поверхностное повреждение вытягивает воздух куда быстрее. Слишком жесткая перемена, слишком внезапная. Харк видел, как могли пострадать тела ныряльщиков от подобного.
– Что было дальше? – спросил он.
– Селфин была обвязана веревкой, поэтому вытащили ее быстро. Но скафандр чересчур туго сжимал голову. Из ушей текла кровь, глаза были красные, как ягоды. Дышала со свистом. Но все более-менее обошлось. Почти все. С глазами у нее неплохо, с легкими стало получше. Дыры в барабанных перепонках не заживают, но проблема не в этом. Уши некоторых моих парней еще в детстве были поцелованы морем, так даже лучше.
Глухота поцелованных морем была как полученный в бою шрам или татуировка корабля. Доказательство смелости и отваги.
– Так что же вы хотите исцелить?
– Она не трусиха, – настаивала Ригг. – И не безумная. Но с того дня… стала бояться моря.
Харк потрясенно уставился на контрабандистку. Все равно как если бы кто-то признался, что боится неба, или мыслей, или коричневого цвета. Как можно с этим жить?
– Что? – выдавил Джелт, недоверчиво уставившись на Ригг. – То есть как это «боится моря»?
– Отказывается нырять! – пояснила Ригг. – Даже в лодку не сядет, разве что если без этого не обойтись. Заходит в воду, не плавает. Я думала, она перерастет это, но сейчас ей уже четырнадцать. Четырнадцать! Ей бы стать членом моей команды, может даже, лидером. Но разве это возможно, если ее не затащишь в субмарину? У меня не может быть дочери, которая боится моря. В тот день в ее голове что-то щелкнуло. Может, обрезанный шланг высосал часть ее разума. Мне нужно, чтобы вы это исправили. Наладили Селфин. Вылечили.
Харк поколебался, подбирая слова, прежде чем заговорить:
– Мы совсем недавно стали целителями. И еще только разбираемся, как все это работает. Раньше мы ни разу не лечили повреждений психики…
– Но можем попробовать, – перебил Джелт, пристально наблюдая за лицом Ригг. – Сколько дашь?
– Исцелите Селфин, – внятно выговорила Ригг, – и считайте, что выплатили долг за батисферу. Сможете получать свою долю от партнерства со мной.
– Значит, мы это сделаем, – кивнул Джелт и протянул руку Ригг.
«Нет! – беззвучно завопил Харк. – Джелт, не давай обещаний, которых мы не сможем выполнить!» Но он увидел в глазах Джелта триумф и понял, что тот ожидал такой его реакции. «Прекрати суетиться, – говорил его взгляд. – Ты все сумеешь, если придется. А тебе придется».