Глава 7
Наутро подняться невероятно тяжело. Совершенно не помню, что снилось. Кости ломит, поясницу болезненно тянет, между лопатками словно вонзили кинжал. Мне не хочется вылезать из кровати, но сегодня надо идти на работу. Во-первых, нельзя, чтобы кто-то что-то заподозрил. Во-вторых, нужно вернуть ключ. Я ещё не до конца проснулся, но мне невероятно страшно. Мне словно сбросили массивный камень в желудок, хотя я знаю, что он пустой.
Мой план пошёл не совсем так, как я предполагал. Я не собирался отключать охранника, не планировал уходить от полицейских. Главная зацепка – это мой беспилотник. Нужно срочно что-то придумать. «И что ты собрался придумывать? Залатать дыру, пока никто не заметил, или взорвать его, сказав, что произошёл несчастный случай?» – тут же возникает мысль.
Неохотно стаскиваю свои ноги на прохладный пол. Между пальцами задувает ветерок стелющегося понизу сквозняка. Плоская стеклянная призма поверхности стола отбрасывает на пол радугу света. Светящиеся символы сообщают, что доза радиации в моей квартире 0.31 мкЗв в час. Напряжённость магнитного поля 4,9 Э (4,9 *10-5 Тл).
Иду в душ, затем на кухню. Там светло, сыро и прохладно. Солнечные лучи ещё не успели разогреть стены дома. Доедаю остатки вчерашнего шоколадного пудинга. Во рту остаётся привкус горечи. Приходится выпить больше полулитра воды, прежде чем он становится менее явным.
Встав из-за стола, подхожу ближе к окну. Несколько секунд раздумываю, стоит ли смотреть сегодняшние новости. Краткая сводка о последних событиях в городе начнётся с минуты на минуту. Я провожу снизу по рамке округлого стекла и активирую режим телевизионной панели. Стекло темнеет, а затем вспышки фотонов вырисовывают на нём абстрактную картинку с символом Аридафии. Прослушиваю перечень новостей. Ни слова о ночном вторжении в НИВПР. Даже как-то обидно. «Всё тихо и спокойно в Мингалосе», – ехидно бурчу я себе под нос. Волнение слегка отпускает. Но это ещё ничего не значит, может, это попадет в вечерний выпуск. Подхожу к столу. Беру графин с водой и отливаю из него себе в стакан. Вода смывает остатки стресса.
– Мистер Коулман, двадцать минут до выхода, – произносит женский голос. Я подхожу к панели управления домтехникой, открываю её и с силой выдёргиваю штекер аудиопередатчика. Не хочу больше слышать этот сухой голос Корпорации. Никогда.
Одеваюсь, спускаюсь на лифте и иду в сторону главного комплекса «Плазмиды». Солнце печёт сильнее, чем вчера, но густые волосы берегут голову от перегрева. Хоть в чём-то есть от них прок. Чем ближе я подхожу к зданию исследовательского центра, тем сильнее мною овладевает страх. «А что, если там уже все всё знают? – думаю я. – Вдруг они придут ко мне с обыском?» Приказываю себе успокоиться и взять тревогу под контроль. Получается плохо, руки всё равно потеют, кончики пальцев дрожат. Вскинув голову, прохожу мимо дройдов.
Сегодня на посту четыре охранника. «Почему их больше обычного? Ждут меня? Или просто усилили охрану?»
– Доброе утро, мистер Коулман, – ко мне выдвигается самый плотный из них.
Он идёт вперед так уверенно, глядя мне прямо в глаза, что хочется убежать. Неужели он задумал меня схватить? «Брось эту чушь. Он же не полицейский. Иди спокойно вперёд», – отдаю команду самому себе.
– Доброе утро, – максимально небрежным тоном говорю я.
– Вы сегодня что-то раньше обычного, – говорит охранник.
«Я даже не знаю, как его зовут. Какое ему дело до того, в сколько я прихожу на работу. Или это намёк на что-то? – вспыхивает в сознании. – Надо ответить что-то простое и понятное».
– Работы много. Всего три дня до презентации изобретения.
– А, тогда понятно, почему вы такой бледный и уставший, – улыбаясь едва заметно, словно неуверенно, произносит охранник.
– Да? – чуть более расслабленно вопрошаю я.
– Да, просто, ээ, просто вы обычно свежее выглядите. Успехов вам.
– Спасибо, – я спешу опустить цилиндр и пройти дальше, к лифту.
В кабине лифта я не перестаю размышлять, какого чёрта охранник ко мне всё время привязывается? «Наверное, из-за моего возраста. Я тут, наверное, самый молодой, ещё и выгляжу моложе своих лет. Вот он и думает, что обо мне надо заботиться. Ладно, чёрт с ним, главное, что пока мне не задают вопросов о том, где я был вчера после двадцати двух».
Агафия уже на месте. Она ковыряется с настройками стереотакса для зажима головы животного. «Фу, гадость, – думаю я. – Сегодня опять будем сверлить голову крысе». Ненавижу эти кровавые процедуры. При виде меня она отрывается от своего занятия. На лоб ей падает несколько локонов. «И всё же она хорошенькая», – думаю я, глядя куда-то на её переносицу.
– Ты сегодня что-то рано, – нахмурившись, произносит она.
– Эм, да не спалось, решил пораньше прийти.
– Трэй, ты себя хорошо чувствуешь?
– Да, а что?
– Да ничего… Ты бледный, вчера я думала, что ты бледный, но сегодня ещё бледнее.
– Всё в порядке. Кошмары, бывает, снятся.
– Ааа. Попробуй читать сказки на ночь.
– Сказки? Ты это серьёзно?
– Ну да, только добрые и короткие.
– Эмм, ну хорошо, – всё, что я могу сказать на этот странный совет.
Сегодня мы работаем несколько напряжённее обычного. Агафия часто поглядывает на моё лицо. Кажется, я действительно неважно выгляжу. На обеде отсылаю несколько сообщений Кристини, но она не отвечает. «Что бы это значило? Она обо всём догадалась или просто занята?» Из лаборатории пишу ей еще несколько раз. Нет ответа. Радуюсь, что пока я ещё не полноценный сотрудник Корпорации, мне разрешают уходить раньше с работы или вообще не приходить. Сегодня лучше высидеть до победного. С Агафией мы договорились, что если я берусь за какую-то работу, то доделываю её до конца. Так я обычно и поступаю, но в последние две недели я сам не свой, и это заметно.
Сижу в лаборатории до самого вечера. За весь день ни одного сообщения от Кристини. Не знаю, как к этому относиться. Решаюсь написать и спросить, как у неё дела, но ответа по-прежнему нет. Выхожу из здания Центра и направлюсь в сторону ангара. «Что меня там ждёт? Толпа полицейских или начальник парка аппаратов с расспросами, откуда повреждения обшивки? Надо срочно что-то выдумать».
Иду медленно, шаркая тёмно-коричневыми подошвами по светлой плитке. Солнце обжигает правую щёку. Кажется, что оно ещё сильнее подогревает и без того кипящую от мыслей голову. Я продумываю несколько возможных сценариев, но в каждом из них фигурирует случайный пролёт вдоль стены одного из зданий. Так я собираюсь объяснить повреждения аппарата. В конце концов, может, их и вовсе не заметят. Подхожу к металлической будке пропускного пункта. На крыше мигают две зелёные лампочки, проверок нет, территория доступна для сторонних сотрудников. Я к ним тоже отношусь. Мой допуск в ангар временный.
– Ваш пропуск, мистер Коулман, – спрашивает охранник с гладким сверкающим скальпом.
– Вот, – опускаю я цилиндр.
– Хорошо, проходите, мистер Коулман. Ваш пропуск будет…
– Я знаю, спасибо, – говорю я слегка раздражённо.
«Зачем повторять мне одно и то же каждый день! Я уже здесь не первый месяц работаю», – думаю я. Прохожу дальше. Огибаю ангар справа, шагая по узким решётчатым плиткам, и вхожу в него через центральные тёмно-бурые ворота.
Внутри сегодня три аппарата, мой беспилотник стоит нетронутый, вряд ли к нему кто-то вообще приближался. Под тем, что стоит ближе ко входу, лежит один из техников, по прозвищу Усатый Майк. Рядом с ним вертятся клешни скрюченного напольного дройда. Кроме Усатого Майка в ангаре никого. Я быстрым шагом подхожу к беспилотнику, и мои глаза скользят по поверхности, пока не утыкаются в ссадину на боковой части крыла. «Фух, обшивка цела», – выдыхаю я. Вчера мне казалось, что там чёрная дыра размером с галактику. Больше часа я ковыряюсь в настройках панели управления, но содранный защитный слой обшивки не даёт мне покоя. Я решаюсь обратиться за помощью к Майку.
– Майк, не поможешь советом? – небрежно спрашиваю я, волоча ноги к технику, который вытирает руки, усевшись на металлический контейнер с инструментами.
– Да, мистер Мозг, у вас какие-то трудности? – подшучивая, он улыбается, и его густые усы расползаются в разные стороны.
– Да брось! Слушай, какой я Мозг, если с царапиной не могу разобраться, – я улыбаюсь в ответ.
– Царапина? – его брови взлетают вверх, но он не престаёт улыбаться и протирать руки.
Дройд с металлическим звоном роняет что-то на бетонный пол, не удержав в клешне.
– Опять ты шайбу не можешь удержать, – чуть поворачиваясь, упрекает робота Майк.
– Ну так что, не посмотришь там у меня?
– Давай! – отвечает Усатый Майк. – Сейчас, только руки протру.
– Да не вопрос!
Он уверенно движется в сторону моего беспилотника. Я думаю: «Только бы это можно было исправить».
– Мда, угораздило же тебя, – произносит он, потирая усы тыльной стороной ладони. – Это ты как умудрился?
– Да об крышу одного из домов.
– Да? И где?
– В смысле? – я тяну время, думая, что ответить, чтобы прозвучало правдоподобнее.
– Ну крыша какого дома?
– Да я не помню, где-то в восьмом периметре, может, даже об трубу водогрева.
– Хм… странно, но тут нет следов от бетона, – проводя пальцем по царапине, произносит Майк.
«Чёрт, что же сказать?» – я стою в растерянности, пытаясь остановить бегающие из стороны в сторону глаза.
– Может, об металлический обод трубы, ну ладно, – он сам находит объяснение. – В принципе, это поправимо.
«Майк, я уже тебя обожаю», – ликует моё сознание.
– Если справишься, я твой должник. Просто скоро уже презентация, и не хочется… эээ…
– Да знаю я про твою презентацию. Тут работы на час, ну, может, на два. Засмолю заново покрытие, никто и не заметит.
– Спасибо, Майк. Я готов тебе помогать.
– Силой мысли?! – смеётся он. – Будешь управлять мною, а я буду чинить?
«Ну почему они все издеваются над нейротехнологиями?» – мне становится обидно. Но через две секунды я тоже начинаю смеяться, представляя, как руковожу Майком через нейрошлем.
Не проходит и часа, как царапина уже залатана. Гладкая, как лакированный пластик, поверхность вновь нанесённого слоя защитного покрытия подсыхает под потоком воздуха из промышленного фена. Скоро новый слой сольётся со старым покрытием, станет лишь чуть более матовым и совсем незаметным. Я искренне благодарю Майка и про себя радуюсь, что всё вот так на удивление просто решилось. Когда я уже собираюсь домой, от Кристини приходит сообщение: «Привет. Было много работы. Не могла отвлечься. Ты ещё в ангаре?» Мне отчего-то совестно, что я использовал её. Утешаюсь тем, что в целом никак не ущемил её интересы. «Хотел с тобой пообедать кексом, но так и не достучался до Мисс Занятость», – пишу я. Зачем я пишу такую глупость? Ах, ну да. Большей глупости, чем мой план, уже всё равно быть не может.
Выхожу из ангара. От Кристини сообщение: «Это кто ещё из нас ЗАНЯТОСТЬ! Давай завтра пообедаем, а вечером в оперу?»
«Эх, опять опера», – думаю я. Впрочем, всё равно придётся завтра встречаться с Кристини, чтобы вернуть ключ.
По дороге домой думаю, как это провернуть. Подходя к нижнему этажу нашего многоэтажного скворечника, внезапно вспоминаю, что через день у меня защита дипломной работы. По спине пробегает неприятный холодок. Завтра, по-хорошему, остаться бы дома и ещё раз изучить все материалы, но ключ оттягивает карман форменного пиджака. Нужно срочно вернуть его на законное место. Обращаю взгляд на безлунное небо, слегка затянутое облаками, как серой маскировочной тканью. Луна укрылась за одним из сгустков водянистого пара.
Ночь почти не сплю, шею и правое плечо слегка тянет. Видимо, это напоминание о том, как я ударил охранника в висок. Тело ворочается в поисках удобного положения, шейные позвонки похрустывают. В эту ночь сон не смог победить напряжение. Заснуть так и не получается.
Я встаю и брожу по квартире, вытаскиваю из нижнего ящика тумбы учебные материалы и тащусь с ними на кухню. До утра читаю распечатки лекций и свои записи. Письменные тезисы уже сданы в комиссию, осталось лишь расставить в голове факты и цифры, чтобы достойно выступить с презентацией. Я засиживаюсь, забывая о времени. Облака рассасываются, и солнце вновь становится полноправным властелином своей небесной обители.
Запивая круассан имитацией зелёного чая, я на ходу одеваюсь и направляюсь к лифту. Взгляд невольно скользит по двери напротив. Кажется, она слегка приоткрыта. Всё тело замирает. «Интересно, не там ли сейчас эта девушка? Есть ли там кто-то вообще?» Едва удерживаясь от соблазна подойти и подергать ручку двери, я отхожу в центр лестничной площадки, разворачиваюсь и вызываю лифт. «Чем она меня так зацепила? Почему я вновь о ней вспомнил?» – проносится в голове. Я отвлекаю себя от внезапных мыслей и стараюсь прикрыть глаза, чтобы унять ноющее жжение. Я знаю, что они красные после бессонной ночи, но уже ничего не могу поделать.
Сегодня я прохожу пост охраны чуть увереннее, чем вчера, но нервы ритмично сжимают мышцы, из-за чего по телу пробегает легкая дрожь. Я боюсь выдать себя. Когда встречаю в коридоре Агафию, на её лице возникает удивление. Она ничего не говорит, вернее, я не даю ей выговорить ни слова.
– Привет. Да вот, решил прийти поработать. Дома нервничаю, тут обстановка больше помогает собраться, – с натянутой улыбкой отвечаю я, стараясь, чтобы слова звучали небрежно и расслаблено.
– Привет. Поняла, – она кивает, – ты сегодня до скольких?
– Эм, думаю, до обеда точно, а там посмотрим, – отвечаю я.
– Хорошо. Поможешь мне сегодня построить модель нескольких проводящих пучков?
– Да, конечно.
– Тогда в компьютерную лаборантскую подходи. Буду там.
Я кидаю вещи в основном помещении лаборатории, выхожу в коридор и следую в лаборантскую. Мы работаем несколько часов, разбирая запутанные пути волокон мозга, строя их карты и находя маленькие крючочки-зацепочки. Такие карты позволяют понять, как одни части мозга связаны с другими. Считается, что если мы их все распутаем и определим, кто, как и с кем связан, то сумеем полностью предсказать поведение человека и ход его мыслей. На самом деле такая технология уже есть, мы лишь уточняем некоторые моменты. Эта работа связана с темой моей дипломной.
Но сегодня из меня никудышный работник, я постоянно отвлекаюсь на мысли о том, как вернуть на место ключ. В голове вырисовывается последовательность действий, но повезёт ли мне в этот раз? Время подходит к обеду. Я быстро съедаю тарелку супа и пишу Кристини. Через пятнадцать минут она встречает меня у лифта.
– Утёночек, что у тебя с глазами? – она слегка оттопыривает губу и с глуповатым видом заглядывает мне в зрачки.
– Да так, ничего. Не спал просто…
– Почему?
– Нервничаю из-за диплома.
– Бедняга. Тебе нужно спать.
В этот момент я не понимаю, что именно выражают её карие глаза – сочувствие или вовсе ничего, пустоту. Быть может, она произносит эти слова просто потому, что так положено говорить. Агафию я чувствую хорошо, её лицо сообщает мне все оттенки её внутреннего состояния. Кристини же совершенно кукольная и неестественная. Неужели я – её жених из кукольного дома?
– Ты что-нибудь ел? – задаёт она ожидаемый вопрос, когда мы выходим из лифта на двадцать восьмой этаж.
– Не особо, немного супа.
– Давай я тогда сбегаю в общую комнату, захвачу каких-нибудь булок, а ты пока иди в мой кабинет.
– Хорошо, – внутри всё ликует. Ситуация повторяется, и есть шанс в этот раз всё сделать правильно. Я разворачиваюсь и иду в конец коридора – в сторону кабинета.
– Трэй! – внезапно окликает меня Кристини.
– Да? – разворачиваюсь я.
– Если будешь махать кулаками и ногами, не задень шкаф.
– Договорились, – я улыбаюсь, игриво вскинув брови.
Войдя в кабинет, я сразу же направляюсь к шкафу. «Предохранитель, предохранитель, чёртов предохранитель», – повторяю я про себя.
Дверца под давлением отодвигается, но я не вижу внутри ни одного ключа. Их там нет! «Какого?..» – взрывается внутри меня. Я стою ошарашенный. Где все ключи? Что теперь будет? Я едва не забываю закрыть дверцу, услышав шаги Кристини за дверью. Всё же иногда от ее каблуков есть какая-то польза.
– Вот, держи два рогалика, ещё захватила шоколадный мусс, – я подхожу к столу, и она протягивает мне еду.
– Спасибо, – с обезумевшими от ужаса глазами я беру сладкое.
– Ты чего? Опять тут махал руками?
– Нет, вернее немного, – растерянно отвечаю я.
– Вид у тебя совсем никчёмный, забей ты уже на этот диплом, ты там уже и так столько сделал, должны засчитать твои труды.
– Ну тебе легко говорить, – словно придя в себя при слове «диплом», отвечаю я.
– А что, разве я сама не защищалась?
– Да, защищалась, но у тебя…
– Что?
– Да ничего.
– А… поняла, ты про маму мою хотел сказать. Да она даже не знала, когда у меня защита, ясно тебе!
– Этого и не требуется.
– Трэй, я, может, и не гениальная или ещё что-то там, но я сама учила и всё сдала! Ясно?! – с покрасневшим от напряжения лицом и перекошенным ртом почти кричит Кристини.
– Да я понял. Извини, – я подхожу и приобнимаю её. Она сперва отстраняет меня, а потом сама прижимается. Зачем я это делаю? Кто эта женщина для меня? Я, наверное, для неё как дровосек для Белоснежки или еще какой-нибудь принцессы. Мы стоим так несколько минут. Её дыхание становится более спокойным.
– Трэй, а ты думал о чём-нибудь более серьёзном? – внезапно спрашивает она, глядя в окно за моей спиной.
– Ээ, о чём, например? – я включаю дурака.
– Ну, например, – она убирает голову от моего плеча, – о совместной жизни, о семье, о детях, – последнее из её уст звучит совсем нелепо.
– Хм, я даже не знаю, – очередное удивление за этот день совершенно сбивает мой разум с толку.
Кристини сама ещё как ребёнок, как семья в её вымышленном сказочном, розовом мире. Неужели в кукольный домик теперь понадобились ещё и коляски с малышами? Её ли это мысли, или она транслирует общий социальный код?
– Просто нам уже… – она сбивается. Видно, что ей непросто говорить о том, к чему она внутренне сама не готова. Готов ли я к семье и детям? Я разве что Никсу нянчил, и то не слишком долго. К собственным детям я ещё явно не готов.
– Что? – выпаливаю я.
– Мм, да нет, ничего, – отвернувшись, она направляется к своему стулу.
– Ааа, – мямлю я.
– А знаешь, тут такое случилось, – словно взбодрившись, она приглаживает руками сине-зелёную юбку и садится за стол. – Мистер Плантикс заставил меня сдать все ключи на утилизацию.
– Что это значит?
Кристини так резко меняет тему разговора, что я не сразу врубаюсь, о чём речь.
– Ну, у них там что-то случилось, и они все старые ключи заменяют на новые. Там вроде кто-то влез в институт этот с сорняками.
Она специально небрежно отзывается о НИВПР, демонстрируя своё отношение к работе. Для неё природные культуры – всего лишь сорняки.
– Ого! Ты серьёзно?! – я тщательно контролирую мышцы лица, изображая маску удивления. – Неужели кому-то там нужно что-то воровать?
– Да я и сама удивляюсь, – она пожимает плечами. – Но меня заставили сдать все ключи. Плантикс куда-то уехал. Я сама сдавала. Скоро привезут новые.
Кое-как я запихиваю в себя рогалик, второй протягиваю Кристини – она тоже не отказывается. Мы ещё трещим о всевозможной ерунде, Кристини в очередной раз сетует на старческое слабоумие мистера Плантикса. Я стараюсь поддерживать беседу, чтобы выглядеть естественно. Через полчаса я возвращаюсь на своё рабочее место, условившись с Кристини, что мы сразу после шести идём в оперу.
Наступает вечер, и мы вновь оказываемся в роскошном зале оперы. Уши заливают звуковые волны, тело вибрирует от пронизывающей насквозь музыки. Кристини, задрав подбородок, делает вид, что заворожена музыкой. Я знаю, что это не так, но сейчас это волнует меня меньше всего. Мозг пульсирует изнутри, перегоняя по кругу гипотезы о судьбе ключей. Проверял ли кто-нибудь ключи из кабинета Кристини на подлинность, или их просто уничтожили? В любом случае теперь мне уже не придется возвращать тот, что я взял. Его нужно уничтожить или спрятать. Пока он при мне, меня в любой момент могут разоблачить.
Наступает утро защиты. В эту ночь мне удалось поспать несколько часов, голова значительно яснее и свежее, чем вчера. Ноги резво несут меня вперёд, но голова сопротивляется. По спине в ритме шагов бьёт в поясницу полупустой рюкзак. В голове крутятся мысли о том, что я работаю над технологией, которая, возможно, принесёт людям лишь вред. Не будут ли использовать ее для ловли преступников, выращивающих настоящие растения, а не генно-модифицированные?
Отчего-то меня переполняет желание заявить на защите, что разработка потенциально опасна и вообще не готова до конца. Хочу ли я заниматься этим и дальше? Хватит ли у меня сегодня сил заявить комиссии, что я не согласен с разработками Корпорации? Я иду к главному зданию университетского колледжа. Пройдя половину огромного, шириной с автотрассу, коридора, я вхожу в высокие белые двери, ведущие в просторную аудиторию.
– Доброе утро, мистер Коулман, – здоровается со мной мой научный руководитель профессор Нордман, сидящий за высоким столом сбоку от панели с презентацией.
– Здравствуйте, профессор, – бодро отвечаю я.
– Трэй, как ваша уверенность в своих силах? – его взгляд остр и пронзителен, он словно сканирует меня и видит насквозь.
– Моя? – переспрашиваю я. Думал ли я о своей уверенности сегодня? Вряд ли. Да и уверенность в чём? В том, что я достойно выступлю, или в том, что сумею заявить о недопустимости подобных технологий?
– Ну разумеется ваша, Трэй. Я в вас ничуть не сомневаюсь.
– Да, профессор Нордман, я больше чем уверен, – произношу я и тут же прикусываю нижнюю губу. Я лгу, в первую очередь себе. Я теперь ни в чём не уверен, даже в том, что полицейские не схватят меня сегодня и не расстреляют завтра.
– Будем надеяться. Я взял вашу старую презентацию и добавил несколько важных замечаний. Она лежит на основном компьютере, доступ к которому вы по правилам получите после объявления начала защиты.
– Спасибо, профессор. Я распечатал и принес с собой несколько последних отчетов.
– Это замечательно. Вы взяли протокол о выполнении успешного полёта на аппарате?
– Да.
– Хорошо. Не забудьте о нём упомянуть. Комиссия сегодня не будет проверять практическую сторону вопроса, они поверят вам на слово, мистер Коулман.
– То есть мы не пойдём в ангар?
– Нет. Достаточно распечатанных протоколов полёта.
– Ага, понял.
Какое-то время мы обсуждаем ход защиты с Нордманом, пока в зал не начинают набиваться слушатели и члены комиссии. Когда все занимают места, я с удивлением обнаруживаю, что справа от пожилого председателя сидит миссис Альбертине, мать Кристини. Она лукаво поглядывает на меня. Сегодня она представляет интересы «Плазмиды». Объявляют время начала защиты, и я направляюсь к компьютеру.
К собственному удивлению, я уверенно продвигаюсь по презентации. Наконец, когда доходит время до вопросов, поднимается председатель комиссии.
– Считаете ли вы результаты своего исследования надёжными? – дряблая кожа на его шее, сплюснутой спереди, как у динозавра, колышется при каждом слове.
– Да, я считаю их надёжными, а различия в группах сравнения достоверными, что подтверждается математическим анализом, – выдаю я заготовленный ответ.
Затем следует ещё несколько вопросов, к которым я также заранее подготовился.
– Мистер Коулман, – вступает в процесс защиты Альбертине, – мы убедились в вашей компетентности относительно знания вопроса. Также мы убедились в том, что исследование проведено грамотно и качественно. Теперь я хочу убедиться в том, что ваши помыслы относительно разработанной вами технологии чисты и бескорыстны. Готовы ли вы преданно служить идеям Аридафии и Корпорации и развивать технологию лишь во благо граждан и ни для чего более?
– Ээ, – я стою в растерянности. Зачем она задаёт этот странный вопрос? Может, что-то про меня знает? В поисках поддержки я кидаю взгляд на профессора Нордмана, но я вижу лишь его профиль в самом конце стола. Он даже не повернулся в мою сторону, будто и не слышал вопроса. Вообще-то я разработал технологию чтения мыслей, и она действительно опасна. Осознание этого разрывает меня изнутри, и я хочу сказать: нет, это всё ужасно, надо уничтожить технологию, она не сможет принести людям счастья. Люди счастливее, когда не знают, о чём на самом деле думают другие.
– Мистер Коулман, мне повторить вопрос? – мягко, но настойчиво произносит Альбертине.
– Нет….
– Что «нет»? – вскинув брови, она смотрит на меня. В этот же момент в мою сторону разворачивается Нордман. Наши глаза встречаются. В аудитории повисает тишина.
– Не надо повторять вопрос, – мямлю я, не сводя глаз с Нордмана. – Да, я готов преданно служить идеям Аридафии и Корпорации, делая всё, что в моих силах, во благо людей.
– Вы слишком уклончиво ответили на вопрос, мистер Коулман.
– Да, я готов развивать технологию во благо Аридафии, «Плазмиды» и всех граждан, – произношу я, чувствуя, как пересохло в горле. Боковым зрением я вижу, как Альбертине одобрительно кивает. Нордман отворачивается и вновь смотрит куда-то прямо перед собой. Председатель объявляет об окончании защиты. Я оказался слабаком, я не смог сказать ничего внятного. Не смог отстоять настоящих интересов граждан. Я не войду в историю науки, я вообще не войду в историю. Заурядный продажный тип. Вот кто я.
Через полчаса, посовещавшись, комиссия объявляет, что моя защита прошла успешно и теперь я дипломированный бакалавр нейронаук. Нордмана нет на оглашении результатов. Возможно, он уже заранее знал, какое решение примут. Спустя минуту мне приходит в голову, что ему просто было жалко на меня смотреть. Чего он от меня ждал? Что я откажусь от защиты или попрошу никогда не использовать технологию? Я не стал искать своего научного руководителя и побрёл в сторону выхода.
В вестнике одного старинного университета, здание которого сейчас покоится под водой, я читал, что раньше студенты закатывали вечеринки по случаю сдачи экзаменов. Сейчас эта традиция утеряна. Лишь иногда студенты – те, что из богатых семей – кучкуются на официальных мероприятиях, где напиваются до сверчков в глазах.
Я не любитель выпивки. Один из наших соседей по лестничной площадке то и дело пьянствовал. Я видел, как однажды он, будучи трезвым, поздоровался с Дэйвом и пригласил его зайти на бокал виски. Я читал дома книжку, Никса была совсем маленькой, и поэтому спала. Мама была на работе. Через два часа Дэйв вернулся, едва переставляя ноги. Из коридора Дэйв окликнул меня по имени, но я даже не сразу понял, что он меня зовёт. Его голос звучал так, словно его записали на диктофон, а потом пропустили через какой-то замедлитель. Тогда он ворвался ко мне в комнату и начал душить меня. В это же время по счастливой случайности домой вернулась мама, которая едва успела оттащить его от меня. Я точно помню: когда, еле дыша, я доковылял в ванну, то увидел в зеркале, что моё лицо стало похожим на фиолетовую сливу, а оба глаза готовы были лопнуть от переполнявшей их крови.
Дэйв потом много раз извинялся за тот случай, и я его даже простил, но раз и навсегда пообещал себе никогда не пить. Сейчас я знаю, что люди по-разному реагируют на алкоголь. Кто-то добреет и размякает, а некоторые, напротив, становятся свирепыми и опасными. Наверное, я даже рад, что у меня особо нет друзей в колледже и мне не придётся пить с кем-нибудь из них.
Я спускаюсь на первый этаж. Приходит сообщение от Никсы: «Как ты, братик? Всё получилось? Мы с мамой волнуемся за тебя». Я улыбаюсь. Так приятно, когда кто-то волнуется за тебя. Я отвечаю, что всё получилось и диплом защищён. В ответ Никса отправляет несколько графических значков. Мой взгляд отрывается от экрана коммуникатора. По бокам парадной лестницы высятся светлые колонны. Между ними портреты выдающихся мыслителей, учёных, изобретателей. Раньше я даже не замечал, как их много. Ловлю себя на мысли, что к своему стыду, едва ли я узнаю среди них Евклида или Спинозу, хотя и слышал про них немало. Сегодня настала пора попрощаться с этим миром науки, теперь меня ждёт совсем другая – интеллектуальная работа, не менее интересная.
Мимо проходит группа первокурсников, в чём-то я им даже завидую. Они совсем дети, на них нет ещё груза ответственности… «Чёрт, неужели теперь я совсем взрослый? И теперь с меня будут спрашивать, как со взрослого?» Эта мысль заставляет меня поёжиться. Диплом мне выдадут только через две недели, а завтра начнётся обещанный отпуск в Корпорации. Я планирую навестить маму и Никсу.
Выйдя из дверей и спускаясь по широкой лестнице, я гордо смотрю вперёд. Быть может, со стороны я похож на одного из пижонов из центра Мингалоса. Сегодня можно. Теперь я дипломированный бакалавр нейронаук. Лёгкий ветерок закручивает потоки воздуха, холодит нос и уши. Я дышу полной грудью. Даже мысли о ключе и вопросе, который задала Альбертине, сами собой рассосались. Когда каблук ботинка соскальзывает с последней ступени лестницы, боковым зрением я замечаю, как кто-то пристально на меня смотрит. Повернув голову вправо, я вижу, как коренастый мужчина с широким подбородком буравит меня взглядом. Я не могу различить его лица, потому что солнце слепит глаза. Только замечаю странный синий пояс поверх серой фланелевой рубашки с длинным рукавом. Человек не сводит с меня глаз. Сердце колотится, давление распирает виски.
Я продолжаю идти, перехожу дорогу, сворачиваю в сторону университетской аллеи с уродливыми растениями. Здесь почти нет людей. Прибавляю шагу, но вдруг понимаю: что-то не так. «Я забыл рюкзак в аудитории!» – досадная мысль останавливает поток сознания. Развернувшись, я бросаюсь обратно, но тут же врезаюсь плечом в человека, шедшего сзади. Я спотыкаюсь и едва удерживаю равновесие, отскакивая назад. Передо мной стоит всё тот же коренастый мужчина. Он шёл за мной буквально след в след. Его взгляд холоден. Я на ходу выпаливаю: «Извините». Он остаётся безмолвен.
Обхожу его и иду дальше, не оглядываясь. Уже когда приближаюсь к зданию университетского колледжа, получаю сообщение от Кристини с приглашением на обед к ним в дом. Видимо, её мать уже сообщила о моих успехах. Она пишет, что будет ждать в три. Уже два, осталось немного. Я даже рад, что пойду, вернее, поеду на обед. Ещё раз встречаться со странным типом на аллее совершенно не хочется.
У Кристини есть отдельная квартира, но сегодня меня позвали туда, где живет ее семья. Я не любитель подобных посиделок, но сегодня придётся поехать, чтобы понять, почему мать Кристини с таким пристрастием выпытывала у меня ответ на свой единственный вопрос. Лифт поднимает меня на третий этаж роскошного дома в стиле техномодерн. Огромные проёмы-арки в коридоре заставляют почувствовать всю торжественность момента уже на выходе из лифта. Окна заканчиваются полукруглыми сводами. Сверху на меня смотрят зеленоватые завитки люстр, словно салют, разбрасывающие свет в разные стороны.
Тяжёлые дубовые двери с глубоким растительным орнаментом разъезжаются в разные стороны, и я попадаю в пространство, утопающее в богатстве. Я ни разу не был в настолько дорогих квартирах. Меня встречает женщина, одетая в простую тёмно-малиновую униформу с серыми нарукавниками. Она провожает меня в гостиную, где за столом уже собрались Кристини, её мать, молодой человек, две незнакомых мне девушки и Пош. Молодого человека я вижу впервые, а девушки, по всей видимости, подруги Кристини. Сперва меня удивляет, что Пош тоже здесь, но затем вспоминаю, что он тот ещё лизоблюд и прогибан под начальство, и моё смущение улетучиваются.
– А вот и виновник торжества, – приветливо, но всё равно властно, деланно низким голосом произносит миссис Альбертине, сидящая по ту сторону стола.
– Поздравляю, утёночек, – Кристини встаёт из-за стола и, сияя, обнимает меня.
Все в гостиной начинают хлопать.
– Пожалуйста, присаживайтесь, – уверенно говорит Пош и указывает мне на свободное место слева от Кристини, напротив её матери.
В этот момент я замечаю, что он сидит в самом центре вытянутого прямоугольного стола с обрубленными углами. По его спокойному и почти безмятежному виду я понимаю, что он нередкий гость за этим столом. Интересно, как это начальник среднего звена так запросто сошёлся с Альбертине, которая входит в группировку аппарата управления корпорацией.
– Трэй, вам что-нибудь налить? – Альбертине отвлекает меня от мыслей о Поше, когда я усаживаюсь за стол.
– Эмм, даже не знаю, – растерянно мямлю я.
– Трэй, ничего что я вас так называю? – вновь обращается она ко мне, уже чуть более ласковым тоном.
– Да, без проблем, миссис Альбертине.
– Хорошо… Трэй, не волнуйтесь. Самое напряжённое уже позади, – она улыбается, и я замечаю, как платье настолько плотно обтягивает её объемную грудь, что полукруглый вырез кажется неприлично большим. – Давайте вина или, может быть, шампанского?
– Да я бы соку, – произношу я, и подруги Кристини начинают тихо хихикать.
– Ну, надеюсь, соку хоть томатного и с водкой? – грубо шутит Альбертине.
Про себя пытаюсь вспомнить, как называется эта дрянь. «Кровавя Мэгги… Мэрлин, нет, Мэри», – вертится в голове. В голову отчего-то приходит образ Мэри Поппинс из сказок, которые мне читала бабушка в детстве. Я представляю себе Мэри Поппинс в шляпе, облитую с ног до головы томатным соком и обиженную, что её называют кровавой.
– Давайте тогда шампанского, если можно, – отгоняя от себя глупые детские фантазии, наконец говорю я. Музыка, звучащая где-то на заднем плане, становится чуть громче – не могу разобрать, откуда она. Я окидываю взглядом шикарные гобелены на стенах, зелёные шторы с золотым рисунком, хрустальные бра по бокам от окна.
Когда официант в малиновой форме приносит мне бокал шампанского, Пош встаёт из-за стола и произносит тост.
– Друзья, коллеги единомышленники, давайте же выпьем за научный успех и за новые квалифицированные… кхе-кхе… дипломированные кадры в нашем корпоративном цеху!
– Ураа! – кричит Альбертине, вставая из-за стола.
Все поднимаются, я следую их примеру. Руки тянутся к центру стола, присутствующие поднимают хрустальные бокалы и ударяют их друг от друга. Какое-то время все пьют, проскакивает несколько шуток от Поша, Кристини о чём-то спрашивает свою подругу справа, но та её не понимает или делает вид, что не понимает. Я выпил почти весь бокал до дна, напряжение понемногу утихает. Идя сюда, я не был уверен, что Альбертине не устроит мне допрос, но теперь я расслабляюсь и не думаю о прошлом. Я немного завидую её жизни.
– Знаете, Трэй, – внезапно обращается ко мне Альбертине, – технология, которую вы изобрели, она ведь почти революционная. Как вам это удалось?
Она смотрит на меня лукаво. Я пытаюсь понять по её широкому раскрасневшемуся лицу, насколько она пьяна и стоит ли воспринимать сказанное всерьёз.
– Спасибо, но вообще-то я лишь доработал ее, – отвечаю я, смущённо поджимая губы.
– Нет, в самом деле, вы не просто доработали, вы довели её до рабочего состояния. Это ведь главное, не так ли?
– Возможно. У меня не было другого выбора.
– Выбор есть всегда! – внезапно в разговор встревает изрядно подвыпивший Пош.
– Котик, угомонись, дай мне поговорить с молодёжью, – Альбертине берёт Поша за руку и смотрит ему в глаза с глуповатым выражением лица. Вот откуда Кристини взяла эту гримасу. Видеть ее на лице дочери – ещё куда ни шло, но Альбертине выглядит странно. Мне всегда она казалась достаточно благоразумной женщиной. Такое ощущение, будто она просто прибалдела от этого Поша. Тьфу. Судя по тому, как она обращается с Пошем, они, вероятно, не просто хорошие приятели, их связывает нечто гораздо большее. Мне хочется хихикнуть, и я едва себя сдерживаю. Пош начинает крениться в сторону. Альбертине встаёт из-за стола и куда-то уводит его из гостиной. Через несколько минут она возвращается, ее лицо залито краской. Молодой человек вскакивает и помогает ей усесться на стул.
– Извините, алкоголь – дело тонкое, – говорит она, явно опьяневшим голосом.
Краснеет она, но мне отчего-то становится неуютно, и все остальные отводят взгляды.
– Давайте десерты! – вопит Кристини. Все оживляются.
– А знаете, Трэй, я ведь знала вашу мать Мелиссию, – выпаливает внезапно Альбертине.
Кристини распахивает глаза и таращится на свою мать. Затем переводит взгляд на меня. Я смотрю в её тёмно-карие глаза и вижу сходство с глазами её матери. Даже едва смугловатый цвет кожи тоже выдаёт родство.
– Да? – спрашиваю я. – Не знал.
– Да. Я знала её ещё в те времена, когда сама была примерно в твоём возрасте.
– Мама, ты мне этого не рассказывала, – с раскрытым ртом удивлённо почти пищит Кристини.
– Я тебе много чего не рассказывала, дочка.
– А откуда вы её знали? – я не выдерживаю и задаю вопрос. Моему изумлению нет предела.
– Она начинала работать в новой администрации Мингалоса, но долго не продержалась и ушла. У меня на мгновенье ёкает сердце: «Мама работала в администрации города! А сейчас варит суп в школе! Я ничего не знаю о своей матери!»
– А почему? – придумать вопрос поумнее мне не удается.
– Она была молода, строптива и принципиальна. Неужели она вам ничего не рассказывала об этом?
– Нет. Совершенно ничего.
– Впрочем, это неудивительно, она всегда была скрытна. Я тогда сама только пришла работать в администрацию. Мы какое-то время немного дружили, потом у неё случился роман с твоим отцом. Она тебе об этом тоже ничего не рассказывала?
– Ээ, нет… Она только сказала, что он ушёл, давно…
Альбертине с прищуром смотрит в мою сторону. Скажет ли она что-нибудь особенное про моего отца? Я ведь почти не знаю его.
– А чем она сейчас занимается? – Альбертине резко меняет тему, словно не желая развивать сказанное.
– Она… – я чешу затылок. Почему-то он и правда чешется. Мне немного стыдно говорить, кем работает моя мать, особенно здесь. На окраине я никогда не стеснялся, но в этой роскошной гостиной мне как-то не по себе.
– Она повар в школе, – наконец выговариваю я.
– Вот почему Кристини не смогла найти с ней общий язык. Не смогли две женщины договориться о еде, – отшучивается Альбертине. – Кристини, тебе, быть может, стоит поучиться готовке у мамы Трэя? Ты сама и яичницу не разобьёшь.
Искренне ли она смеётся? Таких женщин сложно понять. Они настолько профессионально деформированы своим высоким положением, что, скорее, похожи на хамелеонов, чем на людей.
– Тьфу ты, мама, перестань, – краснея, произносит Кристини. Её подруги заливаются смехом.
– Давайте выпьем за маму Трэя, подарившую миру такого замечательного сына! Поднимем бокалы! Урра!
Моя рука тянется к центру стола. Но мне так хочется провалиться сквозь пол в какую-нибудь бездонную яму. Я представляю, как сижу в темноте, высунув на свет лишь руку с зажатым в пальцах бокалом.
В тот вечер Кристини явно осталась недовольной. Ещё нет семи, когда мы прощаемся у лифта. Она даже не обнимает меня, просто разворачивается и уходит. Я тихо бреду в сторону дома и мысли о том, что Альбертине знала моих родителей в молодости, не покидают моей головы. Они измываются надо мной, скребут череп изнутри, не дают покоя. Внезапно мне на ум приходит мысль, что Мингалос на самом деле маленький город, почти как деревня, в которой все друг друга знают.
