Глава 11

Ночью мне снится, как я в мыльном пузыре размером с меня самого бултыхаюсь, дёргаю руками и ногами, пытаясь драться с ним. Кулак отскакивает от упругой тягучей мембраны. Пузырь стягивается, сжимаясь всё больше, блокируя мою грудную клетку, перекрывая доступ кислорода. Руки намертво прилипают к телу, я не могу пошевелиться. Кажется, что я вот-вот задохнусь под плотной плёнкой. Я вскакиваю, стараясь продышаться. 7:44.

Иду на кухню и наливаю воды. Делаю разминку, разогреваю мышцы. Отжимаюсь. Качаю пресс. Растягиваю забитые после вчерашней тренировки мышцы спины и ног. Спина ноет, но уже меньше. К плечам словно прицепили гири. Проскальзываю в душ сквозь расступившееся силовое поле. В зеркале я вижу, что отёк значительно спал, лицо уже почти симметричное за исключением небольшого бугорка на челюсти. Удивляюсь медицинским познаниям Нори.

На коммуникатор приходит сообщение от Раварты: «Встретимся у того дома». Завтракаю и выхожу на улицу. Иду пешком до центра. Ловлю такси и называю по памяти адрес: одиннадцатый дом на 34-й улице.

Раварта встречает меня в арке, обнимает, мы целуемся.

– Как твоя щека?

– Мазь Нори колдовская? – спрашиваю я, улыбаясь.

– Почти. Древний рецепт лесных друидов, – смеётся в ответ Раварта. Но её лицо тут ж становится серьёзным и задумчивым.

– Ты чего? – спрашиваю я.

– Да так. Я просила Тода не распускать руки…

– Так он и не распускал. Мы просто дрались на ринге.

– Я про это и говорю, – произносит она с выдохом. – Детская жестокость всё равно вылезает наружу. Он сам тоже не всегда так дрался.

Мы приближаемся ко входу в лагерь восстановителей. Внутри нас встречает Горан. Он и в этот раз обнимает и Раварту, и меня. В помещении, где ещё вчера стояли столы с коробками, я вижу удивительную трансформацию. Осталось всего три стола, и два из них теперь заставлены техникой. Я замечаю три прямоугольных полупрозрачных панели. На такие обычно транслируются изображения и текстовые сообщения. За ближайшим ко входу столом сидит молодой мужчина со светлыми, почти выцветшими волосами – как шерсть у арктических медведей, которых я видел на картинках. Кожа у него бледно-молочная. Он поглощён изучением содержимого панели. Одной рукой мужчина водит по тач-панели, другая держится за джойстик. Чёрная клавиатура небрежно отодвинута в сторону.

– Привет Элиас! – почти кричит Раварта.

– А, привет, Раварта, – не отрываясь от монитора, отвечает Элиас.

– Я не одна. Это Трэй.

– Привет Трэй, – машинально отвечает Элиас, не отрывая взгляда от каких-то чертежей на экране.

– Элиас! Это Трэй, который принёс семена!

Мужчина замирает, а потом резко поворачивается на стуле в нашу сторону.

– Трэй – удалец! Приветствую! Дай пожму тебе лапу!

Я иду к нему и протягиваю руку.

– Молодец! Я бы на такое не решился, – произносит он, почему-то не глядя мне в глаза. Он улыбается, но его взгляд бегает по углам.

– Чем ты занимаешься? – спрашиваю я.

– Эм, я? Да особо ничем. Так, всем понемногу.

Я поднимаю левую бровь, давая понять Элиасу, что не отступлюсь, пока не удовлетворю своё любопытство. Может, это и не тактично с моей стороны, но я должен знать, чем здесь занимаются. Это вопрос и моей собственной безопасности.

– Элиас, ты можешь быть многословнее. Трэй теперь один из нас. Нам нечего от него скрывать.

– Ну хорошо, – говорит Элиас, потирая лоб. – Смотри, вот карта двора нашего здания. Эти отметки – сигнальные сенсоры безопасности, – поясняет он, указывая на жирные пульсирующие точки, от которых разбегаются круги, как от скрывающихся под водой островов.

– А это что? – спрашиваю я, тыча пальцем в жирный синий квадрат в середине здания.

– Это глушитель сигнала.

– Он для…

– От экологической полиции, службы безопасности и копателей, – отвечает на лету Элиас, не давая мне завершить вопрос.

– Ты сказал «копателей»? – переспрашиваю я.

– Да, именно. Это собственная служба безопасности членов правительственного совета Корпорации. Ты никогда о них не слышал?

– Эм, нет, – я растерянно смотрю на Раварту, прислонившуюся к столу.

– Их стало больше в последнее время, – говорит Раварта, поймав мой взгляд. – И они очень хорошо подготовлены. Они опаснее всех – и полиции, и службы безопасности. У них есть право на убийство без суда и следствия.

– Звучит неутешительно, – единственное, на что меня хватает. – А почему их называют копателями?

– Потому что они умеют сначала нарыть информацию на любого, а потом незаметно выкопать нам яму и так же незаметно схоронить в ней, – произносит Раварта с каким-то почти торжественным придыханием.

– И много их? – уточню я.

– Сотни, может, тысячи. Вряд ли больше, но и этого достаточно, чтобы нас всех выследить и уничтожить.

– К счастью, некоторых мы вычислили, – врезается в разговор Элиас.

– Как?

– Они иногда оставляют следы, – быстро отвечает Элиас.

– Ааа, – растянуто киваю я.

– Мы тебя научим замечать их, – говорит Раварта. – Вернее, ты сам научишься.

– Хорошо бы.

– Смотри, Трэй, на этой панели данные о планах работ членов Плодородия, – Элиас встаёт и движется ко второму столу, я за ним.

На экране мельтешат, сменяя друг друга, таблицы с цифрами и датами. Сбоку в кружках высвечиваются пояснения и указания «перевезти инвентарь на комбинат», «собрать рабочую группу для транспортировки техники».

– Ещё я немного рисую, – смущённо произносит Элиас и, свернув таблицы, открывает картотеку с рисунками. Раварта обходит стол и придвигается ближе к нам. На экране появляются самые разные изображения. Тонкими линиями сделаны наброски каких-то неизвестных мне зданий, несколько бутонов ярко-оранжевых цветков, отдалённо похожих на лилии, силуэт женщины, в которой я узнаю Нори. Отчего-то мой мозг дорисовывает ей аккуратный нос, мягкий, чуть скошенный подбородок, тёмно-серебристые волосы. Элиас листает дальше, пока моё внимание не привлекает символ в виде круга с радиально расходящимися от центра пятью лучами. Сверху и снизу по две соединённые углом палочки.

– Что это? – спрашиваю я.

– Ну… это я так баловался… Я подумал, что нам, то есть Плодородию, нужен символ. Раварта мне как-то рассказала, что ты растишь томаты, и я подумал, что можно изобразить помидор сверху. Получилось вроде ничего.

– А палочки зачем? – не унимаюсь я.

– Эм, ну… – Элиас трёт лоб. – Эти линии, которые ты называешь палочками, символизируют сведённые руки, поддерживающие плод.

Я начинаю краснеть. Кидаю взгляд на Раварту, она отводит глаза. Замечаю, что и к её щекам прилила кровь. Элиас не просто изобразил чьи-то руки, это наши с Равартой сведённые руки, это мы с двух сторон поддерживаем плод. «Что ещё Раварта рассказала восстановителям?» – проносится у меня в голове.

Полотно отодвигается, и в помещение входит Тод. На нём чёрная майка и широкие тёмные штаны.

– Эй, Трэй, долго ещё будешь прохлаждаться? – кивнув, бросает он мне. – Тебя уже все ждут.

– Я подойду чуть позже, – говорит Раварта. – Иди пока.

– Хорошо.

Войдя в зал тренировок, я вижу, что и здесь произошли трансформации. Мишени стоят на прежних местах, но их осталось две вместо четырех. Скамейка отодвинута к правой от входа стене. С потолка свисают какие-то металлические перекладины. Вчера их не было. Откуда они? Вместе с Тодом в помещении одиннадцать человек. Алекс машет мне рукой, сидя на скамейке. Абиг отвернулся и беседует с какой-то коротко стриженной девушкой.

Я иду к стене со скамейкой, запрокинув голову, чтобы рассмотреть свисающие с потолка перекладины. Серебристые балки крепятся на привязанные к ним с двух сторон металлические тросы. Вычислительный аппарат моего мозга мимолётом оценивает степень надёжности крепления.

– Привет, дружище! – улыбаясь, протягивает мне руку Алекс.

– Привет! – произношу я, хватаясь за его кисть.

– Здравствуй, Трэй! – Абиг, заслышав разговор, разворачивается и тянет руку к нам. Я хватаю её и трясу. Абиг улыбается, вселяя в меня веру в то, что сегодня будет веселее, чем вчера.

Абиг представляет мне свою собеседницу, Дану. Она протягивает руку, пристально вглядываясь в меня своими слегка суженными глазами, как у тех, кто до затопления населял азиатский регион. Широкие скулы придают её строгому лицу решительность. Несколько ребят и ещё одна девушка встают с другого конца скамейки и направляются к нам. Среди них Снор и Хенрик. Троица из двух парней и девушки идёт впереди, сзади плетутся ещё двое. Абиг представляет мне их по очереди, начиная с девушки.

– Трэй, эта темноволосая бестия – Шелена, – вцепившись подушечками двух своих пальцев в кожаную куртку девушки, поясняет Абиг.

– Но все зовут меня Спутником, – смеясь, она отцепляет пальцы Абига.

Я едва успеваю кинуть беглый взгляд на девушку и задаться вопросом, почему она в куртке, пусть даже и лёгкой, как Шелена добавляет: – Ребята, я пошла переодеваться.

– Давай! – подбадривают её другие восстановители.

– Дана, ты со мной? – не глядя в сторону девушки, быстро произносит Шелена.

– Пошли, – сипловато протягивает Дана. Её голос мне кажется слишком низким, но затем я заключаю, что он соответствует её образу. Дана не очень хочет тащиться за Шеленой, кажется, ей давно здесь всё наскучило. Они обе уходят из зала.

– Бестия ушла. Можно не любезничать, – шутит Абиг. – На самом деле её сначала все называли Луной, потому что у неё всё время блестит лицо в темноте, а потом стали звать Спутником, в честь планетоида, который движется вокруг Земли.

– Аа, – задумчиво качаю я головой.

В тусклом освещении зала его неестественно белая улыбка выглядит контрастным сверкающим пятном.

– Это Арго, – он указывает на парня с чуть смуглой кожей и волосами, похожими на состриженную шерсть барашка.

– Урия – наш самый лучший летчёк-аэродинамист, – произносит Абиг, и в этот же момент я вздрагиваю от резкого звонкого стука металла по металлу. Подчиняясь воле рефлекса, моя голова разворачивается в сторону звука. Тод с силой захлопнул один из шкафчиков с оружием. Он хмур, как и всегда, но, кажется, чем-то сильно увлечён и даже озабочен.

Поворачиваясь назад, успеваю подумать, насколько всё-таки мы безвольны в своём сопротивлении рефлексам, таким как автоматический поворот головы в сторону источника нового звука.

– А вы тут ещё и летаете? – вновь включившись в разговор, интересуюсь я.

– Ага, – улыбаясь, произносит Абиг. – И ты тоже будешь. Урия тебе покажет мастерство. Правда?

– Если понадобится, то конечно, – смущённо произносит Урия, глядя в пол. Из-за его спины выходит крепкий, но несколько сутулый парень примерно моего возраста.

Я успеваю заметить, как Абиг перестаёт улыбаться и слегка дёргает кончиком губы. Возможно, это признак какого-то недовольства. Но я стараюсь не придавать этому значения. Зачем выдвигать преждевременные гипотезы, основываясь на догадках.

– Познакомься, это Дилан.

Дилан небрежно протягивает мне руку, сжимает почти до боли и резко выпускает. Он не смотрит в мою сторону, а лишь оглядывается на нас, когда говорит. Его лицо несколько скошено, а нижняя челюсть, сдвинутая вбок относительно верхней, отражает всю степень недовольства мной или всей ситуацией. Глаза Дилана расфокусированы и будто высматривают что-то вдали. В них много злости и обиды.

– Познакомься с Трэем-героем, Марвин, – кривляется Дилан.

Из-за плеча Дилана робко появляется худощавый паренёк лет пятнадцати. Отдалённое сходство с Диланом указывает на то, что это его брат. Марвин сутулится ещё сильнее Дилана. Я протягиваю руку Марвину. Его рукопожатие среднее, скорее мягкое. Быть может, мне так кажется после болезненных ощущений от руки Дилана. Мои глаза сканируют телосложение Марвина, пока не упираются в ноги. В колледже меня слишком хорошо научили анатомии. Но даже и без этих знаний видно, что левая нога Марвина намного тоньше правой. По его сутулости и взгляду я понимаю, что у него, вероятно, ДЦП.

На мгновение моё сердце болезненно сжимается, словно схлопывается под давлением, но я закрываю эту эмоцию сочувствия в тайнике сознания и изображаю непринуждённый вид. Сочувствие делает нас слабее, позволяя другим манипулировать нами. Однажды я полностью от него избавлюсь, хоть многие и считают, что это неправильно. Помощь реальными делами – вот ключ к решению проблем.

Алекс начинает выспрашивать у меня что-то про бассейн. В это же время возвращается Шелена, и Тод приказывает всем выйти в центр зала. Я не успеваю ответить Алексу, разворачиваюсь и волочу ноги в центр зала. Все выстраиваются полукругом вокруг здоровяка Тода, я оказываюсь почти в самом центре, напротив него.

– Сегодняшний план таков, – начинает Тод, – сперва мы постреляем, вы всё вспомните, заодно Трэя подучим.

«Постреляете? Из чего? Из огнестрельного оружия? – мне становится немного не по себе. – Неужели всё так серьёзно? Не знал, что ботаники бывают такими агрессивными». Я представляю себе Нори с пистолетом в руках, и мне хочется хихикнуть, но я склеиваю губы на этапе улыбки, не дав усмешке вырваться на волю.

– Потом перекладины и линейки. Всем всё понятно? – спрашивает Тод.

– Нет, – говорю я.

– Что не понятно? – выпаливает вопрос Тод.

– Какие ещё линейки?

– Линейное оружие модификации QG-518 горизонтального залегания, – цедит Тод. Ему явно приятно ощущать своё превосходство надо мной. Ещё бы, я же теперь его начальник. Хоть где-то можно ещё показать свою доминантность. Вообще мне должно быть плевать. Мне нужно сдружиться с этими людьми, чтобы перенять их опыт. Потом я научусь у них выращивать продукты подпольно и смогу делать это сам.

– А, ясно, – тихо произношу я.

– Мы всё тебе покажем, – чуть мягче произносит Тод, видимо, посчитав, что достаточно сильно меня осадил.

Тод разворачивается и направляется в сторону шкафов с оружием. Все идут за ним. Я следую за Алексом. Он оборачивается, поджимает губы в полуулыбке, а затем говорит:

– Это самое интересное в тренировках. Я когда год назад первый раз стрелял и прыгал, думал, что скукота, а оказывается, это круто.

– Ты только год назад сюда попал?

– Ага, – быстро отвечает Алекс.

Мне хочется спросить, как это произошло, как он вообще здесь очутился, но я не решаюсь. Думаю, ещё будет подходящий момент.

– Берём по стволу и к мишеням на расстояние 12 метров, – быстро командует Тод.

Я подхожу к ящику – в нём серебристо-синие пистолеты с белыми сияющими вставками. Пожалуй, больше похожи даже на какие-то короткоствольные ружья. Оружие оказывается на удивление лёгким. Я ожидал, что оно будет тяжелее и неудобнее.

– Сперва я покажу Трэю, – произносит Тод, когда мы идём к нужным позициям для стрельбы, – затем все остальные приступают.

Все кивают, и я им подражаю. Пока мы идём, я разглядываю устройство оружия. Ртутно-серебристые линии тянутся по всей длине пистолета от рукоятки до окончания ствола. Сам пистолет кажется модульным, будто бы собранным из нескольких блоков. Две жемчужно-белые вставки на поверхности ствола придают ему вид произведения технологического искусства. Сбоку на короткой рукоятке мерцает синеватый огонёк. Что он обозначает?

– Оружейная консоль JF-104 модификации бета-4, – деловито говорит Тод, крутя в руках пистолет. Он делает это грациозно, с мастерством настоящего знатока своего дела.

Откуда он столько знает про оружие? С кем я работаю в Корпорации? Сколько ещё мне предстоит узнать о Тоде и о других восстановителях? Они готовят войну или сами готовятся к войне? Ни одна из этих мыслей не внушает мне радость. Желудок съёживается, кончики пальцев начинает потряхивать назойливая дрожь.

– У курка есть предохранитель, он сбоку, – продолжает Тод, указывая на слегка выпуклую квадратную кнопку в небольшом треугольном углублении на рукоятке, почти у самого курка.

Я провожу пальцем по граням квадратного выступа.

– Надавливай.

Я аккуратно накладываю палец на кнопку и слегка нажимаю.

– Сильнее!

Я прикладываю усилие, и нервные рецепторы моего пальца ощущают пружинящий щелчок. В это же время датчик перестаёт мигать и зажигается ровным синим светом.

– Хорошо, – произносит Тод.

Все остальные в это время внимательно наблюдают за объяснениями Тода.

– Одной рукой держишься за ручку, другой за ствол. Аккуратно надавливаешь на панель для выбора режима. Правая панель – это классические пули. Левая – фотонные снаряды. Они хорошо поджигают цель. Ими же можно нанести болезненные повреждения. Убить можно, только если с очень близкого расстояния стрелять. Всё ясно?

– Да, – киваю я. Теперь мне ясно, зачем нужны белоснежные вставки-панели на стволе. Мне не нравится идея убивать кого-то, фотонные снаряды мне симпатичнее.

– И ещё. Чтобы зафиксировать режим, например, если хочешь стрелять только фотонными зарядами, нужно ещё раз нажать на панель. Чтобы выйти из режима, просто нажимаешь на другую панель и переключаешься. Это понятно?

– Да.

– Спокойно нажимаешь курок, не боясь повредить цель. Они с усилением, выдержат много выстрелов. Внутри датчики попадания.

Жужжание, лёгкий треск, и из чёрного дула вырывается светящееся пятно. Настолько яркое, что я жмурюсь. Тод смотрит будто сквозь пальцы, чуть скривив лицо. Пятно врезается в голову мишени, разлетаясь на тысячи искрящихся сгустков света. Доносится лёгкий запах горелой резины. Удивительно, но на мишени остается лишь маленькая тёмная точка, едва заметная отсюда. Ещё несколько таких же выстрелов, и на голове появляются новые такие же точки.

– Давай теперь сам!

Я надавливаю на предохранитель еще раз. Он отскакивает.

– Зачем?..

– Я уже понял, – быстро реагирую я и ещё раз давлю на правую панель.

Целюсь в голову. Рука дрожит. Поворачиваюсь в сторону Алекса. Он улыбается и кивает. Дилан смотрит в потолок. Шелена о чём-то перешёптывается с Даной. Всем всё равно. Палец сам стремится к курку. Волна тепла пробегает по всему стволу. Яркий сгусток энергии мчится в сторону мишени. В области ниже подбородка мощная вспышка. Спустя несколько секунд остаётся лишь точка на шее мишени.

– Неплохо. Давай ещё. Алекс, Урия, давайте к Трэю, – подзывает их головой Тод. – Остальные у второй мишени. Дана, раз пришла – так работай! Шелена, будешь за старшую в группе сегодня.

Шелена кивает. Дана что-то бурчит себе под нос. Мне отчего-то становится смешно, и я чуть улыбаюсь, глядя на нее.

Сбоку раздаются выстрелы. Арго стреляет, напрягая каждый мускул лица. Губы сжаты, брови сдвинуты, руки слиты с оружием. Три выстрела – и три точных попадания в один и тот же глаз. «Хорош!» – думаю я.

Произвожу еще несколько выстрелов. Но попасть в нужные кружки не получается.

– Попробуй чуть расслабить руку, которой держишь ствол, – подсказывает Алекс. Я смотрю на него, перевожу взгляд на Арго, тот молча одобрительно кивает. – Это даст свободу второй руке и поможет прочувствовать консоль.

Я расслабляю руку. Несколько выстрелов, и уже с пятого я попадаю в левый глаз. Ещё несколько промахов, а затем одно попадание в край кружка на уровне сердца. Я улыбаюсь.

– Молодец! – окликает меня Алекс, стараясь перекричать треск и грохот выстрелов вокруг.

В какой-то момент я ловлю себя на мысли, что мне даже нравится стрелять. Я делаю передышку, Алекс занимает моё место. Замечаю, как Дилан даёт подзатыльник Марвину, который не смог удержать консоль. Мне становится обидно за Марвина. Каково это, так издеваться над тем, кто слабее тебя? В это же время Шелена кричит Дилану, что пора меняться местами. Дилан толкает Марвина, случайно вставшего у него на пути, и продвигается к позиции для стрельбы. Мне хочется врезать Дилану в зубы.

Через пятнадцать минут Урия предлагает мне вновь пострелять. Он перезаряжает мою консоль с помощью двух плоских магазинов, открывая маленькие створки в стволе над рукоятью. Я заворожённо наблюдаю, как умело он справляется со своей работой. За следующие сорок минут я успеваю произвести ещё несколько десятков выстрелов. Половина из них попадают в целевые кружки. Я доволен.

– Пока достаточно, – подходит Тод со своей боевой консолью в руках. – Последнее, что осталось показать.

Он снимает оружие с предохранителя, а затем мощные пальцы его правой руки надавливают одновременно на обе белоснежные панели на стволе.

– Самое важное – режим деконструкции.

Тод нажимает на спусковой крючок. И панели моментально проваливаются куда-то внутрь ствола. Словно в режиме замедленного времени ствол плавно разъезжается на три части. Первая часть вылетает вперед, разделяется на две половинки, за ней цельным ядром несётся вторая металлическая часть ствола. Короткий обрезок ствола остаётся вместе с рукояткой в руке Тода. Мои глаза раскрыты от ужаса и восторга. Две передние части ствола угодили точно в оба глаза, а третья врезалась в сердце. Манекен изуродован и покорёжен, словно консервная банка, которую обстреляли металлической дробью.

– Это экстренный режим, – поясняет Тод. – На случай, если закончились патроны. В некоторых модификациях консолей снаряды взрываются. В учебной модели этого не происходит.

Я всё ещё с изумлением в глазах заворожённо смотрю на дымящуюся мишень. Мне жутко представить, что такое оружие способно сотворить с человеком.

– Как я понимаю… эм… собрать обратно консоль уже нельзя?

– Как ты себе представляешь – крепить назад покорёженные куски металла? – встревает в разговор Дилан, который явно подслушивал нас. Его лицо перекошено злобной ухмылкой. Шелена улыбается. Марвин хихикает. Я не обращаю на это внимания, потому что понимаю, что Марвин ещё слишком молод и находится под влиянием старшего брата. Но вот Дилан мог бы вести себя умнее. Желание врезать ему лишь усиливается. Стиснув зубы, я стараюсь не смотреть в его сторону.

– Не совсем, – задумчиво произносит Тод. – Часть ствола с рукояткой может быть дополнена остальными деталями и собрана в новую консоль. Остальные части, как правило, вернуть уже не удаётся. Если ты, конечно, не станешь из чьего-то сердца вытаскивать утопленную в крови центральную часть ствола, – наигранно-циничным голосом произносит Тод.

– А кто-то пытался? – делано пренебрежительным тоном спрашиваю я.

– Не знаю, возможно, – Тод пожимает плечами.

– Да ну, фу, гадость какая, – встревает в разговор Алекс. – Никогда бы не стал так делать.

– Ну, наш герой, может, будет первым, кто это сделает! Кровавый ствол Трэя, – Дилан сам смеётся над своей шуткой, поворачиваясь к Шелене. Она кидает беглый взгляд в мою сторону, слегка улыбается и делает вид, что занята своим оружием. Гнев давит изнутри, искажая мое лицо.

– Перерыв пятнадцать минут, затем поработаем с линейкой! – кричит Тод. Выстрелы стихают. Мы идём с Алексом к скамейке, Абиг плетётся за нами.

– Не обращай на него внимания, он просто чокнутый, – говорит Алекс.

– Похоже, – сквозь зубы цежу я.

– Его только Нори и может терпеть на самом деле, – произносит Алекс. – Не реагируй, и он отвалит.

Дилан отошел подальше от нас и не слышит этого разговора. Мне хочется сказать что-то едкое, но это бессмысленно. Подходя к скамейке, я вижу, как сидящая на ней Дана кидает на меня подозрительный взгляд.

Пятнадцать минут пролетают быстро. Я чувствую себя как на перерыве во время урока физкультуры, попутно думая, что Тод мог бы быть неплохим тренером.

– Бегом! – командует Тод. – Пятнадцать минут разминки по залу. Мы все подрываемся и бежим.

– Урия, Шелена, в центр! – кричит Тод, когда мы завершаем четвёртый круг по залу. Воздух приятно распирает лёгкие изнутри, расправляя все их самые отдалённые секции. Дед говорил, что бегать полезно, если у тебя нет проблем с суставами. Я внимательно наблюдаю за тем, что делает Тод и двое других восстановителей. Их руки протягивают вдоль зала несколько узких гусениц, собранных будто бы из металлических шариков. Издалека я бы назвал их бусами.

Спустя десять минут мы замедляем темп и идём по кругу, чтобы отдышаться. Я вспоминаю школу. Мы так бегали в начале каждого урока физкультуры. Девчонки из нашего класса не любили бегать, они хватались за бока и жалобно смотрели в сторону преподавателя. Иногда это срабатывало, и он разрешал им идти пешком. Мы с Филиппом бегать любили. Вероятно, потому что носились по заброшенным местам окраины и скакали по кочкам полесья. Я вспоминаю Филиппа, одного из немногочисленных людей в классе, с кем я мог делиться всем, что было на душе. Он даже иногда помогал мне по дому, когда мама болела, а Никса была ещё мала.

Приятное гудение в ногах напоминает мне ощущения после пробежек по полянам с земляникой. Мы с Филиппом брали стеклянные стаканы и вместе с другими ребятами из класса шли собирать ягоды. Тогда это ещё не было запрещено. Нежный вкус земляничного сока сладкой прохладой затекает в горло, когда ты опрокидываешь стакан в рот. Жаль, что сейчас уже так нельзя. От воспоминаний сердце словно перетягивает шёлковая нить, мешая ему биться в такт движениям тела. Наверное, именно это имели в виду классики литературы, когда писали, что «сердце щемит».

Мы останавливаемся и выстраиваемся в шеренгу вдоль левой стены.

– Трэй сегодня спрашивал, что такое линейка, я ему объяснил. Теперь показываю. Вот она, – палец Тода указывает на одну из последовательностей крупных шариков-бусинок.

– Сперва учимся запрыгивать на перекладины. Дилан, Урия, Арго! Вперёд, по турникам!

Когда Дилан распрямляется, я замечаю, что он почти на голову выше меня. Своими лапищами, огромными, как руки питекантропа, он хватается за одну из перекладин и по-обезьяньи перехватывает их одну за другой, продвигаясь вперёд. Параллельно ему, работая руками, лезут Урия и Арго. Им сложнее, чем Дилану, но темп у них высок.

Постепенно все хватаются за перекладины и выполняют хорошо отработанный алгоритм лазания по балкам. Мне не страшно висеть. Я прыгал со стены на стену. Но всё же нагрузка здесь на другие суставы. Через несколько перекладин кисти начинают побаливать, а в плечах ощущается жжение. Я успел подсчитать количество перекладин – всего их четырнадцать. Ухватившись за тринадцатую, испытываю облегчение. Я спрыгиваю, но Тод тут же кричит, чтоб я вернулся обратно. Кисти раздирает острое жжение. Я вновь хватаюсь за балку и просто вишу. Мне кажется, что, если я повишу еще немного, куски кожи с ладоней останутся на металлических балках.

– Давай-давай, ещё немного! Теперь так же в другую сторону.

Я начинаю отсчёт в обратном порядке. «Тринадцатая, двенадцатая, одиннадцатая…» Пальцы едва обхватывают толстые перекладины. Я стараюсь сдвигать пальцы так, чтобы указательный и средний касались большого. Такой хват кажется мне надёжнее. Я перескакиваю на девятую перекладину, но тут внезапно чувствую резкий рывок вверх. Рука чуть соскальзывает, но мне удаётся вовремя среагировать и не упасть. Кажется, я всё-таки лечу вниз.

Прохладный воздух проносится мимо моих ушей. Спустя мгновение мои ноги уводит в сторону, а тело отклонятся влево, словно маятник. Тут я осознаю, что перекладины начали двигаться вверх-вниз и в стороны. Кручу головой, пока, наконец, не замечаю самодовольное выражение на лице Тода. Он стоит у шкафов с оружием, держа в руках пульт управления.

– Всем продолжать висеть! Режим «опасность на земле»! – кричит он во всё горло.

Режим «опасность на земле» – что это ещё такое?! Судя по названию и по тому, как Дана резко поменяла хват, закинув одну руку поверх перекладины почти до локтя, я понимаю, что запахло чем-то явно небезопасным. Арго и Урия висят с каменными выражениями лиц. Я ищу глазами Алекса, но он слишком далеко от моей балки. Озираюсь по сторонам в надежде найти подсказку, что делать в этой ситуации. В этот же момент мои ноги уносит вправо, и я мчусь к полу. Рывок – и перекладина вновь увлекает моё тело вверх. Свист в ушах разгоняет адреналин по сосудам. Раздаётся оглушительный грохот, зал наполняется треском, смешанным с частотами, близкими к ультразвуку.

– Трэй, подтяни ноги! – кричит мне Шелена откуда-то сзади.

Я разворачиваю голову и одновременно начинаю сгибать колени, чтобы поджать ноги к туловищу, но тут же получаю болезненный удар по голеностопу. Ногу пробивает такая боль, будто её зажали между двумя цементными плитами и резко дёрнули. Изо рта вырывается стон. Мне хочется спрыгнуть на землю и обхватить ноги руками, но я понимаю, что приказ Тода был явно не случаен. Линейное оружие заработало.

Шарики взлетают в невидимом силовом поле и прокатываются волнами поперёк почти всего зала. Некоторые из них зависают в воздухе по нескольку штук и кружатся в одной точке воздушного пространства. Сперва волны перемещаются только поперёк зала, но затем они начинают двигаться и вдоль, а потом в самых разных направлениях. Я чувствую, как становится жарко там, внизу, под моими поджатыми ногами. Я замечаю, что цвет шариков изменился. И теперь я понимаю, почему стало жарко. Они нагреваются докрасна. Руки жжёт. Мышцы забиты кислотой, пальцы вот-вот не выдержат и разожмутся. Я оглядываюсь по сторонам в надежде отыскать ключ к преодолению препятствия.

Арго и Урия всё так же спокойно висят, поджав ноги. Я мысленно завидую их стальному прессу и нейлоновым мышцам. Шелена забросила ноги на перекладину и прижалась к ней всем телом. Дана перебросила руки через жердь и повисла на изгибах локтей, поджав ноги. Других мне разглядеть сложнее. Перекладина опять несёт нас вниз. Несколько шариков достают до моей икроножной мышцы. Боль ожога раздирает кожу. Я вскрикиваю. Делаю усилие и подтягиваю себя выше, пытаясь захватить балку локтевым сгибом. Наконец мне это удаётся. Слышу вскрик Даны. Вероятно, шарики достали и до неё. Через несколько минут всё стихает, и балки застывают неподвижно. Меня переполняет злоба по отношению к Тоду. Сложно, что ли, было предупредить о таком испытании?

Спрыгнув на пол, я несусь в его сторону. Опалённую ногу жжёт. В голеностопах боль, пробивающая до коленей.

– Ты совсем идиот?! – ору я во всё горло. – Придурок!

– Да угомонись ты! – пытается заткнуть меня Тод.

– Угомонишься ты, – я с размахом бью его по руке, в которой он держит пульт. Устройство выпадает из его пальцев и падает на пол. Отколовшийся кусочек корпуса отлетает в сторону. На мгновение маска ярости застывает на лице Тода. Его кулаки сжимаются.

– Давай! Можем подраться! Мы не на работе! – кричу ему я. – Здесь же все равны!

– Я не буду с тобой драться, – внезапно спокойным голосом произносит он.

– Нет, я хочу тебя избить!

– Вряд ли ты на это способен!

– Но я хотя бы попробую, – я замахиваюсь и бью ему в плечо. Он почти не уворачивается.

– Почему ты не дерёшься?! – я гневно толкаю его руками. Он удерживает равновесие. – Дерись! – ору я как сумасшедший.

– Трэй, Тод, что случилось? – в зал влетает Раварта.

Её голос немного приводит меня в чувство.

– Идиот! И трус! – наконец, громко говорю я. – Я бы так даже с крысами не поступил.

– Извини, – выдавливает Тод.

– Нет!

Мне хочется сказать ему что-то обидное и колкое, но я понимаю, что это бессмысленно, всё равно что пытаться убедить верхушку Корпорации не производить генно-модифицированные овощи и фрукты. Раварта смотрит то на меня, то на Тода. Она явно выискивает на мне следы повреждений, и не сразу замечает два пятна от ожогов на ноге.

– Мне правда жаль. Я не думал, что ты будешь так долго разбираться в обстановке, – произносит Тод.

– Ах, ещё я же и виноват! Долго разбирался. Ты, наверное, как из утробы матери вылез, сразу во всём разобрался, – не удерживаюсь я.

– Не смей упоминать о моей матери, – внезапно изменившимся голосом жёстко отвечает Тод.

Раварта растерянно смотрит на нас обоих.

– Если ещё раз такое повторится, я уйду из восстановления. Я сдержал своё обещание. Издевательств по отношению к себе я не потерплю. И играл по правилам, честно, – твёрдо произношу я.

– Ты даже не представляешь, что с тобой могут сделать экономическая полиция или землекопы, – произносит Тод чуть более спокойным голосом. – Я лишь пытаюсь подготовить тебя к обороне. Они точно тебя ни о чем предупреждать не станут. И играть по правилам не будут. Пара ударов и ожогов – пустяки по сравнению с пытками в башне.

Раварта кидается ко мне, видимо, опасаясь, что не заметила еще каких-то повреждений. Пока она прикасается ко мне, в моей голове вновь начинает властвовать рассудок. В глубине души я понимаю, что Тод прав, но от этого его действия не перестают выглядеть для меня как подстава и издевательство.

Раварта просит меня сесть на скамейку и куда-то убегает. Затем возвращается и принимается растирать мазью мои ожоги. Боль, которую я до этого почти не чувствовал, сперва усиливается, а затем постепенно стихает. Алекс и Абиг пытаются травить анекдоты, чтобы отвлечь меня.

– Извини ещё раз, Трэй, я обещаю, что больше так не буду поступать, – подойдя к нам, Тод протягивает мне руку. Помедлив несколько секунд, я всё-таки принимаю её. Он здоровый и гордый, но не глупый – мысленно заключаю я. Я несильно пожимаю его руку. – Рад, что мы все равны, – внезапно говорит он. Помолчав, я киваю.

Раварта приносит нам сэндвичи, и мы принимаемся их уплетать. Я забываю обиду. Это свойственно моей психике. Обижаться – это слишком энергозатратно для нервной системы, я бы даже сказал, глупо и неоправданно, но это вовсе не означает, что надо всех прощать и тут же вести себя с обидчиками как ни в чем не бывало. Это мне кажется ещё более глупым и безрассудным.

После перекуса Тод ещё около часа рассказывает о принципах действия линейного оружия. Он поясняет, что полиция раскладывает такие орудия на границах вокруг одиннадцатого периметра, в некоторых частях леса, там, где особенно много желающих собирать ягоды и грибы. От Тода я узнаю, что есть разные виды линейного оружия. В некоторых модификациях шарики начинены дробью или усыпляющим газом. Полицейским нет смысла убивать тех, кто нарушает закон. Им важно поймать и доставить преступников живыми, чтобы потом подвергнуть суду.

Слушая его, я понимаю, насколько важные вещи он до нас доносит. В голове тут же рождается мысль, что, возможно, испытание, через которое я прошёл, было оправданным. Ещё два часа мы метаем ножи. У меня получается уже заметно лучше, чем в прошлый раз. Ближе к вечеру Нори зовёт нас всех на ужин. Мы направляемся в основное помещение лагеря Плодородия.

Свободный стол теперь заставлен тарелками, в центре – две больших кастрюли из нержавеющей стали. Другой стол, который раньше был заставлен техникой, тоже наполовину освободили, чтобы разместить там еду. Конусы света от слабых ламп вырывают из темноты наш стол, отбрасывая на него тусклые круги. Панели других столов остаются могильно-черными. Я верчу головой, высматривая Элиаса, но его, похоже, уже не будет.

Нори и Раварта разливают суп по тарелкам, раскладывают хлеб и прочую еду. Левия, сидящая рядом с Хенриком, смотрит ему в глаза, качает головой и хитро улыбается. Они играют в свою игру, правила которой ясны лишь им одним.

В углу, у полотна, закрывающего вход, трое незнакомых мне ребят лет шестнадцати о чём-то беседуют. Один постоянно чешет коленку, искусанную комарами или мошкой. Вероятно, он недавно вернулся с окраин, возможно, даже был в лесу. Я вновь ощущаю тоску по родным местам, вспоминаю одноклассников. Где они все сейчас? Чем занимаются? Я сажусь на третий стул от края, справа плюхается Алекс, слева – Абиг. Нори наливает мне несколько поварёшек наваристого супа, почти до самых краёв тарелки.

В моём сознании её улыбка сливается с ароматом супа, закрепляя положительную ассоциацию. Возможно, теперь я всегда при виде подобной еды буду вспоминать Нори. Я улыбаюсь в ответ. Урчащий желудок поторапливает меня. Суп с овощами оказывается невероятно нежным, с идеально выдержанным количеством соли и специй. Раварта садится напротив меня, справа от неё отодвигает стул Тод. До меня доносится, как Дилан ворчит на брата в другом конце стола. Клацанье ложек о тарелки становятся интенсивнее. Алекс быстро закидывает в рот ложку за ложкой. Абиг скатывает серый хлеб в шарики и кидает в бульон. Я так никогда не делал.

– Очень вкусно, – говорю я, глядя на Нори, сидящую по диагонали от меня.

– Всё натуральное, сами вырастили, – растягивая губы в добродушной улыбке, произносит Нори.

– Вкус и правда отличается, – добавляю я.

– Ещё бы! – произносит Шелена. – Пластмассовая капуста с резиновым мясом никогда не дают такого вкуса!

Зачем она говорит про пластмассовую капусту? Она же не химическая. Я собираюсь сказать еще что-нибудь похвальное про суп, когда внезапно распахивается дверь, и в помещение входит мужчина лет шестидесяти пяти. Он направляется прямо к столу, выискивая что-то или кого-то своими выцветшими глазами. Грубая щетинистая красноватая кожа обтягивает его шею. На нём помятая серая рубашка, местами пропитанная маслянистыми пятнами.

– Нори, – сипит он, медленно подходя к столу. По концентрации продуктов распада спирта в воздухе, я понимаю, что он недавно пил.

– Вилли, давай садись, – Нори встаёт и берёт мужчину под руку. Она кидает несколько виноватый взгляд в мою сторону, растерянно осматривается. Раварта смотрит в тарелку, Тод делает вид, что не обращает внимания на этого человека. Вероятно, для Нори это кто-то близкий. Она пододвигает к себе ещё один стул и усаживает Вилли. Они перекидываются несколькими фразами, и я догадываюсь, что это ее муж.

– Как у вас дела на работе? – спрашивает Нори у нас с Тодом, пододвигая тарелку с супом ближе к Вилли.

– Эм, – я немного в растерянности от подобного вопроса. – Ничего особенного.

– Мы ждём, что Пош скажет Трэю, – спокойно произносит Тод, отламывая кусок хлеба. Раварта смотрит на меня.

– А что он мне должен сказать? – не выдерживаю я.

– Информацию о том, что именно Корпорация будет делать с технологией управления беспилотниками.

– Эм… ну там же всё очевидно, они будут её улучшать, вернее, они поручат это мне…

– Это да, – перебивает Тод. – Но меня интересует, как именно.

Я пожимаю плечами.

– А, этот герой с нейрошлемами? – вдруг встревает в беседу Вилли, таращась на меня своими бледно-серыми глазами.

– Вилли, ешь, пожалуйста, спокойно. Дай ребятам поговорить, – одёргивает его Нори.

– А что такого? Мне же тоже интересно узнать, что там эта кучка конченных идиотов из Корпорации опять затевает. – Запах алкогольных продуктов добирается до моего носа. Я стараюсь не вдыхать.

– Вилли, угомонись! – сердито произносит Нори. – Трэй, извини, что он перебивает.

– Ничего страшного. У Тода ведь и на работе будет время, чтобы сообщить мне что-то важное, – я вопросительно смотрю на Тода.

– Да я и здесь могу всё рассказывать. В принципе, у нас нет секретов.

– Смотрите, чтобы и вас не поглотило сумасшествие учёных. А то тоже промоют вам мозги, и начнете восхвалять корпоратов, – смеётся Вилли. И все замолкают. Тод краснеет:

– Заткнись, Вилли! – выпаливает он.

Вилли хочет ещё что-то сказать, но Нори дёргает его за плечо, и он осекается.

– Не все учёные плохие, – произношу я спустя несколько секунд.

– По-видимому, из хороших только вы с Тодом и остались, – успевает сказать Вилли, пока Нори вновь его не дёргает за руку.

– В Корпорации есть разные люди. В том числе и те, кто работает на благо других. Ага! И создают ГМО, а ещё накачивают еду всякой дрянью.

– Ну это уже не учёные, а руководство и те, кто на этом зарабатывает деньги.

– Но учёные создали зло! Нет ничего страшнее генных модификаций!

– Вообще-то в ГМО самих по себе нет ничего плохого, – не выдерживаю я.

– Ага, тогда что же ты за семенами в институт полез? – встревает в разговор Дилан. С той стороны стола прокатываются смешки. Там сидят ещё двое ребят, которых я не знаю. Видимо, подпевалы Дилана.

– Если серьёзно, изначально ГМО создавались как полноценные продукты. Если курица несла пять яиц в неделю, а нужно было десять, приходилось её модифицировать. В целом структура самих яиц оставалась такой же. Это как выпить не один стакан натурального молока, а два. Еще пример: люди, страдающие диабетом, умирали из-за нехватки инсулина. В бактерию был встроен ген инсулина – и производство препаратов возросло в разы, что спасло жизнь миллионам людей. – Я пытаюсь объяснить на доступных примерах, хоть и немного упрощаю научные факты.

– Уууу… тебе уже промыли мозги, – выпаливает Вилли.

– Ничего не промыли! – рявкаю я.

– Он отчасти прав, – внезапно подключается Тод. – Так и было изначально. И опасности большинство первых ГМО не представляли, потому что их тщательно тестировали. Но потом всё изменилось. В погоне за новыми свойствами «Плазмида» слишком увлеклась модификациями и начала встраивать в геном растений и животных совсем не то, что нужно людям.

– А ещё они всякой дрянью обрабатывают поля с растениями, – гнусаво добавляет Дана, подперев подбородок ладонью.

– Это да. Но опаснее, что бесконтрольное использование трансгенных растений влияет на экосистему. Вымирают целые виды, – подытоживает Тод.

– Погодите, я что-то запутался, – я слышу голос со стороны, вздрагиваю от неожиданности, но потом понимаю, что это Абиг. – То есть бывает полезное ГМО, а бывает вредное?

– Если тебе так проще, то да. Вернее, бывает относительно безвредное, а бывает ГМО, созданное с нехорошими намерениями, – объясняет Тод.

– Я думал, что все генно-модифицированные продукты вредны, а оказывается, бывают и полезные, – потирая подбородок, изумлённо рассуждает Абиг. – Хм, даже не верится, что так бывает.

– Ну это как тебя клонировать, если в точности повторить. Будешь ли ты хуже самого себя? – предпринимаю я попытку ещё раз объяснить Абигу ситуацию.

– Ахах! Вот уж не знаю! Хуже уже быть не может! – смеётся Абиг. – Я понял тебя. В нас всех есть гены. Каждый ген имеет структуру. С гена синтезируют вещество, нужное для организма. Если воспроизвести структуру природного гена и добавить её в другой организм, то мы получим такое же природное вещество. Это вариант правильно работающего ГМО.

– Ну да. Именно. Это как скопировать полезную программу на другой компьютер, – добавляет Тод.

– Всё так просто. Вставил кусок ДНК из одного организмов в другой и заставляешь его делать всё, что тебе надо! Крутотень! – восхищается Абиг.

– Эм, ну вообще-то так не всегда. Иногда вставленный ген может подвергаться воздействию соседних…

– Довольно уж научных дискуссий! – прерывает мои рассуждения Тод. – В любом случае у нас сложилась нехорошая ситуация. Корпорация стремится контролировать все аспекты жизни каждого жителя Аридафии. Они могут начать модифицировать так, как им заблагорассудится. Этого мы и пытаемся не допустить.

– И что, ты считаешь, с вашей… эм, нашей кучкой энтузиастов мы сумеем противостоять хорошо подготовленной службе безопасности и внутренней армии Аридафии? – недоумевающе спрашиваю я.

– Да! – отрезает Тод.

– И как же? – со скепсисом спрашиваю я.

Все замолкают, даже ложки перестают звякать о тарелки.

– Во-первых, нас не так уж и мало. В регионах есть свои восстановители. И мы уже больше года готовим операцию «Ретенция».

– Сколько вас? – спрашиваю я.

– Десятки тысяч. Ещё год назад были лишь сотни.

– Хм…Тод, пойми меня правильно, – начинаю я. – Я лишь хочу понять, что реально можно сделать.

– Я знаю. Без тебя реально можно сделать немного. С тобой – значительно больше.

– И когда ты это понял?

– Когда узнал от Раварты, что ты сделал.

– Ну да, очень воодушевляюще. Спасибо за такой выпад добродушия в мою сторону.

– Это не выпад. Это шанс. Сперва я был зол, что боссом лаборатории назначили тебя, а сейчас вижу в этом огромную удачу. У тебя в руках скоро будет много информации, очень важной и нужной.

– Да какой информации, чёрт побери?! – не выдерживаю я. – Что ты всё загадками говоришь!

Несколько человек за столом вздрагивают. Ложка Абига вылетает из тарелки и со звоном скользит по столу.

– Да я сам не знаю. В этом ты и должен разобраться! Ясно одно – корпораты готовят новый вид оружия. Твои исследования станут ключевыми в его разработке. Это может быт всё что угодно – от суперумного дройда, управляемого силой мысли, до беспилотного подводного танка. Это ты и должен выяснить!

Я молча сижу, чувствуя себя совершенно потерянным, в длинной, тускло освещенной комнате, за одним столом с людьми, которых я едва знаю. Рядом почти никто не шевелится. Это лишь усиливает напряжение. Лишь Абиг тихонько тянется за ложкой, чтобы вернуть её обратно в тарелку.

– Ну хорошо… допустим… А что за операция эта ваша… «Ретенция»?

– Давай всё постепенно, хорошо? – примирительно улыбается Тод.

Поняв, что больше ничего интересного не будет, многие встают из-за стола и расходятся. Я запихиваю ноготь большого пальца между двумя передними верхними зубами и начинаю елозить им во рту. Сейчас моё сознание напоминает груду только что перестиранного белья: вытащить что-то цельное и важное не получается. Глядя в отражение светло-желтого квадрата лампы на ложке, я пытаюсь устаканить мысли, но тут Алекс вдруг начинает теребить меня за плечо.

– Чего? – быстро разворачиваясь, спрашиваю я (ну и безумный у меня, наверное, вид).

– Да… хотел спросить. Откуда ты столько знаешь про ГМО?

– Читали курс по генной инженерии… давно правда… забыл уже многое…

– А почему растения портят экосистему?

– Ну, потому что они могут вытеснять другие виды или они могут выделять вещества, которые убивают другие виды и даже целые семейства растений. Не специально – это может быть просто побочным продуктом.

– Аааа, – протягивает Алекс.

Мы сидим с Алексом, набросив на глаза пелену задумчивости. Нори уводит своего мужа. Он пытается сопротивляться, но потом сдаётся. Я не обращаю на это внимания.

Чьи-то руки опускаются мне на плечи. Прикосновение мягкое и расслабляющее.

– Мы идём? – я чувствую её горячее дыхание. Руки Раварты вновь возвращают меня к реальности, позволяя отвлечься от ненужных мыслей.

– Да, конечно.

Я встаю. Прощаюсь с Алексом. Абиг ушёл тренироваться. Тода нет поблизости, помещение почти пустое.

Мы с Равартой выходим из лагеря Плодородия, окунаясь в темноту позднего вечера. Острые рожки тонкого месяца царапают бледную тучу. Мы идём, взявшись за руки, как подростки-школьники. Мне так хорошо рядом с ней. Я сейчас не думаю о том, что совсем её не знаю. И мне даже неинтересно, сколько ещё секретов она хранит. В настоящем моменте есть только я и она. В мире нет зла и добра, он серый, возможно, даже более тёмный, чем светлый. Я лишь хочу, чтобы во мне оставался свет. Он и будет вести меня в этом мире. Ещё я хочу, чтобы между мной и Равартой свет никогда не гас, и пусть он проведёт нас через сумрак всего серого мира. Я украдкой смотрю на гордую осанку Раварты, и внутри всё радуется и ликует. Я окончательно влюбился.

Сегодня мы идём до дома пешком. Дорога занимает чуть более полутора часов, но я почти не замечаю усталости. Ожоги совсем не чувствуются, а усилившийся кровоток в разогретых голеностопах устранил болевые ощущения. Раварта предлагает сегодня остаться у неё, я не возражаю. Душ смывает солёный пот с моей шеи. Стараюсь не мочить ногу, чтобы не усугублять последствия ожога. Ещё бабушка научила меня, что вода не идёт на пользу обожжённой коже. Раварта отправляется в ванную после меня.

Сладкий аромат цветов, о названии которых я всё забываю её спросить, проникает в нос, растворяясь внутри меня. Мой взгляд невольно натыкаются на самодовольную ящерицу. Глаза Леопольда превратились в щёлочки. Когда я подхожу ближе к небольшому стеклянному аквариуму, игуана приоткрывает один глаз, одаривает меня надменным взором и вновь смыкает полукруглые веки. О чём он думает, когда смотрит на людей? Что ему снится по ночам? На курсе общей теории сна нам рассказывали, что рептилии могут видеть сны, не такие, конечно, как у человека, но всё же динамичные и, вероятно, по-своему интересные.

Я любуюсь дремлющей ящерицей, пытаясь на глаз определить ее размер. Сон давит мне на голову, делая её тяжёлой. Я хочу дождаться Раварты, поэтому заставляю себя побороть сонливость. Через несколько минут входит Раварта. Её веки прикрыты, она тоже устала. Мы позволяем белым простыням, пропитанным цветочным ароматом, принять нас в свои объятия.

Мы лежим с ней спина к спине. Я чувствую, как с каждым вдохом ее ребра легонько упираются в мой позвоночник. Она дышит часто, но старается не выдавать волнения. Какое-то время она молчит, я не решаюсь спросить её о событиях сегодняшнего дня.

– Тоду было девять, когда родилась я, – внезапно заговаривает она. – Мать скончалась от какой-то болезни, когда мне исполнилось четыре. Мы жили в Вейросе, это один из самых северных городков Аридафии. Там было совсем туго с медициной. Её не сумели спасти, хотя и можно было. Точнее, я уверена, что можно было. Отец с горя запил. Тод взял на себя роль опекуна, если так можно сказать. Из-за его вспыльчивого характера мне часто доставалось. Да что там… и отец иногда выписывал мне пригоршню подзатыльников. Временами я получала за дело, но чаще всего просто так. Особенно когда отец был совсем пьян. Он кричал, чтоб я убиралась с его глаз. Я шла в угол дальней комнаты и плакала у батареи. Я клала руку на батарею, она была тёплая, почти такая же, как рука мамы. Я представляла, как говорю с ней, живой. Едва слышно или про себя рассказывала ей о том, как пьёт папа и как ведёт себя брат, рассказывала, за что мне влетело, но никогда не жаловалась. Потому что не хотела тревожить её. Мне было достаточно лишь ощущения чего-то тёплого. Тепло батареи заменяло мне тепло маминых рук.

Раварта лежит отвернувшись, но я замечаю, как дрогнул её голос. По её щеке должна катиться слеза, но вряд ли Раварта это покажет. Она слишком стойкая. Я разворачиваюсь к Раварте и упираюсь носом в её затылок. Она едва заметно вздрагивает. Неужели она ко мне ещё не привыкла?

– Когда отец стал пить ещё больше, Тод пошёл на работу, – она продолжает, стараясь сохранять дыхание ровным. – Он подрабатывал в местном спортивном клубе. Выдавал ключи от шкафчиков, мыл полы и выполнял там самую неприятную и сложную работу. Отец когда-то дрался за деньги и брал с собой Тода на соревнования. Поэтому его и знали в клубе. Тод тоже стал драться. Однажды он пришёл с очередной тренировки и сказал мне, что я тоже должна научиться драться, я должна стать сильной, уметь постоять за себя и перестать бояться отца и кого бы то ни было. В шесть лет он взял меня с собой на одну из тренировок, я стала бойцом. И через какое-то время ни Тод, ни отец уже не осмеливались поднимать на меня руку, так как знали, что я могу за себя постоять.

Она вновь умолкает, но мне непременно хочется услышать историю до конца.

– А что было потом? – стараюсь сделать голос мягким и одновременно небрежным, спрашиваю я, шепча ей на ухо.

– Закончив школу, Тод стал готовиться в колледж, но провалил экзамены, – вздохнув, продолжает Раварта, пока я вбираю в себя аромат её волос. – Я помню, как его перекосило от злобы, а потом он плакал всю ночь. Тогда он стукнул меня прямо в дверях, пытаясь оттолкнуть. Я не стала давать сдачи. Это был последний раз, когда кто-то на меня поднимал руку. В тот момент мне не было обидно, мне было жаль Тода.

Я с трудом себе представляю, как хнычет здоровяк Тод, но в моих мыслях нет злорадства. Как бы я себя вёл на его месте? А потом задумываюсь: что будет рассказывать Никса своему парню обо мне?

– Он сидел дома почти неделю, ни с кем не разговаривал, – продолжает свой рассказ Раварта. – А затем пошёл в местную библиотеку и набрал оттуда толстенных книжек. У нас не было компьютера, только книжки. Почти полтора года он готовился к экзаменам, просил наших школьных учителей с ним позаниматься. Некоторые соглашались. Вообще у него всегда было нормально с мозгами, просто работа и тренировки отнимали слишком много времени. Ему пришлось навёрстывать упущенное. В семнадцать он поступил в университетский колледж. Я так радовалась за него, словно сама туда поступила. Отец в тот день что-то буркнул под нос и ушёл к себе в комнату. Тод обнял меня и сказал, что скоро всё должно измениться. Однажды он накричал на отца и сказал, что заберёт меня, если тот не перестанет пить. Отец был в замешательстве, но спорить с Тодом не стал. До этого они порой ругались, а иногда и дрались, особенно если отец был не очень трезвым. Я не знаю даже, откуда он брал деньги на выпивку…

Она затихает. Я не произношу ни слова, боясь сбить её с толку. Впервые она со мной настолько откровенна. Почему именно сейчас? Скажет ли она ещё что-то о семье?

– После первого курса Тод приехал чем-то очень озадаченный, я помню, весь июль он ходил задумчивый, сам не свой, – наконец, прерывает тишину Раварта. – Однажды он сказал мне, что когда-нибудь обязательно заберёт меня, даже если отец и покончит с выпивкой. Мне лишь оставалось закончить школу. Некоторое время я продолжала жить с отцом, который стал пить действительно меньше. К счастью, на каникулах Тод часто забирал меня к себе, в Мингалос. Путешествие на поезде мне казалось чем-то сказочным. Каждый раз я ждала его с нетерпением. А каждый отъезд из Мингалоса отзывался тяжёлой печалью в груди. Никогда с братом мы не были так близки.

Отчасти рассказ Раварты мне напоминает нашу с Никсой жизнь, только вместо отца у нас осталась одна мать. Я также стараюсь забирать Никсу в город или навещать, если есть возможность. Может, все семьи с братьями и сёстрами в Аридафии похожи – или только те, в которых кто-то живёт в Мингалосе…

– А когда ты перебралась в Мингалос?

– В пятнадцать с половиной. Я закончила школу, и через полгода Тод забрал меня к себе. Он поселил меня во второй комнате – в кабинете, а потом стал встречаться с Даной и переехал к ней. Я какое-то время жила одна…

– А когда ты попала к восстановителям? – не удерживаюсь я. Мне даже не интересно, с какой именно Даной связался Тод. Есть вопросы поважнее.

Она вновь молчит. Вероятно, мой вопрос смутил её.

– Почти в то же время как перебралась сюда. Если быть совсем точной, сначала Тод просто брал меня с собой на собрания и небольшие мероприятия. Я не очень понимала, чем занимались все те люди. Всё это выглядело безобидно, там была дружеская атмосфера. Нори очень добрая, она сразу же окружила меня заботой. Я ей как-то рассказала про батарею, а потом сказала, что она лучше и теплее батареи. В тот день Нори обняла меня как-то по-особенному, знаешь, так по-матерински, что я даже заплакала. Тод запрещал мне плакать, и я отучилась это делать, но в тот день не сдержалась. Нори и другие восстановители стали для меня семьёй. Тогда выращивать свои домашние растения ещё не было запрещено, поэтому всё в Плодородии было совершенно другим, не таким, как сейчас. Но два года назад всё стало каким-то мрачным и безрадостным.

Раварта открыла мне за один вечер столько, сколько не рассказывала за всё время нашего общения. Может, она мне и про операцию «Ретенция» расскажет и объяснит, что вообще происходит в городе и стране? Я вслушиваюсь в ее дыхание, которое становится совсем тихим, когда её сознание погружается в сон. Время для вопросов будет завтра.

Я лежу, уставившись в одноцветный потолок. В голове крутятся сотни вопросов, и ответы на них нужно найти как можно скорее. Рядом со мной лежит женщина, без которой я в последние две недели не представляю своей жизни, но есть ещё две женщины, без которых моя жизнь так же немыслима: мама и сестра. Смею ли я подставлять их, поддаваясь влиянию чувств?