Апостол Павел, по его собственным словам, день и ночь работал своими руками, чтобы не жить на чужой счет и не быть никому в тягость, хотя, как благовестник спасения, и имел на то полное право (1 Сол. 2, 7 и д.). Такого же правила строго держались и святые подвижники Христовы; то же узаконил в своей обители и преподобный отец наш Сергий. Он строго запрещал братии выходить из монастыря для собирания по селам и деревням подаяния от мирян на обитель; каждый инок должен был доставать сам для себя пропитание трудами рук своих, а в случае недостатка просить и с терпением ожидать милости от Бога. Так учил он и словом, и собственным примером. Понятно, что это было нелегкое правило даже и для такого монастыря, который находился недалеко от мирских селений и чаще посещался богомольцами; а обитель преподобного Сергия в то время была в полном смысле слова пустыней. «На далекое расстояние, — рассказывает блаженный Епифаний, — ее окружали густые непроходимые леса, изобиловавшие всякими дикими животными, от робкого зайца до кровожадного волка и страшного медведя». Даже полсотни лет спустя после того времени, о коем мы говорим, во время игуменства преподобного Никона, когда вокруг обители уже было немало мирских поселений по лесным рекам, в окрестностях Лавры ловили бобров. Что же было раньше, когда тут не было по близости даже отдельных дворов и к обители едва можно было пробраться по узкой и прерывающейся тропинке? В такой глуши кто стал бы посещать пустынников и приносить им что-нибудь из жизненных припасов? С другой стороны, в обители не было тогда учреждено правильного общежития: пустынники имели общение друг с другом только в молитвенных собраниях церковных, остальное время дня и ночи каждый трудился для себя, в своей уединенной келии: ни общей трапезы, ни общих послушаний еще не было. Неудивительно посему, что богатая благочестием пустынь Сергиева часто нуждалась в самом необходимом. Чего ни хватись — всего нет, как выражается блаженный списатель жития Сергиева. Нередко случалось, что ни у кого из братий не было ни куска хлеба, ни горстки муки, даже недоставало соли; о масле и других приправах нечего было и говорить. И много приходилось пустынникам терпеть нужды при таких суровых порядках пустынного житья, но Сергий веровал Богу верой твердой, испытанной скорбями, и Бог исполнял по вере его; он уповал, и упование никогда не посрамляло его!

Случалось, что недоставало вина для совершения литургии, пшеницы для просфор, фимиама для каждения, и тогда пустынники терпели лишение Божественной литургии; не доставало воска для свечей, елея для лампад, они зажигали березовую или сосновую лучину, которая с треском и дымом светила их чтению и пению. И вот при таком освещении они отправляли утреннюю или всенощную службу, с трудом читая в полумраке каноны и Псалтирь! Нужно ли говорить, что такое служение было не менее приятно Богу, как и торжественная служба, совершаемая в величественных храмах при свете безчисленных лампад и множества светильников; а сердца святых подвижников горели тише и яснее всяких свечей, и пламень их молитвы трепетал воздыханиями, из глубины сердечной восходившими к престолу Божию!

По свидетельству преподобного Иосифа Волоколамского, в обители Сергиевой бывала такая нищета, такое нестяжание, что и сами книги иногда писались не на хартиях, а на берестах, потому что у пустынников не было средств достать пергамента. Сама святыня не блистала тогда золотом; и поныне благочестивые поклонники с благоговейным удивлением рассматривают хранимые в лаврской ризнице заветные памятники этой заветной нищеты: деревянные сосуды, употреблявшиеся преподобным Сергием по совершении Божественной литургии, и простое крашенинное его облачение…

Сам преподобный игумен всего менее заботился о насущном хлебе лично для себя, и потому нередко случалось, что недостаток в пропитании ему приходилось терпеть прежде всех. И он, постившийся еще в колыбели младенческой, с благодарным сердцем переносил всякое лишение, подавая собой пример всей братии. Так, однажды у него не было ни хлеба, ни соли и во всем монастыре ощущалась крайняя скудость в пище. Три дня провел смиренный игумен без пищи, а на рассвете четвертого взял топор и пошел к одному из братии, по имени Даниил.

— Слышал я, старче, — сказал он своему сподвижнику, — ты хочешь пристроить сени к своей келье. Позволь мне построить их для тебя, чтобы руки мои не были без дела.

— Правда, — отвечал ему Даниил, — мне очень бы хотелось построить их, у меня уже все и для работы давно заготовлено, и вот только поджидаю плотника из деревни. А тебе как поручить это дело? Пожалуй, запросишь с меня дорого.

— Эта работа недорого тебе обойдется, — сказал ему Сергий, — мне вот хочется гнилого хлеба, а у тебя он есть, больше этого с тебя не потребую. Разве ты не знаешь, что я умею работать не хуже плотника? Зачем же тебе, старче, звать другого плотника помимо меня?

Тогда Даниил вынес ему решето с кусками гнилого хлеба, которого он сам не мог есть, и сказал:

— Вот, если хочешь, возьми все, что тут есть, а больше не взыщи.

— Хорошо, — сказал трудолюбивый игумен, — этого с избытком довольно для меня. Побереги же до девятого часа, я не беру платы прежде работы.

Сказав сие, он крепко подтянул себя поясом и принялся усердно за работу. С раннего утра до позднего вечера, несмотря на голод, он пилил, тесал доски, долбил столбы и при помощи Божией окончил постройку. Солнце уже скрылось за дремучим лесом, когда старец Даниил снова вынес ему гнилые куски хлеба как условленную плату за труд целого дня. Положив их перед собой, подвижник помолился, благословив их и начал есть с одной водой, даже и без соли. Это был его и обед и вместе ужин!

Некоторые из братии при этом заметили, что когда он вкушал в поте лица заработанный им хлеб, то из уст его исходила пыль от гнилости хлеба, и, конечно, немало дивились великому терпению своего игумена, который и такую дурную пищу не хотел принять без труда. Так строго держался он заповеди апостола Христова: аще кто не хощет делати, ниже да яст (2 Сол. 3, 10). А взирая на его примеры, и братия укреплялись в подвиге терпения.

Но где люди, там и немощи. Нашлись такие, которые поголодали дня два и зароптали… Один из таких нетерпеливцев решился даже сказать от лица всех игумену: «Вот, мы смотрели на тебя, все тебя слушались, а теперь приходится умирать с голоду, потому что ты запрещаешь нам выходить в мир просить милостыни. Потерпим еще сутки, а завтра все уйдем отсюда и больше не возвратимся: мы не в силах выносить такую скудость, такие гнилые хлебы!»

Преподобный игумен видел, что братией начинает овладевать дух уныния, нужно было подкрепить их малодушие. И вот он созвал к себе всех иноков и с обычной кротостью повел с ними такую беседу: «О чем скорбите вы, братия моя? Зачем так смущаетесь? Уповайте на Господа, ибо сказано: воззрите на древние роды, и видите: кто верова Господеви, и постыдеся? Кто веровал слову Его и обманулся? Или кто пребысть в страсе Его и оставися? Кого из призывающих Его Он не услышал? (Сир. 2, 10). Не Я ли, глаголет Господь, не Я ли податель всякой пищи? Не Я ли извожу плоды от земли и наполяю ими житницы? Не Я ли кормитель всего пира, питатель всей вселенной, подающий пищу всякой плоти, отверзающий щедрую руку Свою во благо время, насыщающий всякое животное благоволение? Братие мои! И во святом Евангелии Господь сказал: ищите прежде Царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам. Воззрите на птицы небесные, яко не сеют, ни жнут, ни собирают в житницы, и Отец ваш Небесный питает их, не много ли паче вас, маловери? (Мф. 6, 33. 26, 30). А мы разве напрасно и бездельно подвизаемся? Мы ожидаем получить за свои подвиги жизнь вечную. Люты скорби, но сладок рай; болезненны труды, но вечная за них награда! Не поленимся, братие! Потерпим хоть немного, чтобы получить нетленные венцы от Христа Бога, Который Сам говорит: в терпении вашем стяжите души ваша (Лк. 21, 19), ибо претерпевый до конца, той спасен будет (Мф. 10, 22). «Вот, — продолжал угодник Божий, — вы скорбите из-за недостатка пищи, но ведь это случилось на краткое время, ради испытания веры вашей; ведь если вы перенесете это лишение, как подобает инокам, с верой и благодарением, то это самое искушение вам же послужит на пользу. Благодать Божия ведь никому не дается без скорбей и искушений. Без огня, говорит святой Лествичник, и золото не бывает чисто. А вот, даст Бог, минует скорбь, дождемся радости; ведь так обыкновенно бывает, что радость следует за скорбью: вечер, сказано, водворится плач, а заутра радость (Пс. 29, 6). Так и вы: сегодня терпите оскудение хлеба и недостаток всякой пищи, а завтра — Бог пошлет — вы будете наслаждаться в изобилии и яством, и питием, и всем потребным. Я, грешный, верую, что Бог не оставит места сего и живущих в нем».

Так утешал скорбящую братию святой игумен и Бог, действительно, чудесным образом оправдал веру его. Еще он беседовал с братией, как послышался сильный стук в монастырские ворота. Привратник взглянул в окошечко и увидел, как к воротам кто-то привез много хлеба. Будучи сам очень голоден, от радости он не отпер ворота и побежал к преподобному.

— Отче, — говорил он, — привезли много хлебов, благослови принять! Вот, по твоим молитвам, они у ворот!

Монастырские ворота отворились, и в них въехало несколько повозок, нагруженных печеным хлебом, рыбой и другими припасами для монашеской трапезы. Все прославили милосердие Божие, а преподобный Сергий весело сказал: «Ну вот, теперь вы, алчущие, накормите кормильцев ваших, позовите их разделить с нами общую трапезу, угостите их и успокойте, как следует». И немедленно он приказал ударить в било и всем идти в церковь. Тут он отслужил благодарственный молебен Господу Богу, милующему и питающему рабов Своих, и только после сего благословил братии садиться за трапезу. Все сели, и сам игумен стал оделять братию привезенными хлебами. Они были теплы и мягки, как будто только что испечены, и на вкус были необыкновенно приятны, будто печены были с маслом, с медом или с каким-либо благовонным зелием. Так некогда манна, сей хлеб ангельский, по выражению Псалмопевца, имела для израильтян особенную сладость во вкусе. И преподобному Сергию за его дивное терпение взамен черствых корок гнилого хлеба послал Бог эту чудную пищу, ибо, по слову Давида, терпение убогих не погибнет до конца (Пс. 9, 19).

За трапезой святой игумен сказал: «Где же тот брат, который роптал на заплесневевшие хлебы? Пусть войдет сюда и отведает, какую пищу послал нам Господь; пусть при этом вспомнит царя и пророка Давида, который пепел яко хлеб вкушал, и питие слезами растворял (Пс. 101, 10).

Потом преподобный спросил: «А где же наши благодетели?» Но никто не мог ответить ему на этот вопрос, все только смотрели в недоумении друг на друга.

— Разве я не говорил вам, — сказал игумен, — чтобы вы пригласили их к трапезе? Почему же их нет?

— По слову твоему мы звали их, отче, — отвечали иноки, — мы даже спрашивали их, от кого все это прислано? Но они только сказали нам, что один христолюбец, человек богатый, прислал их издалека, чтобы передать тебе эти припасы, а от трапезы отказались и говорили, что им дано еще другое поручение, которое должны также немедленно исполнить, и потому спешат в дорогу.

Можно себе представить общее удивление, когда узнали, что хлебы привезены издалека, а между тем они были еще теплые, как бы только что вынутые из печи!

Преподобный игумен воспользовался сим случаем для назидания своей братии. «Видите сами теперь, — сказал он, — что Господь не оставляет места сего и рабов Своих, которые служат Ему здесь с верой день и ночь и терпят с благодарением всякое лишение. Помните же слово апостола: имуще пищу и одеяние, сими довольни будем (1 Тим. 6, 18). Зачем нам излишне заботиться о телесных потребностях? Лучше будем всегда уповать на Господа, Который пошлет все, что нужно и полезно и душе и телу нашему. Тот, Кто сорок лет питал в пустыне непокорных и неблагодарных израильтян, ниспосылая им манну с небес и крастелей досыта, разве не силен пропитать и нас, Ему работающих? Или Его могущество и благость истощились ныне, и Он перестал промышлять о Своих созданиях? Нет, братие! Как в древние времена, так и теперь Он един и тот же всеблагий Бог, всегда готовый подать нам все потребное для жизни нашей!»

Сильно подействовал этот урок на малодушных, и с того времени не было слышно ропота при случавшихся недостатках в чем-либо. «А между тем, — рассказывает блаженный Епифаний, — к большему укреплению веры в Промысл Божий и на другой, и на третий день неведомые благотворители присылали в обитель обильную пищу для братии. Так Господь оправдывал упование Своего избранника на Его Божественное промышление».

Не раз, впрочем, и в других случаях, когда сего требовало или назидание братии, или же вообще человеколюбие, вера преподобного Сергия проявляла себя с той силой, какую присвояет ей Христос Спаситель, когда говорит: вся елика аще воспросите в молитве верующе, приимете (Мф. 21, 22). Был, например, такой случай, возбудивший сперва ропот, а потом обратившийся во славу Божию по молитвам угодника Божия. Когда преподобный избирал себе место для пустынного безмолвия, он вовсе не заботился о том, чтобы иметь воду поблизости; трудолюбивому подвижнику даже было приятно носить ее издалека, дабы тем еще более утруждать свою плоть. Так было до семи лет по основании обители. Но с умножением братии недостаток воды становился все ощутимее. Не раз братия жаловалась ему, что приходится далеко ходить за водой, и некоторые, менее терпеливые, даже говорили ему с упреком: «Для чего на таком месте построил ты обитель?» На это преподобный отвечал: «Я хотел здесь безмолвствовать один. Богу угодно было воздвигнуть здесь обитель во славу Его Пресвятого Имени; дерзайте в молитве и не унывайте, если Он в безводной пустыне дал воду из камня непокорному народу еврейскому, то неужели Он оставит вас, работающих Ему на сем месте день и ночь?»

Раз, после такого наставления братии, он взял с собой одного инока и пошел с ним в лесной овраг под монастырем. Тут он нашел немного дождевой воды, преклонил над ней колена и помолился так: «Боже, Отче Господа нашего Иисуса Христа, сотворивший небо и землю и все видимое и невидимое, создавший человека и не хотящий смерти грешника! Молим Тебя мы, грешные и недостойные рабы Твои: услыши нас в час сей и яви славу Твою! Как в пустыне чудодействовала крепкая десница Твоя, от камня воду источив, так и здесь яви силу Твою, даруй нам воду на месте сем, и да уразумеют все, что Ты послушаешь боящихся Тебя и имени Твоему славу воссылающих — Отцу и Сыну и Святому Духу, ныне и присно и во веки веков, аминь!»

Так молился угодник Божий, и едва произнес он эту молитву и осенил крестным знамением место, где стояла дождевая вода, как вдруг из-под земли пробился обильный источник холодной ключевой воды, и она потекла быстрым ручьем по долине… С той поры многолюдная обитель Сергиева не имела недостатка в воде. Преподобный Епифаний, ученик Сергиев, свидетельствует, что бывали исцеления от воды сей и даже издалека присылали за ней для болящих, так что ручей тот получил название Сергиевой реки, и в этом наименовании сказалось чувство благодарности к угоднику Божьему. Но смиренный чудотворец, узнав об этом, призвал к себе старейших из братии и сказал им: «Братие мои, ведь не я вам воду дал, это Господь милосердый утешил нас, недостойных, Своею милостью. Зачем же вы зовете источник моим именем? При чем тут я, грешный?» И с того времени братия, из послушания к заповеди своего святого аввы, мало-помалу отвыкли от сего наименования.

«О достолюбезное, святое смирение! — размышляет по поводу этого рассказа один проповедник слова Божия. — Ты не видишь даже и того, что чудеса творишь; ты всегда и во всем видишь только одну благодать Божию да свое не достоинство!.. Ты боишься, угодниче Божий, как бы люди не почли тебя за святого человека; ты готов бы убежать, укрыться в глушь лесную, в чащу непроходимую, в темные пещеры и мрачные дебри пустынные, чтобы не славили люди имя твое, не указывали на тебя, как на Божьего избранника!.. А мы, грешные… сделаем что-нибудь доброе, и то иногда с грехом пополам, да сами же и начинаем трубить о том!.. Если же иной раз, из приличия, чтобы не называли нас самохвалами, и молчим о себе, зато уж как же бываем довольны, как утешаемся, когда другие скажут о нас словечко доброе! Точно малые дети игрушкой — так и мы забавляемся похвалой людской! Как же не сказать после этого, что как небо от земли, так и наша жизнь далека от святой жизни угодников Божьих? А вся беда наша в том, что смирения у нас нет, нет ни единой крупицы этого некрадомого сокровища небесного, этого злата мытарева, которым так богаты были святые угодники Божии, а без этого золота нельзя купить и Царства Небесного, без смирения все наше добро — мишура одна, а не золото!»

Но чтобы стяжать себе хоть малую крупицу этого многоценного в очах Божиих золота, нам должно чаще переноситься мыслью и сердцем в те давние времена, когда жили святые угодники Божии, подобные Богоносному Сергию, чтобы привитать духом около избранников благодати и поучаться у них Христоподражательному смирению. С преподобным, сказано, преподобен будеши (Пс. 17, 26) — и незаметно для самого себя навыкнешь мыслить и жить по примеру преподобных. В этом мысленном и духовном общении с преподобным Сергием любил привитать в Бозе почивший святитель митрополит Филарет; в этом общении он почерпал великую силу благодатного помазания, когда из его сердца изливалось умилительное слово, дышащее беззаветной любовью к самому месту обитания Сергиева. Не можем не привести здесь этого трогательного обращения его к пустыне Сергиевой.

«Прости меня, — так взывал он, — великая Лавра Сергиева, если мысль моя с особенным желанием устремляется в древнюю пустынь Сергия. Чту и в красующихся ныне храмах твоих дела святых, обиталища святыни, свидетелей праотеческого и современного благочестия; люблю чин твоих Богослужений и ныне, с непосредственным благословением преподобного Сергия совершаемых; с уважением взираю на твои столпостены, не поколебавшиеся и тогда, когда колебалась было Россия; знаю, что и Лавра Сергиева, и пустынь Сергиева есть одна и та же благодатью, которая обитала в преподобном Сергие, в его пустыни, и еще обитает в нем и в его мощах, в его Лавре. Но при всем том желал бы я узреть пустынь, которая обрела и стяжала сокровище, наследованное потом Лаврой. Кто покажет мне малый деревянный храм, на котором в первый раз наречено здесь имя Пресвятой Троицы? Вошел бы я в него на всенощное бдение, когда в нем с треском и дымом горящая лучина светит чтению и пению, но сердца молящихся горят тише и яснее свещи, и пламень их досягает до неба, и Ангелы их восходят и нисходят в пламени их жертвы духовной… Отворите мне дверь тесной келлии, чтобы я мог вздохнуть ее воздухом, который трепетал от гласа молитв и воздыханий преподобного Сергия, который орошен дождем слез его, в котором отпечатлено столько глаголов духовных, пророчественных, чудодейственных… Дайте мне облобызать порог ее сеней, который истерт ногами святых и через который однажды переступили стопы Царицы Небесной… Укажите мне еще другие сени другой келлии, которые в один день своими руками построил преподобный Сергий и в награду за труд дня и глад нескольких дней получил укрух согнивающего хлеба… Посмотрел бы я, как позже других насажденный в сей пустыни преподобный Никон спешно растет и созревает до готовности быть преемников преподобного Сергия… Послушал бы молчания Исаакиева, которое, без сомнения, поучительнее моего слова… Взглянуть бы на благоразумного Архимандрита Симона, который довольно рано понял, что полезнее быть послушником у преподобного Сергия, нежели начальником в другом месте… Ведь это все здесь: только закрыто временем или заключено в сих величественных зданиях, как высокой цены сокровище в великолепном ковчеге! Откройте мне ковчег, покажите сокровище. Оно непохитимо и неистощимо, из него, без ущерба его, можно заимствовать благопотребное, например безмолвие молитвы, простоту жизни, смирение мудрования…»