Лайтнер К’ярд
Из легких разом выбивает весь воздух. Меня будто накрывает океанской волной: мощной и неотвратимой. Накрывает и тащит на самое дно, а я не могу сопротивляться этому. Не могу и не хочу.
Я хочу эту волну.
Хочу эту девчонку.
До боли. Поэтому подаюсь вперед, обхватываю ладонями ее лицо и перехватываю инициативу.
Губы Мэйс горячие и мягкие, а пряди волос, в которые я зарываюсь пальцами – прохладные. От этого контраста все во мне вспыхивает, и становится почти нечем дышать. Это даже лучше, чем в моих воспоминаниях. Лучше, чем когда-либо и с кем-либо. Так остро. Так сладко. Так невероятно. Такую встречу я мог представить только в своих мечтах.
Чтобы Мэйс сама поцеловала меня.
С ума сойти!
Хочется пошутить насчет того, что я заснул в эйрлате, и мне это всего лишь приснилось, но я забываю шутку, стоит Вирне встать на носки и обхватить руками мою шею.
Ради этого не стоило спать всю ночь.
Ради такого можно было не спать тысячи ночей.
Сердце колотится в груди, как заводное, пока я сжимаю Мэйс в своих объятиях, а она вот уже минуты три не пытается дать мне по морде. Только сильнее льнет ко мне, заставляя растворяться в ней. Но где-то на краю моего сознания трещит противный звонок, как на сигнале будильника.
Что-то не так.
Потому что на мою Вирну это непохоже.
В этом поцелуе сквозит отчаянье и безнадежность. И я не могу этим воспользоваться.
Едх! Никогда не считал себя рыцарем, из тех, чьи доспехи пылятся в коридоре семейного особняка. Но сейчас понял, что не могу просто утащить ее в свой эйрлат, и воплотить все свои фантазии, возникающие каждый раз, когда я думаю о своей синеглазке.
С трудом я отстраняюсь от Мэйс. Хотя вернее, наверное, сказать – отрываю ее от себя. Все во мне противится этому, но я прерываю этот поцелуй и вглядываюсь в расширенные глаза Вирны.
– Подожди-подожди, – шепчу прямо в губы. – Не так быстро. Может, сначала переместимся куда-то, где нам никто не помешает?
Звучит странно, но как звучит.
Мэйс раздумывает пару мгновение, затем кивает и послушно садиться в мой эйрлат, а я только убеждаюсь в своих догадках, что случилось нечто из ряда вон. И лучше, действительно, быть там, где никто не помешает нашему разговору.
Дожил! Девушка, по которой я схожу с ума уже несколько недель целует меня так, будто это первый и последний раз в ее жизни, а хочу с ней разговаривать. Но, катись оно все к едху, это правильно. Потому что синеглазка – сейчас самое важное, что есть в моей жизни. И я ей нужен.
Я. Ей. Нужен.
С этим знанием я готов разворотить горный хребет Дракур. Ради нее.
В выходные утром в Ландорхорне пробок нет, так что путь от Четвертого до Пятнадцатого не занимает много времени. Мэйс обхватывает себя руками и смотрит либо на свои кроссовки, либо на меня, когда считает, что я не вижу. Ее взгляд царапает мою щеку. Видимо, поэтому не сразу замечает, что мы оказываемся на знакомой улице. Или просто решается спросить, когда мы выходим из машины.
– Почему… Почему ты привез меня домой?
– Ты предпочла бы отель? Здесь нам точно никто не помешает.
Она кивает и отпирает двери своей лачуги. Удивительно, сейчас последняя не кажется мне настолько убого. Да, она не то, к чему я привык, но в комнате Вирны, куда мы вместе поднимаемся, каждая вещь говорит о ней. Свернутый на старом диване плед – о том, что Мэйс аккуратная. Изъеденный временем и ржавчиной, но не потерявший своей изящности светильник – о том, что она предпочитает уют. Детские рисунки на стенах – о том, что она любит своих сестер.
Почему я не заметил всего этого в прошлый раз?
Я закрываю дверь и подхожу к Вирне, обхватываю ее со спины, зарываясь лицом в ее волосы, прижимаю ее к своей груди. Какая она хрупкая. И ранимая.
Я уничтожу любого, кто причинил или захочет причинить ей боль.
Поэтому разворачиваю ее к себе лицом и говорю:
– А теперь рассказывай, что произошло.
– Что?
– Что произошло в «Бабочке»?
Мэйс бледнеет. Хотя, казалось бы, куда больше?
– Ничего не произошло.
– Брось. Я, конечно, уверен в своей неотразимости, но не хочу, чтобы ты меня целовала, потому что зла на кого-то или расстроена.
Мэйс запрокидывает голову и смотрит на меня так долго, что я почти сомневаюсь, что добьюсь от нее ответа.
– Ты можешь рассказать мне обо всем, – добавляю я твердо. – Если тебя кто-то обидел…
– Я кое-что узнала, – перебивает она. – О Лэйс. О моей старшей сестре… Она… – Вирна делает глубокий вдох, как будто собирается шагнуть в воду, причем не в бассейн, а в океан. По крайней мере, взгляд у нее в точности такой же. – Она была ныряльщицей.
Такого я не жду, поэтому мои брови приподнимаются.
– Откуда ты это взяла?
– От нее самой. Видела запись с ее сообщением. Она обращалась к нам, ко мне, Митри и Тай. Записала его на случай… Если не вернется.
Голос Вирны срывается, и я инстинктивно сжимаю ее в своих объятиях, защищая от любой угрозы. От всего на свете. Утыкаюсь подбородком в голубую макушку, и чувствую, как синеглазку слегка потряхивает от сдерживаемого напряжения.
Пытаюсь уложить в голове ее слова, но не очень получается. Ныряльщики – преступники, добывающие из затонувших городов ценные вещи и затем незаконно продающие их. Ныряльщики, в принципе, вне закона. И сестра Вирны была одной из них? В это верится с трудом, потому что я не знаю никого честнее и правильнее Мэйс.
– Она объяснила, почему это делала?
Кажется, Вирна напрягается еще сильнее, как силовое поле в моих ладонях во время тренировок.
– Понял. Тупой вопрос. Хотела заработать, зачем же еще.
Вирна отстраняется и смотрит на меня странно, будто уже жалеет, что рассказала мне.
– Ты знала, – говорю я, прищурившись. – Или догадывалась. Именно поэтому не хотела, чтобы я искал Лэйс.
Щеки синеглазки слегка розовеют, совсем чуть-чуть, но ее кожа такая светлая и тонкая, что сразу же выдавает ее с головой.
– Знала! – Я отстраняюсь и отхожу к окну. Оно мутное от старости и налипшей со стороны улицы грязи, и вообще там смотреть особо нечего, но лучше смотреть в окно, чем на Вирну. – Почему ты ничего не рассказала после того, как я открыл свой секрет с раг’аэной? Или после того, как спрятал твою малышню? Из-за того, что я въерх? Или потому, что идиот, который считает, что ты в ответе за действия твоей сестры?
Я так распаляюсь, что не слышу, как Мэйс ко мне приближается. Она подходит бесшумно и обхватывает мою талию. Из меня снова будто вышибает весь дух, когда она прижимается грудью к моей спине, утыкается лицом между лопаток. Все мое раздражение мигом сдувается от одного прикосновения, от осознания, что моя девушка-океан первая обнимает меня. Второй раз за этой утро.
– Из-за твоего отца, – выдыхает она тихо.
– Я не мой отец, Вирна.
– Я знаю. Именно поэтому я все тебе рассказала.
Я поворачиваюсь, чтобы заглянуть в ее глаза, но Мэйс упорно прячет взгляд. А когда, все-таки смотрит на меня, в их глубине растерянность, подавленность и боль. Много боли, которую я бы забрал себе, если бы мог.
– Ты узнала, что с ней произошло?
– Нет.
Я понимаю, что с ныряльщицей могло случиться все, что угодно: начиная от встречи с Подводным ведомством и заканчивая тем, что Лэйс могла просто не справиться со стихией и не выплыть. Остаться на дне, и спасти ее было некому.
Мы это оба понимаем.
– Не вини себя, – говорю. – Ты за нее не отвечаешь.
– Я ничего не заметила, Лайтнер. Ничего не поняла, когда ей нужна была моя помощь.
По телу Вирны прокатывается дрожь, но ее глаза остаются сухими.
– Она ее у тебя не просила.
– Лэйс не хотела, чтобы мы пострадали. Хотела нас защитить.
Спорное заявление, учитывая, чем она занималась, но я придерживаю свое мнение при себе.
– И я очень этому рад. Тому, что она не втянула тебя в то, чем занималась.
Мэйс вздрагивает, и в ее взгляде мелькает беспомощность, которую мне тоже хочется стереть.
– Вирна, ты самая потрясающая девушка, которую я знаю. Ты не только красивая, умная и талантливая, твоей выдержке и целеустремленности можно позавидовать. Ты не побоялась пойти против Д’ерри. Не побоялась назвать меня засранцем в нашу первую встречу. – На губах Вирны появляется слабая улыбка, и я мысленно поздравляю себя с победой. – Пошла учиться плавать после того, как едва не утонула. Для этого нужна необыкновенная смелость.
– Я тебе пообещала!
– Но могла отказаться.
– Не могла…
– В этом вся ты! Ты удивительная. Великолепная. Одна единственная. Ты мой океан.
Мы смотрим друг на друга, и затем она снова меня обнимает. Так, будто в последний раз. А потом говорит:
– Останься со мной сегодня.
Я так ждал этого. Но не после подобных откровенностей!
– Мэйс, я не уверен, что мы… Ты устала, а я не хочу этим пользоваться. Позволь мне хоть казаться немного лучше, чем я есть.
– Я хочу этого. Хочу тебя, Лайтнер.
Перед просьбой в ее взгляде невозможно устоять.
К едхам всем!
Я подхватываю ее на руки и опускаю на старый продавленный диван. Плед летит на пол, но нам плевать. Зарываюсь пальцами в ее волосы и целую Мэйс, как мне всегда хотелось. Прикусываю ее нижнюю губу, сплетаю наши языки, пока мои руки гуляют по ее телу. А она подается мне навстречу, сдавливает мою талию ногами и прижимается так, будто не может без меня. Словно мы одно целое.
Я ласкаю ее всю: губами и руками. Стягиваю ненужную и явно лишнюю одежду, отбрасывая ее в сторону, и раздеваю Вирну. Ответные прикосновения Мэйс несмелые, но даже от них мутится рассудок. Настолько сильно я ее желаю, эту девочку, ворвавшуюся в мою жизнь.
– Океан, – шепчу я, оставляя дорожку поцелуев на нежной шее и ключице, касаюсь ее совершенной груди. – Мой океан.
Вирна всхлипывает и подается навстречу мне, когда я накрываю губами вершинку ее груди. Когда ласкаю ее языком.
Вирна отпускает себя, доверяя мне всю себя, и эта ее новая грань сводит с ума. Как и то, что я могу чувствовать ее всю, целовать и изучить ее тело. Скользить по ней пальцами и губами. Открывая для себя. Раскрывая для себя. Осторожно и бережно.
Я стараюсь быть нежным изо всех сил, но вся моя выдержка летит туда же, куда я все и всех послал, когда мы прикасаемся друг к другу кожа к коже. Я толкаюсь вперед, Вирна всхлипывает, и я губами ловлю ее стон. Распахиваю глаза широко-широко, чтобы встретиться с ее таким же взглядом.
Все понимаю.
Понимаю все ее колючки. Понимаю, почему Мэйс так долго не подпускала меня к себе. Понимаю, почему она так неумело целуется.
Я не променяю ни один ее поцелуй ни на какой другой!
Отступаем, словно обожглись, и снова соединяемся, потому что не можем жить по одиночке. Вирна шипит, а я останавливаюсь, давая ей привыкнуть. Едх, это стоит всей моей выдержки! Потому что горячая волна накрывает нас с головой. И тогда я целую Мэйс. Целую губы, нос, скулы, глаза, морщинку, что залегла между бровей, и снова. Мы целуемся, как одержимые, ударяемся друг друга, как волна о скалу. То медленно до дрожи, лаская, то сильно, пока не темнеет перед глазами.
Это похоже на шторм.
На водоворот.
Меня затягивает в мой океан.
К ней.
И если я сейчас остановлюсь, то просто погибну.
Умру без нее.
Ответный стон ее удовольствия – музыка для меня. И я помогаю себе руками, лаская ее, ловя дыхание и утопая в синеве потемневших глаз.
Вирна выдыхает мое имя и выгибается дугой, а я шепчу ее имя, на этот раз отпуская себя, пока меня не уносит в этот океан вместе с ней.
Я абсолютно счастлив.
Так, как никогда в жизни.
Так, как ни с кем.
Только с ней.
Когда эта буря заканчивается, внутри меня только опустошенность и вот это счастье. Теплое, как прибрежный песок в солнечный день, мягкое, как морской прибой. Я укрываю нас пледом и сжимаю Вирну в объятиях, понимая, что теперь точно никуда не отпущу. И плевать, что она там себе думает про въерхов и людей.
– Почему ты мне не сказала? О том, что ты больше ни с кем…
Я осекаюсь, потому что пытаюсь на нее разозлиться, но вместо этого хочется улыбаться.
– Ты бы согласился?
– Нет. Я бы сделал все по-другому.
– Вот поэтому и не сказала.
– Я мог бы быть нежнее или внимательнее…
Вирна подается вперед и целует меня так, что я забываю о том, что собирался сказать.
– Все было чудесно, – говорит она.
На это мне нечего сказать. Ну, кроме:
– Теперь ты обязана согласиться стать моей девушкой.
Она улыбается и явно собирается что-то сказать, но вдруг вскрикивает и едва не падает с дивана. Я успеваю ее подхватить и уложить на подушки, но там, где касаются мои ладони остаются красные следы, будто от ожогов.
Оказываюсь на ногах и смотрю на свои руки. Они не просто горят, кожу жжет силой въерха.
Моей собственной.
Она вернулась.
Силы вернулись.
Но никогда не вели себя так странно – они искрят, будто оголенные провода.
– Что за хидрец? – я склоняюсь над ней. – Вирна?! Мэйс!
Она не слышит. Она без сознания.
Я хватаю ее за плечи, чтобы встряхнуть, но на бледной коже красными пятнами вспыхивают новые ожоги.
– Едх! – цежу через зубы и оглядываюсь в поисках того, что позволит мне защитить ее от моего же прикосновения.
Приглушаю силу, насколько это возможно, хватаю с полки серое полотенце и какую-то майку, оборачиваю кисти целиком и только после склоняюсь над Мэйс. Она еще бледнее, чем обычно, и мелко дрожит. На лбу бисеринки пота, а кожа ледяная, как если бы я только что выловил девушку из океана.
Я легонько тормошу Вирну, но у нее лишь запрокидывается голова.
– Синеглазка, это не смешно, – шепчу я. – Приходи в себя, и мы вместе решим любую проблему, какой бы она ни была.
Она по-прежнему меня не слышит. У нее лишь мелко подрагивают ресницы, а губы ярким алым пятном выделяются на лице. Это выталкивает меня в ночь, когда я прыгнул за Вирной в океан. Тогда она тоже не приходила в себя, и я почти потерял ее.
Но если тогда мне было хидрец как страшно, то сейчас я готов был прыгнуть за ней хоть десять раз, только чтобы она распахнула глаза!
Проблема в том, что мы не на берегу океана, мы в ее доме. В безопасности. Были.
Едх меня забери, я не знаю, что делать!
Что это вообще?
Она придет в себя?
Что, если это смертельно?
Я отшатываюсь от Мэйс и хватаюсь за голову. Тряпки падают к моим ногам, но мне не до них. Мысль одна страшнее другой приходит в голову…
Так, паникой делу не поможешь!
Соберись!
Вирне нужна помощь как можно скорее, и я знаю только одного въерха, который может мне помочь. Ей помочь.
Одеваюсь так быстро, что Адмирал был бы мною доволен и поставил бы высший балл. Выбегаю к эйрлату, нахожу перчатки от гидрокостюма. Возвращаюсь и крайне осторожно заворачиваю Мэйс в плед, а потом отношу ее в машину и размещаю на заднее сиденье.
Вирна дышит тяжело. Но главное, что дышит!
Завожу эйрлат и быстро нахожу на тапете нужный контакт: он у меня в быстром доступе. Облегченно выдыхаю, когда отвечают быстро.
– Доктор Э’рер! Мне срочно нужна ваша помощь! Я могу приехать?
Время до дома доктора смазалось в одно растянувшееся мгновение. За которое я, кажется, нарушил все мыслимые и немыслимые правила дорожного движения, и, к счастью, меня не остановили политари. А потом было долгое ожидание в гостиной Э’рера: он не пустил меня в медицинский кабинет. Спасибо доктору, он не только принял меня сразу же, он еще и без лишних вопросов согласился оказать медицинскую помощь Вирне.
Это ожидание действительно показалось самым долгим в моей жизни, хотя прошло сорок минут. Тридцать восемь, если точнее. Я даже не стянул перчатки, и только сейчас это замечаю. Сила оживает в ладонях, стоит мне о ней вспомнить. Естественная. Послушная моей воле. Она больше не искрит на пальцах, а просто наполняет меня целиком, и я не чувствую разницу между тем, как было раньше, и сейчас.
Тогда что это за хидрец?
Э’рер появляется в гостиной раньше, чем мне в голову приходит хоть одна идея. Я вскакиваю и подхожу к нему. Доктор усталый и сосредоточенный, но на мой взгляд отвечает:
– С девочкой все в порядке, Лайтнер. Я запустил восстановление, и погрузил ее в сон. Сейчас она отдыхает, а когда проснется, от ожогов не останется и следа.
– Дело не только в ожогах. Она сознание потеряла.
– Потому что была обессилена. Энергетически. Такое бывает у въерхов, когда они перерасходуют свои силы. У людей… тоже бывает. Хотя, честно признаюсь, с лечением людей я сталкиваюсь редко. Но острого воспалительного процесса и хронических заболевания я не обнаружил. Она молода и здорова. Так что процедура восстановления пойдет ей на пользу.
Я шумно выдыхаю, будто до этого не дышал вовсе и жму доктору руку.
– Спасибо, доктор Э’рер. Вы даже не представляете, как много для меня сделали. Я могу увидеть Вирну?
– Конечно, – говорит Э’рер. – Пойдем.
Вирна лежит в восстановительной капсуле, и на этот раз она действительно спит. Потому что вид у нее умиротворенный, а кожа слегка порозовевшая. Датчики на экране показывают, что ее пульс и давление в норме.
Мне хочется схватить синеглазку и сжать ее в объятиях, но… Я лишь сжимаю кулаки и хмурюсь.
– Это произошло из-за меня, – признаюсь стоящему рядом Э’реру. – Моя сила вернулась ко мне.
– Как я понимаю, поздравления преждевременны.
– Да. Ожоги на коже Вирны остались от моих пальцев. Что-то случилось с моей силой. Если вы говорите, что из нее высосало энергию, это сделал я.
– Исключено. Мы используем силу земли, а не жизненную энергию людей.
Э’рер кивает мне на вторую кушетку, и теперь уже на меня направляют сотни медицинских датчиков.
– Впервые слышу о том, чтобы прикосновение въерха могло так подействовать на человека. Ты прикасался к этой девушке раньше?
– Да, и все было в порядке.
Я даже целовал Мэйс, но тогда во мне была отцовская сила.
– Случай интересный. Я бы хотел все изучить и обдумать. Но мой предварительный диагноз – аллергическая реакция.
– Аллергия? На меня?
– На твою силу, Лайтнер. Возможно, это единственный случай, а может нет. Одно ясно – тебе лучше воздержаться от физического контакта с этой девушкой.
Что?
Не целовать Мэйс?
Не держать ее за руку?
– Не волнуйтесь, Э’рер, он больше к ней не приблизится. – Я вскидываю голову и поворачиваюсь к двери, в которую шагает Диггхард К’ярд.