Сегодняшний день – настоящий кошмар. Я могу проснуться в любой момент. Мне хочется верить, что все это я придумала, что я преувеличиваю, чрезмерно реагирую на разные мелочи – например, на звук упавшего микрофона и треск колонок. Завтра мы посмеемся над тем, как вызвали полицию и Национальную гвардию из-за такой глупости. Трейси решила бы, что это лучшая в мире шутка. Вот только я знаю, как звучат выстрелы. Я знаю разницу между микрофоном, стартовым пистолетом и полуавтоматической винтовкой.

Я знаю, что это все на самом деле.

Легкие мои горят. Перед нами с Крисом тянется дорога, и кажется, что мы совсем не приблизились к своей цели.

Один, два, вперед.

Три, четыре, и дальше.

– Ну же, Сардж, не отставай.

На глаза наворачиваются слезы злости.

– Не называй меня так! Никогда так меня не называй.

Крис делает вид, что не слышит, и я пользуюсь этим. Слова вылетают из моего рта, прежде чем я успеваю их остановить.

– Если это все Тай, почему же я не знала? Как я могла не разглядеть, какой он на самом деле? Мне казалось, что мы всегда были честны друг с другом.

Крис качает головой:

– Откуда ты могла знать? Тайлер умный. Он наверняка был осторожен. Тебе не в чем винить себя.

– Тай говорил мне, что мир его запомнит. Он говорил мне, Крис. Я могла что-то сделать. Этого не должно было произойти. Я могла всех защитить. Я должна была защитить Мэтта. Я. Не. Сделала. Ничего.

Подбородок Криса напрягается, плечи каменеют. Он делает несколько резких, глубоких вдохов и притормаживает.

Я подстраиваюсь под его темп.

– Тайлер когда-нибудь говорил тебе, что собирается принести в школу оружие? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Когда он говорил, что мир его запомнит, это было сказано со злостью?

– После смерти матери Тай всегда злился, – отвечаю я. – Но он никогда не злился на меня, Крис. Он всегда был добр ко мне. Он меня слушал, утешал, планировал наше будущее.

Тай всегда пытался найти решение. Когда случался плохой день и мне хотелось что-нибудь разбить, Тай обнимал меня и говорил, что все будет хорошо. Я верила ему, даже если сам он не верил в собственные слова.

– Но он в очередной раз затеял бессмысленную ссору с Томасом и Фаридом. Не пытайся меня оправдать, Крис.

– Я не пытаюсь.

Пару шагов он молчит. Дыхание у него тяжелое.

– Знаешь, я всегда представляю, как мы вместе будем бежать в последний раз. Как в первый. Помнишь, как это было? Я забыл кроссовки, но, вместо того чтобы взять прокатную пару и пойти на тренировку, решил, что все мои победы в средней школе гарантируют мне место в команде. Мы оба были убеждены, что отлично бегаем. До сих пор не понимаю, что тренер в нас увидел.

– Я, по крайней мере, взяла с собой кроссовки, – вяло возражаю я.

Уголок рта Криса саркастически кривится:

– Ты на десять минут опоздала!

В тот день призвали Трейси. Она позвонила мне, и я заперлась в кабинке туалета, чтобы поговорить и успокоить ее разыгравшиеся нервы.

– Тогда я впервые проиграл забег. Я всегда проигрывал сознательно. Не потому, что ты недостаточно хороша, а просто потому, что ты – это ты. Ты гораздо лучше меня. Порой бег – это все, что у меня есть. Если уж я проигрываю, то хочу, чтобы все было по-моему. Но я чувствую, что ты рядом, и продолжаю бежать. – Крис умолкает, потом добавляет: – Ты достойна самого лучшего.

Я с удивлением поворачиваюсь к нему, но он смотрит на дорогу перед собой. Теперь сердце у меня колотится не от страха.

– Я всегда думала, что ты позволил мне победить, чтобы мне стало полегче.

Тогда мы стали лучшими друзьями – в самый первый день.

Если бы Тай не стал моим партнером на английском, если бы он первым не пригласил меня, я бы увидела в Крисе не просто друга. Но я никогда не думала, что он хочет быть не просто другом.

Крис сжал мои пальцы:

– Я никогда не считал, что тебе нужно побеждать, чтобы быть идеальной.