Глава девятая
- Н-насадил одного, - сказал сержант Малачи Бейн, снова поприветствовав Мейкписа на соединении дорог, - а двое других смылись без драки. Они нам не ровня, а, сэр?
- Не знаю, - с сожалением ответил Мейкпис. Он стоял, держа лошадь за уздечку. - Моя несчастная кобыла охромела.
- Пистолет, - Бейн склонил голову набок, изучая рану животного.
- Ну, разумеется, это долбаный пистолет. Пушки же у них не было, да?
Бейн не обратил на него внимания.
- Пристрелите её, сэр.
Мейкпис кивнул.
- Теперь, когда твоей придется нести двоих, передвигаться мы будем чертовски медленно.
Сердито бормоча, он отвернулся и принялся отстегивать подпругу и ремни, на которых держалась сбруя.
Взвалив седло на плечо, он пошатываясь понес его к густым зарослям терновника у обочины дороги.
- Чертовы круглоголовые возместят мне это, - сказал он, прежде чем закинуть тяжелое кожаное седло в заросли, за ним последовали уздечка и поводья.
- Бросайте мне седельную сумку, сэр, - сказал Бейн. - Мой Геркулес - силач. Он справится.
Бейн пристегнул дополнительную сумку к своему седлу, пока офицер возился со спусковым механизмом карабина.
Мейкпис подошел к захромавшей кобыле и пустил ей пулю меж глаз.
- А теперь не будем терять время попусту.
***
Командиром отряда легкой кавалерии оказался Фредерик Лоуренс, недавно повышенный до звания майора своим господином, сэром Джоном Паулетом, маркизом Уинчестером. Он громко рассмеялся над признанием Страйкера и спрыгнул вниз с дорогого седла. Похрустывая по подмороженной почве, Лоуренс уверено вошел в лес, протянув Страйкеру руку. Он не требовал от маленького отряда подтверждения лояльности, имя Страйкера ему было известно из бесконечного множества донесений роялистов. Естественно, его удивило, что отряд так далеко отошел от главных сил, но одного взгляда на письмо с печатью принца Руперта оказалось достаточно в качестве объяснения.
- Я личный телохранитель сэра Джона, - весело объявил майор, окинув взглядом Страйкера с его людьми, которые уселись в седла за спинами его солдат. Группа, возросшая до девяти человек, поскакала на юг, к Басинг-хаусу. Это был огромный дом, почти дворец, возвышающийся в сочных полях Хэмпшира. В его стенах Паулет держал малочисленный, но отборный гарнизон, в него входил и кавалерийский отряд под командованием майора Лоуренса.
- Мой боевой пес, так он меня называет! Хотя сейчас мне нечасто приходится атаковать. Наш восточный фланг - Сассекс и Кент - почти полностью встали на сторону парламента. В Хэмпшире у нас умеренная поддержка, но мерзавцы постоянно расширяют свое влияние дальше на запад. Мы встали в оборонительную позицию, капитан. Всё время защищаемся.
Чисто выбритое лицо Фредерика Лоуренса с крупным носом и тонкими губами слегка портил непроизвольный тик - во время разговора его веки часто мигали. Его можно было бы назвать исключительно высоким, даже выше принца Руперта, если бы не сгорбленные покатые плечи. Примерно с середины спины высокая фигура Фредерика подавалась вперед, словно согнутая ива.
- Пришлось специально подгонять под меня доспехи, - сказал он, постучав кулаком по отполированным доспехам на груди. - Черт бы побрал этот горб. Не побоюсь вам признаться, доспехи стоили мне целого состояния. Но я чертовски рад, что смог позволить себе эти железки. Я бы ни мгновения не продержался в пехоте! Кроме того, я люблю лошадей. Они преданны, быстры и не задают вопросов, - он сделал паузу. - Если честно, меня удивляет, что вы добрались сюда пешими, капитан Страйкер.
Страйкер поведал ему о стычке в деревне Арчера и о том, как они лишились лошадей. Лоуренс ухмыльнулся.
- Мои соболезнования, сэр. В подобные времена сложно найти хорошего жеребца. Разрази меня гром, если армии моментально их всех не расхватали.
- Да, пожалуй, так и есть, - согласился Страйкер. - Мой Вос служил мне не один год. Никогда не видел подобного ему жеребца.
- Вос? - Лоуренса озадачило незнакомое имя. - Он был рыжим?
Страйкер ухмыльнулся.
- Да, сэр, рыжим. Темно-рыжий окрас, что отливает на солнце медью, - Страйкер не был сентиментален, но они с Восом были неразлучны с самой Фландрии. Тот выносил его из огня, получил не одно ранение и своими быстрыми копытами не раз спасал жизнь Страйкеру.
- У него? - спросил Лоуренс. - Бьюсь о заклад, он не мерин.
- Нет, сэр.
Лоуренс быстро замигал.
- Жеребец - прекрасное животное, если его укротить. Не для слабаков и припадочных. Обычно я не советую их для сражения. Слишком норовисты. Но если вы завоюете их сердце, прекрасней лошади не найти, - он подался вперед, похлопав затянутой в перчатку рукой по темно-рыжей гриве своего жеребца. - Мой Самсон тоже при своих. Я подумывал кастрировать его, когда купил, но не хотел лишать тебя огонька, да мальчик? - он выпрямился. - Да, так и есть. Только не подбирайте себе лошадей бледной, серой или белой масти, или других светлых тонов.
- Почему, сэр? - спросил Бёртон.
- Потому что в свете луны будете сиять как чертов маяк, - ответил Страйкер.
- В самую точку, капитан, - энергично кивнул Лоуренс. - Запомните мои слова. Белая лошадь убьет вас быстрее, чем фитиль, оброненный в пороховом погребе.
Лоуренс находился в разведке, когда натолкнулся на отряд Страйкера. Его задачи были просты: разыскать врага. Если силы противника окажутся малы, всеми усилиями принудить его к бою. Если же численность неприятеля будет слишком велика, угрожая Басингу, ему следовало незамедлительно отступить и доложить начальству.
Сэр Джон Паулет, поведал им Лоуренс, тревожился. Нет, он не был напуган, он не из той категории, кого легко испугать.
- Но он понимает, что если не будет начеку, то это отродье мерзких шлюх застанет его врасплох, - добавил майор.
Паулет высылал как можно больше патрулей, в то же время не оставляя гарнизон сильно ослабленным.
- Однако, далеко же от дома вы забрались, сэр, - заметил Форрестер.
- Для вас, безлошадных, может, и далеко, но тут менее двух дней верхом.
Лоуренс ехал впереди, приторочив к светлому кожаному седлу, натертому до блеска многими часами близкого знакомства с задом седока. В одной руке он держал поводья, другой поправлял рыжие волосы, аккуратными прядями ниспадавшие на плечи. Внезапно на его лицо набежало облако смятения.
- Я принял вас за авангард большего отряда. А когда мы помчались на вас, вы ударились в бегство. Это лишь укрепило меня в своем мнении.
- Что ж, я рад, что вашим карабинам не удалось словить моих ребят, прежде чем обнаружилась ошибка, - сухо заметил Страйкер.
- Как и я, капитан. Ваша репутация опережает вас. Я уже был бы мертвецом. Но вот, хожу живой, - сказал майор, повеселев. - И я дьявольски рад знакомству с вами.
- Репутация?
Лоуренс ухмыльнулся, обнажив ряд мелких белых зубов.
- Ну же, капитан Страйкер, не будьте скромником. О вашей службе на континенте легенды ходят. Во всяком случае, среди нас, смертных.
- Очень любезно с вашей стороны, майор, - Страйкер коротко поклонился в знак признания.
Кавалерист неожиданно резко выпрямился и содрогнулся, когда спина его заныла.
- Господь наказывает меня за что-то, - протяжно простонал он, прежде чем вновь сгорбиться. - А что насчет битвы при Кинтоне?
- Все четверо присутствующих в ней участвовали, - ответил Страйкер.
- Тогда я должен поздравить вас, джентльмены, - сказал Лоуренс.
- Мы прибыли туда, чтобы надрать высокомерные пуританские задницы, сэр, - проворчал Скеллен. Мы делали то, что должны.
Обернувшись, майор посмотрел на него.
- Возможно, вам будет интересно узнать, сержант, - сконфуженно проговорил Лоуренс, - что я - реформат.
- Пуританин? - спросил Скеллен, не в силах скрыть своего смущения и удивления.
- Это ваши слова, не мои, - ответил майор. - Я предпочитаю слово "реформат". И приставку "сэр", когда обращаетесь ко мне, сержант.
- Может, вы не на той стороне сражаетесь, сэр? - вмешался в разговор прапорщик Бёртон.
Резко повернувшись в седле, Лоуренс уставился на него и обвиняюще выставил палец в сторону молодого человека.
- Умерьте свою дерзость, юноша, - проревел он, бешено хлопая ресницами, его прежняя учтивость рассеялась, как тени на рассвете, - или я из вас ее выбью.
На мгновение все собравшиеся застыли, придержав лошадей, цокот копыт и бряцание оружия мгновенно смолкли. Спутники Бёртона напряглись, их руки непроизвольно потянулись к рукояткам ждущих в ножнах клинков.
Страйкер кашлянул.
- Извинись Эндрю, - велел он.
Бёртон съежился под взглядом капитана.
- П-прошу прощения, майор Лоуренс. Временами меня одолевает любопытство и...
- Нет, - прервал его Лоуренс, прежде чем прапорщик до конца пробормотал свои извинения. - Это вы должны простить меня.
Затем черты его лица сгладились, к нему вернулось прежнее радушие, и он ухмыльнулся.
- Нынче мы стали крайне обидчивы.
Майор вновь вернулся к дороге и, подобрав провисшие поводья, пустил лошадь шагом. Остальные последовали его примеру.
- Признаю, мои симпатии склоняются к пуританству, - заговорил Лоуренс, когда они перешли на рысь. - Но пуританин еще не значит мятежник. Вы все миряне, по крайней мере, большинство из вас, - он взглянул на Бёртона, на этот раз озорно, возможно даже подмигнув. - И должны понимать, что не Господь окрасил этот мир в черно-белые тона. Не существует определенного разделения на лагеря по нашим религиозным убеждениям. В своей религии я - минималист. Я ненавижу украшения и побрякушки церкви и всем своим существом презираю излишества папистов. Но я не сторонник парламента, я не из тех раскольников, выскакивающих невесть откуда, как поганки. Да, в своей религии я склоняюсь к реформированной церкви, но совесть мне подсказывает, что прежде всего я должен оставаться верен королю. Даже если король Карл станет папистом, я помолюсь за его бессмертную душу, но не подниму против него оружия.
- К счастью для нас, многие разделяют ваши убеждения, майор, - заметил Форрестер.
Лоуренс кивнул.
- Да, многие. Вражеские ряды кишат теми, кто с удовольствием поклонится королю, признай он парламент. Это дело совести, друзья мои. Нужно задуматься над этим. Исследовать закоулки своей души. Выбрать свою сторону и спокойно спать по ночам.
- Моя семья поддерживает короля, сэр, - почтительно произнес прапорщик Бёртон, - хотя кузен Уилльямс записался ряды Балфура.
Страйкер нахмурился.
- У Эджхилла мы сражались с кавалерией Балфура. Ваш кузен находился на поле битвы?
- Честно говоря, не знаю, - пожал плечами Бёртон. - Молюсь, что нет.
Моргнув, Лоуренс понимающе кивнул.
- Обычная история. Семьи расколоты, как дерево ударом топора. Брат сражается с братом. Отец сражается с сыном. Конец всему. Конец мирной жизни в этих краях.
Страйкер обдумывал его слова, смотря на ухабы и колеи мелькающей под ним дороги. Сколько раз он стоял на грани смерти? Этих мгновений не сосчитать. Но одно ему никогда не забыть. Многих деталей он не помнил. В памяти его всплыло полыхающее жгучее пламя и ослепительная вспышка. Он живо припомнил смех - визгливый, почти пронзительный хохот Илая Мейкписа.
Но Страйкер не умер. Его лицо превратилось в гротескную маску, он потерял глаз, но жизнь не оставила его. Временами, когда в голове у него пульсировали мучительные боли, он желал смерти и молил Господа даровать ему ее ласковые объятья. Но тут появилась Она. Она провела его, нет пронесла через все невзгоды. Перевязывая, чистя его раны, успокаивая и любя. Он не умер лишь потому, что она этого не допустила.
Она спасла его, но сама спастись не сумела.
Страйкер сосредоточился на мелькающей под ним земле. Но перед ним по-прежнему стояло ее лицо. Ее волосы, глаза, ее хрупкая шея.
Когда она умерла, мир для Страйкера перестал существовать. Он продолжал жить, но всё вокруг обратилось в руины. Вот почему теперь он не испытывал страха перед человеком, зверем или даже самим дьяволом.
Они ехали в ночи, окутанной мягким снегопадом. Температура резко упала, превратив лужи на ухабах дороги в коричневый лед. Лошадям становилось все трудней нащупывать путь среди предательских рытвин, в особенности с их двойной ношей. Когда они добрались до заброшенного десятинного амбара, Лоуренс объявил, что настало время сделать привал.
- Прошу прощения, майор, - сказал Страйкер, - но я не могу позволить себе очередных задержек. С вашего позволения, мы поскачем дальше.
Лицо Лоуренса покраснело, когда он спрыгнул с лошади.
- Придержите язык, сэр. Лошади нуждаются в отдыхе. Старший здесь я, и хватит об этом.
Страйкер заскрежетал зубами.
- Вы старше званием, сэр, но я здесь по поручению принца.
Упоминание о принце Руперте моментально уняло гнев Лоуренса.
- Тогда час. Хватит, чтобы лошади смогли восстановить дыхание. Что скажете?
Страйкер кивнул.
- Спасибо, сэр. Сожалею, что вынужден пререкаться с вами, но я отчаянно спешу.
- От меня вы не услышите никаких возражений, - ответил майор. - За этой дорогой охотятся столько же круглоголовых, сколько и роялистов. Чем раньше мы окажемся за стенами Басинга, тем лучше.
***
В полночь форт выглядел темной бесформенной массой, возвышавшейся над землей на фоне даже более мрачного неба.
На узкой звериной тропе, тянувшейся вдоль лесистого основания форта, блеснули очертания осторожно крадущейся, безмолвной фигуры. Двигалась она медленно, при малейшем шорохе замирая посреди стволов лесного лабиринта, чьи призрачные тени окутывали всю долину, но ночь не прорезали крики тревоги, призывавшие к бдительности.
Лизетт пробиралась среди древних сучьев, протягивавших засохшие ветви, как сотни окостеневших гигантов. Через двадцать шагов она достигнет своей цели. Место она наметила в дневные часы - там, где южный склон был самым крутым. Конечно, было трудно что-либо предсказать, но из-за отвесного угла люди на вершине холма почти не смогут осмотреть травянистый склон. Ей удастся достичь вершины незамеченной.
- Матерь Божья, Мария, - прошептала Лизетт и вышла из лесной тени, сделав первые шаги по открытой местности. Крутизна начиналась у самого основания склона, и она полетела вперед, вцепившись ногтями и ногами в пружинистую землю.
Выйдя из под защиты ветвей, Лизетт почувствовала себя незащищенной, в груди у нее бешено застучало сердце, кровь стучала в ушах. Но она продолжала ползти, затаив дыхание, напрягая каждый мускул, и не переставая молиться, молиться, молиться.
Над ней виднелись укрепления Железного Века, мягко освещенные мириадами звезд, но эти земляные укрепления находились так далеко, что казались ей сотворенными рукой человека облаками в безоблачном небе.
- Вы должны выйти в темноте, - сказал Бенджамин. - Нанесите удар, пока форт спит.
Во французской армии Лизетт обучили обращению с разным оружием, она обладала скрытностью и коварством - навыками, присущими лазутчику, но прекрасно знала, что ей недостает терпения. Сначала она высмеяла совет отца Бенджамина, не желая покидать форт, после того как они пробрались внутрь, но в конечном счете священник ее переубедил. Ведь на вершине холма останутся часовые, патрулирующие периметр возвышенности, а панорамные виды при дневном свете сведут на нет любую попытку подобраться поближе. Единственным выходом остается ночная вылазка.
Единственную сторону полуострова, выходящую вглубь материка, несмотря на то, что она утопала в лесном массиве, зорко стерегли, и не было никакой возможности проникнуть в форт с этой стороны незамеченным. Вылазку следовало проводить с юга, из глубокой долины, над которой высился форт. Летом это было бы безопасно, поскольку лес в долине густ и непроходим, но на дворе стоял ноябрь, и ветки были голы. Малейшее движение будет замечено с высоких укреплений. Более того, Лизетт не сможет оценить смену и численность часовых по периметру холма. Ей было необходимо наблюдать за ними. Чтобы понять, с чем придется столкнуться.
- Вы должны отвлечь их, отец, - сказала она.
Бенджамин на мгновение задумался, протерев очки о край своего плаща. Наконец, он кивнул.
- Проповедь для всего гарнизона. Хантер сказал нам, что кавалерия выезжает каждый день на рассвете. Мы не знаем, обрадуют ли их капитана мои богослужения, но майор не откажется. Мы дождемся ухода кавалерии, когда Хантер станет во главе гарнизона. Исходя из того, как он вел себя при нас, он сочтет проповедь важной для всех.
И опять священник оказался прав. Лиззет не довелось лицезреть, как Бенджамин вновь примерил на себя роль отца Бенедикта, так как она направилась в долину, пока он отвлекал часовых молитвой, но поняла, что он преуспел, поскольку ее утреннему марш-броску через лес к подножию холма никто не воспрепятствовал. Ко времени, когда снова расставили часовых, она уже замаскировалась за густой зарослью кустарника, которая не только скроет ее, но и позволит наблюдать за холмом, и горячо молилась о том, чтобы Бенджамин был на пути к Питерсфилду.
Как и следовало ожидать, она провела остаток дня, не отводя глаз от вершины, наблюдала за сменами часовых, подметив, что охрана из трех человек проходила по южной оконечности приблизительно через каждые десять минут. Спустя два часа пауза затягивалась еще на десять минут, пока охрана сменялась. Именно эта информация ей и была нужна, Лизетт высчитала, что в полночь охрана не будет патрулировать укрепления в течение целых двадцати минут. Этого времени ей хватит на преодоление склона.
Теперь, когда Лизетт подбиралась к призрачной освещенной вершине этой ясной ночью, она мысленно возблагодарила Богородицу - всё оказалась не так страшно, как она боялась. Да, склон был крутым, но страх и возбуждение подстегнули ее усталые ноги и исцарапанные руки, и она смогла придерживаться определенного темпа. Постепенно перед ней замаячили угловатые силуэты укреплений, резко выделявшиеся на фоне естественной шероховатости холма.
Внезапно перед ней по траве молнией пролетел серый комок. Лизетт отшатнулась, выхватив дирк из складок своего плаща, сердцебиение ее участилось, гулко отдаваясь в голове. Силуэт мгновенно исчез, и она поняла, что это был заяц. Дрожащими руками Лизетт спрятала дирк и в сердцах выругалась. Она задержалась на секунду, пытаясь успокоиться, и глубоко вздохнула, ожидая, пока пот стечет с брови.
Достигнув первой стены, Лизетт перелезла через выступающее земляное укрепление и скатилась в глубокую расселину под ним. Лежа на спине, она смотрела на мерцающие звезды, прислушиваясь к шагам приближавшихся солдат. Тишина. Потихоньку подтянувшись, она метнулась через вырытую руками человека канаву к основанию следующей стены. Та была круче первой, и она представила себе тот ливень копий и камней из пращей, что, должно быть, обрушился на римских легионеров, застрявших в этой канаве много столетий тому назад.
На вторую стену она влезла, цепляясь за скользкую траву для устойчивости и подтягиваясь к остроконечной вершине. Быстро и безмолвно добравшись до нее, она осторожно выглянула из-за края. Перед ней раскинулся форт. В темноте она могла различить повозки с бочонками и оружием, а ними ряды курганов, где покоились короли прошлого. За могильными холмами, к северу от форта, виднелись ряды бледных смазанных пятен - палатки ее врагов, и она надеялась, что не разбудит их. Она оглянулась по сторонам. Часовых не было видно. Южный склон практически не охранялся, потому что атака со стороны крутого склона была крайне маловероятна, и Лизетт поблагодарила Господа, ведь ее авантюра может увенчаться успехом. У нее в запасе еще оставалась пара минут, прежде чем появится привычный патруль из трех человек.
Лизетт покинула свое укрытие и, задержав дыхание, побежала к искусственно выровненной вершине. Добежав до ближайшей повозки, она плотно прижалась к ней. Тишину нарушал лишь скрежет ее зубов. Выглянув из-за широкого колеса, Лизетт принялась изучать пологую равнину. Ее взгляд скользнул справа налево, выхватив палатки и дальние деревья, пока не остановился на самом западном кургане. Великий курган, так окрестил его Бенджамин. У его основания, как она помнила из вчерашнего осмотра, неподвижно стояла серая палатка. Она вспомнила, как в первый раз ее увидела. Как майор Хантер обошел ее, не проронив ни слова о назначении палатки. Она была слишком мала для солдата и чересчур хорошо охранялась, чтобы быть обычным складом.
Но тут Лизетт Гайяр пала духом, потому что у входа в палатку, с первого взгляда неразличимые в темноте, но постепенно выступившие из мрака по мере того, как она пристально изучала местность вокруг, стояли двое часовых.
- Порази их громом, Господи, - прошептала она. - Или сдвинь с места.
- Если я это не сделаю, но наложу в чертовы штаны, - сказал один из солдат, поднявшись с небольшого стула.
Сидевший рядом с ним вздохнул.
Тогда иди. Только быстро. А то вздернут тебя, если застукают.
Вставший на ноги часовой уверенно развел руками и пошел прочь.
- Не дрейфь, Билли. Я мигом вернусь тебе на подмогу.
У Лизетт чуть сердце не выпрыгнуло, когда она поняла, что часовой направляется к ней. Нырнув вниз, она на четвереньках поспешно забралась под повозку. Плотно стиснув зубы и задержав дыхание, она напрягла каждый мускул.
Солдат показался у задка повозки. Из своего укрытия ей были видны лишь ноги солдата, и она видела, как он переминается с ноги на ногу, расстегивая оловянные пуговицы штанов.
Солдат спустил штаны и присел. Поначалу он не заметил Лизетт, пока он справлял нужду, его лицо исказила натужная гримаса, и тут Лизетт выхватила клинок.
На лице солдата гримаса натуги сменилась изумлением, когда он уловил движение, но из темноты уже вылетел дирк. Его острие беспрепятственно пронзило горло, глубоко вонзившись в плоть, и остановилось, только когда дошло до шейных позвонков. С тихим бульканьем солдат завалился навзничь. Лизетт понимала, что ей следует действовать быстро, ведь одинокий часовой может отправиться на розыски приятеля, а кроме того, в любое мгновение к южным укреплениям могут вернуться патрули и отрезать ей путь к отступлению.
Вырвавшись из-за повозки, Лизетт перешла на бег, за несколько секунд покрыв расстояние, отделявшее ее от часового. При ней не было бряцавших доспехов или громоздкого оружия, поэтому солдат обнаружил ее присутствие лишь в непосредственной близости от себя и не смог ее перехватить. Времени вытащить оружие или поднять тревогу у него уже не оставалось, и едва он поднялся на ноги, как Лизетт ударила его ногой в грудь. От удара у Лизетт онемела нога, она поняла, что на солдате нагрудник. Этот человек определенно был не одним из инженеров Хантера, а аркебузиром. Она вспомнила слова майора Хантера, упоминавшего о том, что разместившаяся в Олд Винчестер Хилле кавалерия отряжена на другое задание.
Кавалерист не упал, лишь попятился, но откинулся назад, потому что на нем были кожаный защитный камзол, нагрудник, стальная рукавица, шлем и перевязь с мечом и карабином. Лизетт пошла вперед, сблизившись, прежде чем солдат выхватит клинок. Пока он пытался достать оружие, она ударила его во второй раз, лишив равновесия, и он подскользнулся на меловой земле. Через мгновение он уже лежал внизу, пытаясь встать на ноги, но она уже сидела на нем верхом. Солдат задергался, когда Лизетт проткнула ему глаз острием дирка. Она почувствовала, как тело обмякло под ней, увидела язык, свесившийся, как огромный слизняк поверх нижней губы, и поняла, что он мертв.
С севера до нее донесся шум. Лизетт соскользнула с мертвого тела и посмотрела вдоль вершины по направлению к палаткам главного лагеря. Там тоже наблюдалось движение. Она подбежала к Великому кургану и прильнула к плотной насыпи. Опять раздался звук, на этот раз он был сильнее и отчетливей, она поняла – это лошадиное ржание. Наполовину высунувшись из-за кургана, она прикинула расстояние, отделявшее ее от приближающихся всадников. Опять ее удивило отсутствие какого-либо движения, и она поняла, что эти звуки издают кони, пасущиеся в лесу на дальней стороне холма.
Облегченно вздохнув, Лизетт скрючилась за Великим курганом и обследовала его подножие, где стояла небольшая палатка. У ее входа неподвижно и безмолвно остался лежать труп, она переступила через его, пригнувшись под пологом палатки, и скользнула в темноту.
Без какого-либо источника освещения в палатке стояла полнейшая тьма. Встав на колени, Лизетт принялась шарить вокруг себя руками, настороженно прислушиваясь к звукам неприятеля снаружи. Но она ничего не смогла найти. Ни сокровищ, ни оружия, ни провизии. И тут Лизетт вспомнила слова Кэсли, утверждавшего, что он присутствовал при погребении украденной шкатулки, и с новыми силами она припала на живот и принялась отчаянно щупать землю. Повсюду росла густая трава, и когда ее пальцы скользнули по полоске рыхлой земли, ее сердце учащенно забилось. Она поспешно принялась рыть землю, полными пригоршнями лихорадочно отбрасывая ее в углы палатки, постепенно расширяя отверстие.
- Святая Богородица, Мария, матерь Божья, - прошептала она, охваченная отчаянием и усталостью. Наконец, ее пальцы натолкнулись на более твердую поверхность, и она поняла, что прорыв землю, добралась до слоя мела. Выхватив дирк, она погрузила его в дыру, дробя плотный пласт камней и выгребая их свободной рукой.
Внезапно острие натолкнулось на нечто твердое, наполнив палатку эхом приглушенного стука. Она лихорадочно заработала, кроша, раскапывая и вычерпывая меловую породу, пока в темноте не выступили правильные очертания. Показался четырехугольник шириной с ее ладонь и по локоть в длину. На ощупь деревянный, но окованный крепкими железными полосками, тянувшимися вдоль его поверхности, она сразу же распознала в этом крышку. Это была шкатулка.
Лизетт покрошила меловой край ямы и принялась затяжными рывками дергать клинком, поддевая шкатулку до тех пор, пока, наконец, не высвободила ее. Спрятав дирк в складках дублета, она в сидячем положении подтянулась к откидному полотнищу палатку и выползла из нее ногами вперед, прижимая к груди шкатулку. Поднявшись, она перешагнула первое тело и метнулась к повозкам, где лежало второе. Спустя мгновение она уже была у стен, почти не замечая крупных хлопьев снега, круживших вокруг. Перемахнув через высокий край первой стены, Лизетт скатилась в ров, и почти сразу же преодолела и вторую стену. Через секунду она уже сломя голову мчалась вниз по склону, отчаянно желая достичь темной как уголь долины, где ее скроет лес.
- Там! - внезапно раздался крик с укреплений.
Лизетт рискнула обернуться. У края высившейся вершины она заметила три фигуры. Одна из них указывала на нее. Но тут она угодила в яму на крутом склоне и, упав, покатилась вниз, болезненно подскакивая, но прижимая к груди свою добычу. А затем все потемнело.
Когда она очнулась, Лизетт чуть не решила, что наступил рассвет, но было всё еще темно. На мгновение у нее промелькнула мысль, что она уже в мире ином, на пути к вечным мукам, но земля вокруг была сырой и холодной, а ее руки еще болезненно сжимали деревянную шкатулку. Она поняла, что, должно быть, потеряла сознание на пару мгновений, может, на минуту. Она поднялась, опасливо стоя на ногах, побитые конечности ныли, но шаг был твердым и ровным. Лизетт обнаружила, что скатилась до самого подножия склона. Теперь голоса ясно раздавались позади, над ее головой. Вскоре преследователи ее настигнут.
Свет фонаря высоко подпрыгивал, освещая напряженные лица трех часовых, преодолевавших скользкий спуск.
- Похоже, мерзавец скатился вниз по склону, - произнес один из часовых.
- Скорее всего, он мертв, - с надеждой в голосе добавил другой.
Третий коротко фыркнул.
- Лучше убедиться, мертвец он или нет. Или по крайней мере удостовериться, что он исчез и не будет болтать. Я не хочу, чтобы мне влетело, а вы?
Лизетт догадалась, что этим троим поручили патрулировать южные укрепления. Они не были заинтересованы в поимке вора или в мести за смерть своих товарищей, их волновало лишь, чтобы ее пребывание прошло незамеченным для их командиров. Лизетт ворвалась в лес, пригибаясь под ветками и петляя среди стволов, надеясь, что солдаты не знают об украденной ею шкатулке и убитых солдатах. В таком случае они лишь видели фигуру, скатившуюся вниз по склону, и будут озабоченны только тем, как бы не получить наказание за то, что позволили нарушителю подобраться так близко к форту. Они не станут долго ее преследовать. И наконец, при ней то, что она искала. У нее сокровище.
