Глава 11. Белое золото, черная кожа

До сих пор мы говорили про развитие и упадок стран, которые были внутренне едины и в пользовании своим ресурсом, и в его последующей утрате. Но история знает случаи, когда ресурс разделял страну на части, и даже когда одна часть страны становилась ресурсом для другой. Эти истории тоже заканчивались плохо, чаще всего или распадом, или гражданской войной.

Сегодня США – бесспорный лидер мировой экономики. Но так было не всегда. 200 лет назад ВВП США был в семь раз меньше ВВП Великобритании – около 5,2 млн долларов 1990 года против более чем 36,5 млн, а промышленность только зарождалась ,,. Жесткая протекционистская политика со стороны Англии по отношению к США в период до подписания мирного договора 1783 года (США не имели права развивать свою металлургию и металлообработку, напрямую торговать с другими странами и пр., акты Гренвиля и Таншенда  существенно увеличивали стоимость импорта в США) не давала Штатам развиваться, а война за независимость существенно сократила финансовые возможности страны.

Перед содружеством штатов в начале XIX века стояла проблема выживания – призрак реколонизации висел над страной. Слабая экономика, малочисленное население, обширные плохо освоенные территории – это всё, что можно было противопоставить амбициям Великобритании, которая долго еще считала США «временно потерянной территорией», Франции, которая после реставрации вполне могла претендовать на территориальное развитие, тем более, что у нее был богатый опыт освоения Америки, и даже Германии. В итоге в США сформировались три крупных региона, каждый из которых имел свое решение задачи быстрого экономического развития, свои ресурсы и свои интересы.

На северо-востоке находились «ворота», через которые в США прибывали эмигранты из Европы. Через восток шла морская торговля с Европой. Вокруг портов образовывались города и «логистические хабы», концентрация населения требовала местного производства и позволяла создавать промышленные центры, а торговля требовала развития финансовой инфраструктуры. Северо-Восток специализировался на промышленном производстве, торговле и финансах. При этом собственного рынка для создания конкурентных товаров и услуг ему не хватало, а Европа явно не была потенциальным покупателем. Поэтому главным рынком для Северо-Востока должны были быть остальные части США – это был вопрос жизни и смерти.

На юге, за 36-м градусом северной долготы, климат и почвы идеально подходили для выращивания хлопка. Себестоимость хлопка в те времена сильно зависела от размера обрабатываемых площадей, а основным элементом себестоимости был труд. Первый фактор привел к быстрому образованию класса плантаторов (сравнительно небольшой группы владельцев больших земельных участков), но он же фактически остановил приток эмигрантов на юг: выходцы из Европы, имевшие смелость (или необходимость) отправиться «в никуда» через океан, стремились к обладанию собственной землей, а не к тяжелой работе по найму. Постоянно ощущавший нехватку рабочей силы Юг США решал эту проблему за счет роста количества чернокожих рабов, а высокая доля труда в себестоимости хлопка делала использование любого труда, кроме рабского, ощутимо невыгодным. В южных штатах, отрезанных от промышленных районов Европы океаном, граничащих с промышленными, но отсталыми и не способными на инновации северными штатами, не было надежды на значительную механизацию выращивания и обработки хлопка. Рост числа рабов, увеличение нагрузки на одного раба, снижение стоимости их содержания – это было единственное направление «инноваций» на Юге. В результате система рабовладения в США к середине XIX века стала едва ли не самой жестокой за всю историю цивилизации (о положении раба в Древнем Риме американские рабы не могли даже мечтать). Юг производил очень много хлопка, много табака и значительно меньше других товаров – хлопок и табак были существенно более маржинальными. Рабы были классическим ресурсом экономики Юга, которая стала практически монопродуктовой. А основным покупателем хлопка была Европа. Таким образом, поддержание свободного экспорта в Европу и возможность использования выручки для импорта стали вопросом жизни и смерти Юга.

Северо-Запад США представлял из себя в начале XVIII века в основном дикие степи, без инфраструктуры, но изобилующие свободными плодородными землями. Выше 36-й параллели растить хлопок было невозможно, а выращивание других культур и ведение животноводства не обладало такой выраженной экономикой масштаба, как хлопководство. Поэтому на северо-западе многочисленные переселенцы из Европы быстро (если опустить подробности про разрешения и запреты на выделение земли, борьбу вокруг цен на землю и закона о гомстедах, сквоттерство и пр.) развивают фермерское сельское хозяйство в борьбе с расстояниями, индейцами, болезнями и природой. Плантаторы Юга не против двинуться на север и увеличить свои земли, но выгода от этого невелика по сравнению с прибылями от производства хлопка, и они легко отступают ввиду сопротивления фермеров. Последние хотят гарантировать себе «безопасность», и в результате появляется «миссурийский компромисс»: США законодательно запрещают рабство выше 36-й параллели, выбивая у плантаторов их основное экономическое преимущество; одновременно фермеры получают дешевую рабочую силу в лице беглых или (значительно реже) освобожденных рабов, мигрировавших на север. Основным потребителем продукции Северо-Запада становится Северо-Восток, от него же Северо-Запад получает всю промышленную продукцию: бедному Северо-Западу недоступны более качественные, но и более дорогие европейские товары. Юг покупает у Северо-Запада, но значительно меньше: климат и аграрная специализация позволяют Югу обеспечивать себя продовольствием в большей степени. Таким образом, Северо-Запад заинтересован в процветании Северо-Востока, для него это вопрос жизни и смерти.

Итак: Юг ориентирован на товарооборот с Европой, ему нужны качественные европейские товары. Северо-Запад же нуждается в Юге как рынке сбыта своей промышленной продукции – без этого рынка накопленный финансовый капитал Северо-Запада не может функционировать (и есть риск, что он будет утекать в Европу), а население не может себя прокормить. Решение проблемы было предложено апологетом идей протекционизма в экономике, министром финансов Александром Гамильтоном еще до 1800 года: в США были введены значительные импортные тарифы, которые шли в федеральный бюджет. Надо заметить, что в США до 1865 года не было подоходного налога, бюджет формировался исключительно пошлинами, акцизами и тарифами. За счет тарифов европейская продукция стала дороже, и Юг начал покупать продукцию Северо-Востока – просто за счет разницы в ценах. Статус-кво устраивал все части США – поначалу.

В теории защитные тарифы (около 10 %) должны были помочь экономике Северо-Востока развиться и стать более конкурентоспособной. На практике они стали для промышленности США классическим ресурсом. Вместо борьбы за качество, которая требовала капиталовложений и таланта, промышленники включились в политическую борьбу за дальнейшее повышение тарифа, пользуясь тем, что население Севера растет быстрее (к середине XIX века на Севере жило в два раза больше людей, чем на Юге), и капитал, который «покупает» голоса, тоже концентрируется на Севере.

На фоне общего быстрого роста ВВП США, в основном за счет Юга (доля США в мировом производстве хлопка выросла с 9 % в 1801 году до 66 % в 1860 году и затем до 75 % в 1897), промышленность развивалась медленно, качество оставалось низким, зато в 1816 году тарифы поднимаются в среднем до 20 % (максимум – 30 %). Параллельно США активно развивают транспортные магистрали (железные дороги, речной транспорт), а на сцену океанских перевозок выходят пароходы. Это приводит к снижению себестоимости транспортировки товаров из Европы, падению доходов северо-восточных транспортных компаний и в совокупности со стагнацией промышленных предприятий Северо-Востока скоро опять ставит их на грань разорения. В 1824 году Конгресс вводит уже 35 % тариф , и эта мера не выглядит «неоправданной»: известный экономист М. Билс в своих расчетах показывает, что, если бы такой тариф не был введен, разорилось бы более 50 % только текстильных предприятий Севера  (в других отраслях ситуация была еще хуже).

Терпение Юга лопается, когда в 1828 году был введен «тариф ужаса» – более 40 % (промышленники в этот момент уже не видят никаких других способов существования; о конкуренции качеством или себестоимостью, даже в условиях массового притока дешевой рабочей силы – эмигрантов, они и не помышляют). В 1832 году Южная Каролина отказывается платить тарифы и угрожает выйти из федерации. Конфликт настолько пугает Северо-Восток (тарифы составляют до 85,2 % доходов федерального бюджета ), что принимается решение снизить тарифы до 20 %.

Южная Каролина осталась в составе США, но промышленность Северо-Востока вступила в период затяжного кризиса. Северяне полагают (справедливо), что Юг просто не хочет сотрудничать, не хочет ничем жертвовать «во благо всей страны», чтобы поднять промышленность США. Вот если бы Юг покупал только товары Северо-Востока, всем было бы лучше (остается только догадываться, как деградировала бы промышленность Северо-Востока совсем без конкуренции). Южане полагают, что Север живет за счет Юга и потому не вправе требовать от южан приобретения менее качественных и более дорогих товаров. Впрочем, остается только догадываться, что было бы, если бы тарифы вообще отменили: рабы настолько хорошо играли роль ресурса на Юге, что, скорее всего, конкуренция упала бы так же, как и производительность, и финансовые результаты были бы в итоге теми же.

Но на стороне Севера две трети населения и постоянная иммиграция; 90 % промышленного (какого-никакого) потенциала ; торговые пути в Европу; банковский капитал; система централизованного управления. Не удивительно, что в критический момент спада на Северо-Западе, по правилам идеальной демократии, меньшинство приносится в жертву большинству: в начале 1860 года на выборах побеждает убежденный сторонник высоких тарифов Авраам Линкольн, и к принятию готовится закон Морилла – о повышении среднего тарифа до 37 %.

Часть южных штатов решают действовать. В декабре 1860 года Южная Каролина, за ней Миссисипи, Флорида, Джорджия, Луизиана, Техас и Алабама объявляют об отделении от США. Но маховик протекционизма уже не остановить. В марте 1861 года новая администрация США во главе с президентом Линкольном вводит закон в действие. Южные штаты ведут себя вполне вежливо, они даже пишут подробные объяснения причин выхода и ссылаются на отсутствие запрета на выход в конституции США. Но война уже объявлена Севером: Линкольн не останавливается на этом тарифе (а уже и он уничтожает экономику Юга). Поскольку представители шести штатов покинули Конгресс, через него Север может протолкнуть любое решение. В мае 1861 года принято решение о постепенном повышении тарифа до 47 % в течение трех лет.

Южные штаты создают конфедерацию, принимают конституцию и предполагают наладить самостоятельную торговлю с Европой. Но центральное правительство не может себе позволить отпустить Юг – это будет означать крах Севера. Линкольн находит юридические основания (со ссылкой на более ранние, чем конституция, соглашения) объявить выход штатов незаконным и делает южанам официальное предложение по «закреплению ресурсов»: южные штаты возвращаются в США, тарифная политика делается компромиссной, а рабство закрепляется законодательно и его отмена в будущем исключается.

Южные штаты не соглашаются. Они требуют их признания и заключения мирного договора; но прежде всего им нужно наладить торговлю с Европой, поэтому они конфискуют морские форты на своей территории (они были федеральной собственностью, таким образом Северо-Восток удерживал монополию на торговлю) и готовы компенсировать США их стоимость. Линкольн понимает, что возможность Юга самостоятельно торговать – это конец США. Он видит, что общественное мнение выступает за разделение с южными штатами: 21 марта 1861 года «Нью-Йорк Таймс» выходит с передовицей «На Севере растет понимание того, что южные штаты нужно отпустить». Ему нужны обстоятельства, которые позволят изменить общественное мнение. И он объявляет, что США будут защищать свою федеральную собственность. Объявление запаздывает: четыре из пяти фортов Южной Каролины уже конфискованы, при этом оказал сопротивление только форт Самтер, сдавшийся конфедератам после артиллерийского обстрела.

Сам обстрел не повлек за собой ни одной жертвы (а вот на салюте по случаю капитуляции форта погибли двое) – и тем не менее США получили повод для решительных действий. На следующий день Линкольн объявляет взятие Самтера актом агрессии и мятежа, заявляет о начале морской блокады Конфедерации (а что еще требовалось?) и начинает набор добровольцев в армию. Обострение резко разделило американское общество. Еще четыре штата и индейские земли центральной части США примкнули к Конфедерации. При этом «варварский обстрел федерального гарнизона» благодаря усиленной пропаганде позволил быстро поменять общественное мнение на Севере: жители поверили в агрессию Юга и необходимость защитить страну.

С обеих сторон были быстро мобилизованы армии, в армию Севера было принудительно зачислено еще около 300 тысяч новых иммигрантов. Уже в июле войска встретились у ручья Булл-Ран и… северяне терпят сокрушительное поражение: новые иммигранты не могут воевать против добровольцев из штатов, в которых белые среди рабов жили как спартанцы среди илотов, и дисциплина, и качество владения оружием, и готовность рисковать были существенно выше. В Конгрессе возникает паника, опасаются взятия Вашингтона. 25 июля Конгресс принимает резолюцию Криттендена – Джонсона, прямо запрещающую правительству предпринимать любые действия по отмене рабства: все боятся, что оставшиеся штаты, использовавшие труд рабов, выйдут из Союза.

Южане, несмотря на существенно превосходящие ресурсы северян, завладели инициативой, и угроза военного поражения Севера стала реальной. К тому же Англия, лишившаяся из-за блокады южан торгового партнера, уже готова была выступить на их стороне. Линкольну и США нужно было найти «оружие возмездия», которое, как через 80 лет ядерная бомба, кардинально изменило бы расклад сил. И к концу 1862 года оно было найдено.

В декабре 1862 года Линкольн подписывает Декларацию об освобождении рабов. Правда, она касается только враждебных штатов (вспомним поправку Криттендена – Джонсона). Но эффект декларации всё равно трудно переоценить.

Во-первых, в глазах мирового сообщества война из захватнической сразу становится освободительной. Общественное мнение Европы, до того нейтральное, разворачивается в сторону США; общественное мнение Англии, до того поддерживавшее конфедератов, становится нейтральным; Россия, только что освободившая крестьян, прямо заявляет о солидарности с США. Северяне быстро переводят позицию России в материальную плоскость: в обмен на поддержку России в польском вопросе они просят военной помощи, и русские эскадры приходят в Сан-Франциско и Нью-Йорк с целью «защитить США от возможной агрессии Англии». «Вежливые люди» из России заставляют Англию отказаться от помощи Конфедерации, а Европа начинает помогать США материально.

Во-вторых, на самом Юге, где 38 % населения составляли рабы , ситуация коренным образом изменилась. Постепенно (еще в середине 1863 года южане продолжали одерживать победы) информация доходила до рабов, и многие рабы если и не поднимали бунты, и не бежали (и того и другого после Декларации было предостаточно), то начинали существенно хуже работать и требовать больше прав. За счет беглецов с Юга пополнялась и армия США, которая в итоге была в три раза больше армии Конфедерации.

Отказ Англии от разблокирования Конфедерации привел к тому, что уже в 1863 году южане начали испытывать существенный недостаток боеприпасов и вооружений. Северо-Запад США, после принятия в 1861 году «усеченным Конгрессом» закона о праве каждого фермера на практически бесплатный земельный минимум, естественно поддержал Северо-Восток, в том числе в надежде получить плодородные земли плантаторов Юга. Соответственно, южане стали испытывать проблемы и со снабжением продовольствием. Так или иначе, но к весне 1865 года Конфедерация проиграла войну, которая на 98 % велась на ее территории.

Считается, что Линкольн погиб вследствие покушения на него сторонника южан. Возможно, и так, хотя странно, что это произошло в момент, когда война уже была проиграна и его смерть Югу помочь никак не могла. Но мы знаем наверняка, что перед концом войны победители активно обсуждали, что делать с Югом. «Партия разгрома», к которой принадлежал и Уллис Грант (генерал северян и будущий президент США. – Примеч. ред.), считала, что Юг надо поставить на колени, с которых он больше не поднимется (забавно, но сам Грант освободил своих рабов только в 1865 году, после полного запрета рабства в США – на пять лет позже, чем командовавший армией южан генерал Ли). Линкольн выступал за компенсацию плантаторам и создание единого плана по восстановлению Юга. Понятно, что после его смерти победили бескомпромиссные северяне. Юг был разорен; новая администрация, получившая под свой контроль всю страну, в том числе за счет люстрации на Юге и предоставления политических прав неграм, стала знаменита в основном финансовыми скандалами. В итоге только в 1877 году, ввиду угрозы повторения гражданской войны, в результате приватного соглашения между южанами-демократами и северянами-республиканцами был создан план экономической помощи Югу и начался процесс интеграции.

Итогом войны стало обретение Севером надежного внутреннего рынка, но без защитного тарифа, который убивал конкуренцию и вел к деградации: Юг просто не смог бы платить такие цены за товары. Таким образом, Север де-факто не достиг в этой войне поставленных задач. Зато обнищание Юга заставило искать другие пути развития. Пересмотр бюджетной политики и введение налогов на доход позволили совместить наличие рынка сбыта с формированием нормальной конкурентной среды. Тем не менее плата была огромной: США потеряли в войне 600 000 человек , а экономика Севера рухнула настолько, что уровень потребления 1860 года восстановился только к 1873 году. Остается вопрос: можно ли было достичь того же эффекта без войны? Но история не знает сослагательного наклонения.

Если Север выиграл войну, то Юг проиграл. Потребление на Юге не восстановилось до уровня 1861 года и к 1900 году, урожайность достигла уровней 1861 года еще на 10 лет позже. Еще к 1940 году южные штаты серьезно отставали по ВВП на человека от северных . Да и если смотреть на США в целом, война резко затормозила экономику. С 1865 года и до 1904 года средний рост ВВП США не превышал 2 % в год .

Такова была плата за спасение от власти ресурса. Если бы не эта трагедия, США никогда не двинулись бы по пути развития эффективной экономики и не были бы той страной, которой они являются сейчас. Увы, даже она мало чему научила политиков: в 1930 году в США был принят закон Холи – Смута, вводящий высокий импортный тариф… «для защиты отечественного производителя». Этот тариф явился одной из главных причин Великой депрессии, вызвав резкое падение экспорта и безработицу в размере 25 %. Хорошо, что на второй раз в США урок был выучен: ресурс убивает экономику, а протекционистские тарифы – классический ресурс. Похоже, теперь учить тот же урок собирается Россия.

Кстати, причем здесь рабы? Освобождение рабов явилось побочным продуктом борьбы двух регионов за сохранение ресурса. Линкольн, яростный борец за протекционизм на Севере, не был против протекционистской, основанной на ресурсе, политики на Юге; он был поборником незыблемости прав собственности и никогда не выступал за освобождение рабов до 1862 года. В 1858 году он публично протестовал против идеи предоставления неграм прав граждан в северных штатах. В 1860 году он писал Стефенсу: «Для опасений, что республиканская администрация станет вмешиваться в жизнь рабовладельца Юга и его рабов, нет оснований». Он, судя по свидетельствам, был умеренным расистом, считал негров людьми второго сорта и в светских рассуждениях о будущем рабства настаивал на том, что по мере его отмирания (а он понимал, что механизация когда-нибудь сделает рабство неэффективным) рабов надо будет принудительно высылать из США в Африку. Так что рабам просто повезло. Да и то относительно: схема их освобождения не предполагала наделения землей, большое их количество в итоге оказалось в виде наемных работников у прежних хозяев, в 1877 году они были снова лишены избирательных прав, к 1890 году вероятность для афроамериканца быть убитым обществом «Ку-Клукс-Клан» была выше, чем в 1860 году вероятность для него быть убитым хозяином. Законы о сегрегации просуществовали до 50-х годов прошлого века; еще и сегодня проблема интеграции афроамериканского населения США далека от разрешения.