Глава одиннадцатая

Но Дилан решил начать издалека. Почти целый час он распинался о Пророчестве. Рассказывал, насколько оно важно. После нескольких неудачных попыток прервать его я надумала отпустить ситуацию и посмотреть, к чему это приведет.

Пророчество в его семье передавалось из поколения в поколение. Его истоки уходили во времена, когда предсказывание еще не считалось магической псевдонаукой, и с тех пор оберегалось его родом. В Пророчестве говорилось о том, что в поколении Дилана родится дитя, которое станет самым могущественным магом своего времени и навсегда изменит мир магии («и все такое прочее», – любезно добавил Дилан). Нечто странное произойдет с погодой и расположением планет, когда родится дитя. Дальше следовало длинное послесловие о том, как этот ребенок меняет магический мир еще до достижения своего «совершеннолетия».

Дилан был уверен, что это он.

– В марте мне исполняется восемнадцать, – сказал он, – так что все сходится. Должно сходиться. Все это время мы с отцом упорно трудились над этим. Я могу вам помочь, только скажите, что нужно делать. Хотите, чтобы я привязал заклинание? Или сплотил рабочую группу? Я сделаю все что угодно.

Значимость, вкладываемая им в слова «все что угодно», несла в себе мрачный оттенок отчаяния, которого мне хотелось бы избежать. Этот мальчишка был готов даже спрыгнуть с моста, лишь бы исполнить свое предназначение. Я медленно кивнула и подалась вперед, облокотившись на стол.

– Что мне действительно сейчас нужно, – проговорила я тоном, полным огромной важности и таинственности, – это узнать, что тебе известно об убийстве.

– Да, точно. В общем. – Он огляделся по сторонам, чем напомнил мне более сутулую версию Александрии. – Школа никого не подпускает к месту гибели мисс.

Мне стоило огромных усилий не удариться головой о стол.

– О, понимаю. Очень интересно. А что еще?

– Еще она не позволяет никому вести расследование. Задавать вопросы. Меня чуть не исключили за попытку наложить заклинание иллюминирования на книжные стеллажи.

– Заклинание иллюминации?

Он вскинул брови.

– Нет, заклинание иллюминирования. Я сам его изобрел. Иллюминация всего лишь вызывает солнечный свет. Иллюминирование делает то же самое, только вдобавок может раскрыть тайны, если правильно его применить. – Я уловила разницу лишь в произношении, но все равно кивнула: как будто сильно впечатлена его словами и все понимаю. – Так вот я наложил его на стеллажи и стал искать улики, но попал в неприятности, потому что, оказывается, свет вреден для книг. Если он так вреден для них, то почему здесь такие большие окна? Короче, мисс Гэмбл застукала меня за этим занятием и надрала мне за… Э-э, то есть очень сильно разозлилась. Она отвела меня в кабинет директора и сказала, что я прогуливаю уроки…

– А это так?

– Да это был всего лишь урок Тоффа, – ответил он, закатив глаза. – Я спокойно могу пропустить занятие этого урода.

– Расскажи мне про Тоффа, – попросила я. – До меня доходили странные слухи о нем. Что с ним не так?

Дилан пожал плечами с деланным безразличием, противоречащим его чрезмерному рвению помочь.

– Не знаю, просто он ведет себя… иногда странно. С девочками. В любом случае все это неправда.

О, еще какая правда.

– Если не хочешь, можешь не рассказывать, – осторожно произнесла я. – Но если вдруг есть что-то, что я должна знать о Тоффе, ты можешь смело поделиться этим со мной.

Он отвел глаза, будто не услышал меня – в сером клочке неба, видимом с его места, происходили куда более интересные вещи. Я подождала, не зная, стоит ли мне его слегка подтолкнуть. После долгого неловкого молчания он, продолжая глядеть в окно, наконец заговорил:

– Ладно, в общем, – начал он. Затем повисла еще одна продолжительная пауза. – Я только знаю, что Александрия со своими подругами постоянно говорят о том, какой он мерзкий. И какие чувства он у них вызывает. Не знаю, странные, что ли. Кэпли и Торрес все время придирались к нему по этому поводу, но он не сделал ничего плохого, за что его можно было уволить, поэтому они просто от него отстали, и дело не…

– Постой, Дилан, притормози на минутку. Ты говоришь, Кэпли придиралась к нему?

– Н… э-э, нет, – забормотал он и, как только я удивленно приподняла брови, поерзал на стуле. – Нет, то есть. Просто в первый учебный день они серьезно поссорились, но, наверное, ничего особенного. Я не знаю.

Я видела, что теряю его: обычный подросток начинал доминировать над образом мстителя, и вскоре на допросе у меня останется только безмозглый тупица, пожимающий плечами.

– Не бери в голову, Дилан, ты очень помог. Прости, иногда я могу отвлечься. Значит, когда ты осматривал книжные стеллажи под заклинанием иллюминации, ты что-то обнаружил или?..

Внезапно ему стало очень некомфортно. Этот паренек явно не умел играть в покер.

– М-м. Я, э-э, нет. – Тут его сильно заинтересовало что-то на рукаве своего пиджака. Меня же очень интересовало то, о чем он не желал говорить.

– Ты уверен, что ничего не нашел? Никаких улик?

Он с решительным видом поднял на меня глаза.

– Ничего. Совсем ничего. – Мальчишка врал как сивый мерин. У него это плохо получалось, но он был убежден в обратном. Верил, что отыскал нечто очень важное. И должен скрыть это от меня. Я уже задумалась о том, чтобы обвинить его в трусости и посмотреть, можно ли, надавив на эту кнопку, его разговорить.

Но, поизучав несколько секунд линию его челюсти, пересмотрела свое мнение. Его нельзя было назвать трусом. Он был храбрым. А быть храбрым, значит держать в одной руке страх, а в другой – ответственность. Этот подросток поступал так, как считал правильным, несмотря на то что был до смерти напуган своей находкой.

– Тогда ладно, – отчетливо произнесла я. – Все хорошо, не переживай. Не страшно, что ты ничего не нашел. – Я взяла со стола одну из своих визиток и протянула ему. – Позвони мне, если что-нибудь вспомнишь или найдешь. Здесь указан мой номер телефона. Спасибо, что уделил мне время. – И, больше не глядя в его сторону, принялась листать папку. Свободен.

– Подождите, и на этом все? – Он казался удивленным. Отлично.

– Да, все. – Я взяла ручку и рядом с какой-то строкой в файле нарисовала звездочку. – Если ты ничего не нашел и ничего не знаешь, то можешь возвращаться на свою лабораторную по физике. – Я покосилась на него. Никогда еще не видела, чтобы кто-то так отчаянно боролся с собой.

– Постойте, – сказал он. Я опустила ручку и внимательно посмотрела на него.

– Послушай, Дилан, – заговорила я тоном, четко дающим понять, чтобы он прекратил нести чушь. – Я знаю, ты хочешь помочь. Но у тебя, похоже, ничего нет для меня. Это нормально, может быть, это просто не твое. Уверена, ты искал изо всех сил. Но мне необходимо раскрыть убийство, и если ты ничем не можешь мне в этом помочь, то максимум, что я могу, – это выдать тебе свидетельство об участии. По школе разгуливает убийца, и я не могу тратить время впустую. Так что возвращайся в класс.

Он замер, словно кролик за мгновение до прыжка. Уже второй раз за день мне показалось, что я надавила слишком сильно. Сейчас он сорвется с места и убежит. Но не тут-то было.

– Хорошо. – Это слово он произнес так тихо, что поначалу я решила, будто из его груди вырвался всхлип. Он прочистил горло и уставился на свои руки. – Так и быть, я… я кое-что нашел.

Подняв брови, я посмотрела на него.

– О чем ты?

– Я действительно кое-что нашел. После того как наложил заклинание иллюминирования. Я не хотел об этом говорить, потому что… могут возникнуть проблемы. У того, кто мне небезразличен.

Я постучала ручкой по крышке стола.

– Думаешь, человек, который тебе небезразличен, – убийца?

Он поднял на меня глаза, и я снова поймала себя на мысли: Айви-подросток наверняка была бы сражена наповал этим пронзительным взглядом. Взрослая же Айви понимала, что он делает это специально – смотрит обжигающе. Но раз ему удалось зацепить меня, то какими пугающими эти глаза могли казаться сверстникам. Какими убедительными.

– Не знаю.

Я кивнула.

– Я ценю твою честность, Дилан. Почему бы тебе не рассказать мне о своей находке? Я обязательно учту твои сведения наравне со своими, прежде чем приму решение, а до тех пор все останется между нами. Даю тебе слово.

Он тяжело и прерывисто вздохнул, несколько раз согнул и разогнул пальцы.

– Знаете, мисс Кэпли была… Ну, она была другой, понимаете? Она была не похожа на остальных учителей. Ты мог прийти к ней… и все такое.

– Что ты имеешь в виду?

Он поерзал на стуле, поковырял уголок папки на столе. И все это не встречаясь со мной глазами.

– Ну ладно. Послушайте, я не считаю, что она сделала что-то плохое, ясно вам?

– Разумеется, – ответила я, пожимая плечами. Совершенно небрежно. Будто ничего особенного. Ну же, Дилан. – Разумеется, нет.

– Она всего лишь пыталась помочь. Я не хочу никому доставлять неприятности. Я хочу просто помочь, – торопливо добавил он, глядя на меня так, словно я сейчас выставлю его за дверь. – Если все это всплыло… если люди узнали…

В этот миг распахнулась дверь. Дилан замолчал на полуслове и обернулся. Я уже собралась наорать на незваного гостя, употребить что-то более выразительное, чем «вали на хрен отсюда, мы только наконец сдвинулись с мертвой точки».

Но это оказался не незваный гость. Ко мне явился следующий допрашиваемый.

– Александрия! Я ждала тебя, – я бросила взгляд на телефонные часы, – уже как десять минут назад. – Я одарила ее извиняющимся взглядом. – Мы с Диланом сейчас заканчиваем, не могла бы ты подождать снаружи мин… – Но Дилан уже вскочил на ноги и с пылающим лицом направлялся к двери. При этом он, не отрываясь, смотрел в пол, отчего чуть не врезался в Александрию.

Я тихонько вздохнула.

– Или можем начать прямо сейчас.

У меня не было причин злиться на Александрию. Она не виновата в том, что прервала нас. Просто я уже кое-что нащупала, черт побери. Кое-что, по мнению этого парня, очень важное. А теперь упустила и не знала, смогу ли вернуть обратно.

Но какой был толк убиваться из-за упущенной возможности. Сунув эту неудачу в коробку, я запихнула ее подальше в свой чулан и обратила все внимание на Александрию.

Девушка опустилась на то же самое место, где до нее сидел Дилан. Сложила руки на столе. Я не стала тереть виски, закрывать глаза, умолять всемилостивого бога даровать мне кружку кофе или пузырек тайленола. Превозмогая головную боль, я заглянула прямо ей в глаза.

– Итак, Александрия…

Она прервала меня взволнованным шепотом:

– Мне казалось, мы планировали встретиться в другом месте, разве нет? С кофе и наедине? – На слове «кофе» мой мозг встрепенулся, как нетерпеливый щенок. Я быстро успокоила его, не обращая внимания на жалобные просьбы в кофеиновой дозе.

– Да, но тогда ты была готова мне помогать, а потом скрыла от меня информацию. Я хочу знать, что тебе известно, Александрия. Хочу, чтобы ты была честна со мной. Но ты не была, я права?

Она смотрела на меня взглядом испуганного оленя, пойманного в свете фар, который я прекрасно знала по себе. Теперь же видеть его с другого ракурса было довольно странно: мне доводилось оказываться на месте подростка, пытавшегося понять, в чем ему солгали, и ни разу на месте взрослого, стремившегося отыскать правду.

Александрия предпочла осторожность:

– Что вы имеете в виду?

– Я знаю, что ты и твои подруги кое-что недоговариваете, – ответила я.

На самом деле, я ничего не знала. А всего лишь, как в ситуации с Диланом, закинула удочку. Только неясно, каков будет улов. Может, какие-то сведения о Тоффе? Или же об Осторне? Как бы там ни было, что-то в словах Табиты о маленькой компании Александрии не давало мне покоя. Жестокое граффити на шкафчиках и Миранда, скрывавшая свои интеллектуальные способности. То, как Александрия обнажила зубы, когда я назвала ее «Алекс». Было во всем этом нечто мрачное, словно большая тень притаилась в толще воды, и я была обязана узнать, что там: бревно или крокодил.

Девушка спокойно откинулась на стуле – она не попалась на мою приманку. На ее лице сохранялась непроницаемая маска, точно поверхность пруда, промерзшего на два фута. А подо льдом все так же пряталась тень.

– Не понимаю, о чем вы.

– Что ж, – сказала я, перевернув страницу в блокноте и расположив его так, чтобы ей были видны только несколько неразборчивых строк вместе с ее именем. Взгляд Александрии заметался между страницей и моим лицом. – Значит, это Кортни – лгунья?

– Кортни с вами не говорила, – возразила она – быстро и уверенно. Она бы не осмелилась. Я только кивнула в ответ, выгнув брови. Мне хотелось, чтобы Александрия спросила, что сказала Кортни, потребовала ответы, но этого не произошло. Она решила поймать меня на обмане. Вот черт.

Я среагировала мгновенно, ответив со всей непринужденностью:

– Ну, хорошо. Как скажешь. – Затем снова закрыла блокнот – пусть в ее памяти отпечатается, как заманчиво мелькало в моих записях ее имя в качестве подозреваемой. Она жадным взглядом впилась в блокнот – значит, мне все-таки удалось хорошенько подготовить почву. Зернышко прижилось. Она боялась, что мне известна ложь, в чем бы та ни заключалась.

И тут ее лицо резко разгладилось. Когда черты изменились, я с тревогой осознала, что она копирует меня. Мое лицо приняло безразличное выражение – ее стало таким же. Быстро и непринужденно. Уголки губ изогнулись в чрезмерно вежливой улыбке.

– Вы учились здесь?

– Что? – Своими неожиданными превращениями она практически застигла меня врасплох, и мне не сразу удалось сложить ее слова в осмысленное предложение.

– В этой школе, – медленно, как будто для тупой, пояснила Александрия. – Вы учились здесь? В выходные я просмотрела все старые ежегодники и не смогла вас там найти. Или вы ходили в Хедли? Помню, мисс Гэмбл однажды упоминала, что училась там. – Она внимательно всматривалась в мое лицо, бегая по нему глазами. – Вы же сестры, да?

Попахивало ловушкой. Уж больно вежливой и беспечной она была. Слишком взвешенной. Но я никак не могла понять, чего мне стоит остерегаться. Это было приглашение ко лжи? Или же блеф? Зачем ей знать, училась ли я в Осторне? И для чего упоминать Табиту? Зачем искать меня в ежегодниках? Мне показалось, будто земля качнулась подо мной и ни с того ни с сего пошла волнами.

Я заморгала. Такие игры точно не для меня. Это не какое-то соревнование магов-выпускников, которое она вдруг затеяла, и мне не требуется впечатлять ее своими дипломами. Господи, Айви, ты забыла, где находишься?

– Мы здесь не для того, чтобы говорить обо мне, Александрия, – с улыбкой ответила я, как бы добавляя «но спасибо, что соизволила поинтересоваться». – К тому же я не хочу тратить твое время на всякие незначительные мелочи. Давай лучше поговорим о том, что ты хотела рассказать мне в прошлый раз. – Я отложила блокнот в сторону и наклонилась к ней через стол. – О том, с кем встречалась мисс Кэпли.

Преображение последовало незамедлительно. Непринужденность с ее лица исчезла быстрее, чем появилась. Девушка вся напряглась, оглянулась на дверь.

– Я же вам говорила, что не могу об этом говорить здесь.

– Почему?

– Сложно объяснить.

– А ты попробуй.

Смены в моем поведении оказалось достаточно, чтобы зацепить ее. Она, копируя меня, тоже подалась вперед и заговорила низким голосом:

– Ладно, дело вот в чем. Она действительно кое с кем встречалась. И у них все было серьезно. Но эти отношения держались в тайне, понимаете? И не просто в «тайне»… а в большой тайне. – Она вглядывалась в мое лицо, желая убедиться, что я правильно ее поняла. И я поняла – точнее вспомнила. «Тайна» – то, о чем все знают, но не говорят: больная раком мама – причина, по которой ты завалил половину предметов, например. А настоящая тайна – то, о чем никто не знает: твоя мама начала отказываться от лекарств и умрет через пару недель.

– Ясно, – сказала я. – Большая тайна. А Бреа, Кортни и Миранда знают?

Она покачала головой.

– Только Кортни. Но она никому не говорила. – И снова эта уверенность – она бы не осмелилась. Я мысленно пометила себе: «только Кортни». – Мисс Кэпли и ее девушка очень не хотели, чтобы кто-то о них знал. Иначе с высокой долей вероятности их могли уволить. Даже когда я узнала, они дико перепугались.

Я сразу поняла, что это приманка. И точно знала, когда следует ее проглотить.

– А как же ты узнала об этом?

Глаза Александрии загорелись в предвкушении. Ей до смерти хотелось рассказать эту историю кому-то еще помимо Кортни, но уважение к большой тайне – или страх навлечь на себя гнев этой таинственной пары – вынуждали держать рот на замке.

Но теперь учительница мертва, и Александрия могла сломать печать знания, которым ей не полагалось владеть. Я удивилась, как она до сих пор не проболталась никому, и тут вспомнила предусмотрительное определение Табиты – могущественная. Я-то поняла его в значении магии, а она, возможно, имела в виду другого рода могущество, более неукротимое. Внутреннюю силу. Такая сила произрастает из безоговорочной дисциплины. Это было видно в том, как умело Александрия отбирала, какие эмоции показать, а какие – спрятать, а теперь – в готовности дождаться, пока информация созреет до идеального состояния, прежде чем позволить кому-то ее вкусить.

Она посвящала меня в свою историю, и я буквально слышала, как она прокручивала ее в голове тысячи раз, пока не получила гладкий камень, отполированный годами тревог. Каждая деталь была отточена и идеально выверена. По словам Александрии, как-то в прошлом году, в мае, она зашла в кабинет к Сильвии. Было это после уроков, она хотела попросить снимавшую спазмы настойку, поскольку страдала сильными менструальными болями – этой информацией она поделилась со мной уверенно, как женщина с женщиной, без смущения, хлопанья ресницами и притворной нерешительности юной девочки. Она постучалась в дверь, но ей никто не ответил. Тогда она решила зайти и взять настойку сама. Конечно, при обычных обстоятельствах она бы в жизни так не поступила, но живот слишком сильно болел, я-то знаю, как это бывает, верно? Это ведь не воровство.

Я кивнула: разумеется, врываться в кабинет преподавателя, чтобы взять в его личном шкафчике лекарство – это не воровство. Само собой.

Александрия улыбнулась и продолжила рассказ:

– Дверь была не заперта, и когда я открыла ее… – Тут девушка замолчала, словно обдумывала, как бы деликатнее описать то, что она увидела. Она отлично развила в себе театральный талант: в точности знала, что хотела сказать, но предпочитала, чтобы пробелы я заполняла сама. – В общем. Там были они. И было понятно, чем они занимались.

Мне пришлось напомнить себе о необходимости подыгрывать, а не срывать рассказ возгласом: «И чем же, они трахались, что ли?» Вместо этого я, исполняя свою роль, нервно прочистила горло.

– И что же ты увидела, Александрия?

Ее брови дернулись вверх, на губах заиграла робкая улыбка.

– Ну, они находились в весьма щекотливом положении. Скажем так, мисс Кэпли пришлось одергивать юбку, как только они заметили меня.

Я без тени улыбки вскинула брови. Скажем так. Щекотливое положение. Она слишком глубоко погрузилась в свою историю: выбрав тон коридорных сплетен, употребляла фразы, которые делали бы ее в чужих глазах умнее. Но забывала, что речь шла о жертве убийства. Стоит отдать ей должное, – она быстро осознала свою ошибку и элегантно отступила – ее тон вновь стал участливо-взрослым, как и несколько минут назад.

– Я хочу сказать, что видела не так уж много. Не подумайте, я не подглядывала, ничего такого, просто… ну вы знаете. Когда видишь что-то подобное, даже секунду, то сразу понимаешь, на что смотришь. Это их личное дело, но…

Я кивнула.

– Конечно. Значит, они испугались, верно?

– Не на шутку, – подтвердила она и замолчала. Девушка долго смотрела на меня, словно забыла свою следующую реплику. Тут до меня дошло: она отрепетировала свой рассказ лишь до места с одергиванием юбки. На ее лице промелькнул страх и так же быстро исчез. Здесь было что-то серьезное, важное. Настолько же важное, как и слова Дилана: «это может навредить тому, кто мне небезразличен». Александрия уже близко подобралась к тому, чтобы раскрыть мне этот огромный секрет, ее нужно было только немного подтолкнуть.

Без проблем.

– Александрия, – сказала я и подала ей столь знакомый сигнал: огляделась по сторонам. Потом наклонилась вперед и так же тихо, как она, заговорила: – Ты должна мне рассказать. Это очень важно. Человек, с которым Сильвия была в тот день, когда ты к ним вошла. Это была студентка?

Она покачала головой. Ее глаза расширились от волнения – она была готова сказать мне, кто это. Наконец дать первую настоящую зацепку в этом проклятом деле. Я думала, у меня получилось. Я выудила информацию у нее из глотки, она вот-вот сдастся и расцепит зубы.

Но я ошиблась.

До меня с опозданием дошло: на ее лице отражалось волнение, потому что она собирается рассказать правду не просто кому-то, а именно мне. Посмотреть мою реакцию на ее слова. Это было, вдруг осознала я, возбуждение кошки, поймавшей лапкой паука. Но уже слишком поздно возвращаться к прежней линии допроса, а потом говорить ей: у нас закончилось время, прости, тебе пора на урок, Александрия.

В итоге это не я выудила у нее информацию, а она хитростью заставила меня сунуть руку ей в пасть.

Она смотрела на меня немигающими глазами, жадно упиваясь результатом.

– Это была ваша сестра.