Прелюдия. Суета сует
Видел я все дела, какие делаются под Солнцем, и вот, все – суета и томление духа!
Екклесиаст
Но дремлет мир в молчанье строгом,
Он знает правду, знает сны,
И Смерть, и Кровь даны нам Богом
Для оттененья Белизны.
Н. Гумилев
Глава 1. Кризис
Если откровенно, сейчас ему следовало бы сесть где-нибудь в тихом укромном месте да выпить так, чтобы мозги залило непроницаемым туманом. Или завыть. Или сделать что-нибудь еще, такое же иррациональное, бессмысленное, но зато дающее хоть какой-то выход тому, что жгло Виктора изнутри. Именно так. Или погасить этот огонь, хотя бы и на время, залить его литрами «новокаина» или дать вырваться наружу, чтобы не терзал душу, сжигая тесную топку сердца. Но как всегда ни того ни другого он позволить себе не мог. Дела и заботы гнали его вперед, и не имел он права ни на остановку, ни на чувства, которые могут помешать делу. Ни на что. Иди и умри, как говорится, но сначала сделай дело.
– Есть, – шепнул в ухо бесплотный голос оператора. – Мы его засекли. Дорога четыреста восемьдесят три вблизи перекрестка Рош Ха Айн.
– Группа захвата? – спросил Виктор, не отрывая взгляда от флотской Эстафеты – с неимоверной скоростью несущегося перед глазами информационного потока.
– Готовы. – Голос был такой же никакой, как и у оператора, но сигнатура источника обозначила его тональным переходом, так что и без мелькнувшего в верхнем левом углу плоской проекции иероглифа «Секира» было ясно: говорит командир тактического звена.
– Бери! – приказал Виктор и тут же, переключившись на другой канал, зло бросил: – Веня, угомони CNN!
– Секунда, – попросил Веня. – Работаем.
– Дорога номер шесть. – А это снова был командир тактического звена. – Направление – мост Ханахшоним. Берем.
– Давай туда, – приказал Виктор своему неизменному, еще с начала ратайской кампании, «возившему» его на войне пилоту.
– Куда туда? – Даэйн переговоров Виктора, естественно, не слушал – он рулил.
– Держи на пеленг, и будет тебе счастье, – усмехнулся Виктор и хотел вернуться к Эстафете, но не тут-то было.
Штурмовик плавно лег на правое существующее лишь в виде модулированного поля крыло и вдруг камнем рухнул вниз.
– Ты полегче там, – прошипел Виктор сквозь зубы. – Не дрова везешь!
Даэйн ни черта, конечно, не понял, он русского языка не знал – английский немного усвоил, и на том спасибо, – но общую мысль ухватил и перевел «Сапсан» в плавное скольжение со снижением.
– Могут засечь, – меланхолично предупредил он, но жью, как говорится, и могила не исправит.
– А ты не давайся, – переходя на Ахан-Гал-ши, предложил Виктор и полез за трубкой.
– Есть, – доложил оператор. – Поторопитесь.
– Сейчас буду. – Виктор бросил взгляд на проекцию тактического вычислителя. – Три минуты. Гони! – приказал он капралу.
– Тряхнет! – предупредил чижик-пыжик Даэйн.
– Уже, – Виктор сжал трубку в зубах и демонстративно прикурил, хотя мотало его сейчас и крутило как на американских горках. Но пилот крепко знал свой «маневр» и всегда, как «благородный человек», платил по взятым на себя обязательствам. Поэтому через сто сорок три секунды ровно штурмовик был уже на месте. Толчок, короткое скольжение вперед и вбок, еще один толчок, и все кончилось.
– Зеро, – угрюмо буркнул капрал Даэйн, для которого, будь ты хоть маршал и особа, приближенная к императору, все одно, ты всего лишь пассажир, а у пилота изо рта уже торчала – казалось, по волшебству, из ниоткуда появившаяся – толстая короткая сигарка, «Цтика», из тех, что курит всякая босота в окрестностях «Пятака».
«Курили», – поправил себя Виктор. И база, и поселок, да и сам великий Тхолан уже с полгода как превратились в руины.
Окутавшись маскирующим «Мороком», «Сапсан» завис метрах в двадцати от дорожного полотна, вписавшись меж редких деревьев, росших неким подобием рощицы в полосе отчуждения шоссе № 6. Сейчас, если глядеть со света, штурмовик выглядел как сгусток ночной тьмы, подернутой размытыми тенями, «просвечивающий» дальними огоньками и силуэтами несуществующих веток и проводов.
Не заморачиваясь развертыванием трапа, Виктор спустился на землю, воспользовавшись десантной платформой, и быстро зашагал к шоссе, на котором прямо напротив него застыли три машины, окруженные группой людей в форме полицейских и пограничников. Впрочем, там мелькали и несколько вполне узнаваемых «штатских», коренных, между прочим, израильтян, играющих, однако, уже за другую сборную. Их присутствие делало ситуацию более аутентичной, а номера «вольво» начальника Шабака широкой общественности известны не были, так что редкие машины, время от времени появлявшиеся на ночной дороге, лишь немного притормаживали – «Любопытство не порок, не правда ли?» – и ехали дальше, послушные отмашке полицейского.
Виктор поднялся по насыпи, переступил через невысокое ограждение и подошел к серо-стальной машине Зицера.
– Доброй ночи, – сказал он на иврите, открывая переднюю дверцу со стороны пассажира.
– Кто вы такой? – Зицер, сухощавый мужик за пятьдесят, не психовал и не делал лишних движений. Человек он, судя по «объективке», был тертый, бывалый, в панику не впал и ситуацию конечно же уже просчитал. Не покушение, не похищение и не военный переворот. Тогда – что? Вот этим его незаурядные мозги и были сейчас заняты.
– С месяц назад у вас, господин Зицер, состоялась одна довольно любопытная беседа, – ответил Виктор, на ходу выстраивая сценарий разговора.
– У меня, знаете ли, бывает много занимательных бесед, – усмехнулся Зицер. – Разных, с разными людьми.
– Не сомневаюсь, – невозмутимо кивнул Виктор. – Но я имею в виду встречу с племянником старика Варбурга.
– Ну? – Лицо Зицера ровным счетом ничего не выражало.
«Ладно, – не стал упрямиться Виктор. – Покер так покер. Нам не привыкать».
– Считайте, что он снова пришел с вами поговорить, – улыбнулся он.
– Значит, вы тоже племянник господина Варбурга? – Не знай Виктор, с кем имеет дело, мог бы и «повестись», но он знал и потому простецкую улыбку Зицера за чистую монету не принял.
– Вроде того, – сказал он и тоже улыбнулся.
– А это все тогда для чего? – кивнул Зицер на оцепление.
– По-другому времени не было, – пожал плечами Виктор. – Форс-мажор. Извините, – добавил он после короткой паузы.
– Иерусалим? – вопросительно поднял брови Зицер.
«Приятно все-таки иметь дело с умным человеком».
– Да, – кивнул Виктор. – Иерусалим. Там, как вы, вероятно, уже знаете, кое-что произошло, и я вас убедительно прошу это дело прикрыть.
– Так. – Зицер уже все понял. – И что же там произошло?
– Ничего такого, о чем следовало бы знать широкой общественности. – Виктор смотрел на начальника Шабака самым невинным взглядом, на который был способен, а способен он был на многое.
– Допустим, – покладисто согласился Зицер. – А я, я тоже теперь широкая общественность или все-таки еще нет?
– Естественно, вы особый случай, – не моргнув, ответил Виктор. – Тут такое дело: три палестинских мученика…
– Шахида, – автоматически поправил его Зицер.
– Шахида, – не стал спорить о терминах Виктор. – Три, – повторил он. – Они готовили большой теракт в Иерусалиме. Взрывное устройство весом… – Он демонстративно притронулся пальцем к уху, как бы прислушиваясь к тому, что ему сообщают. – Секунду! Оказывается, господин Зицер, это был заминированный автомобиль. Восемьдесят килограммов взрывчатки, газовые баллоны… Ну, вы понимаете? И шахидов было четверо.
– Четверо, – усмехнувшись, повторил за ним Зицер. – Имена тоже назовете?
– Назову, – улыбнулся Виктор, чувствуя, что дело пошло. – Это была группа Мухаммада Абу-ль-Фида.
– Абу-ль-Фид находится в Сирии, – спокойно возразил Зицер и посмотрел на Виктора, как бы интересуясь ненароком: «Как выкручиваться будете, молодой человек?»
«Молодец! – восхитился Виктор. – Важную информацию держит в голове».
– Секунду! – снова попросил Виктор и уже на самом деле активировал связь. – Восьмой, – сказал он по-английски, чтобы Зицер его мог не только слышать, но и понимать. – Мать вашу! Мне тут говорят, что Абу-ль-Фид в Сирии.
– Он действительно был в Сирии, – сразу же откликнулся диспетчер. – Но вчера утром перешел иорданскую границу с документами на имя Осамы Эсбея.
– Спасибо, – поблагодарил Виктор диспетчера и улыбнулся Зицеру. – Абу-ль-Фид действительно был в Сирии, но вчера утром пересек израильско-иорданскую границу с документами на имя Осамы Эсбея.
– Это точно? – Чувствовалось, что Зицер уже взял след.
– Вам не следует беспокоиться, – остановил его Виктор. – Абу-ль-Фид убит в перестрелке. Тела прилагаются к машине. Комплект.
– Значит, они убиты. – Зицер снова был само спокойствие, но тень улыбки все же скользнула по его губам. – Как?
– Тут такая история, – начал импровизировать Виктор, включив связь и давая таким образом штабу участвовать в игре. – Сейчас.
Он бросил взгляд на оцепление и выхватил взглядом знакомое лицо.
«Вот!»
– Алекс! – позвал он.
Один из «штатских» сразу же шагнул к машине, не дожидаясь второго приглашения.
– Вот, – кивнул Виктор на светловолосого крепкого парня. – Познакомьтесь, господин Зицер. Это Алекс Коган, охранник ешивы…
– Я? – спросил Алекс.
– Ты, – совершенно серьезно кивнул Виктор. – Расскажи, пожалуйста, господину Зицеру свою биографию. Только вкратце.
Коган быстро взглянул на Виктора и, окончательно смирившись с уготованной ему начальством ролью, шагнул ближе.
– Родился в Киеве, – сказал он. – Это на Украине.
– Я знаю, – мягко перебил его Зицер. – Дальше.
– Репатриировался в девяностом. В две тысячи втором начал службу в армии. Голанчик. – Алекс быстро взглянул на Зицера, проверяя, понял тот или нет.
Зицер, естественно, понял.
– «Эгоз», – сказал Алекс. – Потом сделал первую степень по политологии в Еврейском университете. Работы нет, вот и пошел в охранники.
– С тобой ведь еще кто-то был? – спросил Виктор. – Нужен еще один, не в одиночку же ты валил Абу-ль-Фида?
– Дима Хохлов, – сразу же предложил Алекс.
– Тоже из Киева? – уже с интересом спросил Зицер.
– Нет, – покачал головой Алекс. – Он, кажется, из Москвы.
– «Голани»? – спросил Виктор для штабных, которые предстояло за полчаса слепить обоснованную версию событий.
– Нет, Шастет шлошэсрэ.
– Подходит, – кивнул Виктор. – Вот они двое их всех и положили, – усмехнулся он, снова поворачиваясь к Зицеру. – Из табельного оружия. Всех.
– В ожесточенной перестрелке? – криво усмехнувшись, спросил Зицер, рассматривая парня.
– Гражданские не пострадали, – поспешил успокоить его Виктор.
– А на самом деле? – криво усмехнулся Зицер, принимая правила игры.
– А вам это надо? – вкрадчиво спросил Виктор.
– Надо! – твердо отрезал Зицер.
«Ну что ж, – согласился Виктор. – За все надо платить. И тебе, Зицер, тоже».
– Хорошо, – сказал он вслух. – Смотрите.
Виктор достал из кармана мобильный вычислитель, открыл, «выбросил» проекцию, понимая, какое впечатление должно произвести на Зицера лицезрение такой «науки и техники», и активировал запись. Смотреть на все это он не просто не хотел, а физически не мог, поэтому, оставив Зицера в покое, стрельнул у Алекса сигарету и, закурив, попробовал рассмотреть звезды, которые, судя по тому, что облачности сегодня не было, должны были быть хорошо видны. Впрочем, не из-под мощной лампы дорожного фонаря, под которым тормознули машину Зицера.
– Кто вы, – спросил шабакник через минуту.
– Никто, – покачал головой Виктор, оборачиваясь. – И звать нас никак. Вашей стране, господин Зицер, – добавил он, выдержав короткую паузу, – мы не угрожаем. Людям – в целом – тоже, так как и сами являемся людьми, а некоторые, вот племянник господина Варбурга, например, или Алекс, даже евреи. У нас другие игры, господин Зицер, и вы, при всем моем уважении, в них играть пока не можете.
– Пока. – Все-таки дураков на таких должностях не держат.
– Пока, – согласился Виктор. – Позже все равно придется, но лучше все-таки позже.
– Почему придется?
– Потому что, когда такие полезут в товарных количествах, нам одним будет уже не справиться.
– Мы могли бы как-нибудь встретиться и поговорить об этом более подробно?
– Разумеется, – согласился Виктор. – Я с вами свяжусь в ближайшие дни, и мы поговорим. А пока вот номер телефона в Париже. На форс-мажорные обстоятельства.
– ОК, – кивнул Зицер. – Э…
«Ну что ж, за все надо платить. За взаимопонимание тоже».
– Завтра, – сказал Виктор с вежливой улыбкой. – Вы получите мэйл. Сеть ДФОП в Самарии вас устроит?
– Я их и так всех знаю, – откровенно усмехнулся Зицер.
– Так чего же не берете? – полюбопытствовал Виктор.
– А кому они нужны, инвалиды? – удивленно поднял бровь контрразведчик. – На воле они полезнее.
– Черт с тобой, Зицер! – рассмеялся Виктор. – Раздевай догола. Я тебе «Братьев-мусульман» в Газе сдам. Сойдет?
– Вы русский? – спросил Зицер с профессиональным интересом в глазах.
– Самый что ни на есть, – согласился Виктор.
– А иврит где учили? – Зицер вроде бы вел вежливую беседу.
– Там, где я его учил, – усмехнулся Виктор, – никто его уже не учит.
На этом и расстались.
* * *
В Иерусалим он решил не возвращаться. Нечего ему там было делать и уж тем более не хотелось мелочиться. В Иерусалиме командовали сейчас Клава Йёю и Ермиягу Шум. Ну, Клава, она Клава и есть, опыта ей не занимать, хватки тоже, а Шум – мужик, во-первых, местный, а во-вторых, осведомленный во всех тонкостях подобного рода дел. Все-таки настоящий полковник-резервист, а не мальчик с улицы. Поэтому Виктор только задал Клаве необязательный вопрос «Как дела?», получил короткое и емкое «а пошел ты» на родном, естественно, языке и, приказав Даэйну «Давай на „Вымпел 3“», связался с княгиней Рэй.
– Что слышно, Фата? – спросил он.
– Ничего. – Лицо княгини ничего и не выражало. Абсолютно ничего.
– Ну коли ничего, то и делать нечего, – согласился Виктор, продемонстрировав командующей Ликиной гвардией «бронзовый лик» главнокомандующего. – Тогда до связи.
– Так точно, ваше высокопревосходительство, – на Ахан-Гал-ши, но на гегхский манер отчеканила княгиня.
– Надо говорить «ваша светлость», – беззлобно буркнул Виктор, подмигнул опешившей Фате, которой только что намекнул на свое олимпийское положение в обществе, и прервал связь.
По совести говоря, он ведь прекрасно знал, что только мешает людям спокойно делать их дело, нервирует, отнимает время, но… Вот именно, что «но».
Следующим на очереди был Скиршакс. Не по алфавиту, по ассоциации.
– Что происходит? – Виктор откровений не ждал, их просто не было, иначе ему бы об этом уже доложили, но им уже вовсю овладела «суета».
– Ничего нового, ваша светлость. – Скиршакс слишком долго служил в столичном гадюшнике, чтобы удивляться. Однако сейчас он все-таки нарочито говорил, используя лишь первый уровень выражения. Простые слова, простые смыслы.
«Как вода, хлеб или кровь», – подумал Виктор.
– Принято, – объявил он вслух. – Продолжайте поиск.
Кержаку мешать не хотелось совсем, но раз уж начал, остановиться Виктор не мог.
– Привет, Игорь, – сказал он, активировав личный канал связи.
– Здравия желаю, Федор Кузьмич. – Выглядел Кержак неважно, но накаченный стимуляторами по самое не могу, находился в тонусе.
«Зомби, понимаешь, отечественного производства!»
– Как Тата?
– Нормально, – грустно усмехнулся Игорь Иванович. – Не такая красивая, как обычно, но я ее люблю не за это.
Когда Виктор видел Тату в последний раз, баронесса Кээр была без сознания.
– А конкретно? – спросил он, вспоминая кровавую маску ее лица.
– Три ребра, – снова печально усмехнулся Кержак. – Левое запястье, и вся физиономия разбита. В общем, погуляли на славу.
– Ну, это и в самом деле ерунда, – облегченно вздохнул Виктор. – Маркус как? Оклемался?
– Как ни странно, да, – не смог сдержать искреннего удивления Игорь Иванович. – Не знаю даже, Федор Кузьмич, что сказать. Железный он, что ли? Дедку хорошо за восемьдесят…
– Ему девяносто семь, – устало уточнил Виктор.
– Сколько? – не поверил Кержак.
– Сколько слышал. – Виктор вспомнил «железного Макса номер два» и мысленно покачал головой: «Вот семейка!»
– Столько не живут. – По-видимому, Кержак переживал очередной культурный шок.
– Выходит, живут. – Виктор в подробности вдаваться не хотел, да и не знал он пока всех подробностей. – Что он делает?
– Сидит под оливой и курит, – пожал плечами Кержак. – И Роберт с ним.
– А Мюнц?
– Не знаю, – снова сник оживившийся было Кержак.
– Что значит – не знаешь? – У Виктора привычно сжало сердце. Ему было искренне жаль разведчика. Мужик он оказался правильный, настоящий мужик.
– Зужайша этот ваш молчит, как воды в рот набрал, – объяснял между тем Кержак. – Только глаза закатывает и молчит.
– Может, его на «Вашум» перебросить? – предложил Виктор, имея в виду, разумеется, Мюнца, а не Ликиного лейб-лекаря профессора Сшиясша Цъю Зужайшу, но Кержак его понял правильно.
– С ним и так работает бригада с «Вашума», – пожал Игорь Иванович плечами. – И потом, оборудование у нас, на «Вымпеле», не хуже.
– А?.. – начал было Виктор, но Кержак (от стресса, вероятно) утратил сейчас все свои представления о субординации.
– С ним сидит, – сказал Игорь Иванович, не дожидаясь окончания вопроса.
Что тут можно было сказать? Но главное – какие, к дьяволу, слова тут были нужны? Кто понимает, тот и так поймет, а таких, кто – нет, в их компании не было.
– Скоро буду. – Виктор вырубил связь и задумался.
Теоретически адресатов все еще оставалось достаточно, чтобы продолжать «суетиться», сколько душе угодно, однако «практически» просто так «трезвонить» не хотелось, а по делу…
«Займемся делом», – решил Виктор.
– Йфф! – позвал он, вызывая княгиню по прямой линии. – Йфф, сладкая моя!
– Я здесь, Витя. – Голос княгини Яагш звучал тихо, но в нем слышались и нежность, и забота, и участие. А еще понимание. Возможно, поэтому она вдруг заговорила по-русски и, едва ли не впервые за все время, назвала его так, как теперь. «Витя». Земным, родным именем назвала, вот какая штука.
– Все, что есть, готовь к старту, – сказал Виктор, глядя ей прямо в глаза. – Все! Готовность сорок восемь часов.
– Что ты собираешься делать? – Только Виктор мог оценить то, что теперь слышал. Его валькирия сняла все барьеры, буквально все. Столько эмоций в ее лице и голосе он не видел и не слышал с самого их возвращения на Землю. Вероятно, поэтому он не стал изображать из себя «железного дровосека», а ответил так, как есть, и так, как мог ответить, будучи предельно искренним.
– Не знаю, – сказал Виктор. – Но что-то же надо делать?
Он и в самом деле не знал, как поступить, что предпринять, куда бежать и кого крушить. Может быть, впервые в жизни он оказался в таком положении, но и бездеятельным оставаться тоже не мог. По уму следовало оставаться на месте и продолжать, как ни в чем не бывало, крутить их сраную – «Мегаломаны хреновы!» – операцию. По уму… Сколько дел! И каких. Кто-то ведь должен строить флот, развертывать армию, систему отношений – в трех мирах! – выстраивать. В общем, по уму выходило, что его судьба – сидеть на хозяйстве и ждать развития событий. А по сердцу? Ведь он живой человек, а не «статуй командора»! По сердцу выходило, что все, что подсказывала логика, не то и не так. Сердце рвалось, буквально обливалось кровью, сердце…
«Кусок дерьма!» – подумал он зло, имея в виду и сердце свое, и себя самого, поддавшегося трепыханиям этого мускулистого, но глупого куска мяса.
– Не знаю, – честно признался он Йфф. – Но пусть все будет готово, а там посмотрим… Ты главком, – сказала она вдруг.
– И что? – спросил он, не сразу сообразив, куда она клонит.
– Твой уровень – даже не стратегическое планирование, а стратегическая философия, – «холодным», адмиральским голосом сказала Йфф. – Поговори с Викой, – предложила она, чуть смягчив голос. – С Йёю. Посиди в Ставке.
Она была конечно же права.
«Права», – согласился он с ней в душе, чувствуя, как тоска «царской водкой» заливает грудь.
– Хорошо, – согласился Виктор, неожиданно обнаружив, что едва смог протолкнуть это простое слово через горло. – Договорились… Но ты… Ты будь готова, Йфф.
– Будет исполнено, господин главнокомандующий. – В голосе Йфф вновь зазвучала оружейная сталь, но в глазах – Виктор был уверен, что увидел именно то, что увидел, – в ее глазах стояли слезы!
– Отбой, адмирал, – почти шепотом сказал он и прервал связь.
«Поплыл, – признал он нехотя. – Мякиш с говном!»
Виктор вытащил из встроенного контейнера флягу-термос, не глядя, отщелкнул крышку и приник к горлышку. Вкус того, что он пил, Виктор почувствовал только на пятом или, может быть, шестом глотке. На седьмом – оторвался от фляги и вернул ее в стенную нишу. Шестидесятиградусный шидам оказался очень кстати, Виктор прислушался к ощущениям, пришел к выводу, что «силы восстановлены», и, закурив, снова дернул Кержака.
«Дело, – подумал он, затягиваясь. – Делай, что должно… Вот ведь хрень какая в голову лезет! Делай, что должно, или иди на…»
– Слушаю вас, Федор Кузьмич. – Кержак смотрел на него выжидательно, но без раздражения.
– Игорь, – сказал Виктор, – свяжись с княгиней Рэй и с полковником Шця, и из своих тоже отбери… Мне к следующей ночи, в Питере, нужна хорошая оперативно-тактическая группа. Человек тридцать-сорок с тяжелым оружием и оснащением класса «дракон». Спроси Шця, он знает.
– Есть, – подтянулся Кержак.
– Оставь, Игорь, – попросил Виктор.
– Сделаем.
– Вот и ладушки, – кивнул Виктор. – В восемнадцать ноль-ноль, на «Свечном заводике».
– В Утопию пойдете. – Кержак не спрашивал, он уже все понял.
– Да, – подтвердил Виктор. – Надо с ними кое-что перетереть.
– Меня не возьмете, – почти обреченно констатировал Кержак.
– А знаешь что? Возьму! – неожиданно для самого себя решил Виктор. И в самом деле, идея показалась ему небезынтересной. – Форма у тебя советская сохранилась? – спросил он.
– Сохранилась… – Кержак был явно смущен. – Но размер… и знаки различия я тогда перешил.
– Ну, так свистни нормального портного! – отрезал Виктор. – И знаешь, что еще? Добавь звезд. Для солидности.
– Генерал-лейтенант?
– Да хоть полковник. Считай, я тебя произвел в генерал-полковники!
– А не перебор? – осторожно спросил Кержак.
– Никак нет, – покачал головой Виктор. – В самый раз будет, и свиту себе подбери… соответствующую.
– Сделаем! – весело пообещал Игорь Иванович.
– Ну вот и славно, – в свою очередь улыбнулся Виктор. – Только ты настоящих офицеров бери, а то спецы ряженых, сам понимаешь, за версту чуют.
– За кого вы меня держите, Федор Кузьмич? – искренне возмутился Кержак.
– За друга, – улыбнулся Виктор. – Возражения есть?
– Нет. – Кержак был мало что ошарашен, он едва не впал в прострацию.
– Конец связи.
Разговор с Кержаком, как ни странно, «привел его в чувство», и это было хорошо, тем более что борт «Кармин Прим» был уже на подходе к базе «Вымпел-3».
– Ваша светлость! – Начавшие было успокаиваться и организовываться мысли прервал срочный вызов, но он же благодаря сигнатуре «высший приоритет» мгновенно вырвал Виктора из состояния «где-то там» и вогнал, как патрон в ствол, в состояние «товсь!». – Господин главнокомандующий!
– Здесь, – коротко сообщил Виктор сквозь зубы.
– Срочное сообщение.
– Телись.
– На рабочих частотах штаба Флота принят анонимный вызов, координаты источника прилагаются. Содержание: троекратно повторенное открытым текстом пожелание счастья и здоровья его светлости жемчужному Ё и вам, господин главнокомандующий, передаваемое источником от имени Тени его светлости герцога Рекеши.
– Источник на линии?
– Так точно.
– Переключайте, – приказал Виктор. – Каналу высший приоритет. Код Синий.
– Есть.
На линии прошла рулада смены протокола и «щебетание» дополнительного кодирования.
– Слушаю, – сказал Виктор в пустоту.
– Кто? – спросил оттуда, из неведомого далека, искусственно смоделированный голос.
– Князь Яагш, – представился Виктор. – С кем имею честь?
– Къесш.
– Вы ревнитель? – уточнил Виктор.
– Да. – Голос был бесплотен.
«И слава богу!», – честно признал Виктор, имевший уже в прошлом сомнительное удовольствие общаться вживую с настоящими ревнителями.
– Слушаю вас, Къесш, – сказал он вслух.
– Герцог мертв, – равнодушно сообщил голос. – Тень обрела плоть. Договоренности остаются в силе.
«Так, значит, мы о чем-то договорились? Ну-ну, хорошо знать».
– С нашей стороны тоже, – дипломатично ответил он ревнителю. – Это все?
– Нет. У вас бродит Дух Горы.
– Ратай? – уточнил Виктор.
– Знаете. – Это был не вопрос и не вводное слово. Ревнитель констатировал факт. – Не просто ратай. Как я. Много сильнее. Темный Дух, Дух Горы. Црой говорили: Выдох Отца. Опасен. Очень.
– Уже нет, – успокоил ревнителя Виктор.
– Хорошо, – сказал тот, но спрашивать, как это произошло, не стал. – У него был Ключ?
«Ключ? Ах вот ты о чем?»
– Нет, – не моргнув глазом, солгал Виктор. Свои карты он предпочитал держать ближе к орденам.
– Плохо, – сказал ревнитель. – Придет другой.
– А без Ключа можно? Или у вас тоже есть Ключ? – А вот знать чужие карты устав партии не запрещал.
– Нет. – Голос ревнителя звучал так, как если бы с Виктором общался испорченный граммофон. – У Черной Горы есть Тропа. Возможно, у ратай тоже есть Тропа. Не знаю.
– Выход один? В Иерусалиме? – уточнил Виктор.
– Да, – ответил ревнитель. – Иерусалим. Гора. Да.
– Вы уходите?
– Нет. Выход. Не вход. Для меня. Вы поможете?
– Да, – не раздумывая, ответил Виктор. – Но не сейчас. Владелец Ключа отсутствует.
Виктор вдруг понял, что уже какое-то время говорит в той же лапидарной манере, в которой говорил ревнитель.
Ну что ж, с кем поведешься, как говорится.
– Я буду ждать.
– Приглашаю вас в гости, – сказал Виктор, хотя ему совсем не улыбалось тесно общаться с этим бродячим кошмаром. – У нас удобнее ждать.
– Хорошо, – согласился собеседник. – Где?
– Держите карту, – сказал Виктор и в несколько движений сбросил ревнителю файл с картой.
– Принял, – сообщил через мгновение посланец Горы. – Завтра. Вечером. Будем говорить.
– Будем, – согласился Виктор. – Но не завтра. Завтра меня там не будет. Вернусь послезавтра утром. Тогда и поговорим.
Связь прервалась, но Виктор, все еще находясь под впечатлением только что произошедшего «обмена мнениями», не был способен думать о чем-нибудь еще, тем более что обстоятельства этого и не требовали. Он был уже на подлете к базе и с тем, чтобы продолжать суетиться, мог подождать. Однако если в предыдущие полчаса всех доставал он, то теперь все неожиданно захотели его самого, и ревнитель, как оказалось, был лишь первым из тех, кто жаждал пообщаться с главкомом Яагшем.
Островок в греческих территориальных водах, на котором располагался «Вымпел-3», едва показался на курсовом экране, а Виктор уже принял очередной «срочный вызов», проходивший по приоритетному списку персон, «особо приближенных» к еще не родившейся императрице. Зуммер коммуникатора разорвал плетение «логических узоров», и Виктор нашел себя в реальном времени, стремительно приближающимся к «Вымпелу» с полупустой флягой шидама в одной руке и трубкой в другой.
Для активации связи пришлось зажать трубку в зубах и сыграть левой «что-то веселенькое» на сенсорной панели вычислителя. Изображение на экране тактического блока на мгновение подернулось туманом, и из него возник Иван Никанорович Чулков. Старик сидел где-то в освещенном закатным солнцем саду – «И где бы это могло быть?» – прямо среди отягощенных огромными красными плодами яблонь. Вот так просто – деревья яблоневого сада, обыкновенный деревянный стол с оборудованием «оттуда» и старорежимными бумагами, резное кресло, и в нем одетый в малиновую шелковую пижаму бывший Лорд Директор Ордена Легиона Чулков.
Старик посмотрел на Виктора, кивнул каким-то своим мыслям и, не здороваясь, сказал тихим спокойным голосом:
– Не порите горячки, Виктор Викентьевич. Я человек старый, но из ума, как вы знаете, пока не выжил. Кризисы тем и опасны, что даже самые трезвые люди начинают суетиться. Это, собственно, все, что я хотел вам сказать. Извините, если помешал.
– Что предлагаете взамен? – спросил Виктор. – Ваше здоровье! – И сделал очередной глоток из фляги.
– Спасибо. – Старик был невозмутим. – Ничего. Я просто не располагаю всей необходимой информацией. Решать вам, Виктор Викентьевич, но я посоветовал бы не спешить. Оглядитесь, подышите носом, тогда и действуйте.
– Звучит соблазнительно, – усмехнулся Виктор. – А если время уходит?
– А если уже ушло? – Старик чуть опустил тяжелые веки под густыми седыми бровями и смотрел теперь на Виктора как-то так, ненормально, из-под век.
– Я не знаю, – устало признался Виктор.
– Тем более. – Голос старика был очень тих, но сталь в нем явно не проржавела. – Как же вы можете знать, что поступаете верно, если не знаете даже, существуют ли действительные причины для ваших действий?
Виктор обдумал сказанное. Возможно, Чулков был прав. Возможно, но не обязательно.
– Хорошо, я подумаю, – сказал он вслух. – Спасибо.
– Если понадоблюсь, я всегда к вашим услугам. Конец связи.
«Конец связи, – согласился Виктор. – Конец…»
– На месте, – сообщил Даэйн и плавно посадил массивную машину на газон перед старой гостиницей, с некоторых пор значившейся в реестре кодов под обозначением «Вымпел-3».
– Спасибо, капрал, – поблагодарил Виктор и сбросил с себя сбрую принудительной фиксации.
– Витя! – Вике «коммутатор» был не нужен. Она располагала прямым доступом к телу. – Ты как?
– Как… – Он хотел сказать «как срак», но вовремя себя остановил. Вика ни при чем, ей самой сейчас…
– Ты где? – спросил он.
– На «Вашуме».
– Как там… – Он споткнулся об это имя, но все-таки взял себя в руки и произнес его вслух: – Ци Ё?
– Она Ё, Витя, – мягко сказала Вика, но Виктору очень не понравился подтекст, едва обозначенный интонацией.
«Что она имеет в виду?»
– Она Ё, – сказала Вика. – Сейчас Ци Ё поет «Последнюю песню», а завтра вырежет на плече «волну», и у тебя появится одной головной болью больше.
«Вот же черт!» – Об этом он как-то и не подумал, занятый своей суетой. Просто не успел. Не сообразил сразу, начав уже отвыкать от аханских нравов и обычаев. И совершенно напрасно. Совершенно. Это в его глазах Ци Ё маленькая славная девочка, дочь его друга, подруга его собственной маленькой Яны.
Однако в данном случае было совершенно неважно, что думает о ней Виктор. В собственных глазах, но, главное, с точки зрения аханского права и обычая, Ци Ё сегодня стала взрослой женщиной, тем более что ей уже исполнилось десять лет.
«Десять… – повторил Виктор, нашаривая в голове какой-то дополнительный факт, о котором он, по собственному ощущению, все-таки забыл. – Десять… Ох!»
– У нее что, и месячные уже?.. – с неподдельным ужасом спросил он.
– Месяц назад, – тихо ответила Вика. – Витя, тебе придется с этим смириться. Она полноправная Ё, и в отсутствие других претендентов она – Первая Ё, а пока не вернется Макс – «А он вернется?» – еще и глава клана. Как я.
– Как ты, – повторил за ней Виктор, уже понимая, в какую пропасть заглядывает.
– И учти, – добавила через мгновение Вика. – Она Чьёр и она сзиждай. Любой ратай, в пределах досягаемости, ее законная добыча и жертва.
– Вот же!
– И ты обязан их ей отдать, – закончила Вика.
– Они пленные, – попробовал возразить (Кому? Себе? Ей?) Виктор.
– А ты – князь Яагш, главнокомандующий аханской армией и друг ее отца, жемчужного господина Ё.
– Я приказал Йфф готовиться к выступлению, – сказал он вместо ответа. – Всеми силами.
– Куда?
– Для начала на Той’йт.
– Ты не прав, Витя, – возразила Вика. – И сам знаешь, что не прав. Просто у тебя горит сердце.
– Вероятно, это от бессилия, – признал он.
– А вот это уже преувеличение, – не согласилась Вика.
– Хорошо, – немного помолчав, сказал Виктор. – Я подумаю.
– Прилетишь?
– Да, часов около двенадцати.
– Жду. – Улыбка окрасила ее голос, и он снова зазвучал, как песня дивной, из неведомых краев прилетевшей птицы.
* * *
Когда Виктор подошел к главному корпусу гостиницы – четырехэтажному зданию в колониальном стиле, – уже светало.
Как-то незаметно, буквально нечувствительно, ночь прошла.
Он оглянулся на светлую полосу, обозначившую встающее над морем солнце, и вошел в лобби отеля, которое тянуло максимум на название «вестибюль». Впрочем, здесь было чисто и даже уютно.
«Вот именно! Чистенько, но бедненько. Зато без претензий, – утешил он себя. – И фрак носить не надо».
Он прошел лобби насквозь, махнув рукой, чтобы не вставали, трем сидевшим в баре гарретским стрелкам из активного резерва обороны и через короткий коридор вышел на террасу, нависавшую над спускавшимся к бухте парком. Среди стволов деревьев и в их кронах еще прятался мрак, но небо стремительно светлело. Виктор достал трубку, покрутил ее в пальцах и спрятал в карман.
– Девушка, – сказал в никуда, активируя связь. – Дайте-ка мне барона Счьо.
– Лейтенант Глиэр, ваше высокопревосходительство, – откликнулся из заоблачных высей низкий баритон.
– Рад за вас, офицер, – сказал Виктор, переходя на гегхский. – Барона Счьо, пожалуйста.
– Прошу вас, господин главнокомандующий.
– Спасибо.
– Доброго времени суток, барон, – сказал Виктор, услышав сигнал подключения.
– У нас девять часов утра, – сообщил Счьо. – Почти. Доброе утро, князь.
– Барон… – Виктор все-таки достал трубку снова и стал ее неторопливо набивать душистым вирджинским табаком. – Не то чтобы в мои планы входило вас торопить, но обстоятельства заставляют нас быть несколько более поспешными, чем мне хотелось бы.
«О как!»
– Я понимаю. – Счьо не был удивлен и расстроен не был тоже. – Мы работаем во «фронтовом» режиме, но должен заметить, что объекты оснащены первоклассной защитой. Очень серьезные печати. Тем не менее первый уровень мы уже прошли. Доламываем второй. По мнению экспертов, следует ожидать не более четырех уровней защиты. Так что, по моим расчетам, сегодня вечером вы получите мой отчет, хотя я и не ожидаю, что мы найдем что-то особенно интересное. Но это неважно. В полночь объекты станут доступны жемчужной госпоже Ё.
Ну что ж, барон был плоть от плоти Аханской империи. Он был носителем ее духа, и то, о чем Виктор – за суетой – забыл, Счьо знал с самого начала и принимал как данность. Факт жизни – не больше, но и не меньше.
– Спасибо, барон, – поблагодарил Виктор, пытаясь смириться с неизбежным. Однако в нынешнем своем, земном, статусе, переваривал он такие вещи с трудом, если вообще мог переварить.
Он посмотрел в парк. Где-то там, в темноте, сидел под деревом «кузен» Макса, но идти к нему сейчас Виктору не хотелось. Не сейчас, не этим утром. Потом. Может быть, днем или, лучше, вечером, непременно. Старик все-таки троюродный племянник Макса, родная кровь, так сказать. Чуть ли не единственный родственник на всем белом свете.
«На этом так уж точно», – поправил себя Виктор.
Но дело было не только в этом, хотя и в этом тоже. Старик пришел говорить от имени целого мира, и не считаться с этим было нельзя. Неправильно. Но ведь было и еще кое-что, причем такое, что требовало к себе очень особого отношения. Маркус носил на груди Ключ, точно такой же Камень, какой вынес Макс из развалин резиденции покойных Ю и какой нашли на мертвом теле ратайского ревнителя.
«Три, – думал Виктор, куря трубку и глядя в темный парк. – Три, а должно быть, если Лика не ошибается – а она вряд ли ошибается, – семь. Значит, семь. Для чего?»
Этого они пока не знали, но еще полгода назад они вообще ничего про Ключи не знали, а теперь все-таки кое-что проясняется, и местонахождение трех из семи Камней уже известно.
Виктор непроизвольно поднял свободную руку и коснулся груди, там, где под рубашкой висел теперь на цепочке третий Камень. Камень молчал. Возможно, пока он находится у Виктора, вообще не заговорит никогда. Возможно. Но пока пусть будет там, где есть, даже если Виктор и не тот человек, который нужен Камню. В глубине души, в самых темных ее закоулках, ворочалась, подавая иногда робкий голос, надежда, что все это неспроста. Что Камень не случайно попал этой ночью именно к нему и именно тогда, когда Макс…
«Ладно, – не желая соглашаться с очевидным, решил он. – Будем посмотреть».
Однако ему было ясно, что со стариком в любом случае придется говорить ему самому. Только не сейчас и не днем, потому что тогда он будет на «Вашуме», и не вечером.
И это тоже было объективным обстоятельством. Вечером Виктор должен был быть в Питере.
«Значит, послезавтра, то есть завтра. Значит…»
Как ни изощряйся, а вывод был прост до очевидности. Обстоятельства и обязательства просто не оставляли ему выбора.
* * *
Мужчин он нашел на небольшой смотровой площадке над бухтой. Маркус действительно сидел прямо на траве, привалившись спиной к корявому стволу старой оливы, бог весть как оказавшейся среди «культурных» деревьев парка. Его «внучек» Роберт расположился неподалеку на мраморной скамье – «Просто Сочи какое-то, а не Греция», – оба молчали, неторопливо покуривая и глядя кто куда. На шаги Виктора они, казалось, не обратили никакого внимания, хотя наверняка их слышали. Не могли не слышать. Виктор шел, не таясь, и старательно хрустел камешками.
– Доброе утро, господа, – поздоровался он, подойдя почти вплотную. – С вами, Маркус, мы уже знакомы, но просто для формальности и для молодого человека, – Виктор коротко поклонился Роберту, который вряд ли был сильно младше нынешнего Виктора, – Виктор Викентьевич Дмитриев.
– Доброе утро, – сказал старик и затушил свою сигарету, просто ткнув ее в траву. – Мордехай Холмянский.
– Доброе утро, – сказал по-русски Роберт и встал. – Подполковник Лемке, господин…
«Сказать ему, что я генералиссимус? – равнодушно подумал Виктор. – Не поймет, пожалуй».
– Фельдмаршал, – криво улыбнулся Виктор.
– Настоящий, – добавил он через мгновение, увидев реакцию обоих мужчин. – Фельдмаршал, князь… Только Дмитриев, а не Кутузов.
Лемке при этих словах едва ли не во фрунт встал, хотя какой там фрунт у шпионов? Издевательство одно. А вот Винт неожиданно развеселился.
– А дяденька мой тогда кто? – спросил он, улыбаясь, как довольный жизнью пенсионер.
– Господин Дефриз является местоблюстителем престола. – Сердце сжало и даже будто бы в виски ударило, хотя при его здоровье это было более чем странно. – И так далее, и тому подобное. Да не тянитесь вы так, подполковник! Без чинов! Просто Виктор Викентьевич. Этого достаточно.
Он посмотрел внимательно на Лемке. Тот взгляд, естественно, выдержал – не мальчик – и через мгновение согласно кивнул.
– Павел Владимирович Лемке, – представился он снова. – Генеральный штаб Российской империи.
– Ну вот и славно, – через силу улыбнулся Виктор. – Поговорим немного, в предварительном порядке, так сказать.
Он подошел к скамейке, на которой до того сидел подполковник.
– Да садитесь же, господа!
Лемке не стал дожидаться второго приглашения и сел, ну а Маркус, собственно, и не вставал.
– Или мы должны подождать госпожу Ульрику? – спросил Виктор, тоже усаживаясь на скамейку.
– Не надо, – в голосе старика слышалась откровенная тоска. – Деби моя внучка.
– Дела, – тихо сказал Виктор. – Выпить у вас случайно нет? А то я могу свистнуть кого-нибудь…
– Не надо, Виктор Викентьевич. – Лемке чуть нагнулся вбок и достал из-за скамейки початую бутылку водки. – Только без стаканов…
– Да хрен с ними, со стаканами, – пожал плечами Виктор. – Что мы, три боевых офицера, из горла отравимся?
Глава 2. На хозяйстве
Два месяца назад, когда база «Вымпел-3» только создавалась, два этажа в западном – трехэтажном – крыле гостиницы были капитально перестроены под медицинский комплекс. «Больничка» здесь была такая, что лучшие университетские клиники мира могли от зависти удавиться. Но, как и те самые «больнички», о которых – казалось, ни к селу ни к городу – вспомнил вдруг Виктор, занималась она и многими другими, весьма нетривиальными вопросами, какие обычно в перечне медицинских услуг даже самой накрученной больницы не значатся.
Виктор прошел мимо поста охраны, впрочем, как и положено, не встретив никого из бойцов «безпеки» вживую, и оказался в небольшом круглом холле. Вот здесь уже нашлись и живые люди. Целых двое.
В кресле перед холодным камином то ли спал, то ли медитировал кто-то из персонала профессора Зужайши. Худой и, по-видимому, высокий, если судить по относительным размерам, лекарь в черной рабочей робе сидел с прямой спиной, подтянув под себя длинные ноги в узких фиолетовых штанах. Руки его лежали на коленях, глаза были закрыты. А на диване, у дальней стены, широко распахнув темно-синие глаза, сидела, тоже подтянув под себя ноги, но уже совсем по-другому, молодая красивая женщина с бледным и каким-то уж очень суровым лицом. Казалось, что взгляд ее направлен не вовне, а внутрь, но, когда Виктор вошел в помещение, она сразу же сфокусировала на нем этот свой взгляд, полный такой запредельной тоски, что собственная смертельная тоска Виктора тут же откликнулась и развернула пыльные серые крылья. Однако все внимание женщины к новому лицу, появившемуся здесь, этим и ограничилось. Она ничего не сказала и не сделала никакого движения, обозначающего хотя бы тень попытки встать, сменить позу или что-нибудь еще в этом же роде.
Виктор постоял пару секунд, оценивая ситуацию, потом плюнул на вежливость и, подойдя вплотную к лекарю, тронул его за плечо.
– Какие новости? – спросил он на верхнеаханском диалекте, на котором обычно проходило обучение во всех академиях империи, хоть в военных, хоть в медицинских.
– Пять раненых, – ответил равнодушным голосом лекарь, не открывая глаз. – Трое тяжелые, двое – нет.
– А тот парень, который поймал в грудь «ратайский фейерверк»?
– Он… Ох! – Лекарь вдруг подхватился как ужаленный и вскочил на ноги. «Узнал!» – Ох! Мое почтение, ваша светлость! – Он склонился в низком поклоне, буквально сломавшись пополам. – Я…
– Ты устал, – спокойно кивнул Виктор. – Я не в обиде.
– Моя жизнь – ручей, омывающий ваши…
– Умолкни, – прервал его Виктор. – Соберись с мыслями и отвечай на заданный вопрос.
– Пациент… – Лекарь так до конца и не выпрямился и говорил теперь, глядя себе под ноги. – Он шестой. Ранения… Господин лейб-лекарь превзошел самого себя. Такой партитуры для восемнадцати эффекторов еще никто… Я даже не знал, что такое возможно! В академии нас учили, что двенадцать – это предел, но восемнадцать эффективных воздействий в контрбалансе при асинхронном вводе в действие – это!..
– Вернемся к моему вопросу, – мягко перебил его Виктор.
– Он все еще жив. – Лекарь быстро коснулся пальцами левой руки своей щеки («Невероятно!») и, наконец, поднял взгляд на Виктора.
– Что это означает?
– В моих руках он умер бы уже к середине ночи («Признание своего несовершенства, смирение, почтение к старшим»). – В глазах мужчины плескалось безумие.
– Значит? – поднимаясь на третий уровень выражения, спросил Виктор («Объяснись!») и, как оказалось, не ошибся.
Лекарь понял и вопрос, и подтекст.
– У Кша Йарц Кшойнишана тонкое чувство юмора, господин главнокомандующий, – сказал лекарь, изящно балансируя между вторым и третьим уровнями выражения. – Так говорил мой дед.
«Значит, шанс есть, – понял Виктор. – И это хорошо».
– Как звали вашего уважаемого деда? – спросил он вслух.
– Барон Фъя. – Лекарь скачком перешел на третий уровень («Гордость, почтение, память»).
– Вытяните этого парня, – Виктор демонстративно заговорил на простонародном сленге, грубом и убогом, но зато однозначно выражающем любую доступную плебсу мысль, – и ваши внуки будут произносить это имя, имея в виду вас самого.
Он отвернулся от лекаря – больше им просто не о чем было говорить – и посмотрел на Ульрику. Все время разговора, она, по-видимому, пыталась понять хоть что-нибудь из того, что сказали друг другу Виктор и, «будем надеяться», будущий барон Фъя. То, какого напряжения ей это стоило, было видно по ее лицу, но что она слышала на самом деле? Пение райских птиц или кряканье серых уток? Восприятие аханских языков землянином, с ними не знакомым, было Виктору не вполне понятно. Сам он, как нетрудно догадаться, воспринимал их несколько иначе.
– Меня зовут Виктор, фрейлейн, – сказал он по-немецки, обращаясь к женщине. – Как насчет рюмочки чего-нибудь более крепкого, чем кофе?
– Я бы не отказалась и от кофе, – ответила она серьезно, вероятно, пытаясь понять, кто он такой и чего от нее хочет.
– Ульрика, так вышло, – Виктор пожал плечами, показывая, что сам он тут ни при чем, – что сейчас я здесь самый главный. – Самый, – повторил он. – Но не для вас. Для вас я просто Виктор. Скажем, старший товарищ. ОК?
Женщина кивнула, но было видно, что она все еще озадачена и насторожена.
– Пойдемте, – пригласил ее Виктор и сделал жест рукой, указывая на выход.
– Куда?
– Да куда угодно, – снова пожал плечами Виктор. – Тут есть пара мест, где можно спокойно посидеть, выпить и поговорить, но я предлагаю подняться на крышу. Там тихо и вид хороший. И я прикажу сварить вам кофе.
– Пойдемте, – снова позвал он, так как женщина продолжала неподвижно сидеть на диване. – Вас все равно к нему пока не пустят. Пойдемте!
– Хорошо, – согласилась наконец Ульрика и встала.
Одета она была в какое-то тряпье, которое, скорее всего, ей дали прямо здесь, в «больничке». Впрочем, даже в этом «рубище», усталая и измученная физически и морально, она оставалась очень интересной женщиной, необычной и чертовски привлекательной.
«Непорядок!» – решил Виктор.
– Секунду, – попросил он Ульрику и снова, в который уже раз за этот день, активировал связь.
– Двадцать второго! – сказал он диспетчеру по-английски, чтобы Ульрика могла его понять. – Карл, будь любезен, перебрось вещи наших друзей из Эйлата на «Вымпел-3».
– Да, срочно, – ответил он на вопрос Карла, который сейчас взял на себя всю логистику завершающего этапа операции в Израиле.
– Прошу вас, фрейлейн Ульрика, – сказал Виктор женщине через секунду. – Идемте. Ваши вещи будут здесь часа через полтора-два.
Они вышли из медицинского блока, молча миновали ностальгически обшитый потемневшими деревянными панелями коридор и вышли к лестнице, по которой медленно – Ульрика была действительно на пределе своих сил – поднялись на плоскую крышу гостиницы. Справа, довольно далеко от того места, где они вышли, располагался один из трех оставшихся базе в наследство ресторанов. Сейчас он, естественно был пуст, но ближе к вечеру в нем собирались, чтобы пообедать и обменяться впечатлениями, многие сотрудники «Вымпела». Однако целью Виктора был сейчас не этот ресторан, а расположенная недалеко от выхода с лестницы и прятавшаяся за декоративной стеной, увитой диким виноградом, беседка, выстроенная по приказу Вики еще в самом начале освоения гостиницы. Внутри беседки, между витыми деревянными столбами, подпиравшими навес из циновок, стояли круглый стол и несколько мягких полукресел вокруг него. На полированной столешнице чьи-то заботливые руки уже успели расставить бутылки с французским коньяком и итальянской минеральной водой и какую-то легкую закуску на блюдах под выпуклыми, сверкающими в солнечных лучах, как зеркала, металлическими крышками.
– Заказать вам вино? – спросил Виктор, галантно отодвигая кресло и предлагая Ульрике сесть.
– Спасибо, не надо, – ответила та, садясь в кресло. – Я с удовольствием выпью с вами коньяка.
– Коньяк так коньяк, – кивнул Виктор. – Кофе? Какой?
– Да, спасибо. По-венски.
– Кофе по-венски, – попросил Виктор, сняв трубку интеркома. – И большую чашку кофе по-турецки для меня.
Вообще-то на кухне знали его вкусы, но уточнить никогда не помешает. Этому Виктора научили все его три или даже уже четыре жизни.
Не садясь, он взял, не глядя, одну из бутылок – «что бог пошлет, то и хорошо» – открыл и разлил по бокалам.
– Нам тоже, – попросил из-за спины Кержак, шаги которого Виктор слышал уже с полминуты. Игорь пришел с Татой, и Виктор, не обращая внимания на явное непонимание ситуации, появившееся в глазах Ульрики, разливал коньяк не в два, как она ожидала, а в четыре бокала.
– Мы подумали, – сказала Тата, подходя. – Что вам сейчас компания не помешает.
– Она мне никогда не мешает, – буркнул Виктор и оглянулся.
Кержак действительно держался только на «честном слове коммуниста» и той разнообразной химии, которую в него напихали в «больничке». Все-таки в его годы поединок с ревнителем – не самое простое из обрушившихся на него сегодня ночью приключений. Тата, которой досталось больше, чем Игорю, выглядела куда как более энергичной, но и ей эта ночь обошлась дорого. На ее обычно симпатичное лицо сейчас без содрогания могли смотреть только Виктор и Кержак, видевшие в жизни и не такое. Впрочем, что чувствовал, глядя на разбитое лицо любимой женщины, Игорь, Виктор вполне себе представлял и сочувствовал ему. А вот самой Тате, судя по всему, ничье сочувствие было и даром не нужно. Она была солдатом и мечом, и могла сейчас переживать только о том, что ее искусства и силы не хватило на то, чтобы сделать больше того, что она смогла все-таки сделать, даже если бы за это «большее» и пришлось заплатить собственной жизнью.
«Вот такие они – наши женщины, – с грустью подумал Виктор. – И вот такие они – мы, если нас поскоблить».
– Прошу вас, дамы и господа, – кивнул он на бокалы и наконец сел на свое место. – Ульрика, – сказал он после паузы, когда уже все расселись и взяли свои бокалы, – я хочу вам кое-что объяснить. – Девушка внимательно смотрела на него поверх бокала, который уже почти поднесла ко рту. – Так нам всем будет легче – и вам и нам. А то, я думаю, вы себя должны чувствовать, как в тумане на болоте. Ведь так?
– Да.
– Ну вот и славно, – усмехнулся Виктор. – Давайте выпьем за Пауля, чтобы все у него было хорошо, и я начну рассказывать вам свои сказки.
Вкуса коньяка он почти не почувствовал, крепости тоже, а о запахе вспомнил, только возвращая бокал на стол. Мысль об этом скользнула стороной, неважная, как сгнившие листья прошлого листопада. Виктор поднял бутылку, дождался, пока вернут на место свою посуду остальные, и разлил по новой.
– Вашему дедушке, Ульрика, девяносто семь лет, я прав?
– Да, – кивнула девушка, выжидательно глядя на Виктора.
«Как просто, оказывается, завладеть вниманием даже совсем неглупого человека».
Впрочем, Ульрика недавно пережила тяжелейший стресс, так что, возможно, он не был стопроцентно прав, во всяком случае относительно нее.
– Когда в девятьсот тридцать шестом, по-вашему, это был, стало быть, тридцать четвертый, мы встретились впервые, мне уже было хорошо за семьдесят.
Он увидел вспышку удивления в ее глазах и, кивнув, продолжил:
– Я живу долго, Ульрика. Это я вам чуть позже объясню. Никакой мистики, одна сухая, как бухгалтерский отчет, техника, но тем не менее это факт. Итак, я старше вашего деда, хотя выгляжу несколько моложе. – Он криво усмехнулся. – Это во-первых. Во-вторых, и я, и Тата, и Игорь в свое время занимались тем же, чем и вы, Ульрика. Да и сейчас тоже – кто больше, кто меньше – занимаемся. А это хороший повод для взаимопонимания, не так ли?
– Вы разведчики? – быстро спросила Ульрика. – Чьи?
– Вот тут все очень сложно, – сказал Виктор, тяжело вздохнув. – Но я вам отвечу. Прозит! – Он поднял бокал несколько более поспешно, чем следовало, опасаясь, что кто-нибудь, Игорь или Тата, предложат вполне ожидаемый тост. Но к этому он еще не был готов и потому тянул время.
«Да, это так, – признался он себе. – Но это не малодушие. Просто я еще недостаточно выпил».
Они выпили, не чокаясь, закусывать опять никто не стал, и Виктор с чистым сердцем снова наполнил бокалы. За себя он не волновался. Судя по тому, как бесследно – во всех смыслах – исчезал коньяк из его бокала, опасаться ему было нечего, а этим троим легкое алкогольное отравление отнюдь не помешает. Стресс надо убивать на корню, или он убьет тебя.
«Но за каким бесом приперлись эти двое? Они что, меня, что ли, поддерживать пришли?»
– Начнем с того, что вы, Ульрика, уже знаете, – сказал он вслух. – Игорь, дай, пожалуйста, сигарету, неохота сейчас возиться с трубкой.
– Мне тоже, – попросила Ульрика.
Кержак достал пачку «Кента», протянул ее сначала даме, затем Виктору и только после этого вытряхнул сигарету и для себя. Закурили, только одна Тата осталась верна принципам и, подражая своей госпоже, курила не «Кент», а лиловую пахитосу, да и та была с Ойг.
– Так вот, – продолжил Виктор, выдохнув суховатый дым сигареты. – Вы уже знаете, что существует несколько параллельных реальностей. Хотя, строго говоря, они не параллельны, но это сейчас неважно.
– Три, – поднял он вверх указательный палец. – Ваша, наша, то есть вот эта, – Виктор сделал плавный жест, как бы показывая Ульрике окружающий их мир. – И еще одна, та, из которой пришел Пауль… Да, – кивнул он, увидев ее реакцию. – Он, как и вы, нездешний, и звать его, скорее всего, не Пауль. А вас, Ульрика, кстати, как зовут на самом деле?
– Дебора, – сразу же ответила девушка. – Но вы можете называть меня Деби. Так привычнее.
– Спасибо, Деби. – Улыбаться приходилось через силу, но Виктор надеялся, что пока ему удается вполне сносно маскировать свои чувства и никто ничего не замечает.
«Может быть».
– Три реальности, – повторил он. – Может быть, есть и еще, но мы этого достоверно не знаем. Совершенно определенно мы знаем только еще об одном мире, однако людей в том мире нет. Так что четыре. – Он затушил окурок в пепельнице и взял в руку бокал. – Как это все объяснить и есть ли вообще этому объяснение – я имею в виду такое объяснение, которое мы с вами сможем понять, – я не знаю. Знаю только, что из мира в мир можно переходить. Это непросто, но иногда возможно. В вашем мире я, например, был.
– Я знаю. – Ульрика-Дебора смотрела на него внимательно, но не более того. Первая волна удивления, которая накрыла ее в начале разговора, схлынула, а для второй и следующих у нее, по-видимому, просто не было уже сил.
– У вас глаза синие, – вдруг сказал Виктор, и сердце сжало с новой силой…
* * *
Почему они не пошли туда сами? Хороший вопрос, и ответ ему под стать. А потому что! Черт его знает, почему не пошли. То есть причины, которые тогда им обоим казались вполне логичными, убедительные причины, естественно, существовали, но теперь, задним числом, Виктор не смог припомнить ни одной по-настоящему серьезной. Не смог, не захотел, не принял. Какая разница почему? Сделанного не воротишь, и они засели с раннего вечера в чудном ресторанчике в Абу Гоше. Ели баранину, запивали второсортным канадским виски, по случаю оказавшимся в заведении, и говорили о жизни. Хороший вечер, подходящее место, приятное расположение души… Что еще нужно двум старым хрычам, чтобы, не злобясь душой, вспомнить такое, о чем нынешнее поколение и не подозревает, но не так, как вспоминалось когда-то – по горячим, так сказать, следам, – а спокойно и даже, быть может, с ностальгией, но уже не как актуальное, а как давно прошедшее.
Хорошо посидели. Только вот, когда «дежурный по лавочке» – в рабочем режиме – передал, что в смежном квартале появился несанкционированный гость, они, ничего еще, естественно, не понимая, насторожились, и междусобойчик закончился, потому что начался кризис.
Виктор вызвал командира группы заслона и спросил, что происходит. Тот, мгновение помявшись, – что было практически невероятно, – сказал, что все вроде идет штатно, но ощущение какое-то нехорошее. Эти три слова – «вроде», «ощущение», «какое-то» – заставили Виктора, фигурально выражаясь, вспотеть.
– Все на площадь! – приказал он.
И тут же из-за стола резко встал Макс. Лицо у него было напряженное, глаза смотрели куда-то внутрь себя, а левая рука лежала на груди, сжимая сквозь рубашку «Медузу».
– Что-то происходит, – сказал он тихо, но от его голоса встали дыбом волосы на загривке. – Что-то не то.
Виктор не колебался ни одного лишнего мгновения, он швырнул на стол скомканные бумажки купюр, и они вдвоем опрометью бросились вон из ресторана.
– Вызывай «Сапсан», – крикнул на бегу Макс. – Не успеем!
Переспрашивать Виктор не стал, им, если честно, и слова давно уже были не нужны, чтобы понимать друг друга. Макс еще не закончил говорить, а он уже «свистнул» Даэйна и даже успел – на бегу – предупредить, кратко, но доходчиво: «Спешно! Секретно!»
Капрал упал вертикально вниз, бог знает, с каких заоблачных высот, и прибыл буквально через минуту, заливая и без того тихую сонную улицу волнами полицейского гипнотизатора, который в Ахане укладывал, в лучшем случае, каждого третьего, но здесь должен был отбить охоту смотреть на что-нибудь, кроме обратной стороны своих век, у всех подряд.
Минута. Но за эту минуту успело случиться так много всего, что времени на ожидание у них просто не осталось.
– Психотронная атака! – проорал в эфир командир заслона, и сразу же начались помехи на линиях связи, прорезаемые короткими трелями перестраивающихся систем, пытавшихся в автоматическом режиме подавить активность неизвестного пока противника.
– Ратай! – Голос гарретского стрелка из первой линии прорвался в очередное «окно расчистки». Он был полон страдания, невыразимой муки, но боец все-таки был в строю, и это обнадеживало, но то, что он крикнул, было настолько ужасно, что Виктор почувствовал, как его организм сам по себе переходит на боевой взвод.
– Ратай! – хрипел стрелок. – Ратай!
– Вижу вас! – объявил Даэйн. – Двадцать секунд.
– Открылись Двери! – Серые глаза Макса потемнели, и Виктор увидел в них хорошо знакомый ему смертельный отблеск холодной оружейной стали. – Кто-то открывает Двери. Я чувствую две.
«Черт!»
Как они ворвались в штурмовик, как проскочили – одним гигантским прыжком блохи – до этой гребаной площади в Старом городе, в общем-то почти не запомнилось, но взяло у них еще одну драгоценную минуту. Пятьдесят три секунды, наполненные ужасом транслировавшегося в «прямом эфире» скоротечного боя.
Они успели к шапочному разбору. Так уж вышло. Спеши не спеши, но там, на площади, все решали секунды, а не минуты.
Командир оцепления – светлая ему память – среагировал на опасность быстро, и главное – правильно. Два раза за считанные мгновения кризиса, и оба раза безошибочно. Во-первых, он приказал стрелкам выдвинуться на огневые позиции по совершенно резервному, на всякий пожарный случай разработанному плану и оказался прав. Стрелки хоть и с некоторым опозданием, но оказались именно там, где им полагалось быть, и почти в точности тогда, когда из неожиданно открывшегося портала поперли в Иерусалим ратайские десантники. А во-вторых, сообразил – молодец! – приказать своим людям «уколоться», так что все, кто имел, естественно, штурмовой комплект, худо-бедно воздействие колдуна-црой выдержали.
К тому моменту, когда «Сапсан» приземлился прямо на площади, успев при заходе на посадку, если, конечно, это можно было назвать посадкой, врезать из «всех стволов» в хорошо просматривавшийся створ ратайского портала, большинство атакующих были уже убиты или ранены, но, главное, сам Выдох Отца получил в грудь три разрывные пули от умирающего, а если быть честным, то уже умершего Пауля Мюнца. Как он смог это сделать и чего это ему стоило, можно было только догадываться. По земным – да и не только земным – стандартам, мужик был практически уже там, его грудь превратилась в месиво костей и рваного, залитого кровью мяса, и, вероятно, поэтому ратайский ревнитель, легко уклонявшийся от перекрестного огня гарретских стрелков, не принял Мюнца в расчет. Возможно, просто не обратил на него внимания, уже зная, что тот убит, а Мюнц возьми да стрельни. Вопрос только – как? Этого ведь не только ратай не понял. Это и для Виктора осталось загадкой. Но вот беда какая, и Паулю этого вопроса не задать тоже. Человек, настоящего имени которого Виктор не знал, все еще находился без сознания, и могло статься, что не придет в него уже никогда. А если и выживет, то вряд ли сможет рассказать, что и как там тогда происходило. Ретроградная амнезия в таких случаях обычное дело, так что тайна сия так, скорее всего, тайной и останется.
Однако в тот момент, когда они с Максом вылетели на площадь, ничего этого Виктор не знал. Он лишь окинул одним быстрым взглядом «место событий» и понял, что бой, в принципе, уже закончен. Но дело было не в этом, а в даме Ё, которую Виктор сразу выхватил взглядом, и в том, как она лежала на мостовой. Положение ее тела сказало Виктору почти все. Конечно, оставалась еще какая-то надежда, ведь Ё была Чьёр, а Чьёр… Макс опередил его буквально на мгновение и уже склонился над неподвижной женщиной, когда Виктор рухнул на колени рядом с ним.
– Врачей! – коротко бросил Макс, а его руки уже скользили по голове и шее его прекрасной Ё.
Виктор отрубил какофонию переговоров тактического центра и напрямую вышел на «Вашум».
– Бригаду «срочников» на мой пеленг, – приказал он. – Высший приоритет!
– Идем, – ответили с «Вашума», но Виктор их уже не слушал.
– «Вымпел»! – гаркнул он, следя за тем, как Макс активирует аптечку.
– Здесь «Вымпел-3».
– Бригаду «срочников» на мой пеленг!
– Есть!
«Никакой реакции, – с ужасом подумал он. – Никакой…»
– Переведи на Зеро!
– Перевел, – голос у Макса был такой…
«Все».
И в этот момент над площадью поплыли странные звуки, как будто заиграли разом тысячи крохотных серебряных колокольчиков; вразнобой, но в то же время и слитно, так что возникало ощущение, что где-то внутри этого перезвона скрывается какая-то знакомая мелодия, вот только ухватить ее, опознать никак не удавалось. Виктор с таким столкнулся впервые и, еще ничего толком не понимая, поднял голову. Вокруг него на плитах мостовой валялись трупы ратай, бежали, спешили в разных направлениях его собственные бойцы, еще не успевшие отреагировать на эту странную музыку, по-прежнему живущие эмоциями только что закончившегося боя и злобой предшествующей минуты.
«А может быть, они ее и не слышат вовсе?»
Там, где еще пару минут назад тек воздух, обозначая створ ратайского портала, ничего не было. Не осталось следов даже от увесистого – от души – залпа «Сапсана», целиком ушедшего на ту сторону.
«Ничего».
Можно было только гадать, сколько ратай получили сегодня последнее послание от капрала Даэйна и где они его получили.
А между тем странная, дикая, нечеловеческая мелодия, не дающаяся в руки, но все-таки очевидным образом существующая, заставляла вибрировать и светиться воздух. Стало трудно дышать, и по коже побежали муравьиные легионы, и заныли вдруг его здоровые, крепкие зубы.
– Бригада с «Вашума» пошла, – выкрикнул прямо в ухо голос с находящегося на геостационарной орбите крейсера, и Виктор снова опустил взгляд на мертвую Ё.
«Горе-то какое!»
Отблеск голубого света упал на белое недвижимое лицо, и Виктор едва не вздрогнул от неожиданности.
«Что?..»
Это было похоже на отблеск лазерного «выстрела», который длится слишком долго, чтобы быть тем, о чем подумал Виктор в первое мгновение. Он поднял взгляд и увидел, что метрах в шести-семи от него вечерний воздух как-то уплотнился, и именно из этого плотного и довольно большого сгустка воздуха – все еще, однако, прозрачного, каким ему и полагается быть – исходит необычное голубое сияние, прямо на глазах набирающее силу, но не разрастающееся при этом вширь. Еще мгновение, и аморфное вначале образование начало оформляться во что-то определенное. Сейчас впечатление было такое, как будто перед ним возникла вертикально поставленная выпуклая овальная линза, метра в два высотой и сделанная из полупрозрачного голубого стекла. За чечевицей линзы как будто бы открывался тоннель, наполненный яростным голубым сиянием. Однако еще через мгновение Виктору показалось, что первое впечатление было неверным, но что теперь он видит, что это такое на самом деле. Неполная прозрачность линзы, возможно, объяснялась тем, что сразу за первой находилась вторая, точно такая же, чечевица, а за ней соответственно третья, и так далее, до бесконечности. Еще это было похоже на отражение зеркала в зеркале, порождающее иллюзию бесконечного коридора, в котором… Да, он не мог ошибиться. В глубине бесконечного, образованного множеством линз, коридора появилась смутная тень и двинулась им навстречу.
«Что?..» – Рука Виктора непроизвольно дернулась вверх, туда, где в подмышечной кобуре висел у него так и не использованный в этом бою офицерский бластер.
Фигура приближалась, и Виктор, как завороженный, не мог отвести от нее взгляда. Рука лежала уже на рифленой рукояти, но оружия он так и не вытащил, приняв, как должное, что никакой опасности приближающаяся к ним, идущая из иллюзорной глубины женщина для них не представляет.
«Женщина?!»
«Очень может быть…»
– Это Лика, – неожиданно сказал Макс, вставая рядом с ним. От голоса друга стало ощутимо холодно, хотя вечер был довольно теплый.
«Лика?»
– С чего ты взял, что?..
Виктор напряг зрение до того, что почувствовал резь в глазах, и ему показалось, что теперь он отчетливо видит идущую к ним навстречу женщину. Однако рассмотреть, была ли это Лика, или какая-нибудь другая женщина, Виктор не мог. Но зато он понял, что женщина не просто идет по иллюзорному коридору, а прорывается силой, продавливая свое тело сквозь упругие чечевицы светящихся, как бы воздушных, преград.
«Преграды…»
Почему теперь он подумал о линзах как о преградах? Виктор не знал, но чувствовал, что не ошибается. Это и в самом деле были самые настоящие преграды, сквозь которые и пытался прорваться идущий к ним человек. Женщина. Ее тяжкий труд, ее отчаянное напряжение, ее стремление во что бы то ни стало пройти этот чертов «коридор» вдруг стали настолько очевидны, что было даже странно, как он этого не увидел и не понял сразу.
– Она не сможет, – сказал Макс и шагнул вперед так, как мог шагать он один, когда хотел или было нужно. Еще один огромный шаг, и Макс был уже на полпути к линзе.
– Позаботься! – Это было последнее, что услышал от него Виктор, прежде чем, резко ускорившись, Макс прыгнул вперед.
Виктор увидел, как огромное тело взлетает в воздух, стремительно преодолевает расстояние, врезается в прозрачную – невидимую – поверхность, на мгновение замирает, как птица, ударившаяся на лету в стекло, а затем, медленно, как при съемке рапидом, проходит внутрь.
Потом, позже, Виктор еще раз десять просмотрел эту сцену, снятую с нескольких ракурсов аппаратурой слежения оперативной группы. И синтезированное на основе этих съемок вычислителем модельное трехмерное отображение на проекции он тоже видел. И не один раз. Линза только казалась выпуклой. На самом деле боковой размерности феномен не имел, как, собственно, и положено порталу. Однако Виктор находился почти в фокусе створа, и с его позиции створ портала действительно выглядел как выпуклая прозрачная поверхность. Чечевица. И все вместе это было похоже на ряд двояковыпуклых линз, поставленных вплотную одна за другой. Сейчас широкая спина Макса закрыла было от Виктора перспективу уходящего в неведомую даль призрачного коридора и женщину, прорывающуюся сквозь этот коридор, тоже. Но в следующее мгновение он увидел ее снова и понял, что она увидела Макса и с еще большим напряжением устремилась вперед. Макс удалялся, идя ей навстречу, как будто сквозь штормовой ветер. Усилие, которое ему приходилось предпринимать, чтобы не оставаться на одном месте, ощущалось Виктором едва ли не физически. Картина двух прорывающихся навстречу друг другу людей – мужчины и женщины – завораживала, но Виктор вдруг будто бы очнулся от зачарованного сна и понял, что он видит. А видел он то, что Макс уходит неведомо куда, навстречу неведомо кому… И в это именно мгновение, он ее наконец узнал.
Вычислитель опознал королеву Нор с девяностошестипроцентной вероятностью. А Виктор узнал ее не столько глазами, которые могли и обмануть, сколько сердцем, которое не обманешь. Возможно ли такое, дорогие товарищи? Что там говорится в медицине о мускулистом органе, качающем кровь по всяким жилам да артериям? Глупости там говорятся, товарищи, ни во что, кроме светлого будущего, не верящие большевики! Сердце, оно не только кровь качает, оно еще много чего делать умеет. Вещует, например, иногда, а иногда тоскует. Но, что ни говори, какие возражения ни выдвигай, это, несомненно, была Лика, и даже если бы вычислитель этого не подтвердил, Виктору было достаточно его собственного мнения, голоса его собственного сердца.
Не отдавая себе отчета в том, что он делает, Виктор вскочил с колен и рванул что есть мочи за Максом. Но он опоздал. Время чудес заканчивалось. Когда он налетел всем телом на плотный упругий барьер, свечение почти погасло, и фигуры Макса и Лики были уже едва различимы. Еще мгновение, и преграда, в которую уперся Виктор, исчезла, и он, не удержав равновесия, полетел на каменную мостовую.
* * *
– У вас глаза синие, – вдруг сказал Виктор, и сердце сжало с новой силой…
Он зажмурился на мгновение, не потому, что стеснялся своих слез – он плакал так редко, что мог это себе позволить даже при свидетелях, – и не потому, что полагал слезы неподходящими для настоящего мужчины, а потому, что знал: ему единственному не позволено сейчас давать слабину. На нем все держится, так он понимал нынешнее положение вещей.
Виктор отвел глаза, кивнул, как бы признавая, что все именно так и есть, как есть, и поднял свой бокал. Время пришло.
– Давайте выпьем за даму Ё, – сказал он. – Я не буду говорить, какая она была, а она была такая, что никаких слов не хватит, чтобы это выразить. Я скажу о другом. Она могла не лезть в это дело. Вернее, она не могла не принять вызов. Вот в чем суть. И она дралась так, как могла только она одна. И еще. Она вырвала у этого гада, выиграла для нас целых двадцать три секунды и твою жизнь, Тата, и твою, Игорь, и твою, Деби. Такой размен…
* * *
– Я тебя замучил, адмирал, – сказал он, активировав связь по дороге к «Сапсану», ожидающему его на лужайке перед отелем. Он был рад только одному, что сейчас Йфф не может видеть его лица.
– К вашим услугам, господин главнокомандующий. – Казалось, Йфф ждала этих слов.
«Знает меня как облупленного!»
– Отбой, – сказал он вслух.
– Есть отбой.
– Извини.
– Если я скажу, что ты идиот, меня пошлют на плаху, – сказала она «нейтральным» тоном.
– Если нас слушают, то на плаху пойдет тот, у кого слишком большие уши и длинный язык.
«Кто-то обделался», – не без мелкого удовольствия отметил Виктор, у которого сейчас было такое чувство, что вместо крови по его жилам течет желчь вперемешку с серной кислотой.
– Пошли разведку в систему Той’йт, – попросил он.
– Через час уйдет «Нефритовый Э», – сказала она как ни в чем не бывало.
– Спасибо.
– Не за что.
– Сейчас я лечу на «Вашум».
– Витя…
– Да.
– Не обижайся, но я дам тебе один совет.
– Не извиняйся, – усмехнулся он. – Ты моя жена и первый заместитель. Так что, валяй, советуй.
– Ты помнишь, как я пригласила тебя в храм Чшарцша’ш?
Ну что тут скажешь? Тут не слова нужны, чтобы все это выразить. Нет, не слова, а какие-то другие средства потребны, чтобы описать все, что случилось в тот день, когда он впервые увидел Ё и познакомился с Йфф…
* * *
…Неожиданно изменившийся характер звукового фона привлек его внимание. В слитном гуле голосов зрителей, живо обсуждавших последний бой жемчужного господина Ё, появилась новая тревожная нота. Абель Вараба перевел свой утомленный взгляд с чаши, которую держал в руке, на арену, и увидел идущую к ним девушку.
Ни драгоценностей, ни одежды на ней уже не было. Черные, как ночь над их головами, волосы были туго зачесаны назад и заплетены в короткую толстую косу. В правой руке она держала белую лилию.
– Светлая госпожа младшая Ё, – сказал Йёю. Его интонация безупречно передала все, что он хотел этим сказать: Удивление, Восхищение, Предупреждение. Впрочем, Вараба видел уже и сам.
В младшей Ё порода говорила, не стесняясь, во весь голос. Но не только жемчужная кровь светлых господ Ё пела сейчас для полковника Варабы свою горделивую песнь о жизни и смерти бесчисленных поколений изысканных танцоров и бестрепетных игроков в Жизнь. Причудливая игра шансов в колоде из 240 карт победила само всемогущее время, и из легенд «Ца Сахангал» на арену Дуэльного Поля шагнула истинная Чьёр, в чьих темно-синих глазах проницательный взгляд мог разглядеть улыбку Сча Кшачшаан…
