Глава 18
Клавдий Аквавива, пятый генерал Ордена иезуитов, созданного меньше шестидесяти лет назад великим Игнатием Лойолой, неподвижно стоял на мостике корабля, вошедшего в бухту Неаполя. Привычный цепкий взгляд машинально подсчитывал количество кораблей под разгрузкой, рыбачьи лодки вдоль причалов. Ноздри мужчины втянули запах свежей рыбы, выброшенных на берег водорослей, с примесью легкого аромата специй, принесённого с торговых кораблей из Турции. Запах детства, тех далёких лет, когда босоногий мальчишка Клава бегал по улицам родного Наполи. Губы старика невольно дрогнули в слабом подобии улыбки, только из-за этого запаха он любил возвращаться в родной город. Всё остальное в Неаполе его не интересовало, только первые минуты въезда в родной город, первые запахи, напоминавшие детство.
Увы, спустя пару минут очарование пропало, и мысли генерала вернулись в деловое русло. Что же такого интересного сказал захваченный магаданец следователю, что тот прислал срочный вызов? Неужели этот безумный пьяница выложил не только сказки о своей стране, но и привёл реальные доказательства этих рассказов? Возможно, он рассказал о каких-то кладах или артефактах, привезённых из своей далёкой родины? Скорее всего, так, иначе к чему намекать в письме на желательность присутствия генерального прокуратора, отвечающего в Ордене за казну. Приняв это предположение за основную версию, генерал начал спускаться с мостика к сходням, возле которых его уже ожидали двое охранников и прокуратор с небольшим саквояжем.
Спустя пять минут иезуиты уселись в ожидавшую их карету, направляясь в пригород Неаполя. Там, в старом замке, давно перестроенном под обычное домовладение, их ожидал следователь по особо важным делам Ордена, доверенный человек генерала, два месяца допрашивавший захваченного в Швеции магаданца. Полчаса неторопливой поездки по городу завершились во дворе нужного дома, где уже предусмотрительно были открыты ворота. Едва карета заехала во двор, как ворота оказались закрытыми. Генеральный прокуратор начал выходить из кареты, когда генерал обострённым чутьём хищника почувствовал опасность. Он крикнул охранникам об опасности, но опоздал.
Десяток мужчин в серой одежде быстро разоружили охранников, обыскали генерала и прокуратора, зацепили всем пленникам руки за спиной специальными наручниками. Охранника, попытавшегося крикнуть, резко ударили ладонью по губам и тут же вставили в рот несчастному кляп. Впрочем, всех четверых сразу завели в дом, где развели по разным комнатам. Генерала же повели в подвал, в ту самую допросную комнату, где должен ждать доверенный следователь. Увы, знакомых лиц генерал там не встретил, за столом следователя сидел незнакомый мужчина лет пятидесяти, который по-хозяйски махнул рукой гостю на стул и велел сопровождавшим охранникам снять наручники.
– Что же мне с вами делать, генерал? – На вполне приличном испанском языке задал незнакомец абсолютно неожиданный вопрос. Следующей фразой мужчина оглушил пленника: – Или вас следует называть дон Клавдий Аквавива?
Подлинного имени генерала не знал никто в Ордене, за исключением адмонитора, генерального контроллёра иезуитов. Но, как раз адмонитор лично провожал генерала и генерального прокуратора до палубы корабля. И никак не мог успеть в Неаполь раньше самого Аквавивы. Кто же предатель в Ордене, кто мог знать такие тайны, кроме самого генерала? Оставив решение этого вопроса на будущее, если оно у него имеется, генерал внимательно прислушался к словам незнакомца, который продолжал разговор, абсолютно не интересуясь мнением собеседника.
– Итак, генерал, ваши люди поступили весьма опрометчиво, похитив магаданца в Швеции, да ещё применили к нему пытки. До сей поры мы старались держать с вами нейтралитет, поскольку основные наши цели совпадали. Так же, как иезуиты, мы боремся против протестантства, несём в народ идеи образования и равноправия. Почему вы не пошли с нами на прямой и честный контакт, предпочтя этому похищение нашего товарища из суверенной страны?
Не молчите, генерал, теперь ваша очередь рассказывать. – Магаданец развернулся к пленнику, равнодушно глядя ему в глаза. По его взгляду генерал понял, что столкнулся с сильным и умным противником, если не сильнее себя. Он едва удержался от непроизвольной дрожи, стараясь выдержать пугающий взгляд своего врага. А магаданец продолжал разговор: – Своим поведением, Аквавива, вы нарушили право своей неприкосновенности, и я не постесняюсь применить пытки к вам и вашим людям. Конечно, до такой глупости, как «испанские сапоги», мы не опустимся, ваши люди нужны мне целыми и невредимыми. Но есть много других, быстрых и эффективных способов узнать правду, а я давно ими владею.
– Что вы хотите от меня? – не выдержал генерал, давно не сталкивавшийся с таким жёстким и сильным противодействием.
– Вы не поверите, всего лишь сотрудничества. Да, именно сотрудничества в наших общих интересах. – Глаза магаданца смотрели на пленника с равнодушием убийцы, хотя губы кривились в усмешке. – И, небольшой корректировки планов Ордена, с учётом уже наших интересов и экономии средств. Экономии ваших средств, которых, боюсь, через неделю станет гораздо меньше. Увы, вам и вашим людям эту неделю придётся провести в гостях, здесь, в вашем любимом доме, пока мои люди с помощью прокуратора не изымут все ценности, о которых он знает.
Хотелось бы разнести ваш Орден на кусочки, да жаль, ещё пригодитесь. – Магаданец поднялся из-за стола, подождал, пока генералу вновь закуют руки за спиной наручниками, отведут в камеру. Перед тем как закрыть дверь камеры за генералом, магаданец шепнул тому на ухо: – Подумайте, генерал, чем вы можете меня заинтересовать. Надеюсь, вы не планируете просидеть в Петербурге до самой смерти?
Вернувшись из подвала, Кожин направился в комнату, где лежал Влад Быстров, человек, из-за которого последние два месяца спецслужбы Новороссии и Западного Магадана работали без выходных. Бывший майор полиции уселся у изголовья кровати, выискивая в лице седого старика знакомые черты давнишнего приятеля, прославленного весельчака и бабника. Нет, ничего не напоминало в заросшем седой щетиной лице с тёмными кругами под воспалёнными глазницами преуспевающего владельца частной клиники в Перми. Спасённый пленник спал, вымытый и перевязанный, обколотый всеми новейшими препаратами, созданными в Новороссии. От противостолбнячной сыворотки до лёгких антибиотиков и обезболивающих. Руки пленника инквизиции, с вырванными ногтями, лежали поверх одеяла, туго забинтованные стерильными бинтами из походных запасов спецгруппы.
На уровне правой ноги, раздробленной «испанским сапогом», обработанной и забинтованной в лубок, одеяло топорщилось, напоминая о пытках, вынесенных несчастным стариком. Да, пленник в свои пятьдесят с небольшим лет окончательно превратился в разбитого пытками и болью старика. Самое обидное, несчастный ветеринар ничего не знал, кроме непонятных полусказочных воспоминаний о будущем, которого уже не произойдёт. Настолько серьёзно изменили его товарищи по несчастью средневековую Европу. Глядя на истерзанного экс-туриста, чьи мучения Николай считал своим недосмотром, допущенными ошибками в своей работе, Кожин мысленно оправдывался перед Быстровым.
– Ты, Влад, только выживи, только удержись, не умирай. Мы тебя в Ирии поселим, на всём готовом жить станешь, как сыр в масле кататься будешь. Оклемаешься, ещё женим и на крестинах детей погуляем. Только не умирай, ветеринар, держись, – шептал слова поддержки спящему мужчине Кожин, отгоняя от себя мысли, правильно ли всё сделано? Конечно, правильно, не сомневался бывший майор полиции, понимая, ЧТО стоит на кону его жизни. Что гибель Жанны и пытки Влада – это самая минимальная плата за грандиозные изменения в жизни Руси и Европы.
Перед глазами бывшего полицейского вставали трупы тысяч крымских татар у стен Перекопа, уничтоженных с его подачи ради спасения десятков и сотен тысяч жизней русских людей. Мужчин, женщин и детей, ещё не родившихся, но уже обречённых стать замученными и убитыми, проданными в рабство и умершими от голода в разорённых татарами сёлах.
Тут же пришли воспоминания из будущего о десятках тысяч русских солдат и мужиков, погибших в войнах Петра Первого за освобождение прибалтийских земель, умерших на строительстве Санкт-Петербурга, выстроенного «на костях». Десятки тысяч русских солдат, брошенных русскими царями в топку европейских войн с восемнадцатого по двадцатый век, даже сотни тысяч и миллионы погибших мужчин, женщин и детей. Да что далеко ходить, в Смутное время с 1601 по 1603 год по разным оценкам умерло от голода до трети населения Руси, в основном в центральных и северных районах страны, от миллиона до двух миллионов мужчин, женщин и детей. Людоедство, как пишут очевидцы, было распространено в те годы повсеместно. В этом мире, где многолетними усилиями двадцати магаданцев история свернула с известного пути, все эти сотни тысяч и миллионы погибших в войнах, умерших от голода и болезней, проданных в рабство русских людей, скорее всего, останутся живыми.
Все эти сотни тысяч и миллионы русских крестьян, ремесленников и купцов смогут прожить жизнь, вырастить детей, построить дома и заводы, распахать пустоши и разбить сады. Благодаря этому жизнь на Руси станет гораздо лучше и обустроенней, чтобы будущие поколения русских интеллигентов, не ломали голову над вопросом: «как нам обустроить Россию.» Поскольку без Смуты, без голода, без десятилетий и веков непрерывных войн на своей территории Россия будет достаточно обустроена. Уже сейчас, усилиями магаданцев, Русь обрела мирных соседей на западе и юго-западе своих границ. Именно на тех направлениях, откуда тысячи лет на русских людей приходили враги. Усилиями магаданцев стёрта с лица земли Англия, через пару веков исчезнет всякое воспоминание о ней. И, британский лорд Гладстон, кажется, не произнесёт свою циничную фразу: «Скучно жить, когда Россия ни с кем не воюет», пропитанную ненавистью и пренебрежением к русским, как людям второго сорта.
– Нет, – мотнул головой Николай, поднимаясь по узким лестницам в комнату радиста для переговоров с Петербургом, – мы всё сделали правильно. Ради будущего России, нашей Родины, ради будущего детей и внуков стоит погибнуть, как погибали наши деды и прадеды под Москвой.
Уже сидя в тесной комнатке под самой крышей, пока радист настраивал аппаратуру, Кожин очередной раз вспомнил все свои действия, выискивая ошибку. Нет, всё делал старый сыщик правильно и быстро. После первых сообщений об исчезновении Влада Быстрова бывший майор полиции сам выехал в Стокгольм на самом быстроходном корабле Новороссии. С собой он взял лучших сыщиков, криминалистов, взвод спецназа. Опытным профессионалам за считанные дни удалось выяснить, что ветеринара похитили люди, связанные с инквизицией. Но полтора месяца ушли, чтобы выяснить, где может быть спрятан пленник инквизиторов. Кожин и Ветров задействовали всю свою агентуру, все посольства и любые возможные источники получения информации в Европе.
Постепенно выявились четыре подозрительных дома, где инквизиция содержит своих врагов. Нет, подобных домов и замков было гораздо больше, но только в эти четыре за последний месяц доставили новых жертв. Два дома находились в Испании, один на юге Франции и последний, самый перспективный, в Неаполе. Туда Кожин отправился лично, а в три остальных дома направил группы захвата. Сработали все одновременно, дабы избежать утечки информации, и угадали. Пока три остальные группы работали по захваченным там людям и документам, Кожин быстро наладил контакт с плененным следователем инквизиции. И рискнул, доверил ему отправить письмо в Рим, в котором указать, что необходимо присутствие самого генерала, так как получены важные сведения. Возможно, и генерального прокуратора, поскольку сведения касаются его. Следователь отправил письмо без условных знаков, и через неделю генерал попал в ловушку.
– Вопрос решён положительно, за неделю справимся. Все гости прибыли вовремя, праздник продолжается, – короткими условленными фразами сообщил Николай офицеру связи в Петербурге результаты операции. Пусть никто подслушать не может, но бережёного бог бережёт, а не бережёного конвой стережёт.
С этого дня старый оперативник со своими лучшими контрразведчиками и сыщиками неделю не знал отдыха и покоя. Пока специальные группы по всей Европе занимались извлечением денег и ценностей Ордена, о которых сообщил словоохотливый генеральный прокуратор, оперативники работали. Они допрашивали генерала и его людей, искали подходы и вербовали высших лиц Ордена инквизиторов. Кого-то пришлось убрать, сымитировав несчастные случаи, чтобы продвинуть наверх, в руководство Ордена, завербованных инквизиторов. Некоторые из высокопоставленных инквизиторов были завербованы вообще от имени самого генерала или адмонитора, главного контроллёра в Ордене. Они искренне поставляли информацию руководству Ордена, выполняли указания кураторов, не зная, что фактически работают на разведку русов. Пока его специалисты работали с инквизиторами, Кожин все усилия направил исключительно на генерала, стараясь убедить его в необходимости сотрудничества.
Нет, о том, чтобы сказать правду о будущем, речи не было. Магаданцы решили придерживаться прежней версии о своём далёком царстве Магадан. Допросные листы с показаниями несчастного ветеринара все эти дни внимательно переписывались, меняя текст в нужных местах. Эти изменённые допросные листы генерал и привезёт с собой в Рим, объявив о предательстве генерального прокуратора. Вот его, казначея Ордена, как и весь персонал тайной базы в Неаполе, придётся увезти с собой. Не на вечное заключение, найдётся им работа в ведомстве Кожина. Тем более что освободившееся место генерального прокуратора займёт в скором времени высокопоставленный информатор Петербурга, «продавший душу» за возможность распоряжения огромными ценностями Ордена. Так что магаданцы остались и для всех инквизиторов подданными далёкого царя с востока, информация несчастного Влада не распространилась.
С генералом Ордена Николай пытался добиться определённых соглашений, в части обмена захваченными агентами, например. Или договориться об отказе от террора, о возможных консультациях в сложных ситуациях. На дружественные отношения с инквизицией мог рассчитывать только простофиля, вроде пресловутого Горбачёва М. С., поверившего Западу в своё время или предавшего Союз, как оказалось впоследствии. Ни Кожин, ни Головлёв, не говоря уже об их воспитанниках, не собирались дружить с иезуитами или верить их обещаниям. Но озвучить генералу, что любые враждебные акты против магаданцев или русов, будут пресекаться и вызывать ответную реакцию вплоть до военных действий против Рима и пап римских в первую очередь, Николай не постеснялся. Также он не преминул напомнить Клавдию Аквавиве, что на континентальных землях Новороссии в относительно целом виде сохранились сотни католических монастырей и епископатов, не говоря уже о церквах.
В случае недружественного поведения Ордена все эти католики рискуют оказаться без крыши над головой, без земли, без церквей, и отбыть на строительство светлого будущего в Мурманске или устье Конго. Причём исключительно в соответствии с законом, за выступление против государственной власти. Благо доказательств их связи с инквизицией предостаточно. А газеты, листовки и православные священники быстро и легко доведут до простого народа, кто настоящий виновник краха католичества в Новороссии.
Кожин внимательно всмотрелся в лицо генерала, сильно сдавшего за неделю общения с магаданцем. Оставив, однако, всякое сожаление к злейшему врагу русов, Николай продолжил: – О том, что всяческая деятельность Ордена на территории Новороссии, Западного Магадана и Руси, как и в их колониях, будет пресекаться строжайшим образом, я упоминать не стану. Забудьте о тех странах и землях, где работаем мы, просто забудьте, Клавдий. Мир достаточно велик, чтобы его хватило нашим правнукам, дай вам бог справиться с испанской Америкой.
– Хвастайся, умелец! – Наместник Новороссии подошёл к ангару в сопровождении своего ближнего круга министров. Принимавший высоких гостей Сергей Корнеев уже давал отмашку открывать ангар. Огромные ворота медленно открылись, из темноты помещения на светлое поле с негромким тарахтением своим ходом выехал обыкновенный самолёт. Такой, весь из себя блестящий новым алюминиевым корпусом, с пропеллером, с застеклённой кабиной пилота. Как детская игрушка, если не забывать, что в кабине сидит настоящий человек-пилот, а на дворе тысяча пятьсот девяносто четвёртый год от рождества Христова.
Следом, также своим ходом, из ангара появился более серьёзный агрегат, такой же блестящий, но в три раза крупнее, грузопассажирский самолёт с винтами на крыльях. Некоторые министры, включая незабвенного лорда Мальборо, оцепенели, не решаясь задать вопрос. Слишком спокойная реакция Петра и Валентина их удивила, на фоне делового осмотра самолётов с использованием непонятных терминов, когда Головлёв и Седов совершенно спокойно уточняли скорость, потолок (?), грузоподъёмность, дальность полёта и ряд других характеристик невиданных машин, министры боялись проявить своё невежество. Тем удивительнее стал факт первого полёта грузопассажирской машины с самим наместником на борту. Правда, полёт длился недолго, в пределах пары вёрст вокруг лётного поля, но смелость наместника после такого подвига никем из министров никогда не подвергалась сомнению.
– Вот, господа министры, – любовно прихлопнул ладонью по ледяному алюминию борта Головлёв, спустившись на землю. – Это наше будущее, будущее Новороссии, сильнейшей страны мира. Хвались, Сергей Николаевич, молодец!
– Грузовой самолёт по традиции назвали Ф-4, по фамилии главного конструктора, Матвея Филиппова, – начал рассказывать Корнеев. Молодые министры заметили, как старые магаданцы понимающе кивнули при упоминании названия самолёта. – Это вторая цельнометаллическая модель и четвёртая конструкция по счёту. Грузоподъёмность двенадцать тонн, дальность полёта тысяча триста вёрст, скорость до двухсот сорока вёрст в час, потолок четыре тысячи метров. Кабина не герметичная, но отапливаемая. Без груза с запасными баками, полагаю, способен перелететь Атлантику.
– Ну, рекордов нам не надо, хотя пассажирское сообщение пригодится: – заметил наместник, сразу уточнил. – Какой моторесурс?
– Восемьсот часов гарантированно, затем двигатель нуждается в переборке, замене фильтров, подшипников. – Корнеев оглянулся на самолёт и продолжил: – Шасси в полёте убираются, возможен гидровариант. Дальность приёма установленной на самолёте рации вполне достаточная, предусмотрен люк для… ну, для изделий. Выпуск изделий уже ведётся, весом от двадцати килограммов до полутонны. Опытное применение изделий проводили, необходимые приспособы разработаны и могут быть установлены на самолёт в течение рабочего дня. На сегодня имеется двенадцать готовых моделей, скорость выпуска не больше двух самолётов в месяц.
– Очень хорошо, как дела с разведчиком?
– Самолёт-разведчик, Ги-5, главный конструктор Гиреев Прохор, выпускник Петербургского университета, кстати. Как вы догадываетесь, пятая модель с начала проектировки и только первая цельнометаллическая. Вы бы знали, сколько мы разбили деревянных разведчиков за семь лет, самим приятно вспомнить. Скорость – триста шестьдесят вёрст в час, дальность полёта – шестьсот вёрст, потолок – пять тысяч метров. Полезная нагрузка – четыреста килограммов без пилота. Самолёт одноместный, исключительно устойчив в полёте и прост в изготовлении. Радиофицирован, шасси убирается, на первое время предусмотрена возможность полёта с пассажиром. Правда, ему будет неудобно сидеть, надо решать с фото и с пулемётом. – Опять Корнеев озадачил молодёжь непонятными терминами.
– По оборудованию соберёмся отдельно, – наместник не спешил обнародовать все тайны «Петербургского двора». – Сколько готовых самолётов?
– Разведчиков всего пять штук, хотя выпускать их можно до десятка в месяц. Только куда?
– Правильно, к счастью, они пока не востребованы, подумайте о штурмовиках, пока мы с оружием решаем. А пилотов ты сколько приготовил?
– У нас всё по-взрослому, пилотов вдвое больше, чем самолётов. Готовим из своей молодёжи, что в мастерских работают, ради этого они готовы бесплатно работать. Так что и техники подготовленные есть.
– Хорошо, готовь смету на строительство лётно-технической школы, с охраной, своей инфраструктурой. Мастерские пока не расширяй, но оборудование для этого начинай готовить. Да прикинь, где на Острове можно лётные поля устроить, с персоналом. – Петро почесал затылок, глядя на ползущие по небу облака. – Похоже, придётся полноценную метеослужбу создавать. Не считая дополнительных раций, локаторов, обслуги разной. Да ещё о пулемётах, аэрофотосъёмке, закупках шёлка для парашютов подумать. Однако на полноценную индустрию потянет, может на такое и налогов с континента не хватить.
– Не забудь санитарную авиацию, для эвакуации больных и раненых можно и разведчик приспособить. В той же Америке очень пригодятся «малыши», для разведчиков и геологов. Скорость невысокая, смогут сесть на обычном поле, – вступил в разговор Валентин, уже обдумывая, сколько машин закупит его министерство. – В моё ведомство хоть завтра десяток машин можно закупить. Без дела стоять не будут, гарантирую.
– Цена, кстати, приятно всех обрадует. – Улыбнулся Корнеев, оседлав любимого конька производственника. – Алюминий с выходом на промышленную мощность стал недорогим, все знаете. Восемьдесят процентов деталей обшивки мы штампуем, двигатель за годы выпуска вылизали капитально, дешевле некуда. Стальные полуфабрикаты с континента дёшевы, дорогими остаются рация и резина, тут от нас мало зависит. В нынешнем виде самолёт-разведчик не дороже торпедного катера, деревянного, конечно.
– По резине есть наработки, но это далёкое будущее, когда ещё плантации гевеи разрастутся. Лет через десять, не раньше. – Петро задумался, прикидывая, что за эти десять лет успеет сделать. – С рациями будет скоро лучше, молодёжь полгода транзисторы клепает в полный рост, обещали к концу года на промышленный уровень выйти. Что пригорюнились, господа министры? Мы с Сергеем Николаевичем и Валентином Петровичем покинем вас, а вы развлекайтесь. Организуйте министрам показательные катания, пусть взглянут на землю с высоты птичьего полёта.
В штабном вагоне личного поезда наместник с друзьями успели пообедать, пока добрались до следующего закрытого завода. Сеть заводов вокруг столицы Новороссии соединяла чугунка не для удобства руководства. В первую очередь железные дороги прокладывали ко всем крупным предприятиям для удешевления и ускорения снабжения и вывоза продукции. А наместник катался по стране на поезде исходя из соображений удобства и скорости, обычные дороги были слишком разбитыми просёлками для примитивных машин Новороссии. Хотя конструктивно первые машины с ДВС появились десять лет назад, форсировать их производство Головлёв и Корнеев не спешили. Инфраструктура отставала, выстраивать её не было средств и ресурсов, в первую очередь, человеческих. В стране машинами занимались различные умельцы, а их произведения не особо отличались от творений Бенца, Рено и прочих конструкторов конца девятнадцатого века.
Корнеев пытался помочь умельцам известными ему наработками по ходовой части, по системе управления, но все изобретатели оказались страшно самолюбивы и помощи от каких-то чиновников, пусть и высокопоставленных, не принимали. Потому руководство Новороссии решило не вмешиваться в тонкий процесс народного творчества. А для своего передвижения использовать более комфортный транспорт. До появления сети аэродромов таким транспортом останется чугунка, Остров небольшой, и развивать на нём железные дороги гораздо легче, нежели в России. В результате к началу девяносто четвёртого года, при обилии стального проката и рабочих рук, проблем с быстрым передвижением по островной части Новороссии не возникало никаких. Правда, личные поезда приобрели себе только Головлёв и Корнеев. Остальные министры обходились обычными рейсами либо просили у них.
– Так вот, господа, довожу до вашего сведения, что ещё год назад я в полной тайне поручил двум номерным (закрытым) заводам разработку новой техники. – Наместник отхлебнул крепкого чая из своей кружки, немного сморщился и подхватил с блюдца ломтик лимона, сморщившись ещё сильнее. – Чёрт, сплошные витамины. Так вот, в течение года я вносил некоторые поправки в их изделия. Мы посмотрели на успехи умельцев Сергея Николаевича, сейчас я тоже хочу похвастаться. Потом расскажу, к чему всё это. Кажется, приехали, пойдёмте.
– По вашему заказу, Пётр Иванович, мы изготовили два опытных образца, с использованием энергии отдачи затвора, накатывание происходит при помощи возвратно-боевой пружины. Первый образец – пулемёт ручной, весом восемь с половиной килограммов, скорострельность двести выстрелов в минуту, питание из коробки на – двести патронов или рожка на пятьдесят патронов. Патрон унитарный, калибра семь миллиметров, тот самый, что используется для карабинов. Прицельная дальность – одна верста, в комплект входит сменный ствол и пять возвратно-боевых пружин. – Главный инженер завода быстро разобрал опытный образец, разложил детали пулемёта на столе и продолжил: – При изготовлении пулемёта мы исходили из трёх основных требований – дешевизна, надёжность и удобство использования. При соблюдении основных тактико-технических данных, разумеется. Оружие снабжено дульным тормозом и пламегасителем, имеется возможность установки оптического прицела. Как вы убедились, неполная разборка оружия для чистки производится без инструментов, голыми руками. Себестоимость образца невелика и сравнима с производством засадной, то есть снайперской винтовки.
– За счёт чего достигается надёжность при таком малом весе? – поинтересовался Корнеев, собаку съевший на механике. В своих машинах и двигателях Сергей Николаевич стремился снизить трение и повысить долговечность с использованием целого ряда факторов. В первую очередь, используя привычные для будущего методы – за счёт использования сплавов с необходимыми свойствами, за счёт применения подшипников, высокой точности обработки и подгонки деталей и механизмов, качественной смазки. Многого из этих способов в ручном оружии по определению не могло быть использовано.
– Основная заслуга надёжности в применении различных сплавов, от привычных стальных, до новинок титаново-алюминиевых. Рудный концентрат, поступающий из континентальной Новороссии, достаточно дешёвый, как вы знаете. Потому и новые сплавы из него по себестоимости не превышают привычную сталь. Ещё могу отметить значительное снижение трудоёмкости обработки деталей на специальном оборудовании. Новые мощные высокоточные станки с электродвигателями и алмазными инструментами снижают время обработки деталей втрое-вчетверо против старых станков. Правда, для работы на них нужны высококвалифицированные специалисты, так они у нас есть. Немного, но молодёжь обучаем. При необходимости сможем производить пулемёты массово.
Далее, второй образец, станковый пулемёт, калибра двенадцать миллиметров, вес – сорок восемь килограммов, прицельная дальность – две версты, питание коробчатое и ленточное. Скорострельность – триста выстрелов в минуту, также имеются дульный тормоз-компенсатор, он же пламегаситель, оптический прицел с лазерным указателем цели. Правда, использование лазерного прицела добавляет ещё восемь килограммов веса, батареи тяжёлые. Этот пулемёт без инструментов не разобрать, конечно, однако быстрая замена ствола предусмотрена. В комплект, кроме ЗИПа и запасного ствола, входят шесть возвратно-боевых пружин, оптический прицел и дальномер. Отдельно возможна установка пулемёта на колёсный станок с броневым щитком, но, лучше использовать пулемёт стационарно.
– Какова живучесть стволов?
– При стрельбе короткими очередями по пять-десять патронов стволы выдерживают без снижения точности стрельбы до двух тысяч выстрелов подряд.
– Хорошо, поехали на стрельбище. Проверим лично.
Стреляли магаданцы долго, особенно наместник, впервые за двадцать с лишним лет, получивший в руки настоящее автоматическое крупнокалиберное оружие. Как он выразился, это не карабин или автомат, двенадцать миллиметров – вот показатель реальной армейской силы. Тут же наместник подписал указ о серийном производстве обоих пулемётов и патронов для них. Возвращались друзья в Петербург поздним вечером, однако уже рано утром отправились на следующий номерной завод. Там Валентина и Сергея ждал последний сюрприз, подготовленный наместником.
Завод № 18 построили всего полтора года назад, для выполнения чётко обозначенной наместником задачи – создание военной техники. Более того, первым заказом шло создание боевой машины пехоты и самоходной артиллерии. В течение года Головлёв, конечно, часто бывал на заводе, подсказывая многие технические решения. Летом 1594 года пришла пора принимать первые готовые изделия, уже прошедшие полевые испытания. На них и привёз своих близких друзей Петро, стараясь не раскрывать в обществе полученные результаты. Пусть и нет оснований не доверять остальным министрам, которые честно трудятся и умеют хранить тайны. Но слишком много человеческих жизней зависит от новых видов оружия, чтобы играть в демократию и гласность. В соблюдении государственных секретов все офицеры-магаданцы оставались непреклонными, кого это не касается непосредственно – знать ничего не должен. Будь он хоть трижды министр.
Боевая машина пехоты не походила на образцы двадцатого и двадцать первого века. Машина представляла собой обычный грузовик, только повышенной проходимости. С тремя ведущими усиленными осями, обшитый листовой сталью кунг, вместо кузова. Обшивка спокойно держала выстрел любого пехотного оружия, как ружья, так и карабина. Из кунга были предусмотрены четыре выхода, три по сторонам, один – вниз, для быстрой высадки пехоты. Вместимость кунга – двадцать бойцов с оружием, дополнительно стрелок в специальной башенке, способный стрелять на 360 градусов. Возможность стрельбы из кунга для остальных бойцов также предусматривалась через закрываемые бортовые окна-щели. Для водителя и командира в кабине имелась защита броневыми пластинами и возможность установки пулемётов. Больше всего удивило наличие в кунге трёх мощных вентиляторов, наводивших на определённые мысли.
Ходовая часть машины отличалась простотой и надёжностью, двигатель также был защищён стальными листами. Поражали колёса – заполненные вспененной резиной, необычно широкие, способные двигаться по болотам и песку, не боящиеся проколов от ножей и пуль. Хотя боевая машина вышла тяжёлой, в силу чего не могла двигаться быстрее сорока километров в час, выглядел монстр идеальным оружием, в условиях средневековья это было нечто ужасное. Наместник тут же подписал распоряжение о производстве сотни боевых машин и тысячи обыкновенных грузовиков, но с защищённой от обстрела кабиной боевой машины.
– Начальник, где мы водителей для них возьмём? – поразился Валентин, прикинувший устроить в десятке машин полевые госпиталя.
– Сколько у вас молодых рабочих, освоивших управление машинами? – вместо ответа обратился Головлёв к директору завода.
– Практически все, около ста пятидесяти человек, не считая опытных специалистов, те постарше. – Не удивился вопросу директор, явно готовый к подобной ситуации.
– На базе завода разворачивайте обучение гражданской молодёжи вождению машин, с обязательным привлечением командиров третьего, четвёртого и пятого полков. Через три месяца в каждом полку водить машины должны уметь все офицеры, сержанты и четверть личного состава. Ну, об этом я сам командиров извещу. А ваша забота – гражданские водители и техники для ремонта. Со всем инструментом и запасными частями, разумеется.
С самоходной артиллерией дело обстояло хуже, хотя тут не было требования бронированной кабины. Подразумевалось, что на дальность ружейного выстрела враги не подойдут. Перевозка орудий предлагалась в виде прицепа, когда пушка цеплялась позади грузовика, в кузове которого размещалась часть боезапаса и орудийный расчёт. С учётом облегчённой кабины и обычного бортового кузова мощности тягача для этого хватало вполне. Наместник заключил и здесь два контракта, для военных поставок с колесами, заполненными вспененной резиной, в количестве сотни грузовиков. И для гражданских перевозок с обычными колёсами, в составе шины и камеры, зато в количестве целой тысячи машин.
– Да, надо бы десяток грузовиков в гражданском варианте в Петербург запустить, тогда отбоя от желающих водителями стать не будет. – Задумался на обратном пути Головлёв.
– А ты просто добавь в комплекс ГТО для парней вождение автомобилей. Мы тогда тысячи водителей получим через пару лет, только не забывай грузовиками учебные центры снабжать. – Посоветовал Валентин.
– Теперь я понимаю прошлогоднюю задачу по производству бурильных установок, – задумчиво откликнулся Корнеев. – Я всё гадал, зачем нам бурить нефть, если в Плоештах её из колодцев отлично вычерпывают. Для этих грузовиков колодезной нефти может и не хватить.
– Правильно, когда ты отправляешь первых бурильщиков в Плоешты? – откликнулся Головлёв. – Только учти, Плоешты не основная цель для бурильщиков, а полигон для испытаний. И учебный класс для аборигенов. Пусть твои специалисты учат тамошнюю молодёжь, обещают хороший заработок и возможность путешествовать. Уж нефтяниками румыны не поленятся работать, надеюсь. Создай нормальную агитацию для молодых православных румын, обещай не только работу, но и возможность переселения всей семьёй за государственный счёт в края, где нет помещиков и дворян. Где первые семь лет православный народ, как водится, освободят от налогов, а зарплата нефтяника позволит выстроить огромный дом. Землю в тех южных краях нарежут совершенно бесплатно, работой желающих обеспечим при условии подписания контракта на десять лет.
– Подожди, у румын огромные семьи, как у цыган. За одним работающим нефтяником поедут человек тридцать, если не больше, дармоедов и бездельников. – Едва не поперхнулся Корнеев, имевший неосторожность проезжать через Румынию в одной из поездок по Европе двадцать первого века.
– Правильно, на это я и рассчитываю. Нам нужны горластые, бесцеремонные, многочисленные переселенцы, такие же, как арабы или нынешние евреи, только православные. Пусть некоторые из них работают – им будем платить, другим раздадим оружие для защиты своих семей. Будут румыны вытеснять аборигенов или ассимилировать их, нам в любом случае выгодно. Останутся под нашим контролем исключительно православные и послушные подданные. Пусть они будут не сильно работящими, качать нефть дело нехитрое при нынешних глубинах залегания в двадцать-тридцать метров. Можно даже пару нефтеперерабатывающих заводов им построить, бензин нужен машинам и кораблям. – Петро задумался на минуту, затем продолжил: – Найдём через год-другой нефтеносные районы в той же Северной Африке или Южной Америке, завезём туда обученных румын с семьями, выстроим церкви. Под нашим контролем они лет двадцать-тридцать будут, не меньше, возможно, лет сто пятьдесят – двести. За это время любых аборигенов румыны выживут или ассимилируют, приведут к православию. Потому как храмы иных конфессий мы строить запретим, и службы тоже.
– А мы с этого получим не один нефтяной источник, как сейчас в Плоештах, а два-три или больше, – подхватил идею Корнеев. – Причём, все они будут завязаны на нас, как основного потребителя сырья. Более того, только мы сможем защитить их от окружающих иноверцев. Такие нефтедобывающие анклавы, даже при обретении независимости, останутся экономически и духовно, политически, привязаны к нам, Новороссии.
– Правильно, останутся привязанными к нам на несколько веков, а дальше будет видно, не нам решат, – подвёл итог своим предложениям наместник. – Не вам говорить, что специалистов у нас не хватает. Надо активнее использовать другие народы, оказавшиеся в доступности. Из бывших пленных немцев, например, полгода назад мы сформировали пять полков, их активно муштруют и готовят воевать по нашим правилам. Все они пожелали стать полноправными гражданами Новороссии, каковое право и получат через три года службы. Хотя контракт они подписали на десять лет службы, уверен, все его продлят ещё на десять лет, чтобы заработать пенсию. Они работать не умеют, только воевать. А нынче воевать безопаснее всего за Новороссию.
– Ну да, – кивнул Корнеев, – мы тоже много чехов сагитировали перебраться на Остров. Только контракты у нас на пять лет и гражданство после контракта. Узнав о наших зарплатах, добрая половина пражских ремесленников заключила контракты, две трети из них уже перевезли свои семьи. Остальные холостяки, хотя на наших девушках охотно женятся, значит, останутся в Новороссии. Возвращаться собираются лишь единицы.
– Конечно, – хмыкнул Валентин, – какая женщина от горячей воды, стиральной машины, унитаза, электроутюга, электроплиты и электроосвещения захочет вернуться к каминам, ручной стирке в холодной воде? Да и сами работяги, наверняка продлят контракты ещё на пару сроков, куда им деваться. Дома или квартиры у них в Новороссии к тому времени будут, возможно, машины заведут, если и вернутся в Чехию, то лишь похвастать успехами и родных позвать к себе. Даже те, кто уедет с Острова, будут всю жизнь рассказывать знакомым, как хорошо в Новороссии. Нас это вполне устраивает.
– Мы же обсуждали нашу политику в Европе, – напомнил наместник. – Сейчас инженеры, мастера и учёные едут на Остров, здесь всё налажено давно и вызывает интерес. Через пять лет, когда мы наладим нечто похожее в континентальной части Новороссии, туда побегут работяги со всей Европы. Зачем горбатиться на своего хозяина, если, перебравшись через границу, что в какой-то сотне вёрст пролегает, можно стать свободным? Из Новороссии выдачи нет! Да не просто свободным, а найти хорошую работу, перейти в православие и получить налоговые каникулы. За время которых вполне возможно выстроить или купить дом, завести хозяйство.
По информации с континента, наши урожаи на выморочных землях из семенного материала Алевтины Сусековой свели с ума добрую половину дворянских крестьян. Самих дворян тоже, впрочем. Крестьяне бегут на выморочные земли целыми деревнями, оставшиеся под властью дворян и епископов крепостные правдами и неправдами добывают наши семена и картошку. Дворяне от них недалеко ушли, закупают племенной скот и учатся силосованию. Вы знаете, что египетское зерно в будущем году нам не понадобится, своих продуктов уже нынче в избытке? А закупать придётся, часть поместим на хранение, часть начнём перерабатывать в новую продукцию – макароны, рожки.
– Да, чувствую, повторяется ситуация начала двадцать первого века, – засмеялся Валентин, удивляясь пришедшему сравнению. – Тогда из Болгарии, Румынии, Польши и прочих недоразвитых стран до четверти населения уехали на заработки в Германию, Францию, Британию и другие Голландии. Тоже, что характерно, молодые и самые толковые. На родине у них оставались старики да патриоты или неудачники. Однако нам это грозит новой войной, со всей оставшейся Европой!
– Я не сомневаюсь в этом, но, надеюсь на десять-пятнадцать лет мира. Пока подрастёт новое поколение, пока короли и правители поймут, что бегство молодёжи невозможно остановить запретами и силой, пройдёт время. За это время мы постараемся вырастить агентов влияния через университеты, через военное училище, да и просто вербовкой. Чтобы следующая война надолго успокоила Европу, а к власти большинства государств после нашей победы пришли лояльные к нам люди.
