Глава 14
– Доброе утро, из Синеграда беспокоят, кто у телефона?
– Да, городское земство, здравствуйте, Надежда Оттовна.
– Не узнала тебя, Любонька, богатой будешь. Записывай приказ губернатора, диктую. «Вчера, третьего марта, без объявления войны, со стороны королевства скоттов границу Новороссии пересекли две армии, общим числом до двадцати тысяч воинов. Русские пограничники были обстреляны и отступили, обе армии скоттов продолжают движение в сторону Петербурга. Для защиты нашей родины приказываю: всем уездам губернии срочно направить в губернское земство ополченцев, прошедших военные сборы в 1588, 1589, 1590 годах. Обеспечить прибытие ополченцев до восьми часов утра пятого марта, с приданым оружием, к Арсеналу. Губернатор Максимов» Записала, Люба?
– Да, Надежда Оттовна, записала.
– Не забудь, с вас по списку триста пятьдесят шесть ополченцев.
– Помню, городок небольшой, всех сейчас соберём, за главой земства уже отправили. Не волнуйтесь, наши ополченцы до вечера в Синеград успеют. Доберутся по чугунке, на запасном поезде.
– Не забудь отправить гонцов по уездным весям, пусть и они поспешают.
– Всё сделаем, вы скажите, Надежда Оттовна, как там дела, далеко скотты продвинулись? Может, весь народ поднимать пора?
– Не волнуйся, деточка, скотты дошли только до Разбегаева и Красногорска, это меньше тридцати вёрст от границы. До нас таким ходом полмесяца будут идти. Не даст им Петр Иванович далеко добраться. Я слышала, в Красногорске целых пять бронепоездов стоит, дадут горцам прикурить.
Как и обещала дежурная горсовета уездного городка Зубатова, ополченцы собрались за считанные часы. Уже после обеда у здания городской управы возникло стихийное вече, народное собрание по-русски. Добрых две тысячи друзей, родных, соседей и просто знакомых вышли проводить ополченцев на войну. Первую настоящую войну, куда призвали простых горожан, да ещё дали им в руки лучшее в мире оружие. Призывники хорохорились, гордясь и побаиваясь, женщины, как принято, плакали и обнимали. Кое-где уже играла гармошка, пели песни и плясали, собравшись в кружок. Ближе к управе отцы семейств торжественно напутствовали сынов и внуков, собранных в поход по всем правилам – в сапогах, крепких портах, тёплой куртке, настоящем солдатском зелёном берете, с вещмешком за плечами и ружьём в руках.
– В колонну по четыре станови-и-ись! – Представитель управы вышел к ополченцам, не спеша прогулялся по крыльцу, пока рекруты судорожно прощались и выстраивались в колонну. Так же неспешно обошёл строй по кругу, затем скомандовал: – На вокзал, шагом марш!
До вокзала было всего двадцать минут пешком, но даже на таком коротком пути добрая половина провожающих отстала, решив, что исполнили свой долг перед друзьями и соседями. Остальные провожающие остались на перроне через полчаса, когда поезд тронулся в направлении Синеграда. Небольшой тепловоз уверенно тянул за собой сцепку из двенадцати пассажирских вагонов, рассчитанных на двадцать четыре пассажира каждый. Мест для четырех с лишним сотен городских и уездных ополченцев, конечно, не хватало. Но молодые парни не отличались важностью, с лёгкостью теснились на скамьях, сидели на полу, знакомились и вспоминали месяцы совместной службы. Когда все устроились, открыли окна, в которые нырнул свежий весенний воздух, всем захотелось чего-то неуловимого.
– Голубой вагон, бежит, качается. Скорый поезд набирает ход! – знакомую песенку подхватили все, вспоминая месяцы недавней службы, настраиваясь на неизвестную опасность. Души молодых парней терзались, они спешили поскорее оказаться на фронте и боялись этого, знакомая детская песенка успокаивала, вносила воспоминания о летних пионерских лагерях, походах, поездках в Петербург на поезде. Парни прощались с детством и юностью, отправляясь на войну, настоящую войну, первую войну в их короткой жизни.
В Синегорске ополченцы не покидали вокзал, спешно прошли формирование по взводам, получили патроны, довооружились, взяли сухой паёк, чтобы уже вечером отбыть на поезде к северной границе. Благо расстояние до района боевых действий не превышало трёхсот вёрст. Ещё затемно состав выгрузился, а батальон, сформированный из ополченцев Зубатовского уезда, до обеда двигался просёлочными дорогами к месту обороны. Наконец, неподалёку от вёски Лыково ополченцы встретили батарею восьмидесятимиллиметровых пушек, уже на позициях. Пока два комбата – командир батальона и командир батареи – решали вопросы, ополченцы успели познакомиться с пушкарями. Те оказались ветеранами, воевавшими ещё в Польском походе, посматривали на молодёжь свысока, но дружелюбно. На расспросы ополченцев о возможных действиях врага и решениях комбатов ветераны-пушкари отмалчивались, невольно улыбаясь.
Наконец, командир батальона выбрался из палатки пушкарей и принялся распоряжаться, после чего ополченцы буквально вгрызлись в землю, выкапывая траншеи. Батальону приказано занять оборону по фронту до двух вёрст, ещё столько же по левому флангу. Лопат, слава богу, в обозе хватало обычных, штыковых и совковых, да пушкари несколько ломов выдали. Они-то с утра позиции обустроили, сейчас отдыхали, да маскировочную сеть над пушкарскими ямами раскидывали. А прибывшее пополнение принялось за работу, как говорили командиры-магаданцы, копать от этого камня до обеда. В данном случае получилось немного иначе, от обеда до того камня. Так что бойцам из Зубатовского уезда пришлось попотеть, лишь к полуночи командиры отпустили солдат отдыхать. Сами же собрались в палатке комбата вместе с пушкарями на последнее совещание перед боем.
– Значит, так, – докладывал капитан пушкарей, принявший командование сводным батальоном, как самый опытный. – По данным разведки, противник находится в пяти верстах от нас к северу, вдоль просёлочной дороги Лыково – Осиновка. Двигаясь вдоль дороги, завтра противник выйдет на наши позиции, на самый угол, чуть левее фронта. Разведчики уверяют, что скотты движутся силами до пяти полков, будем считать, до семи полков. Наша задача отпугнуть скоттов левее, на запад. Вот здесь, перед нашими позициями проходит удобная лощина, сворачивая как раз в нужном направлении. Как только передовые отряды врага выйдут в лощину, откроем беспокоящий огонь. Понятно?
– Разрешите? – Поручик Браун выступил вперёд, ожидая разрешения командира. После его кивка продолжил: – До указанной лощины почти верста, даже лучшие стрелки не попадут. Мы лишь обозначим свои позиции для врага. Может, лучше подпустить его поближе?
– А потом силами одного батальона неопытных ополченцев уничтожить пять полков? – Капитан улыбнулся. – Наша задача, повторяю, отпугнуть врага, направить его по лощине на запад. Потому будем активно стрелять со всех позиций, даже мы пару раз пушками ударим, с недолётом, конечно. Пусть противник думает, что ему противостоит полк или два. Для этого одна рота выдвинется за правый фланг и, если противник свернёт на восток, активно проявит себя стрельбой. Нам нужно, повторяю, заставить скоттов свернуть на запад. Оборонять эти позиции никто не собирается, потому и обозначим себя издалека. А, чтобы наша показушная стрельба произвела впечатление, мои люди под шумок пару скоттов застрелят.
– На таком расстоянии? – не сдержали удивления два молодых прапорщика.
– Да, слушайте дальше. Если противник продолжит наступление на наши позиции, будем действовать следующим образом…
Передовые отряды скоттов вышли к лощине, едва рассвело, только ополченцы и пушкари успели позавтракать и занять свои позиции. Два конных разъезда скоттов спустились в лощину, за ними последовал отряд пехоты в полсотни солдат. Оба комбата с наблюдательного поста внимательно смотрели в подзорные трубы, рядом ждали вестовые и горнисты, напряжённо всматриваясь вдаль. Первым появление скоттов из лощины заметил, как ни странно, радист, случайно поднявший взгляд от рации. Он и буркнул:
– Идут.
– Стоять, – резким голосом остановил капитан-пушкарь суету на наблюдательном пункте. Он выждал, пока весь передовой отряд противника покажется из лощины, пройдёт полсотни метров, после чего дал отмашку горнистам и вестовым.
Хрустальный звук двух горнов разорвал весеннюю тишину, словно в продолжение короткого духового сигнала, калёным горохом рассыпалась стрельба из карабинов, обозначая позиции ополченцев. Неожиданно для них два скотта упали, явно убитые. Попасть на такой дистанции даже из карабина весьма трудно, но в пылу первого боевого столкновения пехотинцы-зубатовцы лишь азартно закричали, продолжая обстрел разведки противника. Позади глухо бухнули пушки, одна за другой. Четыре фонтана земли вздыбились перед остановившимися скоттами. После чего передовой отряд вражеской армии быстро скрылся в лощине, а горны подали сигнал прекращения огня.
Наступили минуты тягостного ожидания. Говорят, нет ничего хуже, чем ждать и догонять. Возможно, так и есть. Минуты тишины медленно перетекали в часы, но высылать разведку капитан пушкарей запретил, опасаясь спугнуть противника. Только через два часа к лощине вышли полки скоттов, деловито разворачиваясь на запад. Двигались вражеские солдаты довольно быстро, каждый полк шёл со своим обозом, растягиваясь в линию до полуверсты и больше. Однако шагали горцы бодро по не успевшей размокнуть земле, всего за пару часов шесть полков противника спустились в лощину, направляясь на запад. Капитан-пушкарь выгнал всех посторонних с НП, оставшись с командиром ополченцев и радистом, после чего отправил зашифрованное сообщение одному ему известному адресату.
– Всё, наше дело сделано, командуй своим пехотинцам выдвигаться к краю лощины. Мои тоже сейчас туда переберутся. – Пушкарь вытер вспотевший от нервного напряжения лоб и улыбнулся. – Считай, врага мы остановили. Наша задача теперь изменилась. Будем брать пленных, и отсекать беглецов. Посылай своих за верёвками, вязать скоттов скоро придётся.
За хлопотами перемещения орудий и самих ополченцев за срочным оборудованием новых траншей и окопов, командиры не заметили, как прошли два часа. Ровно в полдень с запада, куда ушла колонна скоттов, послышался глухой гул пушечных выстрелов. Стрельба длилась недолго, меньше получаса с небольшими перерывами, в которые врывались мелкие удары ружейного огня. Затем всё стихло. Слышно стало, как поёт жаворонок в небе над поляной, недалеко, в болоте, закричал дергач-коростель. Капитан-пушкарь разорвал напряжённое молчание спокойным голосом:
– Ждите, через полчаса побегут.
– Приготовиться к захвату пленных, в случае сопротивления стрелять на поражение! – продублировали команду комбата поручики и капралы.
Ждать пришлось меньше получаса, первые беглецы так яростно нахлёстывали своих коней, что не видели ничего вокруг. Около полусотни всадников вынеслись на взмыленных лошадях прямо на засаду, с трудом остановились, глядя в открытые жерла орудий, направленные им в лицо. Со склонов лощины беглецам весьма выразительно смотрели в лицо триста карабинов. Не давая скоттам опомниться, часть бойцов хватали коней под уздцы, отводили их в сторону без лишних слов. Именно эта деловитость и спокойствие лишили отступающих всадников воли к сражению, они сдались без всякой попытки сопротивления. После часа дальнейшего ожидания, за время которого ополченцы пленили до тридцати всадников и полторы сотни пехотинцев, капитан-пушкарь дал команду двигаться на запад.
Выстроившись в огромную ловчую сеть, батальон пошёл на запад, прочёсывая встречные перелески и кустарники. Там пришлось немного пострелять, в результате к месту разгрома скоттов батальон пришёл с потерями. Двое неудачников были убиты выстрелами из кустов, ещё двенадцать получили ранения. Поле боя, на которое вышли ополченцы, уже кишело налетевшим вороньём, а от ближайшей чащи подкрадывались лисы с волками. Густо смердело трупами, запах смерти стоял над землёй, перекрывая немногочисленные стоны раненых и умирающих. Вдали, у чугунки, на которой стояли два бронепоезда, немногочисленные пленные под присмотром конвоя собирали трупы и копали могилы. Туда пришлось идти почти час, пробираясь между глубокими воронками от снарядов, обходя разорванные тела людей и коней, перешагивая через разбитые повозки.
– Однако не так я представлял победу на войне, – в сердцах выругался один из ополченцев, упав в лужу лошадиной требухи из распоротого живота убитого животного. – Чёрт возьми, даже ни разу по врагу не выстрелил! Разве это война?
– Это самая правильная война, сынок, – протянул ему руку ветеран, ловко перебравшийся через разбитую повозку. Помог встать измазанному ополченцу и утешил: – Поверь мне, это самая настоящая победа, когда льётся только вражеская кровь, а не твоя. Забыл, чему нас учит наместник? Не жалей патронов и снарядов, чтобы не проливать кровь свою! Лучше измазаться в крови врага, чем перевязывать свои раны. Поверь, наши командиры правильно воюют, дай бог, чтобы всегда так было.
До Праги все двадцать отрядов добрались за четыре дня, но в город входить не рискнули. Слишком много было посторонних войск и просто приезжих во временной столице Священной римской империи. Последние пять лет император Рудольф постоянно жил в Праге, особенно после захвата и ограбления турками Вены. Сюда перебрался весь императорский двор, перетащив за собой уйму слуг, помощников, охраны и их родственников. Потому небольшой, по меркам будущего, городок, бурлил. С фронта постоянно привозили офицеров на лечение лучшим в Европе пражским врачам, из провинции прибывали отряды наёмников и рекрутированных крестьян для отправки в бой. Жить в таких условиях двое суток, да ещё в магаданской форме, настоящее самоубийство.
Потому после небольшого совещания командиры единодушно решили два дня провести в окрестностях города, забравшись в заброшенную каменоломню. Сухих пайков хватало, в пещерах было относительно тепло, обошлись без разведения огня. Два дня с ближайшей горки бойцы наблюдали за городом, особенно за окрестностями королевского дворца, составив примерный план захвата эрцгерцога и его семьи. На связь с разведчиками решили выйти в последний момент, перед самым штурмом, чтобы исключить возможный риск предательства. К сожалению, даже в подзорные трубы рассмотреть лица людей в интересующих районах не удавалось. Поэтому к окраинам Праги стали выдвигаться в сумерках последнего дня перед выступлением.
Пока две сотни русов небольшими группами с трёх сторон подходили к городским окраинам, практически стемнело. Что не мешало бродить местной молодёжи в переулках и обниматься либо драться друг с другом. Мелкие и крупные жулики обделывали свои делишки, ставшие значительно прибыльнее с началом войны. Контрабандисты и дезертиры под покровом темноты пробирались в Прагу и обратно. Одним словом, ночная жизнь прифронтовой столицы кипела, несмотря на патрули и комендантский час. Впрочем, патрули сами не рисковали забираться далеко в трущобы окраинных кварталов, им хватало смелости охранять освещённые масляными светильниками центральные улицы. Русы рискнули и продвигались практически открыто, сборными отрядами, тридцать-сорок человек, нарочито бряцая оружием. Даже переговаривались, правда, по-немецки и короткими фразами.
Квартал за кварталом, минута за минутой, пять объединённых разведгрупп сходились с окраины Праги почти в центр, приближаясь к императорской резиденции. На пути к дворцу эрцгерцога заглянули к двум разведчикам, обитавшим в Праге несколько лет, чьи адреса дали для связи. Те быстро собрались, прихватив несколько керосиновых фонарей, после чего две группы пошли ко дворцу совершенно открыто. У разведчиков имелись пропуска и пароли для стражи. Дом третьего шпиона оказался пуст и совершенно разгромлен, видимо, магаданский агент провалился, судя по толстому слою пыли и промёрзшим стенам, давно. В сотне метров от имперской резиденции группы остановились и быстро переговорили по рации открытым текстом, согласовали время начала операции.
Начали шестью группами, проникшими во дворец с хозяйственных входов, два самых больших отряда укрылись у двух центральных ворот во дворец. Их придётся брать с шумом и стрельбой, потому оставили на самый последний момент. Вряд ли кто из проходивших регулярно патрулей мог подумать, что в цветнике и кустарнике у центрального входа во дворец лежат и сидят сорок вооружённых до зубов вражеских бойцов. Ближе к полуночи активность патрулей заметно снизилась, прошёл почти час с начала операции, а внутри дворца всё было тихо. Несмотря на удивительно тёплую ночь, поручик Ельцов с трудом сдерживал дрожь. Опытный разведчик понимал важность предстоящего дела, это не пару зазевавшихся офицеров противника у кабака спеленать. Вопрос стоит об окончании войны, о выгодном для Новороссии мирном договоре. Не дай бог, не удастся заключить мир, а в войну ввяжется Польша или Турция. Много крови тогда прольётся, со всех сторон.
Для себя поручик давно решил, что без императора Рудольфа из дворца не уйдёт, а при его захвате костьми ляжет, но дождётся передовых отрядов новороссийской армии.
– Наши, небось, артподготовку уже начали, – взглянул на небо поручик. До рассвета оставалось часа два, не больше, самое время для неожиданной атаки окопавшегося противника. Ельцов представил, как в сотне вёрст к западу глухо бьют тяжёлые орудия, а за разрывами снарядов спешат добраться к чужим позициям пехотинцы. Мысленно он вспомнил пройденный за неделю путь и прикинул, что сам бы с боями прошёл его за день-другой, не больше. Значит, надо продержаться во дворце всего сутки-полтора, на это патронов хватит.
В окнах второго этажа во дворце зажёгся свет, на фоне светильника метались чьи-то тени, раздались мужские крики, затем глухо бухнул выстрел из кремнёвого пистоля. Из окна, выламывая свинцовый переплёт, вывалился полуодетый мужчина, ругаясь по-венгерски.
– Слава богу, не наш клиент… – Успел разглядеть отсутствие бороды у мужчины Ельцов. Одновременно он заметил, как засуетилась охрана у парадных дверей дворца, и подал условный знак к нападению. Всё, началась работа, волнение исчезло, время понеслось быстрее тепловоза.
Почти залпом разведчики выстрелили по дворцовой охране у ворот, затем вбежали в полуоткрытые двери, запирая засов за собой. Четверо бойцов с гранатомётами и автоматами остались у входа внутри дворца, остальные рассыпались по внутренним помещениям, проводить жёсткую зачистку покоев. Сам Ельцов побежал к парадной лестнице, не сомневаясь, что там стоит пост охраны, так и есть. Трое гвардейцев с церемониальными палашами уже спускались ему навстречу. Револьвер сам прыгнул в руку, ударив отдачей от выстрелов. Третий гвардеец упал после пятого выстрела; револьвер быстро в кобуру, перезаряжать некогда. В руках уже был автомат, а сзади спешили двое бойцов, не забывая добивать гвардейцев контрольными выстрелами.
Поручик, сбив короткими очередями ещё трёх или четырёх гвардейцев, бежал в сторону императорских покоев. Там сейчас самое главное, там решается вопрос выполнения боевой задачи. У последнего поворота его ловко перехватили руки знакомого бойца, опуская ствол автомата вниз.
– Не спеши, всё в порядке. Рудольфа взяли, его семью тоже. – Боец развернул Ельцова к командиру батальона разведки, майору Григорию Ахметову, ещё из сибирских татар, первых сподвижников наместника Петра. Несмотря на свои тридцать семь лет, худощавый и жилистый Григорий, до крещения Гаюк, быстро двигался и ещё быстрее принимал решения.
– Что случилось, поручик?
– Товарищ майор, докладываю, центральный вход захвачен без потерь, двери блокированы, отряд проводит плановую зачистку первого этажа.
– Молодец, не забудь людей у окон оставить. Всех гражданских в дальней кладовой заприте. Да, смотри, чтобы вино никто не прихватил из бойцов, уснут. Сейчас самое трудное, ждать. Всё, иди. – Майор уже отвернулся от поручика, возвращаясь в покои Рудольфа Второго.
– Кто из окна-то выпал? – шёпотом спросил поручик у знакомого бойца.
– Говорят, денщик императорский.
– А как вообще? – поинтересовался поручик, неопределённо разводя руками.
– Скучно, спят, как мыши в чулане. Прошли половину дворца, даже никто не возмутился. Даже гвардейцы на постах спали, так и не проснулись никто. С такой охраной эрцгерцога можно было одним отделением спеленать и вынести.
– Да, повезло нам. Ну, бывай, боец. – Ельцов хлопнул парня по плечу и отправился на первый этаж, занимать оборону. С улицы всё громче раздавались крики и шум подбегающих солдат.
Спустя полчаса разведчики отбили первую попытку штурма дворца, практически без усилий. Перестреляли бойцы из карабинов двадцать гвардейцев и патрульных да пустили в оставшихся очередь из автомата. Эта очередь и напугала имперских солдат, показалось им, что во дворце не меньше полка русов засело. Сами разведчики ухмылялись, вспоминая свой первый опыт стрельбы из автомата очередями. Тогда они сами могли подумать подобное, слишком странно и страшно звучит для любого вояки длинная автоматная очередь. До рассвета других попыток штурма не было; пользуясь возможностью, разведчики спали, набираясь сил перед бессонными сутками или двумя даже.
Ближе к девяти часам утра к парадному входу дворца подошёл парламентёр с белым флагом, выкрикнув приглашение на переговоры. По плану, все переговоры должен был вести поручик Ельцов, чтобы не отвлекать майора Ахметова от работы с императором. Поручик почистил запачканные брюки, оставил автомат бойцу и, вышел за дверь, направляясь к парламентёру, с одним револьвером в поясной кобуре. Пока он шёл до белого флага, каких-нибудь сто метров, мелкий моросящий дождь промочил всю верхнюю одежду, включая зелёный берет. Погода тем утром оказалась пасмурная с мелким дождём, есть такая примета, вспомнил поручик, «дождь к счастью».
Ещё полчаса ушли в ожидании переговорщика, которого не могли выбрать ссорящиеся генералы, собравшиеся за углом соседнего здания. За это время поручик окончательно промок, даже сквозь ткань берета вода просочилась на голову, стекала на лоб по непокорному чубу, ставшему сырым и гладким. Ельцов едва не плюнул на всё и не вернулся обратно, настолько промок и продрог под мелким нудным дождём. Наконец от группы высокопоставленных военных отделился нарядный, как павлин, генерал. Довольно бодро он подошёл к Ельцову и представился: – Генерал-адъютант барон Моргенау!
– Поручик Ельцов, армия Новороссии. – Козырнул в ответ поручик. Не желая мокнуть и дальше, он решил перейти сразу к делу: – Слушаю вас, барон.
– Я требую немедленно освободить захваченного бандитами его императорское величество эрцгерцога Рудольфа и его семью! Если вам нужен выкуп, только назовите «сколько», я уполномочен предложить любую разумную сумму, хоть сто тысяч талеров!
– Ну, что вы, ваше высокопревосходительство, как можно. Мы не бандиты, мы передовые части Новороссийской армии, которая через несколько часов будет здесь. – Ельцов с благодарностью вспомнил уроки риторики и логики в училище, когда преподаватель требовал от курсантов умения не только аргументированно спорить, но и учил способам переломить ход разговора, подчинить собеседника своему желанию. Сейчас поручик легко чувствовал неуверенность генерал-адъютанта и не сомневался, что сможет навязать тому свои условия. – Мы можем даже допустить к его величеству двух-трёх человек, чтобы вы убедились, что мы не бандиты. Единственным нашим желанием является скорейшее прекращение войны между нашими странами и подписание мирного договора.
– Никакого мира! – Барон побагровел, переваривая услышанное. Он минуты две молчал, потом решился: – Мне нужно посоветоваться, когда мы будем готовы, вышлем парламентёра.
– Да, не вздумайте стрелять по дворцу из пушек, его величество может пострадать от обстрела. Не забывайте, там ещё женщины и дети!
Совещались генералы долго, больше часа, в течение которого поручик еле отогрелся, бросив сушиться сырую форму на печь. Сам он пил горячий чай и чувствовал, как неудержимо тянет в сон; бессонная ночь и сырая погода действовали усыпляюще. Так, с кружкой недопитого чая он и уснул, не чувствуя, как бойцы перенесли его на ближайший диван и укрыли собранными одеялами. Молодой здоровый парень спал крепко, но недолго. Уже через час подданные императора Рудольфа пошли в атаку, обстреливая дворец со всех сторон. Ельцов проснулся мгновенно, при первых выстрелах, оделся в считанные секунды, направляясь к наблюдательному пункту, на второй этаж. Там ещё рано утром он присмотрел небольшое окошко на лестничном марше, дававшее возможность неплохого обзора его участка обороны.
Германцы шли, как на параде, для штурма дворца генералы выставили не меньше пяти-шести полков. Пушки, к счастью, не решились применить, опасаясь за жизнь эрцгерцога и его семьи. Звонко ухали карабины, выбивая командиров и офицеров среди атакующих войск. Почти сразу зазвенели выбитые стёкла, это атакующие цепи открыли ответный огонь из ружей, чисто психологического плана. Потому как на ходу попасть в человека на расстоянии сто метров нынешние германские солдаты могли только случайно. Карабины продолжали стрелять непрерывно, а вражеские солдаты были вынуждены останавливаться для перезарядки, либо бежать вперёд, в надежде добраться до стен дворца живым. Второе у них получалось лучше, не все добежали живыми, но заряжать ружьё на ходу осмелились немногие, слишком страшно было остановиться под выстрелами, понимая, что в тебя так легко попасть.
Сгрудившись под окнами первого этажа, германские солдаты и немногочисленные гвардейцы попытались прорваться внутрь здания. Одни карабкались в окна, подсаживая друг друга, другие побежали к дверям, в надежде их выбить. Тут и вступили в действие автоматы, молчавшие до этого. Их действие по столпившимся людям на расстоянии десяти-двадцати метров оказалось страшным. В считанные минуты под окнами дворца остались одни трупы и раненые. Из пяти тысяч германцев, атаковавших дворец, бежать удалось меньше тысячи человек. Среди них не оказалось ни одного офицера, все они погибли при штурме дворца. Подобный результат шокировал генералов свиты его императорского величества. В течение двух часов после неудачного штурма высшие военные чины Священной римской империи совещались непрерывно. Однако речи о мирных переговорах и посещении захваченного русами императора на совещании не шло. Попыток выслать парламентёра генералы не повторили.
После обеда наблюдатели доложили командирам разведчиков, что с двух сторон к дворцу подкатывают пушки, выставляя их на прямую наводку. Орудия располагали за пределами дальности выстрела из карабина, в версте от дворца. Конечно, пушки направляли не на окна резиденции эрцгерцога, а на входы первого этажа, с явным намерением разбить двери и повторить штурм. Однако на расстоянии в версту пушкари могли и промахнуться этак на пару этажей. Упёртые германские генералы не оставляли мысли освободить своего императора, или, наоборот, прикладывали все усилия, чтобы избавиться от него. Григорий Ахметов, четыре часа уговаривавший Рудольфа объявить перемирие, чтобы подготовить заключение мира, не удержался, подвёл эрцгерцога к окну его кабинета.
– Ваше императорское величество, полюбуйтесь на действия ваших верноподданных. Они знают, что вы с семьёй в здании. Более того, мы специально их предупредили, что вы останетесь в своих личных покоях. – Майор показал на позиции орудий, направленных прямо на окна императорского кабинета. И не преминул высказать своё мнение, поддразнить лишний раз Рудольфа. – Вполне возможно, что придворные генералы приняли решение заканчивать войну без императора, который будет убит шальным снарядом. Тогда и все ошибки военных действия можно будет на покойного списать. Как вы полагаете?
– Не может быть, это преданные мне люди! – Рудольф искренне не мог поверить, что его хладнокровно приносят в жертву. – Они блефуют, будут стрелять только по первому этажу!
– Возможно, ваше величество, вполне возможно. Однако прошу перейти в другие покои, с противоположной стороны здания. На таком расстоянии даже опытные пушкари могут промахнуться ненароком.
В ожидании артиллерийского обстрела разведчики не скучали. Сразу после отбитой атаки они выпустили из запертых кладовых обслугу, мужчин и женщин, которых заставили собирать раненых германцев, заносить их в комнаты первого этажа, где учили перевязывать. Весь первый этаж дворца превратился в огромную перевязочную, простыни и нижние юбки придворных были безжалостно изорваны на полосы. Девицы и почтенные матроны, бледнея и сдерживая позывы тошноты, под присмотром опытных лекарей из числа разведчиков перевязывали раненых германцев. От удивления, бывалые гвардейцы эрцгерцога даже пытались не стонать, так их поразило отношение врагов. Своих немногочисленных раненых разведчики перевязали сами, в считанные минуты.
Так вот, за три часа оказания помощи раненым придворные втянулись в рабочий режим, почти забыли, что находятся в плену вражеской армии. Тем удивительнее для них и оставшихся в сознании раненых стал факт возможного обстрела пушками со стороны «своих». Более всего поразил германцев тот факт, что разведчики принялись уносить вражеских раненых в укрытые от обстрела уголки дворца. Не сами, конечно, но активно заставляли пленных мужчин, невзирая на чины и звания, носить раненых в подвал и на противоположную сторону здания. А нескольких дворян, попытавшихся «качать права», равнодушно избили, но добились от них работы.
Всё-таки убрать всех раненых из зоны обстрела разведчики не смогли. Когда пушки открыли огонь по дворцу, от первых же выстрелов прямой наводкой пострадали раненые германцы, фугасы разрывались в импровизированных перевязочных, калечили и убивали выживших в первом штурме гвардейцев императора. Самих разведчиков в подвергнутых артобстрелу помещениях к тому времени практически не осталось. Некоторые отступили в глубь дворца, туда, где снаряды не достанут. Но большая часть бойцов, прихватив ручные гранатомёты, за несколько минут до обстрела, незаметно покинули дворец, укрываясь за кустарником дворцового парка. Всё было проделано так спокойно и тихо, что даже пленный персонал не заметил отсутствия большей части русов.
Четыре группы разведчиков спешили изо всех сил, особенно с началом артобстрела. Однако не теряли осторожности, полностью оставив человеколюбие во дворце, сейчас было не до сантиментов, под обстрелом гибли их друзья и товарищи. Разведчики легко преодолели полосу оцепления дворца, которую придворные генералы не смогли как следует организовать. Дальше пришлось двигаться узкими переулками и дворами, благо в районе дворца обыватели были напуганы и дисциплинированно сидели по домам. Однако несколько зевак, на свою голову, заметили пробиравшихся разведчиков, после чего и потеряли эту голову, не в буквальном смысле, конечно. Их просто застрелили или закололи ножами, невзирая на пол и возраст.
Лишь одного свидетеля разведчики не смогли убить, им оказался шестилетний мальчуган. Но, на всякий случай, привязали его к ближайшему столбу, чтобы не поднял тревогу раньше времени. Непрекращающийся гул канонады подгонял лучше любого командира, бойцы спешили добраться до позиций вражеской артиллерии. Наконец разведчики приблизились к вражеским пушкам на расстояние прямого выстрела из гранатомёта, чуть меньше ста метров. Быстро собрали оружие, распределили цели и произвольно, без команды, выстрелили из гранатомётов. Одновременно с ними лучшие стрелки ударили из карабинов, отстреливая командиров и подносчиков снарядов для вражеских орудий. Пока ракетные снаряды летели до вражеских пушек и боеприпасов, половина орудийных расчётов была уничтожена.
Попадания и эффектные взрывы фугасных гранат лишь довершили полный разгром артиллерии противника. Но разведчики не удовлетворились этим, пользуясь общей паникой на позициях, они невозмутимо расстреляли всех, кто находился поблизости от орудий. На это ушли несколько секунд, за которые гранатомётчики заменили заряды и выстрелили вновь, добивая уцелевшие цели. Всё-таки точность гранатомётов не сравнить с карабином. После второго попадания фугасных гранат добивать оказалось некого. А разведчики уже бежали обратно, стараясь успеть вернуться к своим до того, как отреагируют германцы. Всё-таки разительно отличалась выучка и скорость принятия решений у русов и германцев, как, впрочем, и у других европейских армий, включая поляков. Дикари-с, как любили шутить между собой разведчики.
На эрцгерцога Рудольфа четвертьчасовой обстрел дворца германской артиллерией произвёл удручающее впечатление. Особенно, когда ему показали, во что превратились его покои после попадания шального снаряда. Провалившийся пол, изрешечённая обстановка, выгоревшая и разорванная в клочья мебель едва не довели императора до обморока. Пока его отпаивала прислуга, Ахметов напомнил своё предположение о «верности» придворных генералов.
– Похоже, я был прав, ваше величество, – мрачно бухнул Григорий, злясь на себя, что допустил первые потери в отряде. Во время обстрела погибли восемь разведчиков и два десятка бойцов оказались ранены и контужены. Хорошо хоть, группа гранатомётчиков вернулась без потерь. Теперь майор чувствовал, что надо «дожимать» эрцгерцога, пока тот в шоке. – Ваши генералы явно не желают оставлять вас живым. В таких условиях в срочном заключении мира вы заинтересованы больше нашего.
– Почему, майор? – Моментально пришёл в себя его величество.
– Если мы сейчас объявим, что вы и ваша семья погибли под обстрелом, империя останется без руководства. Ваши братья, наверняка начнут делить власть, дворянство распадётся на два или три враждебных лагеря. В стране исчезнет единое руководство, и нашей армии будет гораздо легче захватить ВСЮ империю. До границ с Венецией и Турцией. А затем казнить часть высшего дворянства Священной римской империи, за убийство эрцгерцога. Таким образом, мы в глазах Европы станем не оккупантами, а почти законными преемниками погибшего императора Рудольфа Второго. Тем более, что оба ваших брата могут легко погибнуть в условиях военной неразберихи, не оставив наследников. Священная римская империя, созданная вашими великими предками, исчезнет.
Да, как ваши противники, мы вполне можем так поступить. – Майор выждал, пока смысл его слов дойдёт до Рудольфа. – Но мы воевали с вами честно и предлагаем честный мир. Никаких контрибуций, никаких покаяний. Да, часть территории империя потеряет, всё-таки мы победили. Это честно. Но эти потери вы сможете возместить за счёт захвата южных земель, оккупированных турками, с нашей помощью, разумеется. Взгляните на Швецию, пятнадцать лет назад король Юхан отдал нам никому не нужные северные земли, тундру и тайгу, где никто не живёт. Взамен он с нашим оружием захватил богатые польские коронны земли. Швеция с нашей помощью стала богатейшей страной Европы! Точно так же получилось с поляками, за их коронные земли мы помогли им захватить втрое большую территорию. Гораздо плодородней и богаче.
К тому же, ваше величество, – глядя на молчавшего эрцгерцога, продолжал Ахметов, – мы захватили почти исключительно земли еретиков, заражённые лютеранством и протестантством. Почти столетие эти бунтовщики приносили одни хлопоты императорам Священной римской империи. Зачем вам такие обнаглевшие подданные, если можно их заменить покорными и трудолюбивыми крестьянами южных благодатных земель?
До позднего вечера продолжал уговаривать эрцгерцога майор Ахметов, отпустив беднягу лишь на ужин и беспокойный сон. Лишившись магаданских пушек, имперские генералы, казалось, затихли. Но нет, с наступлением темноты, имперские войска предприняли ещё одну, оголтелую и безнадёжную атаку, рассчитанную на авось. Можно подумать, германцами командовали казаки, лихачи и авантюристы. Но разведчики не расслаблялись в ожидании подхода главных сил новороссийской армии. Они заблаговременно собрали во дворце все запасы керосина из керосиновых ламп, крепких спиртных напитков, масла и прочих горючих смесей. Ещё в наступающих сумерках этой смесью были пропитаны одеяла и платья придворных, найденные во дворце.
Все эти тряпки, превращённые в горючую смесь, вынесли из дворца, разложив их по периметру с возможностью быстрого зажигания. Часть горючей смеси разлили в бутылки с фитилями, приготовив подобие «коктейлей Молотова», ещё не родившегося министра иностранных дел СССР. Того самого СССР, возникновения которого на обломках Российской империи, залитой кровью миллионов её граждан, пытались избежать наши герои, «старые магаданцы», поворачивая Историю в благоприятном для Руси и русских людей направлении. Сейчас, тёплой апрельской ночью в Праге, в захваченном дворце эрцгерцога воспитанники русских офицеров готовились к обороне. Все они знали, что их действия спасут десятки и сотни жизней русов и просто случайных жертв войны, ускорят заключение нужного и важного для Новороссии, их Родины, мира.
Этой ночью в Праге не спал никто, до самой темноты на западе и севере продолжали гулко грохотать раскатистые отзвуки артиллерийской канонады. Шум пушечных выстрелов не прекратился с наступлением ночи, взрываясь неожиданными вспышками зарева, неплохо заметными даже со второго этажа императорского дворца. Разведчики вполголоса обсуждали примерную дальность до этих огней, прикидывали, когда сможет прийти подмога, сколько часов им нужно продержаться. Гадали, какое подразделение Новороссийской армии захватит Прагу первым, чьи земляки и товарищи выйдут к дворцу.
В городе не прекращалось движение войск и многочисленных подвод, повозок и просто ручных тележек. Несмотря на обильные магаданские листовки, призывавшие чехов и жителей Праги не волноваться, грабежей и убийств мирных жителей русы не допускают, несколько тысяч пражан собирались бежать. Как обычно, в панической неразберихе большинство беженцев составили те, кому приход русов никак не мог повредить, – городские ремесленники, ювелиры, небогатые семьи с молодыми девушками. Тут сыграли свою роль воспоминания, аж пятнадцатилетней давности, о том, как шведы из захваченных польских городов вывозили всех ремесленников и молодых девушек. Затем всех пленников шведы продавали магаданцам, создававшим в те годы своё первое государство на месте Восточной Пруссии, а именно Западный Магадан, и нуждавшимся в мастерах для промышленного развития и девушках, как будущих женах своих бойцов и офицеров. Вроде много лет прошло, но в народной памяти остались именно те действия магаданских союзников, ничего не попишешь, было такое.
Добавляли неразберихи и паники неуклюжие действия военных, спешно гнавших войска на фронт, с одной стороны. С другой стороны, сами генералы и приближённые к императорскому двору сановники торопились эвакуировать свои семьи с огромным имуществом, а при возможности бежать и самим. Всё это вылилось в огромное столпотворение, многочисленные пробки на узких улочках средневековой Праги не способствовали мирному решению споров. То в одном месте, то в другом, вспыхивали ссоры, вплоть до применения оружия. Редкая стрельба раздавалась различных районах города всю ночь. Под прикрытием этой суматохи верные братьям эрцгерцога Рудольфа генералы стянули в окрестности дворца ещё четыре полка пехоты. Теперь их намерения стали прозрачными в своей циничности, ни о какой любви к императору речи не было. Через сутки Новороссийская армия освободит Прагу, и эрцгерцогу Рудольфу ничего не будет угрожать.
Принять решение о ночном штурме дворца мог кто угодно, только не сторонник императора Рудольфа Второго. И всё-таки штурм начался, примерно во втором часу после полуночи. Без шума, без обстрела, пользуясь темнотой, более четырёх тысяч германских солдат побежали со всех сторон к стенам тёмной громадины императорского дворца. Навстречу им из окон второго этажа ударили выстрелы гранатомётов, поднимая огромные костры в ночной темноте, пожиравшие солдат противника десятками. Германцы продолжали бежать, открыв заполошную стрельбу по дворцу. Один за другим начали загораться импровизированные костры из горючих материалов, уложенные в пределах сотни метров от дворцовых стен. Стрелять из окон по высвеченным кострами вражеским силуэтам разведчикам стало проще, выстрелы карабинов щёлкали непрерывно.
Однако ночь сделала своё дело, две трети солдат из четырёх полков подбежали к полуразрушенным стенам дворцового фасада. Им в упор ударили автоматные очереди, а германцам нечем было ответить, свои ружья они разрядили во время атаки. Пока кто-то забирался через разбитые стены во дворец, другие перезаряжали ружья, началась рукопашная схватка. Разведчики успели выкинуть наступавшим германцам буквально в лицо бутылки с горючей смесью, за ними полетели ручные безосколочные гранаты. На несколько минут нападавшие остановили свой штурм, любому человеку надо отдышаться. Особенно, когда твоих соседей справа и слева уже убили, а ты лихорадочно ищешь возможность остаться живым.
Именно в этот момент со второго этажа полуразрушенного здания дворца раздался усиленный динамиком голос майора Ахметова. С чистым венским акцентом он призывал атакующих солдат остановиться, ибо эрцгерцог Рудольф Второй только что подписал перемирие между русами и германцами. А с утра начнутся мирные переговоры об окончании войны. Повторив эту фразу несколько раз, майор добавил, что предлагает прекратить штурм, иначе в случайной схватке император может погибнуть. Всех германских солдат он, майор Ахметов, просит вернуться обратно на улицу, в спину стрелять им никто не будет. Раз за разом майор повторял этот текст, добиваясь его полного понимания слушателями. Увы, немногочисленные офицеры и унтер-офицеры германской армии быстро переубедили своих подчинённых, атака вспыхнула со свежими силами. Огрызаясь автоматными очередями, разведчики начали отступать к лестницам на второй этаж.
Когда последние русы поднялись на второй этаж, лестничные проёмы взорвали, оставив груду обломков мрамора на их месте. К этому времени начало светать; захватившие первый этаж германские солдаты с ужасом увидели, что в темноте штурма они застрелили и закололи штыками, зарубили палашами несколько сотен своих соотечественников. Да, в пылу штурма, когда германцы стремились убить каждого, на кого натыкались в темноте, ими были уничтожены добрых две трети раненых императорских гвардейцев и простых рядовых из пехотных полков, что лежали перевязанными в комнатах первого этажа. Проклятые русы ушли на второй этаж, не оставив ни одного своего убитого, ни одного раненого, да ещё лестницы взорвали. Осознание содеянного в ночной неразберихе не способствовало поднятию боевого духа даже среди офицеров. Германцы, упёршись в недостижимые лестничные пролёты, остановились на перерыв. Нужно было обдумать следующие действия, приготовить лестницы и подтянуть подкрепления, ибо в здании осталось не больше тысячи боеспособных имперских солдат.
На подготовительные работы у германцев ушло больше часа, к тому времени утро уже наступило, а на окраинах Праги защёлкали характерные выстрелы из карабинов, которых не было ни у кого, кроме магаданцев. Вот к северу от императорского дворца раздались первые очереди из автоматов, еле слышимые на большом расстоянии. Нервы у германских офицеров не выдержали, они вновь кинули своих солдат в атаку, бессмысленную и обречённую атаку на три лестничных пролёта. С улицы почти сотня солдат попыталась забраться в окна второго этажа, но они были в считанные минуты расстреляны осаждёнными из карабинов. А в лестничные пролёты, куда подобрались до двухсот штурмующих, русы выстрелили из последних гранатомётов, чьих фугасных зарядов хватило с избытком. Даже часть второго этажа обвалилась вблизи лестничных маршей.
Видимо, вражеские офицеры не ожидали такого отпора, надеясь на отсутствие боеприпасов у разведчиков. Собственно, так оно и было, в этих контратаках боеприпасы фактически и закончились. Но из окон уже были видны передовые отряды Новороссийской армии, подходившие к стенам дворца. Теперь положение поменялось, уже германцы оказались в окружении, фактически в ловушке. Да и осталось тех германцев меньше трёх сотен солдат и офицеров. К вечеру того же дня Прага была захвачена русами, император Рудольф Второй объявил о подписании мирного договора и окончании боевых действий. Его приказы сложить оружие немедленно под угрозой расстрела, верные эрцгерцогу офицеры повезли в немногочисленные воинские части Священной римской империи.
Надо ли уточнять, что мирный договор был подписан на предложенных Новороссией условиях:
Все захваченные русами на дату подписания мирного договора земли Священной римской империи германской нации, включая Чехию и Моравию, отходили к Новороссии.
Все подданные Новороссии и Западного Магадана получали право беспошлинной торговли на всей территории Священной римской империи германской нации.
Никаких контрибуций либо иных выплат от Священной римской империи германской нации никто не получает и не требует.
Западный Магадан и Новороссия в течение месяца выдают эрцгерцогу Священной римской империи германской нации Рудольфу Второму беспроцентный кредит в размере пятисот тонн серебром в денежном эквиваленте, сроком на десять лет.
Это были только озвученные в официальном протоколе условия мирного договора, самые, так сказать, понятные, важные и краткие. В секретном дополнении к мирному договору шли уже не совсем приятные для германского дворянства и приближённых к императору дополнения. В частности, тот момент, что кредиты будут связанными на девяносто процентов, деньгами эрцгерцог получит лишь стоимость пятидесяти тонн серебра. Впрочем, и того вполне хватит для первых месяцев послевоенного восстановления, потом пойдут поступления от налогов и сборов. Остальные кредиты Рудольф Второй получит в виде продуктов питания, недорого сукна, сапог, ружей и патронов, для переоснащения армии, в первую очередь. И, поставок уже традиционных, вполне востребованных товаров, вроде магаданской обуви, губернаторской рыбы (рыбных консервов), хлопковых тканей, сахара, мехов из американской тайги и магаданских зверопитомников и многого другого, вплоть до зеркал и телефонов, на обновление интерьера венского дворца эрцгерцога.
О возвращении пленных солдат и офицеров в договоре не было ни слова, средневековые нормы подразумевали их выкуп, независимо от результатов военных действий.
