Рано утром вместе с идущим на восток караваном к Китежу отправились оба умудренных опытом старика, и на станции стало совсем тоскливо. Супруги Чо, как обычно, ковырялись у себя на кухне. Златка с Геной бездельничали в беседке, а я сидел на пункте управления и лениво осматривал окрестности через камеры. Даже не знаю, как живут люди в деревне, где вся жизнь состоит из бесконечно повторяющейся рутинной работы. Будь здесь относительно нормальная связь с внешним миром, не пришлось бы придумывать себе развлечения. Кто бы мне еще пару дней назад сказал, что я буду с нетерпением ждать прихода караванов, – послал бы подальше в лес.

Сначала я думал, что обстановка давит только на меня, но после обеда практически на пустом месте случилась ссора Златки с Геной. Девочка по непонятной мне причине начала капризничать, а ее дед отреагировал на эти закидоны слишком резко. До рукоприкладства, конечно, не дошло, но все равно приятного мало. Плюс к этому уже ближе к вечеру я стал свидетелем короткого скандала, сути которого мне постичь было не дано, по причине незнания корейского языка.

Хуже всего то, что проблема эмоциональной атмосферы была чисто моей проблемой как станционного смотрителя. Но как ее решать, совершенно непонятно.

Прибытие караванов с обоих направлений взбодрило персонал, и нервозность исчезла, но на следующий день все повторилось. Была даже мысль выгулять Баламута на охоте, но оставлять станцию на пожилую пару корейцев не хотелось. Вот когда пришлось пожалеть о том, что для спокойствия отправил в Китеж и Левана, и Анджея.

Второй день в неполном составе выдался еще угрюмее, чем первый, но без эмоциональных всплесков. И все это почему-то не давало мне покоя, но понять, о чем намекала интуиция, не удавалось. Ну а дальше данная проблема отошла на второй план, потому что пожаловали долгожданные гости. Из удела боярина Горошина на обратном пути к нам заглянул караван с недоброй памяти уркой в составе.

О том, кто именно к нам едет, я узнал еще с утра благодаря ежедневной сводке и потихоньку заводился. Это состояние мне предельно не нравилось. Как бы не наломать дров – сорвусь и пристрелю урода. Особенно подстегивало воспоминание о собственной промашке и беспомощности во время предыдущего инцидента.

Странно, но, когда в ворота вошел восточный караван, мой запал начал как-то увядать. Обычные хлопоты по постановке фур на зарядку окончательно привели меня в норму, даже немного подняв настроение. Так что когда в западные ворота вошел караван с бузотером, была лишь короткая вспышка злости, тут же ушедшая куда-то в мировое пространство.

Я спокойно поставил и эти фуры на зарядку, после чего перевел контроль процесса на смартфон и обруч. Затем зашел в оружейку за карабином и неспешно двинулся к двери в столовую. Гена, последний час постоянно отиравшийся поблизости, занял свое уже привычное место за моим правым плечом.

На кухню мы заходить не стали. Просто немного подождали у открытой двери. Ожидание продлилось недолго.

– Да что за лажа! – послышался дребезжащий и раздражающе знакомый голос. – Опять эти узкоглазые помои какие-то набодяжили. Видно, нормальной хавки в этой конуре не будет.

Кривовато улыбнувшись Гене, я открыл массивную бронированную дверь в столовую.

Очередь к окну раздачи тут же распалась, и бузотер неожиданно оказался на переднем плане. Плохо, что за его спиной явно образовалась группа поддержки. Сейчас ситуация играла на моего соперника. Через обруч я ощутил от дальнобоев не столько угрозу, сколько угрюмое любопытство. Всем явно было интересно, как я отреагирую на подначки. И, что самое главное, меня абсолютно никто не боялся.

– О, начальник! – ехидно оскалился провокатор. – Я, конечно, извиняюсь, но погнал бы ты своих поваров. Ведь помоями кормят правильных пацанов.

– Не нравится – ходи голодный, – с удивительным спокойствием, особенно учитывая последние дни, сказал я, – А сейчас либо извинись перед господином поваром, либо выметайся спать в фуру.

Притворно угодливая улыбка приблатненного дальнобойщика стала хищной, и я понял, что ошибся в этом человеке. К тому же с помощью обруча удалось уловить его эмоции – веселая злость с нотками презрения.

Передо мной была не мелкая шавка, ради собственного удовольствия гадящая в душу окружающим, но и не матерый волчара – так, крепкий боевой пес, уверенный в своих силах и явно работающий по заказу.

В помещении буквально сгустилась атмосфера от недовольства дальнобойщиков. Мой оппонент ощутил это, даже не будучи магом, так что нагловато ощерился и посмотрел мне в глаза, словно говоря: «А что ты мне сделаешь?»

И все же, словно легкий запах гнили в только начавшемся портиться продукте, чувствовался въевшийся годами страх перед магами. Ему явно сказали, что я новичок – пустышка, ничего не умеющий и не обладающий хоть сколь-нибудь стоящими артефактами, но подсознательно он все же чуточку боялся.

Это единственная хорошая новость, особенно потому что для осадка страха в душе урки все же был реальный повод, пусть призрачный, но все же…

Еще пару дней назад я бы испугался, да и вообще вряд ли вышел в столовую, благоразумно оставаясь в надежно защищенной части станции, но после встречи с гремучим львом что-то изменилось. Так что бузотер не увидел в моих глазах того, на что надеялся, и призрачная тень страха стала гуще. Новый я в его восприятии как-то не клеился с тем, кого он видел всего несколько дней назад. Эти перемены немного смутили провокатора, но ненадолго.

Презрительно фыркнув, он просто развернулся ко мне спиной, все еще сжимая миску супом в руках. И собрался он явно не к выходу наружу.

Расчет верный – выстрел в данной диспозиции будет иметь для меня самые печальные последствия. Да и вообще бить в спину – это не по понятиям.

Да только мне на эти самые понятия плевать с высокой горки. Установив связь с наствольником, я пустил на «таран» немного энергии. Заинтересовавшийся стычкой народ стоял довольно плотно, так что их лишь немного качнуло, а вот провокатора повалило лицом на пол. Хорошо так повалило – супом залило и физиономию, и грудь. Да и соседям немного досталось.

Сноровисто крутанувшись на полу, урка полез рукой под полу своей куртки. При этом его глаза посветлели от бешенства. Адреналин, конечно, взбудоражил меня до шевеления волос на голове, но ни страха, ни растерянности не было и в помине. Меня охватило нечто вроде охотничьего азарта. Так что я с пугающей расчетливостью дождался, когда из-под полы куртки соперника появилась рукоять пистолета, и лишь после этого влепил в него резиновую пулю. Тут же выстрелил еще трижды, по всплеску ярости определив двоих самых опасных дружков бузотера. Последняя пуля вновь досталась уже очухавшемуся зачинщику.

– Рук не поднимать! Все замерли! Резиновые пули закончились, дальше пойдет свинец. Всем повернуться лицом к ближайшей стене! – Всю свою злость и решимость я постарался выплеснуть на окружающих через обруч.

Понятия не имел, что из этого выйдет, но лишний козырь не помешает, особенно против пяти десятков мужиков.

Это были караванщики, почти внешники – самые лихие обитатели этого мира. И все же «почти» оказалось очень важным уточнением. Те, кто привык скрываться за крепкой броней фуры, не очень-то хорошо чувствовали себя под прицелом только что стрелявшего карабина. К тому же нападение на мага и станционного смотрителя очень дурно пахнет при любых обстоятельствах. Первый приступ злости у них уже ушел, а постанывающие на полу коллеги являлась доказательством того, что ситуация далеко не фатальная.

Буквально источая недовольство, дальнобойщики начали разворачиваться к стенам. Лицом ко мне остались лишь два человека, в которых без труда можно было определить караванщиков.

Чуть повернув голову, я тихо сказал:

– Баламут, винти этого и тащи в коридор.

Гена по старой привычке по любому поводу напяливал на себя полный комплект снаряжения, в который входил пучок пластиковых наручников. Вот и пригодились. Отставной капитан шагнул вперед и под моим прикрытием сноровисто связал все еще скрюченного от боли провокатора, а затем быстро поволок его по полу к укрепленной двери.

Один из караванщиков возмущенно дернулся, но замер, глядя в дуло дробовика. Вот чего не отнимешь у моего «вепря» – так это убедительности его пустого и черного взгляда.

– Не надо делать глупостей, – с нажимом сказал я караванщику. – Переживать нужно было раньше, когда набирал всякую шваль в свою команду. Ведь это твой человек?

– Мой, – подтвердил очевидный вывод мордатый караванщик. Он хоть и старался держать уверенную мину, но явно не знал, как поступать дальше. – Вы не имеете права его забирать.

– Все права и обязанности точно прописаны в законе, – начал вещать я сухим тоном. – Уложение почтовой службы. Параграф двадцать три, статья восемь, пункт четыре. Дальнобойщикам запрещено вносить в пределы защищенного купола станции оружие. Тем более угрожать им персоналу.

– Вы первый начали, – набычился караванщик, и его коллега был явно согласен с этим заявлением.

– Вы хоть что-нибудь кроме этикеток на бутылках читаете? – вполне искренне возмутился я. – По законам Города расфокусированный «таран» не считается боевым конструктом. Можно сказать, я просто выдал этому хмырю увесистый пинок, а он в ответ схватился за револьвер. Но вернемся к параграфу двадцать три. Там же, в пункте двенадцать, сказано, что в случае вооруженной угрозы персоналу станции с меня снимаются все ограничения по применению мер самообороны. Старшо́й, после того как твой человек достал ствол, в случае даже намека на бунт я могу всех вас тут положить нестройными рядами. Выводи подчиненных, не доводи до греха. Мне же потом ваши трупы придется куда-то девать.

Выудив из памяти одну крайне кровавую сцену из фильма ужасов, я хлестнул ею по сознанию караванщика, лишний раз напоминая, с кем он имеет дело. Бригадир дальнобойщиков дернулся так, словно это была физическая оплеуха.

– Все, забирай своих орлов – и валите спать в фуры. Раздача еды остальным возобновится только тогда, когда все дальнобои западного каравана покинут купол. Это мой «монастырь», и здесь все будет по моим правилам.

Дядюшка Чхан очень верно подобрал момент чтобы с грохотом захлопнуть бронированные жалюзи на окне выдачи.

Второй караванщик демонстративно отвернулся. А мой собеседник лишь сильнее набычился. Первый шаг к выходу дался ему с большим трудом. Но он, в отличие от меня, был уверен, что мои действия реально подкреплены законом. Так его воспитали, так здесь повелось с того момента, когда маги объявили себя высшей кастой. Да, одаренные Китежа играют в демократию и действительно оглядываются на мнение простых граждан и Посадника. Но вся эта видимость работает только до того момента, когда кто-то из недаров решит, что между ним и магом в принципе нет никакой разницы.

Подобные мысли можно легко спутать с дешевой спесью, но дядька Захар прав – мы уже не люди, и если пустышки сделали всего лишь небольшой шаг в сторону от привычной человечности, то истинные убежали по этой кривой дорожке уже далеко. Так что у подспудного страха, сейчас подталкивающего этих матерых мужиков к выходу, наверняка имелись весомые причины, уходящие корнями в кровавое прошлое. И я знать не хочу, что именно тогда происходило.

Мои слова и ментальный удар еще раз напомнили караванщику о реальном положении вещей. Нет, он не увидел в моем взгляде презрения высшего существа к низшему – вот уж чем я точно не стану страдать, так это евгенической чушью. Дальнобойщик узрел там тень мрачного безумия, которую так ненавидел главный инструктор Полигона, сшитый заново, словно игрушка, разорванная капризным ребенком.

Да, сейчас я, по большому счету, лишь играл роль неадеквата, но уже начинал бояться момента, когда влияние магии начнет сказываться на моей психике.

Без тени улыбки или удовлетворения я смотрел на то, как половина угрюмых мужиков покидает столовую, а затем просто развернулся, бросив через плечо:

– Приятного аппетита, господа дальнобойщики.

В проеме бронированной двери стоял Гена и все еще целился за мою спину из автомата, и только когда я прошел мимо, он спиной вперед, по всем тактическим правилам, вплыл в коридор и начал задраивать вход. Вот уж у кого не было иллюзий и чрезмерной уверенности – только рефлексы, наработанные как раз для подобных ситуаций.

– Никита, – тихо сказал мой друг, подойдя ближе, – ты в порядке?

Я, казалось бы, покровительственным жестом положил ему руку на плечо и так же тихо ответил:

– Генка, че-то у меня ноги подгибаются.

Он мгновенно напрягся и в то же время облегченно выдохнул:

– А я уж думал, что магия действительно вывихнула тебе мозги. Силен ты, брат, лицедействовать. Станиславский был бы в шоке.

Друг напряг плечо, чтобы я смог на него опереться. При этом он явно был готов подхватить меня, вздумай великий маг свалиться от адреналинового отката, словно впечатлительная барышня.

Минутная слабость и дрожь в ногах ушли, позволив мне наконец-то вздохнуть свободно. Не знаю, что бы там сказал великий режиссер, но моя бравада являлась фальшивой не на все сто процентов, где-то там, на задворках сознания, уже ютилось нечто, что смотрело на обычных людей как на букашек, и это нечто мне очень не нравилось.

Хотя пользы от этой особенности все же можно поиметь прямо сейчас. Отпустив плечо друга, я перевел угрюмый взгляд на нашего пленника. Он уже успел очухаться, но к стяжке на руках Гена добавил путы на ногах, так что возможностей в плане передвижения у провокатора сейчас было не больше, чем у гусеницы.

– Ну что же, мой говорливый друг, – сказал я замершему пленнику, – сейчас у тебя будет шикарная возможность выговориться на пару лет вперед.

Да уж, каким бы относительно демократичным внешне ни выглядел этот мир, магам все же удалось запугать недаров до возникновения подсознательной фобии. В глазах нашего пленного поселился страх. Еще не ужас, но уже близко. Причем объективных предпосылок для подобной реакции как таковых не было. Я по-прежнему не могу попросту взять и убить его. Правило обиталища мага в данном случае действует в урезанном виде, потому что станция прежде всего является собственностью Города. Но пленный, оказавшись отрезанным от товарищей бронированной дверью и находясь в компании явно недружественно настроенного мага, кажется, забыл даже о том, что я пустышка и мало что умею. Зато он наверняка вспомнил все страшилки о жутких магах, мало чем отличающихся от демонов. И явно жалел, что они не пришли ему на ум, когда соглашался на эту авантюру.

А бояться ему нужно было вовсе не меня.

– Ну и чем тебе не угодила наша милая станция? – вкрадчиво спросил Баламут, присаживаясь рядом с провокатором и доставая свой любимый нож. – Говоришь, плохо кормят, а ты у нас такой большой гурман и постоянный клиент дорогих ресторанов?

Поняв, что его допрашивает простой человек, наш пленник решил повыеживаться:

– Вы че прицепились? Ну ляпнул, не подумав, что тут такого?

– Ты думаешь, мне хочется с тобой возиться? – ласково спросил Баламут. – Думаешь, мне больше нечем заняться? Я, кстати, еще не ужинал.

– Да пошел ты, волчара позорный.

Ох, зря он это сказал. Мне даже стало интересно, как наш вынужденный гость узнал, что Гена как-то связан с органами.

Провокатор явно собирался добавить еще что-то язвительное, но не смог, потому что истошно заорал, когда узкий клинок вошел ему в бедро.

– Говори, паскуда, пока я тебя не вскрыл как рыбу, – прорычал мой друг, и от его рыка стало не по себе даже мне.

Я, конечно, догадывался что Баламут белый и пушистый только со своими друзьями, но не подозревал, насколько он может меняться. Тот случай на съемной квартире был списан на горячность после схватки, но тут мой друг детства хладнокровно пытал пленника. Я не ханжа или повернутый на всю голову либертарианец, поэтому понимаю, что при захвате бандитов и террористов порой от скорости и эффективности экспресс-допросов может зависеть жизнь невинных людей, но все равно это перебор. К тому же принимать решения и брать на себя ответственность теперь моя часть общей работы.

– Смелый, да? – зловеще ощерился мой друг и, выдернув кинжал из раны, явно собрался воткнуть его еще раз.

Но я помешал ему:

– Погоди.

Увы, мне так и не удалось найти в Сети удобоваримые описания того, как действует магический дар и работают артефакты. Эта информация была только для закрытых кружков, куда мне вступать не захотелось. И все же слова отзывчивого оператора Паши о том, что управление артефактами проходит на интуитивном уровне, запали в душу. Повинуясь наитию, я через обруч потянулся к пленнику. В его сознании бушевала интереснейшая гамма эмоций.

Так же, как вычленял из встроенного наствольного артефакта нужную мне часть, я выделил зародившийся, но все еще контролируемый страх. Увы, с ходу повлиять на чужое сознание не удалось. Это вам не картинками разбрасываться. Точнее, я чувствовал, что мне просто не хватает ментальных силенок. Тут же вспомнились манипуляции с контактными сферами на магопреобразователе.

Сделав два быстрых шага, я встал на одно колено, нагнулся и ухватил пленника обеими ладонями за голову.

Есть контакт!

Сила из моего внутреннего источника через обруч потекла в голову пленника, воздействуя на его страх, как порция бензина, выплеснутая в костер.

Неожиданным образом в голове всплыли страшилки, которые я попутно нацеплял в Сети, когда пытался разобраться в реалиях этого мира. Короткая фраза буквально вырвалась из меня, без особого обдумывания:

– Я выпью твою душу.

Если крик, вызванный действиями Гены, был вполне себе нормальной реакцией на боль, то сейчас пленник завыл так тоскливо, будто и вправду поверил, что я действительно способен лишить его бессмертной души.

– Козырь! – вплелось в визг пленника внятное слово.

Я отпустил жертву, встал и попытался проанализировать ситуацию. А в это время Гена завершал начатое:

– Какой Козырь?

– Пахан с Южного сектора нижнего Подола, – вздрагивая от пережитого ужаса, затараторил сломленный урка. – Пришел от него человек. Сказал, что нужно пощупать за вымя одного лоха из новичков. Пустышка-неумеха с дешевыми цацками. Сказал, что нужно зачмарить и опустить в глазах дальнобоев.

– Зачмарить? – прорычал Гена и вновь потянулся за кинжалом.

– Оставь его, – остановил я друга. – Лучше залепи рану пластырем, а то изгваздает нам тут все кровью.

Принюхавшись, я понял, что не только кровью.

Да уж, со своими силами нужно как-то осторожнее, и про душу я ляпнул зря. Репутация штука тонкая, и перегибы в ней могут иметь опасные для нас последствия. Человеческая толпа подобна местному единорогу – от страха легко может перейти к панике и неконтролируемой ярости.

Дальнейших откровений пленника я почти не слушал. Главное было сказано в самом начале. Прямо дежавю какое-то. Опять этот пока незнакомый нам Козырь.

Сразу появилось желание познакомиться поближе со столь популярным персонажем. Впрочем, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что главный в этой пьесе все равно не Козырь, а незабвенный Мурза по прозвищу Волк.

Чтоб его сожрала самая мерзкая тварь Запределья!

Честно, я все никак не мог понять, почему этот чудак ко мне прицепился? Ну сорвался очередной новичок-пустышка с крючка, ну и что? Таких срывов в городе, где каждую неделю появляется по десятку магов, должно быть не так уж мало. Неужели я своими действиями как-то задел его болезненное самолюбие?

Конечно, можно долго думать о мотивах поступков не самого адекватного из людей, но вывод все равно будет один – не расслабляться. Увы, ответить на нападки этого придурка мне все равно нечем, по крайней мере, пока. Посмотрим, как карта ляжет в дальнейшем. Тут за неделю работы станционным смотрителем столько всего приключилось, а впереди еще целых полгода. Так что либо меня здесь и закопают, либо в Китеж я вернусь куда более крутым, чем уехал оттуда.

– Закончил? – спросил я Гену, который за время моих размышлений принес аптечку и сейчас колдовал над раненым.

– Да, шеф, – по-армейски отчеканил Баламут. – Как новенький. Дырки считай что и не было.

Я посмотрел на того, кто «почти как новенький», в ожидании возмущенного вопля, но так и не дождался. Похоже, мужика действительно проняло до печенок.

– Тащи его наружу.

Сомнения отразились в глазах Гены только на мгновение, а затем он уверенно поволок пленника к выходу. Я же отправился на пункт управления, где вышел на частоту западного каравана:

– Караванщик, можешь забрать свой мусор. Надеюсь, твоя доля с заказа на меня окупит ночевку в машине.

– Какая доля? Какой заказ? – послышался голос караванщика.

Отвечать не стал. Ну а то, что угадал, откровенно порадовало. Сейчас провокатору небо покажется с овчинку. Хулиганство – это одно, подстава – другое, а вот крысятничество у таких, как эти ребята, является грехом почище скотоложства.

Проконтролировав ситуацию на станции и оставшись ею полностью удовлетворенным, я откинулся в кресле и с наслаждением потянулся.

А жизнь станционного смотрителя, оказывается, не такая уж плохая, хотя порой бывает страшновато.