44

«На сколько брызг, на сколько звезд, на сколько искр, блистающих и жалких своей мимолетностью, может разлететься брошенная в стену хрустальная ваза?» Не задаваясь таким фундаментальным вопросов, уворачиваюсь от предмета, летящего в голову. «Так мне здесь рады или как?! Судя по калибру брошенного – не очень».

– А-а-а… Э-э-э… А вот можно вопрос задать?! У, блин! Да чтож ты будешь делать, а… Барышня! Гражданка! Тетка! Ваше величество! Глаза открой, дура! Смотри, куда кидаешь! Я тебе что – мишень «бегущий кабан»?

Последнее прозвучало у меня уже несколько раздраженно. В воздухе прогудела тяжелая каменная пепельница с гравировкой «На память о Кисловодске». Зацепила бы мою голову, пришлось бы там, в Кисловодске, прописаться. Сидел бы у целебного источника и лечился непрерывно и, судя по вмятине на стене оставленной сувениром, от многочисленных болезней центральной нервной системы. Муж пациентки, будучи опытным ветераном окопных войн, сидел в комфортном санузле и оттуда ехидно комментировал результаты артобстрела. У нее нынче случилась истерика и мигрень на почве мелочности мужа, не купившего свежих драгоценностей, и раннего климакса, доставляющего множество неприятных ощущений.

– Зачем скорую позвали? А, чтобы утешила, успокоила, предотвратила страаааашное. Пострадавших нет? Сейчас будут! Кидаться прекратить? А где этот подонок? На которого я потратила лучшие свои годы! Я уничтожу этого мерзавца! Песий хрен! Мизерабль! Муфлон картонный! Удод карликовый! Ненавижу!!!

– Мадам, я сейчас психбригаду вызову, и поедете вы лечить вашу меланхолию в дурдом. Заканчивайте уже этот цирк с конями и позвольте мне хотя бы оправдать свое присутствие. Давление вам померить, пульс посчитать, карточку с умным лицом заполнить… Лекарство придумать, от всех ваших недомоганий чтобы разом.

После одной хитрой внутривенной инъекции, свирепая боярыня осела в кресле, сложила глазки в кучу и уже не мешала мне заполнять карточку мистическими иероглифами. Хитрый муж быстро выглянул из-за угла, оценил ситуацию и уже вальяжной походкой прошествовал через комнату, аккуратно обходя места боев и сражений. Судя по его меланхоличному поведению, ситуация была не первая и особенно его не расстроила.

– Доктор, а долго она это… отдыхать будет?

– Часа два-три, как минимум и, если сейчас помочь ей перейти в постель, то все это закончится нормальным глубоким сном. Давление стабильное, остальные показатели в норме. А что такое «мизерабль»?

– Это означает «жалкое, несчастное существо». На французском. Мы тут, видите ли, пытаемся свои дворянские корни оттопырить. Правда оттопыриваются чаще сучья, голые и кривые… Мда. Вот как-то так. Спасибо вам за посильную помощь и извините за… Ну вы понимаете.

Да как тут не понять. Мы исключительно за взаимопониманием и ездим. Сейчас вот отряхну штукатурку с головы и к следующему пациенту, за сердечным вниманием и приятельским отношением помчусь…

Две бабки принципиально поспорили о моральных качествах и степени потенциальной бл… пардон! плодовитости рабыни Изауры из одноименного и весьма популярного сериала. Дискуссия переросла в обмен характеристиками собеседников. Обмен характеристиками перешел в драчку. У одной бабки был костылик, которым она неожиданно точно треснула оппонентку по голове. Вторая бабка костылика не имела, но имела хулиганское прошлое. Что позволило ей ловко и с размаху прислонить всю вражескую бабкину тушку к стенке у подъезда.

«Закрытая черепно-мозговая травма. Сотрясение мозга под вопросом, параорбитальная гематома левого глаза» в первом случае. «Ушиб всей бабки» во втором.

Ехали в травматологический пункт все вместе. Развел бойцов в разные концы салона и строго указал на недопустимость гладиаторских боев в машине скорой помощи. Бабки поджали губы и сурово согласились на короткое перемирие. Причина такой сговорчивости выяснилась легко и быстро. Приближалось время показа очередной серии «Изауры», а у преданных зрителей такая незадача. Пришлось пообещать замолвить словечко в травмпункте о скорости обслуживания. Бабки повеселели и уже не жаждали крови друг друга. Похоже, что если бы в травмпункте стоял телевизор, они бы тихо и мирно предались просмотру сидя рядком да ладком.

От товарища по институту, будущего стоматолога Семёна, по случаю очередного наступающего на нас праздника прозвучало предложение «надерибаситься». Учитывая его кошерное и неформальное происхождение из «Жемчужины у моря», стало страшно за свое здоровье. Товарищ был настойчив в своих происках и лозунгах, предлагая комфорт собственной квартиры. Намекая на качество напитков, обилие экзотических закусок и культурную программу, сдобренную местным фольклором. На вопрос «пуркуа я?» (хороший французский продемонстрировал, между прочим, если еще с прононсом и легкой картавинкой), Сёма пояснил: «Сожрешь конечно изрядно, но выпьешь чуть! А компанию поддержать сможешь да и сдохнуть случайно в твоем присутствии не получится – откачаешь!» От жеж дальнозоркий алкаш, а?! Даже персональную реанимацию предусмотрел. Конечно, что же я буду смотреть как со мной за одним столом кто-то копытами сучит в последнем танце? А аппетит потом где будет? Придется откачивать…

Наиболее завлекательным моментом было присутствие в компании Гарика. Гарик, сын достойных родителей и пожизненный студент одного из вузов города, обладал неописуемыми познаниями в области анекдотов всех времен и народов. Причем, имея достаточно заурядную и тусклую внешность, умел мгновенно преобразиться в любого героя своих анекдотов от Чапаева до бегемота. И когда, на определенной степени опьянения, он вдруг прерывал голосом Дроздова спор всех остальных о первичности представлений Платона о сознании словами «Собрался как-то заяц на свадьбу к лисе. И задумался о подарке…», все умолкали…Потому-что дальше начинался просто ураган… Ржали как кони ненормальные, даже хозяйская кошка. На вопрос «Чего ты, Гарик, не идешь в театральный институт или училище?» Гарик всегда, скромно опустив глаза, пояснял: «А я, когда трезвый, я – застенчивый!»

Итак, Гарик, зарядив апперитивчик, фонтанировал анекдотами, Сёма бдел у духовки над мясом «по-мушкетерски», еще пара товарищей рубили все, что под руку попадется на салат. В запале трудового энтузиазма один «повар» настрогал в салат сырую картофелину и теперь, бурча под нос всякое неприличное, выбирал вилкой кусочки. Я тонко резал замороженное сало и потихоньку воровал свиную шкурку. Сало слезилось и дразнилось ломтиками чеснока.

В просторные миски были вывалены маринованные «в пульпе» помидорчики и закатанные в хреново-смородиновом листе, благородного происхождения, огурчики.

Приближался час «Ч». Самогон в красивой бутылке честно мерз в морозилке. Хлебушек разложился веером на кедровой доске.

Наконец, противень с мясом угнездился посередине стола, бутылка чпокнула плебейской пробкой и сексуально наклонилась над первой рюмкой. Был совершен первый занюх ароматов, всплывающих над тарелками. Эстетический посыл от салатиков и прочего дошел до нужных областей мозга и создал правильную картину предстоящей трапезы. И тут во входную дверь кто-то отчаянно застучал…

Интересно, насколько быстро и точно человек считывает необходимую информацию из наиболее примитивного сигнала. Из-за стола подорвались все сразу. Было понятно, что тот, кто стучит – не хулиган и не агрессор, что там – беда и человек вопит о помощи. В распахнутой двери повисла на косяке простоволосая, растрепанная молодая женщина.

– Сёма!!! Ромке плохо!!! Умирает!..

Прыгая следом за Сёмкой и женщиной вниз через три ступеньки, успеваю только спросить:

– Ромка – кто?

Сёма, оскалившись от избытка эмоций и усилий, вытолкнул при очередном прыжке:

– Её ребенок, два года.

В квартиру влетели топоча, как киношный спецназ в логово к злодеям. На разложенном и застеленном диване сидел растерянный молодой парень с ребенком на руках. Выхватываю у него безвольное тельце и поворачиваюсь к столу. Сёма без лишнего слова сметает с него все и успевает подстелить тонкое одеялко. Ребенок без сознания, лицо синее, дыхания нет. Сердцебиения или нет, или ни хрена не слышу во всем этом хаосе.

– Как и что случилось?!! Коротко!

– Сидел на диване, играл-играл и вот… Захрипел и повалился! Руками и ногами дергал… И всё…

Перегнув через край стола шейку, кручу в руках голову ребенка, пытаясь найти хоть один направленный луч света. Увидеть что-либо во рту или глубже без фонаря нереально. Понимая смысл моих манипуляций, Сёма хватает настольную лампу, сдергивает с нее абажур и пытается подсветить мне через плечо. На самом краю картинки вижу какой-то странный оранжевый отсвет. Лезу в рот пальцем, отжимая язык и, одновременно кручу головой по сторонам. Что-то в глазах было, мелькало где-то оранжевое. Вот!!! На одеяле разбросанные игрушки и детальки от них! Среди них несколько предметов оранжевого цвета.

– Сёма! За ноги его и вверх! Ты – помогай!!!

Сёма с отцом ребенка вздергивают мальчишку вверх ногами. Упав перед ними на колени, снова лезу пальцем в рот, пытаясь нащупать инородное тело. Ни хрена!!! Или слишком глубоко ушло в глотку или в гортань, или надгортанник прижал. Просунул палец дальше, за корень языка и отжал аккуратно.

– Трясите его, матерь вашу!! Осторожно только.

Сёма, особо не рассуждая, встряхивает тельце. Один, другой, третий раз.

– О, мля!!!..!..!…!!!

Бог есть. Да… Изо рта, скользнув по моем пальцам выкатывается, весь в слюне, оранжевый каучуковый мячик…

Снова на стол, дыхание рот в рот, массаж сердца.

– Сема, звони «03». Говори – врач вызывает на себя детских «шоков». Ситуация Р! Подробности потом. Пацаны, встречайте бригаду. Открывайте подъезд, встречайте на улице. Блокируйте лифт, чтобы они быстрее добрались. Бегом!!!

Все наше застолье, бессильно топочась вокруг, вдруг стремительно выметается прочь.

– Тихо всем!!!

Прижавшись к груди ребенка слышу тихое и слабое «ту-тух…ту-туххх» и, как райская музыка – судорожный долгий всхлип-вдох…

…Отчитавшись перед фельдшером шок-бригады об обстоятельствах и о проделанном, врач с сестричкой в этот момент активно занималась ребенком, отхожу назад и тихо сливаюсь из квартиры. Сёма, увидев мой кивок, повторяет маневр.

Наколов на вилку шматок остывшего мяса «по-мушкетерски», смотрю на пустую рюмку перед собой. Картинка еле заметно подергивается в такт биения сердца. Гарик, поймав мой взгляд, торопясь наливает. Всем наливает. За столом тихо. В расширенных глазах каждого «тени Платона» отражение всего сущего на стене пещеры в неверном пламени костра…

– Ну, за здоровье пацана!

Сёма лихо заряжает в организм неслабую порцию «молочка из-под бешеной коровки» и смачно захрустывает огурцом. Хочется также лихо, но вдруг начинают трястись руки. Торопясь, чтобы не привлечь к себе лишнего внимания, выпиваю и закидываю в рот мясо…

Гарик открыл было рот, но обведя всех взглядом, промолчал. Некоторое время раздавалось только звяканье приборов и посуды. Молчали и ели. Вторая пошла… «Тангаж, рысканье в норме. Семь секунд, полет нормальный».

– Фу-у-у, пацаны, ну вы даете… Это что, часто у вас так?

– Леша, а помнишь, как ты пытался девицу в общаге реанимировать, а она не хотела? Гы-гы-гы.

– Гарик, чья бы корова мычала! Кто у нас от вида собственной крови валится, а?

– Все остыло, блин, может подогреть?

– Сёма не подпрыгивай, сейчас все сожрем без всяких капризов. Вот самогонище согрелся, это действительно – бяда-аа-а… Надо как-то его привести в соответствие. Пока пойдем, покурим. Кто со мной, пацаны?

Сижу в углу дивана, гоняю во рту кусочек сала с чесночинкой, а в голове только сейчас перестает звенеть раскрученная адреналином турбина, расслабляя зажатые мышцы, запуская приторможенные процессы в организме. Те, второстепенные, которые не так важны во время боя.

«Справились. Успели. Хорошо».