41

По стене ползла муха. Грамотно ползла. Вниз головой. Кверху жопой. Все у нее было как у правильных мух. Лапы, крылья, наглый вид. Только одно качество у нее отличалось от всех остальных мух – беспредельное везенье. Потому как поднять руку и грохнуть в брызги ее мушинную карьеру не позволяло утомление. Глаза еще как-то куда-то глядели и мозги требовали хоррора и экшена, но муха интуитивно выбрала правильную тропу. И вела мои глаза все ниже, ниже, ниже в левый угол. Туда, где зрение мне перекрывала застираная наволочка сплющенной подушки в комнате отдыха на Станции. Еще пара дерзких шагов и все! На мне уже можно было справлять мухину свадьбу. Я спал. Целых тридцать минут абсолютного покоя. Драгоценность такого сна невозможно переоценить.

Что такое «спать на ходу» я усвоил на опыте дежурств. «Карусель» – это когда на Станции ты оказываешься только для того, чтобы поменять шприцы, пополнить сундук с лекарствами и скинуть карточки вызовов. В начале было даже забавно. Любопытно. Хотелось определить границы своих возможностей. Потом чушь выветрилась и остались чудеса изворотливости и адаптации. Причем речь шла не об аттракционах для приколов, а натренированной способности восстанавливать работоспособность за мизерное время. Со временем конечно утомление накапливалось и оглушало. И уже не помогали ни ударные дозы чая-кофе, ни умывание ледяной водой или растирание лица снегом. Но это когда еще случиться, а пока…

В начале было слово и слово было: «Ааааааллллё!»

Некий теплокровный организм, притворившись человеком, испытал биологическую потребность в спиртах, жирах и углеводах. Да и полез добывать искомое нездоровое питание ночью в закрытый ларек. И все было бы хорошо и успешно, но отжатая доской крыша в неподходящий момент упала на свое место. Хитроумный взломщик повис внутри ларька жадным ртом и на улицу невинным по сути, но всегда за все ответственным седалищем.

Дивный натюрморт обнаружили ранние прохожие и позвали зрителей – милицию и скорую. Коллеги в синем заценили картину и пожелали оценки всепогодных экспертов на идиотизм. Хотелось гарантий, что суровые и грубые работники правопорядка не нарушат тонкий душевный мир злоумышленника своими прямолинейными вопросами и намеками.

– Мда, висение в течении нескольких часов пузом на ребре тонкой доски, здоровья не добавляет. Ничего полезного не прищемил, альпинист? – Ответом мне было мрачное молчание…

– Вам понятен мой, как бы намекающий вопрос? – И снова невнятное похрюкивание.

Общими усилиями приподняли крышу и вынули страдальца. Не пациент, а подарок молодому диссертанту! Можно написать основательный трактат на тему резервных возможностей человека в экстремальных условиях. Пациент, ну скажем так – клиент не проявил никаких симптомов и жалоб. Ничего у него не поломалось, не передавилось, не отсохло, не отморозилось.

Ну как так, а?! Глубоко положительный персонаж способен себе челюсть зубной щеткой сломать, инфаркт на горшке получить, об собственного кота руку вывихнуть, несвежей петрушкой отравиться, а тут?!

Скалолаз сидел на лавочке и опасливо изучал налитыми кровью и алкоголем глазками пути отхода в нирвану.

Скорой тут делать было нечего. Неопределенный артикль «мля!», конечно, помогал описать ситуацию в карте вызова, но был малоинформативен и грозил репрессиями со стороны начальства. Начальство любило использовать такие семантические коды само, а сотрудников заставляло корчится в поисках соответствий в великом и могучем русском языке.

Захотелось освоить японскую форму стихосложения и писать в картах вызова что-то типа:

Приехал по адресу.

Выпито много.

Печень устала.

Утро трепещет росой.

И чтоб обязательно кисточкой и каллиграфией…

Однажды мне посадили на одну смену помощником свежевыпеченного фельдшера Алексея. Перспективный раздолбай, переполненный энтузиазмом и юношеским кретинизмом. Знаю точно. Сам таким был. И на тебе! Первый же вызов – «автодорожка». Все профи на выездах, посылаем, что пришлось. Пришлись мы. Два недоврача. Один – студент, второй – фельдшер.

Кадет Леша всю дорогу исполнял танцы юного птеродактиля на дохлом суслике. «Восторг! Предвкушение! Здоровое питание!» Пытался петь. Чуть не убил паразита взглядом. Ехали за город. Недолго, но пыльно. Через двадцать минут поскакушек по танковой траншее, по недоразумению обозначенной как проселочная дорога, мы прибыли на место.

Незадолго до нашего приезда…

По салону машины летали девки, сумки и сочные маты. Приземление обещало быть скорым, жестким и продуктивным. Заслуженный фургончик, приписанный к колхозу «Нихрена не выросло», не был приспособлен ни к прыжкам, ни к полетам и потому тоскливо скрипел, приближаясь к конечной точке своего прибытия. Шофэр, исчерпав словарный запас вспомогательных заклинаний, впился в руль, как клещ в дебелое тело дачницы. Его глаза пропорционально расширялись, по мере приближения к молодой поросли колючего кустарника, покрывшей стенки неглубокого кювета. Казалось, что драматическая коллизия (столкновение) неизбежна и неотвратима. Но капля крови скандинавского викинга, заплутавшая в организме, случайно вонзилась в двигательные нейроны изрядно поюзанного мозга шкипера. Беспорядочное передергивание ногами, рулем и ручкой переключения скоростей вдруг изменили траекторию приземления. «Буханка» чудесным образом крякнув и раскорячившись, «пришла» на все четыре колеса. На секунду экипаж «бухошатла» распластался изнутри по обшивке. Но все обошлось. Земля в иллюминаторах приняла назад летающих сынов и дочерей. Никто в воздухе не остался. Хотя что-то неожиданное прилипло к картонному потолку, ну да это все мелкие и неинтересные детали. Возникла кристально чистая тишина. Такая возможна только на вершине горы или когда, в детстве, голова в бидоне. В той первозданной тишине, как комарик в спальне, тихо ныл копчик водителя и просил о себе не забывать!

Причина всего этого представления стояла посреди дороги, меланхолично пережевывая пережеванное. Бычок-подросток по кличке Пшелвон смотрел на прыгучий автомобиль глубоким и содержательным взглядом. Убедившись, что забавная игрушка более не двигается, бычок задорно пукнул и поскакал деревянной лошадкой за коллективом. Следом через дорогу прошествовал вождь местного стада – пастух Егорий – человек незаурядных талантов и кармических парадоксов. Вознесшийся до титула аспиранта кафедры кибернетики Заборостроительного института и павший, подстреленный коварным оружием всепланетарной мафии в виде доступного за нецелый рубль 0,7 плодово-ягодного напитка. Мафия победила. Бывшая надежда кибернетики в плодово-ягодном состоянии могла восхитительно ругаться, виртуозно переплетая анатомические подробности подчиненных ему мясо-молочных сотрудников и обломки высшей математики. В промежутках между приемами эликсира Егорий был скучен, уныл и противен. В момент ДТП Егорий находился, скорее всего, в ином измерении, описанном математиком Риманом в период душевного расстройства. Потому стадо шлепало на автопилоте в интересном ему направлении. В том числе через дорогу. И потому пролетающий мимо «дирижобль» вождь не заметил. Вину свою и подопечных не признал. В словесный контакт вступал с трудом и неохотой, с явным усилием приподнимая утомленные веки на злого милиционера.

Вызвали нас, разумеется, не по причине стрессового метеоризма и диареи у водителя. (Проще говоря, обгаженных на пятилетку вперед всех придорожных кустов. Причем настолько солидно, что на процесс и результат с уважением и почтением пришли взглянуть делегаты от парнокопытного коллектива.) Пассажиры побились. Одна женщина сломала левое предплечье (лучевую кость) у запястья, другая ударилась головой и проявляла симптомы сотрясения головного мозга. А вот с третьей было как-то совсем тревожно.

Девушка чуть за двадцать. Правильной сибирско-сельской комплекции. Ударилась она об угол какого-то ящика правым боком. Сидела тихо, не паниковала, жаловалась немногословно на боль в боку и трудности с дыханием.

Сидела, оперевшись на обе руки и с явным трудом, но поверхностно, дышала. Обращали на себя внимание бледность и напряженные сосуды на шее.

Без лишнего слова, не выпендриваясь, по моей просьбе расстегнула тесноватую кофточку и бюстгальтер. «Очень хреновенькая гематомка расползается, доложу я вам! И отек странный. Вверх расширяется». Приложил кружок фонендоскопа, но привычных шумов легкого не услышал. «Тахикардия молотит за сотню, но это и реакция на стресс может быть…» Убирая фонендоскоп, машинально прижал непонятную отечность пальцем. Под кожей, еле уловимо, скрипнуло-хрустнуло… Странно, как один изолированный и не самый яркий симптом мгновенно запускает весь пакет информации по возможной ситуации. И, как правило, в начале, в голову лезут самые паршивые диагнозы и исходы. «Тэ-э-экс… воздух под кожей… капельки вспененной крови в уголках губ… явная травма ребер, тахикардия, бледность, перегруженные сосуды шеи… Пневмоторакс, мать его!.. Да напряженный, похоже… осколок ребра пробил легкое или сама ткань легкого порвалась от удара… «Шоков» надо на себя!!! «Шоков» нет… Госпитализация минимум через полчаса… Не довезу… Ы-ы-ы-ы!!! Чтоб меня за хвост да об пол! Придется самому пунктировать… Уй-й-йй!!!»

– Леша, давай быстро укладку с толстой иглой! Спирт, биксик со стерильными тампонами. Помогай!

Леша повернулся от другой пациентки с поломанной лапкой, которой он аккуратно накладывал транспортную шину, и выпучил глаза как сова, увидевшая яйца страуса. Мда, полноценное богатство девической гордости сибирского разлива завораживало мужской взгляд.

– Потом полюбуешься! Работай давай!! Два куба анальгина в мышцу.

«Так… средне-ключичная линия… второе межреберье… по верхней границе ребра… поехали!!!» Из иглы фыркнуло. Пошел воздух. Явно видно, как спадает давление в шейных сосудах, уменьшается синюшность и бледность кожных покровов. Клеим, фиксируем. Аккуратно и туго бинтуем грудную клетку. Поднимаем изголовье носилок на максимум.

Девушка в ужасе мечется глазами, но слава богу не мешает и не истерит.

Остальные пациентки сидят воробышками и не издают ни звука. Надо везти. «Как, млять!!!» Я как вспомню дорогу сюда, так уже зубы стучать начинают. Выскакиваю из машины и объясняю ситуацию и задачу скопившимся участникам. За время нашей суеты подъехала еще одна патрульная машина и подошли пара случайных прохожих.

Наверное, магия все-таки существует. Машина не просто ехала – она плыла над дорогой. Наш водитель, гримасничая и подвывая невнятное, вращал баранкой. В особо сложных местах привставая над седушкой и всем телом задавая направление. Он, как пчелка-разведчик, танцем рассказывал своей машине как нужно пробираться среди ям и колдобин, где и как поджать разбитый не вчера амортизатор, как скользнуть потертым протектором по краю колеи, чтоб не встряхнуть больно содержимое жестяного ее сердца. Четверо мужчин, сидя на корточках, положили себе на плечи рукояти носилок и своими телами гасили вынужденные толчки дороги. Молча, без матов и куражливых воплей. Сжав зубы и собравшись в комок. Один дачник, два мента и фельдшер Леша…

Потом, в продолжение дежурства, кадет Леша сидел в машине пару часов, отпиваясь крепким вкусным чаем из общего термоса и рассуждая с нашим водителем о красотах и совершенстве девичьей груди во всех ее пропорциях. Я бегал на вызова, мерил давление, заговаривал зубы психосоматике, принимал жалобы и глупости, делал уколы, смотрел в распахнутые рты, вслушивался в сердца и легкие, пальпировал животы и спины… Все, как всегда. Леша трепался как заведённый. Это ноги, сведенные судорогой, ему отказали на пару часов. А язык – его не привяжешь.

Пусть его… Стресс выбалтывает.