Часть 6
Пирамида

Поднимаясь по лестнице из подвала библиотеки, Максим почувствовал будто колючку в ботинке: «Ну и ради кого твой сегодняшний поступок?».

Ради нее? Эшли сто раз говорила, что ее все устраивает, что Мировой совет хранит мир и порядок на Земле. А все проблемы оттого, что люди мало работают и много тратят. Когда он сказал ей, что некоторые тратят не больше глобо в сутки, она развела руками: «Ну, тогда их проблемы от недемократической власти и несвободной экономики. Или они просто слишком быстро размножаются».

Если для нее, то разве что в общем списке… но не больше, чем для какого-нибудь пятилетнего мальчика из Нигерии или Эфиопии, который пьет грязную воду из луж, ест траву, как кролик, и весит столько же, сколько это животное. Скорее уж для него, а не для взрослых со всех континентов, которые будут смотреть на эту битву в новостях, пожирая чипсы и накачиваясь пивом.

Неважно, сочувствуют они, поддерживают или проклинают. Никакой разницы! Все равно они там, а ты здесь. Приносишь жертву, которая им не очень-то нужна.

Он вспомнил ничего не выражающие оловянные глаза-пуговицыродственников, знакомых, коллег. Их мечты, их планы, не простирающиеся дальше карьерного роста на одну ступеньку, новых покупок и отдыха на престижных курортах. Свои поездки они, разумеется, запротоколируют дотошнее, чем врач – выполнение сложной операции, и выложат подробный трехмерный отчет. А если не удастся съездить или слетать, не удастся купить, – сделают только отчет. И для френдов этого будет достаточно. А вот без отчета никакое событие ценности не имеет, даже самое счастливое и важное. Его будто не было.

И это ради них? Да они ничего не хотят и не могут хотеть, кроме как поменять злого хозяина на хорошего, который чаще наполняет миску и меньше бьет сапогом по хребту.

Майкл, Иштван, Чиумба, Ким, Петр, Серега из Корпуса. Хорошие служаки, почти все отличные семьянины. Грубые, книжек не читающие и не знающие, чем Гегель отличается от Гитлера, и кто победил последнего – может, марсиане. Хотя нет, Петр и Серега знали, но это никак не влияло на их поступки.

Все они – по-своему честные, и для своих готовы свернуть горы. А еще они всегда делают то, что им прикажут. В том числе и убивают тех, на кого им укажет начальство. И его убьют, если их пути пересекутся. И уже на следующий день будут жарить барбекю, как в свое время жарили, будучи у него в гостях. Готов ли он на эту жертву ради них?

«Да, готов, – ответил Рихтер своему внутреннему голосу. – И проваливай ты на хрен, голос! Мне хватает электронных голосов, чтобы еще воображаемые слушать».

Все же Максим надеялся, что им не придется воевать против Корпуса. Была еще призрачная надежда на то, что Мировой совет пойдет на уступки. На то, что еще существовало какое-то политическое решение конфликта.

«Конфликта? Там возле даун-тауна недавно открылся филиал ада на земле. А во всем городе погибли тысячи. И ты называешь это мягким словом из лексикона психолога-шарлатана? Конфликт – это когда люди спорят из-за места на парковке, а не тогда, когда жгут друг друга живьем».

Они вышли на площадку. Не все, только первая партия из десяти человек. Ночь была прохладной, пахло не гарью и гнилью, а цветами. Какие-то ночные насекомые кружились над клумбами. Весь кампус утопал в зелени, хотя и говорили, что некоторые цветы погибли, когда засуха совпала с отключением систем капельного полива. Но все равно это был рай, с красными, синими и желтыми соцветиями всех сортов, часть которых создали природа и селекция, а часть – генетика. Отличить было непросто.

И вот из этого великолепия им придется лететь туда, где будут смерть и кровь. Вечный контраст, о котором стыдно упоминать поэту, чтобы не забросали гнилыми помидорами. Но Рихтер всегда считал, что он не поэт, а человек с практическим складом ума. Именно эта прагматика привела его сюда, вера в то, что жертва немногих ради будущего для всех, ради вечности, – это не романтика, а нормальный разумный обмен. Оправданный. Но начинать надо с себя, а не требовать жертвы от других.

Серпик луны – последняя четверть убывающей – на секунду показался из-за темного облака. Но дневные птицы еще спали, и это хорошо. Для летящего на большой скорости человека столкновение даже с голубем совсем не полезно.

В мирное время звезды над Большим Мехико разглядеть было трудно, свет города скрадывал, не давал увидеть рисунок созвездий, оставляятолько самые яркие. Но сегодня светились лишь редкие фонари да тусклые россыпи огней в районах коттеджей и немногие окна в многоэтажных домах. Люди старались включать свет пореже. Контуры небоскребов выделялись на фоне неба, подсвеченные красными огоньками, но сами были почти черными. Кто будет сидеть в офисе в четыре утра, да еще в военное время? И просто так жечь свет, рискуя привлечь снаряд, тоже никто не будет. Почти все фирмы и учреждения не работали. В столице, почти освобожденной, тоже введена светомаскировка.

На крышах и на антенных мачтах горели красные предупредительные огни, хотя никаких самолетов над Мехико не летало уже давно, кроме разве что невидимых разведчиков обеих сторон. Реклама тоже была полностью отключена. Поэтому созвездия были хорошо видны там, где небо не затянули облака.

– Ладно, хватит прохлаждаться. Танцуем румбу! – объявил военспец.

Затем он вспомнил молитву астронавта Шепарда: «Please, dear God, don't let me fuck up», произнес эти слова про себя с иронией и запустил мотор. Надо было дать тому хоть немного прогреться. Остальные синхронно сделали то же самое. Звук был почти неслышным – тихое жужжание, которое вблизи можно было принять за полет насекомого, а за десять метров – не уловить вовсе.

Военспец напомнил всем, чтобы следили за зарядом батарей. За ночь аккумуляторы были заряжены полностью, но любые эксцессы возможны там, где техника используется не так, как предполагал изготовитель. Единая энергетическая установка костюма должна была распределять энергию на все так, чтобы минимизировать расход. Суперконденсаторы энергетического оружия были заряжены отдельно и тоже под завязку.

– Ну! На старт! Внимание! Поехали!!!

Заработал несущий винт. Его запустил контроллер коптер-пака, которому Максим дал команду на отрыв от земли через секунду и задал нужное ускорение.

Он почувствовал, что земля резко ушла из-под ног. Костюм предохранял от ветра и прохлады, но натяжение от ремней рюкзака, распределенное по всей спине, было трудно с чем-то спутать.

И все летуны из группы «Ягуар» взлетели: тремя партиями, каждая почти синхронно, как стая уток, хотя они больше напоминали гигантских майских жуков.

Внизу с парковки им помахала рукой одинокая фигурка. Виссер, чья фамилия по-русски звучала не слишком благозвучно, в это утро был кислым и осунувшимся. Он считал, что его обидели тем, что не взяли в бой. Дурак. Просто мало еще видел крови, внутренностей и оторванных конечностей, поэтому и считает, что там есть что-то красивое и величественное. Максим в глубине души понимал его обиду, но считал, что на земле от него будет больше пользы.

Дизайнер притащил из какого-то коворкинга мягкий шар для сидения и оборудовал командный пункт в подвале, уже украсив его «умной тканью». Будет сидеть там, словно в прежние времена, когда получал от заказчиков письма вроде: «Поиграйте со шрифтами! Повысьте градус милоты и няшности в одноруком зайце на стр. 3! Дедлайн горит! Комикс про зверей-инвалидов нужен еще вчера!». Только задача у него теперь не в пример важнее. Даже если разбомбят весь город, этот резервный канал связи должен уцелеть. Подвал капитальный и надежный.

Земля стремительно удалялась. Максим обвел взглядом группу и подумал, что идеальным музыкальным сопровождением был бы «Полет валькирий». И когда от бетонной автостоянки кампуса его ноги отделяло уже сто метров, Рихтер ощутил последний укол сомнения от внутреннего адвоката дьявола.

«А вдруг, если ты победишь, ты сделаешь им хуже? И даже твоя нелепо-героическая гибель никого не спасет, а лишь умножит горе и несправедливость?».

Но он прогнал эту мысль сразу. Какая на хрен героическая гибель? Он же не смертник, и пошел на это не для того, чтобы расстаться с жизнью максимально красиво. Себя он тоже постарается сберечь. Некуда возвращаться после победы? Чушь какая. Целый мир, широкий и открытый, каким он обязательно станет, когда упадут последние оковы и заборы. И в этом мире ему точно будут рады, и он точно будет нужен.

Под эти убедительные мантры двигатель перешел в крейсерский режим. Резкий набор высоты сменился более плавным. Сначала Рихтер приноравливался, потом вывел устройство на оптимальный режим работы и поручил остальное автоматике. То же сделали и остальные.

По сути, летающий рюкзак был гексакоптером с шестью независимыми подвижными винтами, которые могут работать и как несущие, и как тянущие. То есть эта штука – миниатюрный конвертоплан. У каждого винта собственный мотор, но вопросы их синхронизации не должныволновать пилота. Все это делала электроника. Совокупная мощность силовых установок коптер-пака гораздо меньше, чем у небольшого двухместного вертолета из прошлого, но ее вполне хватало. Устройство было эффективным и экономичным.

Они построились в неправильный многоугольник, и таким же хаотически случайным получилось расстояние между ними. Невидимость включили еще на земле. Случайный наблюдатель смог бы увидеть толькосмутные призрачные силуэты. Суеверный мог бы подумать, что это ведьмы взмыли и улетели на шабаш. Именно завихрения пыли, поднятой винтами, оседая на летунах, на время делали их различимыми. Но пыль осталась внизу, а они вознеслись в небо. Поверхность защитной ткани была влагоотталкивающей, и даже жидкая грязь к ней не приставала, что уж говорить о сухой пыли. Вот только дождь сейчас не нужен. От него ткань все равно будет немного глючить, появятся разводы и артефакты. Идеально мимикрировать во время сильных осадков невозможно.

Технологически «плащ-невидимка» был основан на принципах, известных в теории еще с начала века. В общем-то, ничего хитрого: миллионы наноразмерных микрокамер, процессор для обработки трехмерного графического изображения и экран из гибкого метаматериала. Но, как и мобильную связь, на практике создать полноценный «костюм человека-невидимки» смогли только через много лет после появления технологических предпосылок и теоретической концепции.

«Умная ткань», которой были покрыты «Коммандо», отличалась от той, которую мог купить каждый школьник для Хэллоуина или розыгрышей одноклассников. Костюмы не просто мимикрировали, как умел делать почти любой камуфляж, а были оснащены полноценным генератором невидимости. И без того невидимые, они были дополнительно обработаны составом, который делал их незаметными для сенсоров почти во всех диапазонах, а не только в оптическом. Это была уже «гаражная» ручная доработка с использованием того, что нашлось в лабораториях кампуса. Горб коптер-пака на спине тоже накрыт «коконом» из этой ткани, в котором, естественно, оставлены отверстия для выхода воздушных струй.

Без стелса их с удовольствием собьют, даже если примут за дроны или управляемые снаряды. Но благодаря эффективному охлаждению двигатель выделял за пределы кокона не больше тепла, чем летящий ворон, а шумел не больше, чем шмель.

Взлет был произведен на винтовой тяге. В опасной зоне при попутном ветре полет станет планирующим с минимальным задействованием винтов. Как у Бэтмена. Ветер в это время суток, скорее всего, будет дуть в нужном направлении. Нельзя дать гадам заметить их в инфракрасном диапазоне. Может, летунов и не идентифицируют как десант, но уничтожат, даже не узнав, что это там такое с крыльями, но не похожее на альбатросов.

Вскоре бойцы заняли свой эшелон, и набор высоты прекратился. Темные облака были теперь не только сверху, но и под ногами, словно плывущие острова.

Так они и летели, вроде крохотных самолетов, – сбывшаяся мечта Икара.

«Если поймете, что раскрыты, – то есть если по вам начнут долбить прицельно, – врубайте форсаж и с максимальным ускорением гоните к цели!» – написал им Ортега в задании, ссылаясь на слова техников.

С помощью своего мини-радара Рихтер контролировал полет группы, видя всех в виде зеленых точек на карте. И в реальном пространстве они тоже были для него подсвечены, так что не спутаешь.

Летуны хранили полное радиомолчание. По правде говоря, рации с активной антенной были только у Макса и еще четверых. Только они могли слышать, что творится в эфире, и общаться в нем, но имели строжайший приказ соблюдать тишину. Остальные могли только принимать сигнал.

Рихтер включил четырехкратное увеличение в оптике. Земля внизу, расчерченная как шахматное поле (поле боя!), несла на себе ясно заметные оспины войны. Если Канкун, пока к нему не приглядишься, выглядел как мирный город, то с высоты птичьего полета Мехико уже напоминал Кабул, Багдад или Дамаск времен войн прошлого. Усиленный «линзами» взгляд отмечал места пожаров, баррикады, просто заторы брошенных и сгоревших машин… и границы между обеспеченными и бедными районами. В первых было еще темнее, чем во вторых. Интересно, сколько сотен тысяч людей покинули город? Но Макс не мог себя заставить очень уж жалеть классовых антагонистов. Многие из них были бенефициарами политики Мануэля – получали свои прибыли, выполняя подряды этого государства. И вряд ли работа «эскадронов смерти» вызывала у них много нареканий. Бывали ли исключения? Они всегда есть, но от них ничего не зависит.

Пока отряд ехал сюда, Рихтер видел людей, которые тянулись в обратном направлении. Из пригородов в город, в многоэтажные районы. Оптимисты, конечно. Не рановато ли возвращаться?

Видимо, страх вернуться в обчищенную мародерами квартиру пересиливал страх бомбежек. Над некоторыми свежими руинами поднимался дым.

Они летели как невидимые орлы или кондоры, а может, грифы-стервятники. Но не клином, а внешне неровной гурьбой, похожей на пчелиный рой.

И было только звездное небо над головой и кантовский моральный закон в сердце.

Глядя на черный небосвод, Рихтер еще раз подумал, что на них прямо сейчас смотрят немигающие глаза спутников. Неуютно. Почему-то вспомнил про отряд Кортеса, который штурмовал этот город когда-то. Хотя задачи и идеалы у них были прямо противоположные.

Так тянулись минуты. Полет был удивительно плавным. Ощущение высоты иногда совсем пропадало, и земля внизу на сумасшедшем расстоянии казалась рисунком на «умной» поверхности ковра, нити которого могли менять свой узор, как не снилось и Шахерезаде. Только легкая тряска и давление ветра, слегка ощущавшееся даже через костюм, напоминало о том, где они находятся.

Все чувствовали себя нормально. У некоторых, как и у самого Максима, имелся опыт занятий альпинизмом, поэтому пользоваться дыхательными аппаратами им было не в новинку. При внезапном нарушении герметичности сразу они сознание не потеряют. Все-таки тут не космос. Скорее всего, сумеют дотянуть до цели.

Рассвет будет в половине седьмого, но задолго до этого времени они должны быть у цели. Срок был дан с запасом.

Он слушал радиопереговоры на трех частотах – одной выделенной для них и двух общих для армии. Совсем не порадовала новость о приближении с востока грозового фронта.

Надо прибавить скорость. Разряды атмосферного электричества могут, конечно, отвлечь системы слежения, но дождь, без которого вряд ли обойдется, навредит гораздо сильнее. Еще не было придумано способа сделать невидимым то, что покрывает сплошной слой пыли или воды. Пусть на время, но оно станет различимым в виде водяного или пылевого фантома.

Они уже были почти над даун-тауном. Взгляд различал знакомые здания. Вот небоскребы Пасео-де-ла-Реформа. До Башни уже не так далеко.

Примерно в 4:35 военспец заметил на радаре штук двадцать зеленых точек, которые следовали за ними по пятам на небольшом расстоянии.

– Все в порядке, за нами следуют свои! – оповестил он бойцов.

Он и сам почти не видел тех, кто их догонял, но знал, что это дроны повстанцев, которые тоже решено было задействовать в атаке. И они также были невидимыми. Только слабый маячок-маркер каждого посылал понятный лишь ему шифрованный сигнал.

Над землей висел слой полупрозрачного тумана. И какие-то мелкие объекты носились в воздухе, метрах в ста над даун-тауном и ближайшими к нему кварталами.

Зум… еще приближение. Ага, вот что это такое!

Над Мехико кружили вороны. Рихтер не верил в приметы, но обилию птиц был не рад. Так высоко, как летуны «Ягуара», те не поднимались и своим тонким чутьем заметили бы приближение невидимок задолго до столкновения… но ведь придется еще снижаться.

«Совсем как у Хичкока, – промелькнула в голове мысль. – Разве им положено летать в темноте? Что их спугнуло? Я, конечно, не орнитолог, но разве они летают такими стаями?».

И в этот момент своим усиленным слухом военспец уловил стрельбу из автоматов в районе линии разделения. Значит, идущая в атаку пехота уже раскрыта – ближе подойти незамеченными не удалось, что, в общем-то, было ожидаемо.

Над домами взлетело несколько желтых звезд, и хлопнули одна за другой яркие вспышки. Потом еще и еще. На несколько секунд стало светло как днем. Вряд ли это сигнальные ракеты, уж очень яркий свет, даже сквозь фильтры; скорее это обороняющиеся применили что-то. И не просто осветили поле боя, а попытались ослепить личный состав штурмовых колонн ребелов. Но бойцы Революционной армии были к этому готовы. У всех имелись не только средства ночного видения – в их очки, линзы и визоры шлемов были встроены дополнительные слои для защиты зрения. Да, это ужене как попало вооруженные партизаны, с одними «Калашами» и в дедовской хлопчатобумажной форме.

Снова стало темно. Но и в темноте стрельба продолжалась, не снижая темпа. Максим понял, что началась общая атака, даже не слыша громогласного и разноязыкого боевого клича.

Рихтер не знал о точном времени, но догадывался, что тянуть не будут. Начало штурма могло поставить «Ягуар» под удар, но с другой стороны давало шанс в общей суматохе добраться до цели. И разве что суперкомпьютер мог просчитать вероятность успеха. Он надеялся, что там, внизу, знают, что делают.

Со стороны укрепрайона Куаутемок стреляли, но пока ничего нельзя было разглядеть. Если это были люди, то броня скрывала их температурный профиль. Но это могли быть и не биологические объекты. И тогда у них грелся только мотор.

Макс знал, что второй вариант вероятнее. И штурмующих встретит незаметная пока еще смерть, скрытая в зданиях, в подземных тоннелях, любых щелях. Смерть, которая не нуждается в пище, отдыхе и не знает жалости и сомнений.

Атаковать до рассвета – хорошая ли идея? Но уже поздно думать, надо воевать.

Секунду спустя мрак и тишина сменились взрывом красок и звуков. И больше уже темноты не было.

С высоты казалось, будто пришли в движение бесчисленные муравьи. Замелькали вспышки, в воздух взметались казавшиеся маленькими облачка пыли и дыма. Среди наступающих бойцов, крохотных как насекомые, рвались снаряды скорострельных автоматических пушек. Грохот разрывов внизу должен быть невыносимым. То тут, то там теплые «муравьи» застывали, будто раздавленные невидимой рукой. Кто-то из них залег, а кто-то погиб мгновенно.

Рихтер догадался, что по наступающим открыли огонь из зданий. И тут же заработала артиллерия, подавляя эти отмеченные лазерными маркерами огневые точки. Снаряды у нее тоже были корректируемые. Никакого чуда техники – изобретены еще в начале века, раньше таких же пуль.

Свист снарядов, раскатистый грохот – «боги войны» не шутили. Попадания были заметны по разрывам, по разлетающимся обломкам и сизому дыму. Где-то начались пожары. Взрывалось, детонировало все, что могло взрываться, горело топливо и пластик – снарядов никто не жалел.

«Надеюсь, там никого не было, кроме плохих», – подумал Макс, видя, как при каждом попадании дым окутывает жилые дома и падают вниз куски бетона и разнообразные обломки.

Брошенные на улицах автомобили разносило вдребезги и заваливало обломками с крыш. Некоторые из них весело полыхали и светились, как рождественские елки. Но об ущербе для собственности думать уж точно было не время. Все стекла вылетали к чертовой матери. Похоже, снаряды использовались и зажигательные, и термобарические.

«Салют, как на Четвертое июля!» – сказал бы Рик, но он был где-то там, внизу. Шел в атаку в своей средней подвижной броне и наверняка палил из пулемета. Максим представил, как тот сопровождает стрельбу хриплой руганью и Бога вспоминает не реже, чем такую-то матерь. А может, он шел в мрачном молчании, глядя исподлобья. Мол, «Кожаные мешки вам еще покажут, железяки позорные! Мы еще не устарели, не дождетесь! Это наша планета, и мы обойдемся и без Джона Коннора!».

Поскольку автопилот не требовал участия в управлении, Рихтер огляделся, оценив прелесть 360-градусного обзора. Вот уж точно, хорошо иметь глаза на затылке. А еще на руках, на ногах и везде, где нужно.

Движение внизу началось не только на юге, но и на востоке от анклава. Северную и западную сторону он не видел, но был уверен, что и там пошла атака.

– Вперед! Ура! За Мексику! За свободу! За «Авангард»! – прозвучало по общему каналу связи, на частоте, которая использовалась всеми родами войск.

Не меньше двадцати тысяч человек ринулись на приступ. За бронепехотой в серой броне шла легкая пехота в разномастной форме – хотя бы не густой толпой, а рассеявшись, используя ландшафт и любые преграды и укрытия. Танки и бронетранспортеры, двигавшиеся позади этой волны, казались маленькими коробочками. Мотопехота ехала снаружи, облепив боевые машины, как индусы – свои переполненные поезда. Африка, ну чистая Африка. На машинах, рассчитанных на восемь или десять солдат, ехало по два десятка, и еще неизвестно, сколько внутри.

И они, «карлсоны», тоже были песчинками в этом потоке, но летающими. Не диверсионно-разведывательная группа, а штурмовое подразделение. Точно не пешка. Может, и не ферзь, но рыцарь, который ходит русской буквой «Г».

Рихтер чуть приблизил картинку, сделал 8-кратное увеличение. Включил рамку и подсветку в инфракрасном спектре, чтобы видеть движение объектов. Лиц было не рассмотреть, да и незачем. Многих он знал, но им его взгляд с небес, полный моральной поддержки, вряд ли поможет. Да и самому отвлекаться не стоит. Военспец подумал, что им хуже, чем ему. Тут, наверху, был свежий воздух и ощущение (пусть обманчивое), что от тебя зависит, останешься ли ты в живых. А там, внизу, начинался ад. Рихтер не питал иллюзий от того, что врагов пока не было видно. Они появятся.

А вот и первые! Мелкие. Меньше людей. Военспец сделал 16-кратное приближение и добавил контрастности. Роботы были почти незаметны на фоне дорожного покрытия. Тоже муравьи, но поменьше.

Они появлялись отовсюду. Но тоже не лезли дуром под пули. Рихтер видел, как они накапливались за машинами, как прятались за деревьями, парковыми статуями, бордюрами… как появлялись даже из водостоков… и один на его глазах утащил туда стоявшего рядом бойца. В воздухе невысоко над землей показались и летающие дроны. Совсем мелкие, не больше воробья.

И вот уже две армии, одну почти целиком из плоти, другую почти полностью из металлов и полимеров, разделяло по всей линии фронта от силы двести метров.

И они сошлись.

В этот момент новое двадцатиэтажное здание Мексиканского Кредитного Банка, похожее на обелиск из полированного обсидиана, вздрогнуло, будто человек, которого ударило током. Из окон нижних этажей вылетело облако черного дыма вместе со стеклами. А потом здание начало быстро крениться и упало, сохраняя форму почти до конца, – легло, перегородив всю широкую авениду обломками. Завал поднимался почти на высоту трехэтажного дома.

Никакой крупный калибр такого эффекта бы не дал. Видимо, корпы подорвали ранее установленные на опорных балках заряды. Ювелирно рассчитав направление, но, похоже, не угадав время.

Пыли было столько, что внизу на время наступила полная тьма.

В эфире царило ликование.

– Рано взорвали! Никого не накрыло!

– У нас тоже. Продолжаем!

– Они отходят! Бей их, дави этих maricones!

– Вперед, cabrones!

Рихтер вспомнил, как один коллега из Корпуса объяснял ему разницу между этими словами. Назвать козлом можно и товарища, по-дружески. Но если назвать «гомосеком» того, кто им не является, мексиканцы могут не вежливо поправить, а больно побить.

– Мужики, не отрывайтесь! – знакомый голос, встревоженный и нервный, прозвучал диссонансом в радостном хоре. – Броня за вами следовать не может, обходим завал!

Но из пыли уже выходили кибернетические защитники даун-тауна. Их резкие движения нельзя было спутать ни с чем. Их обманчивая медлительность прошла. Они неслись прыжками. Самые крупные были похожи на гигантских кузнечиков. Максим подумал, что даже он со своей выучкой далеко не сразу смог бы попасть в такого. Не говоря уже про рой мелочи. Против них только огнемет бы помог. Или противодронные винтовки. Но много ли их было внизу?

Оказалось, что роботы быстро сократили дистанцию – люди вдруг обнаружили себя с ними почти лицом к лицу.

– Окружили!

– А-а-а! Не могу по…

– Очередями их, тварей! Гранаты! Грана…

Эфир наполнился испуганными криками, руганью на разных языках. Началась беспорядочная стрельба.

Пули летели и в небо. Допплеровский радар заботливо сообщил Рихтеру, что по «ягуарам» стреляют.

Первая потеря в воздухе оказалась неожиданной. У одного из новеньких, мужика лет тридцати по имени Хуан-Мигель, бывшего продавца подержанных машин, отказал коптер-пак. Рихтер через панорамный обзор сразу увидел, как отлетели и начали падать, кувыркаясь, несколько небольших кусков металла и пластика от его рюкзака, будто появившись из ничего в воздухе. А затем и сам невидимка начал падать.

Шальная пуля или электромагнитный снаряд, скорее всего, от своих. Видимо, стреляли по врагу, а парень просто оказался на линии огня. Или кто-то палил уже в панике и истерике в небо. Коптер-пак был единственным уязвимым даже для обычных пуль местом, и именно в него и попали.

Падая вниз, Хуан-Мигель успел только подать короткий сигнал бедствия. Все, что ему было доступно. Трое ближайших к нему летунов метнулись было к подбитому, но быстро заметили, что не успевают. Все-таки скорость у них была меньше, чем у реактивных джет-паков.

А значит, помочь ему было нечем. Он падал с ускорением свободного падения и находился на самом нижнем краю их построения. Да и не факт, что его сумели бы подхватить, даже если бы он был в сердцевине их порядков. Уж слишком любой из них был тяжел.

«И тогда он занял бы руки сразу у двоих-троих».

Отмотав память в «линзах» на несколько секунд назад, Рихтер приблизил картинку и четко увидел сам момент поражения. Пуля действительно попала прямо в рюкзак на спине бойца.

Падая, боец пытался отклониться от домов. Летел не камнем, а чуть маневрировал. Видимо, надеялся найти место, где упасть будет безопаснее. Не для того чтобы выжить, а чтобы не выдать их. В городе еще кое-где использовались электрические провода. Упав на них, летун, конечно, не взорвался бы огненным шаром, как в случае с ракетным ранцем, но загорелся бы. И, упав на машину, смог бы вызвать взрыв или пожар.

Но он упал на бетон дороги. Рихтер понял, что бывший торговец мертв, раньше, чем рассмотрел неподвижное тело, ставшее видимым. Шансов у того не было. Даже падение в воду с такой высоты было бы не намного мягче. Но невидимость до самого последнего момента соприкосновения с землей не отключалась. Поэтому вряд ли кто-то понял, что это было.

А на земле шел бой, и Рихтер оценивал число убитых в сто человек в минуту. Конечно, они отдали свои жизни не даром, а за целую кучу разбитых вдребезги железяк. Снова начала «работать» артиллерия. Не только по зданиям. Судя по грибовидным облакам дыма и разрывам, разлетающимся обломкам и падающим деревьям, били прямо по скверу, в котором Макс заметил больше всего роботов. Корректировщики огня и артиллеристы тоже были не дураки.

Рихтер помнил, что Сильво отдельно уточнил, чтобы они не отвлекались от основной задачи и не обращали внимания на то, что творится внизу. Возможно, запись с камер летунов поступала зашифрованными пакетами в штаб, но без их участия.

А в небе наверняка висели дроны повстанцев, запущенные специально для корректировки стрельбы прямо перед началом штурма. Даже не коптеры, а аэростаты, наполненные гелием, с небольшими двигателями, которые могли подниматься на высоту вплоть до полусотни километров, и висеть там, не тратя энергию и оставаясь незамеченными, поскольку стелс у них тоже был. Да, их будут сбивать с земли и из космоса, и, наверно, две трети из них уничтожат за час, но все равно они успеют выполнить задачу. Правда, Максиму о них знать, конечно, не полагалось, он мог только догадываться.

Громыхнуло так, что затрещало в ушах. Сильнее, чем когда рухнуло здание. На секунду половина квартала, которую занимал сквер, превратилась в кипящее море огня. И даже ветер, казалось, немного изменил направление. Оставалось только гадать, откуда повстанцы взяли вакуумные бомбы, но пользовались они ими без колебаний.

«Нейтральных в даун-тауне нет, – говорил Хименес пару дней назад. – Неделю трубили из всех громкоговорителей для мирных: „Ваша безопасность не гарантируется“! Если кто-то там остался, то это или наемник, или совсем уж отмороженный мародер. Что, в общем, одно и то же. Тем более жилых домов в банковском квартале не так уж много. Кто остался, пусть пеняет на себя».

Оставалось надеяться, что никто из бойцов не пострадал.

«Если бы я был корповским главнокомандующим или тем, кто у них отвечает за этот фронт, я бы установил мины с боевыми отравляющими веществами, – подумал Рихтер. – Но почему-то они этого не сделали. Наверное, боятся резонанса».

Конечно, любые ограничения для неконвенционального оружия – в некотором роде ханжество. Как будто разрешенное убивает менее жестоко. И как будто пуля гуманнее, чем старые добрые люизит или газ VX. Но они не могут это сделать, так же как не могут взорвать здесь нейтронную бомбу, хотя наверняка хотели бы. Вдруг стало еще светлее, и, прорезая небо, у самого горизонта начали падать огненные стрелы, похожие на метеориты, сгорающие в атмосфере. Они пересекали расстояние от небосвода до земли с невероятной скоростью. Рихтер увидел яркие вспышки за пределами даун-тауна, за кордоном оцепления, километрах в десяти на поверхности земли. На юге, на севере, на востоке. А вскоре в тех местах уже поднимался к небу дым, быстро становясь черным.

Где-то там были позиции артиллерии ребелов, и именно по ней, а еще по командным пунктам нанесли удар боевые спутники, которые назывались «Дамоклы». Видимо, их создатели были большие любители античности.

Дым уже оформился в средних размеров грибовидные облака. Базу «Сона Милитар», должно быть, обработали целыми гроздьями торпед, и один Бог знал, сколько там в тротиловом эквиваленте. Может, и не так много. Но вспышек с той стороны хватало.

Койоакан? Там вроде бы тоже стреляли. Но даже если сотрут с лица земли здание библиотеки, Виссер должен выжить.

Уцелел ли ТЦ «Койот»? Неважно, теперь это покинутая всеми бетонная коробка, в которой не осталось ничего, кроме пустых патронных ящиков и банок из-под консервов. Все ушли на фронт.

А вот залпов артиллерии больше не было, ни с юга, ни с других сторон. Похоже, все пушки уничтожены. А спутники продолжали работать еще минут десять, чтобы удостовериться, что все огневые позиции подавлены. Стрелы мелькали, и будто кто-то из титанов колотил гигантским молотом по земле. Звуковой удар от сверхзвуковых ракет должен был здорово рвать людям барабанные перепонки. Если что-то из арты и уцелело, то только то, что успели увезти далеко.

Артподдержки больше не будет. Но, даже оставшись без нее, пехота, авангард которой лег костьми в бетонной ловушке, продолжала наступление. Позади нее на большом расстоянии двигались крохотные коробочки, иногда стреляя. Это были танки. А вот все бронетранспортеры выдвинулись вперед, обгоняя пехоту. Бойцы спрыгивали на землю. Но некоторые из машин вспыхивали и исчезали в белом пламени до того, как люди успевали сойти с них. В одном месте Рихтер увидел, как сразу человек десять превратились в живые факелы. Тем, у кого была броня, это было не так страшно, но для легкой пехоты это означало мучительную смерть. Кто-то катался по земле, сбивая огонь. Может, их смогут спасти, несмотря на страшные ожоги.

Машины взрывались одна за другой. Дроны-брандеры или, как их еще звали в Сети, «робо-шахиды» – способ борьбы с техникой, известный даже боевикам из далеких от цивилизации мест. Но проще всего их применять именно в городе. И они почти наверняка использовали канализацию, чтобы подбираться незаметно.

Роботы не держали ровную линию фронта. На многих участках кибернетические бойцы защитников укрепрайона просочились сквозь ряды людей в тыл и сеяли хаос. На шахматном поле кварталов, окружавших Куаутемок, началась резня, а стрельба из автоматического оружия слилась в сплошной треск. Среди фигурок сражающихся, стреляющих в упор и сцепившихся, как боксеры в клинче, лежали трупы, обугленные и разорванные, залитые кровью, тут же кружились и наносили удары многоногие киборги. Так в войну после почти столетнего перерыва вернулась старая добрая рукопашная.

Их более медленные колесные и гусеничные собратья стреляли. Причем Рихтер пару раз видел, как они подбирали брошенное людьми оружие своими манипуляторами и вели огонь из «трофейного». Летающие тоже были тут и накидывались на солдат, как рои насекомых. Но их сбивали. И их наземных кузенов тоже выводили из строя. Перепрыгивая через выбоины в асфальте и бетоне, переступая через разбитых роботов и обходя, а где-то и перелезая завалы, шла в атаку легкая пехота – обычные безлошадные люди с автоматами. Вышибая или взрывая двери, они врывались в здания. И без всяких гипербол бой там, в даун-тауне, шел за каждый дом. У многих в руках были электромагнитные винтовки и лазерные ружья. Похоже, Ортега все-таки неплохо подготовился к бою.

Максим отвел взгляд и больше не смотрел вниз. Сосредоточился на цели. До нее оставалось уже недалеко.

Даже на солидном расстоянии гигантская пирамида доминировала над всем ландшафтом. Окружающие ее небоскребы казались рядом с ней игрушечными домиками.

Почва, на которой стоит почти весь Мехико, образована илистыми наносами, представляя собой дно высохшего озера; к тому же это место часто трясло. Поэтому все небоскребы тут построены по специальным технологиям. И на том же Аравийском полуострове их больше, чем во всей Латинской Америке. Правда, там половина из них заброшены, и живут теперь в них только ящерицы, змеи, скорпионы и другая пустынная живность. Шатры бедуинов в тени этих гигантов смотрятся так, будто кого-то из них перенесла в чужую эпоху неведомая сила джиннов. Рихтер был там во время службы в Корпусе и видел своими глазами, что происходит, когда уходит человек. А один раз их забрасывали для тренировок в Зону Отчуждения бывшей Чернобыльской АЭС. Он видел Припять и еще несколько мертвых городов в других частях света. Он очень не хотел увидеть это снова где угодно на Земле, и не дай бог, в более крупных масштабах. Ему вспомнился сон Софии. Не дай бог.

А у этой штуки, вызвавшей бы зависть у Хеопса, был особый «плавучий» фундамент, который позволял выдерживать даже сильные землетрясения без повреждений. Примерно, как большому супертанкеру удается противостоять сильной качке в шторм.

Громада здания вырастала на горизонте. Хоть Фрейд и считал, что любая такая постройка – фаллический символ, эта пирамида была больше похожа на гигантский курган, где живут неведомые общественные насекомые. Или где погребен кто-то великий и страшный.

Будь он один, Рихтер… да и любой хомо сапиенс почувствовал бы себя как первоклассник на сцене школьного актового зала. Открытый всем взглядам, беззащитный, растерянный. Но они были отрядом, боевой единицей, с четкой структурой и специализацией каждого. Они сами были муравейником в миниатюре, поэтому в свои шансы верили. Проклятая пирамида казалась символом «Novus ordo seclorum». Максим не верил в байки о вольных каменщиках. Да и пирамида у масонов была не такая, не ступенчатая, а ровная. И если в той пирамиде, изображенной на долларе, был один глаз, то в этой их могли быть тысячи, электронных. Но в море мифов и дезинформации была капелька правды. Миром действительно правила чуждая и злая сила. Вот только происхождение ее было вполне земное, и никакой мистики в ней не было.

«Если меня собьют, я ни о чем не буду сожалеть. Будущее термитное общество меня пугает, и я ненавижу их доблесть роботов», – писал Экзюпери в последнем письме.

«Чепуха! – подумал Рихтер. – Лезет же всякое в голову в такой момент. Скорей бы долететь!».

Он, конечно, не считал вслед за Гаврилой, что французы – тряпки, которые могут воевать только с le gushka, и то если та уже на тарелке. Но «Маленький принц» ему казался книжкой для маленьких девочек, и ему было странно, что ее написал военный летчик. Человек не должен потакать своей слабости. Не должен бередить в себе боль. Не должен ходить от психолога к психоаналитику и жаловаться другим сетевым анонимам. Он должен быть борцом, воином, независимо от пола. Должен покрепче заковать себя в панцирь и бороться за общее благо. А экзистенциализм, зацикливающийся на «уникальных переживаниях личности», ему всегда казался моральным коллаборационизмом.

Максиму настроиться на нужный лад помогали раннесоветские поэты. Вместо интеллигентской рефлексии и гуманизма каких-нибудь «шестидесятников» там все было просто: «В брюхо толстое штыком мироеда!» или «Пули погуще по оробелым! В гущу бегущим грянь, парабеллум!».

Жестко, конечно, но время перелома мягким и не бывает, подумал военспец. Мир голодных и рабов, восставший против угнетателей, не бывает добреньким.

Рихтер и не заметил, как ощущение дискомфорта прошло. И снова он чувствовал себя как боксер, готовый к новому раунду. И хотелось закричать «Ура!» так громко, чтобы слышно было на другом конце круглой Земли.

Внизу на смену убитым бежали новые волны пехоты. Командование не зря так долго копило силы, собирало резервы с половины страны. Теперь ему оставалось только вводить их в бой. И роботы, похоже, закончились раньше, чем люди. Их напор ослаб. Оставшиеся в строю стягивались сначала в границы Куаутемока, а потом к подножью Башни. А люди шли на штурм.

Чувствуя свое единство с этим потоком, Макс захотел петь советские песни. Но мозг их упорно переиначивал: «Закачаны в планшеты космические карты…», «Он хату оставил, ушел воевать, чтоб землю в Канаде индейцам отдать…», «Наш паровоз вперед летит. Кому не остановка?». Вспомнил и позднесоветского поэта Виктора Цоя. Хотелось горланить про группу крови на рукаве: «Пожелай мне удатчи! Пожелай мн-е-е-е-е! Удатчи!!». Рихтеру всегда казалось, что он говорит по-русски с хорошим произношением, но все славяне в отряде хором твердили, что немецкий акцент у него такой, что ему или Гете читать, или команды раздавать.

Петь хотелось вслух. Черт возьми, хотелось затянуть во всю глотку! Видимо, сказалось перенасыщение крови кислородом от аппарата. Будто веселящего газа нюхнул. Или все-таки что-то подмешали в пищу и воду? Стимулирующее? А может, облучили чем-то?

«Чушь собачья. Нет, наши бы так не поступили. Не стали бы пичкать химией, которую принимали „матадоры“. Это не наши методы».

Но накрыло его с головой. Скорее, это природный коктейль из гормонов. Норадреналин или что-то еще. Организм понимает, что надо собрать все силы в кулак.

Чем ближе они подлетали, тем большую часть горизонта закрывала пирамида. Она была подсвечена оранжевыми и красными огнями. И кроме них, горящих ровным светом, были еще прожекторные лучи, устремлявшиеся далеко в темноту как протуберанцы от звезды – в разных направлениях. Если бы не невидимость, летучие диверсанты уже были бы как на ладони.

Вскоре они начали постепенное снижение.

Когда до цели оставалось меньше километра, Максим через зум заметил, как в верхней части здания, под самым шпилем, открылась россыпь маленьких отверстий, как в пористой губке, каждое не больше тридцати сантиметров в диаметре.

А через долю секунды, словно осы из потревоженного гнезда, из этих дырочек начали вылетать черные точки. Система целеуказания сигнализировала об обнаружении множества движущихся объектов. И они приближались. Это были дроны типа «Оса» и «Шершень» или что-то аналогичное им по размеру.

Неясно было, заметили ли они авиагруппу повстанцев, или просто решили провести патрулирование.

Сомнения оставались до тех пор, пока рядом не просвистела первая пуля. Дроны стреляли в них, хоть и не очень точно. Возможно, наугад и наудачу. На звук. Но ждать было бессмысленно.

«Отряд, к бою! – дал Рихтер условный сигнал.

– Полное ускорение!».

Сейчас они будут причинять добро и наносить радость.

Когда до дронов оставалось полкилометра, летуны открыли огонь из китайских лазерных винтовок. Два ослепленных лазером «Шершня» врезались друг в друга и упали вниз бесформенной грудой запчастей. Еще один заложил резкий вираж и воткнулся в стену Башни, не взорвавшись, а просто разбившись на куски.

Сфокусированный луч не только слепил датчики и оптические системы, но и выжигал роботам матрицы камер наблюдения, то есть «глаза».

Еще лучше показала себя тяжелая электромагнитная винтовка с раструбом, похожая на старинный пылесос, которая была у Санчеса. От каждого выстрела падало по одному дрону. Но их все еще оставалось много. И стреляли они всё более точно.

Один из бойцов, имя которого Рихтер не вспомнил бы без подсказки, а позывной был «el Enterrador», Могильщик, дернулся, подстреленный, но удержался в воздухе.

«Я в порядке!» – сигнализировал он.

«Рассредоточиться! – послал сигнал Максим.

– Направление на шесть часов! Дистанция сто метров!».

Одного из дронов Революционной армии, которые тоже подоспели к битве, Рихтер взял под свой прямой контроль. И направил вперед, дав команду обогнать свои ряды. Как он и ожидал, по маленькому мультикоптеру дроны корпов не начали стрелять, потому что недооценили опасность. Люди для них были в приоритете. Они не могли знать, что у этого маленького дрончика – самодельного, переделанного еще Иваном в Канкуне из почтового доставщика FedExp, – была особая начинка. Электромагнитная бомба малого радиуса действия.

Когда до самого большого скопления корповских дронов оставалось метров двадцать, игрушечный дрон, получив несколько попаданий (отказал один мотор из четырех) и потеряв управление, взорвался. Это Рихтер успел в последний момент отправить ему сигнал на подрыв. Хотя он был запрограммирован взорваться и при отказе трех моторов.

Вспышку ощутили все бойцы, хотя Макс их предупредил. И предусмотрительно дал команду притормозить, чтобы не попасть в радиус поражения.

А вот дроны из Башни угодили в него почти все. И посыпались вниз, как мухи от аэрозоля с инсектицидом. «Ягуарам» осталось только добить уцелевших, что они и сделали с помощью стрелкового оружия и противодронных ружей.

Первая схватка была вроде бы выиграна без потерь со стороны людей. Один легкораненый, способный продолжать бой. Правда, восемь союзных дронов, включая брандер, пришлось разменять. Несколько из них подстрелили, остальные могли пасть жертвами бомбы. Но это не такая уж большая потеря.

Откуда-то по ним еще стреляли, причем к стрельбе подключилось что-то крупнокалиберное. Вокруг начали рваться снаряды, совсем близко. Прямых попаданий не было, били наугад. Несколько поражающих элементов ударили в броню Рихтера. Он почувствовал себя так, будто его дважды лягнула лошадь. Ерунда, останутся только синяки. Будучи уже на излете, шрапнель просто вязла в наноброне. Правда, невидимость становилась рваной, неполной. Он увидел свою ногу и броневые пластины, прикрывавшие живот.

Это палили турели на крыше, подсказала интеллектуальная система. Хорошо, что пока не было попыток перехвата. Отключать ее очень не хотелось. Рихтер вообще сомневался, что риск перехвата есть, но навязшее в зубах «Лучше перебдеть, чем недобдеть!» он помнил.

Пушки были хорошо замаскированы среди вентиляционных коробов, антенн, солнечных панелей и других технических элементов. Разглядеть их было почти невозможно. Повстанцы заставили их умолкнуть, послав еще одного электромагнитного камикадзе. Навсегда или временно – это уже не имело значения. Для надежности они еще обработали несколько ниш, где стояли эти 30-миллиметровые автопушки, из гранатометов и «Тараканов». Броневые колпаки они бы пробить не смогли, но им удалось забросить по гранате в каждую из открытых бойниц до того, как те успели захлопнуть створки. Этого должно хватить.

Надо как можно быстрее подлететь вплотную к зданию. Тогда они будут недоступны для огня из окон и с крыши.

Небоскреб был облицован синеватым стеклом, отчего казалось, что от самого фундамента до крыши – сплошные окна вдоль всех фасадов. Но на самом деле даже внизу за декоративными панелями был почти сплошь бетон – легкий, но очень прочный, с окнами через каждые десять метров. А двадцать верхних этажей были техническими, и там немногочисленные окна, не больше чем метр на метр, были распложены еще реже.

Вот в одно из них им и надо попасть.

Приглядевшись, Рихтер увидел, что облицовка уже сильно пострадала от обстрелов и попадания пуль. В ней зияли огромные черные дыры, в стекле – которое могло быть и полимером, не имеющим отношение к кремнию, – змеились глубокие, расходящиеся в стороны трещины. В некоторых сквозь отверстия был виден серый бетон. А в нескольких за завалами обломков виднелись внутренние помещения – узкие тоннели, не похожие не офисы.

«Угловое окно в верхнем ряду подходит для проникновения!» – пришла откуда-то подсказка. Не текстом. И не голосом. А прямо в подкорку.

Там действительно было окно. Максим понял, что видит узкий зазор между плитами. И это была не декоративная панель. Настоящее окно было приоткрыто на пару сантиметров.

Это могла быть ловушка, но интуиция подсказывала Рихтеру, что можно довериться. Не ахти какой авторитет – животная интуиция, но он и без нее, скорее всего, направился бы туда, хотя бы потому, что там в угловой комнате придется отражать контратаку с двух сторон, а не с трех.

Он примерно помнил расположение коридоров и галерей, которые показал им Роберто, а до него – еще один неизвестный агент или перебежчик, предоставивший повстанцам генеральный план здания.

«Осторожно! Цели в соседнем помещении. Направление – два часа!».

В комнате, смежной с той, куда вело окно, находились враги. Четверо. Один теплый и три почти холодных. Человек без брони и несколько роботов. Железяки ближе к окну, которое тоже было чуть приоткрыто, а человек – в глубине помещения. Просветив комнату, Рихтер понял, что тот укрылся за колонной.

В соседних залах цели тоже были. По нескольку десятков. Но все холодные.

Оператор-пастух и его стадо, которое он опекает, добавляя к их нехитрым мозгам свое руководство и тактику? Тогда надо вывести его из игры. Хорошо, что пока защитники их не видят, просто всполошились от фейерверка за окном. Огнеметы не казались Максу лучшим средством… Из «Корректора» по такой сложной траектории не попасть. От гранат противник тоже мог быть защищен какой-нибудь преградой, хоть перевернутым столом. А вот флешеттой из «бластера» (как они между собой звали гироджет, похожий на оружие из «Звездных войн») попробовать можно – стреловидные реактивные пули могли оставаться в воздухе долго, выписывая заковыристые восьмерки.

– Ингрид! Возьми координаты! Он твой! Бронебойным!

– Принято! – ответила девушка.

Остальным Рихтер приказал разобрать другие цели и по команде стрелять в них из всего оружия.

Выстрел из гироджета прозвучал как хлопок. Флешетта полетела в цель, быстро набирая скорость. Максиму даже показалось, что она летит мимо, но это просто Ингрид пустила ее так, чтобы до последнего момента снаряд не увидели из окна. Наконец, тот пробил стекло (Рихтер волновался, но оно оказалось не бронированное) и исчез в комнате. А через долю секунды Макс увидел, что цель поражена. Человек упал.

И тут же загрохотали автоматы, засвистели гранаты, попадая точно в технические окошки, стекла которых перед этим были разнесены пулями.

Роботы в ответ выстрелили всего несколько раз. А через секунду уже все были мертвы, если это можно про них сказать. Эффект неожиданности сыграл свою роль.

Дальше будет тяжелее. В здании уже наверняка объявлена не просто общая тревога, а введен в действие протокол, который применяется при проникновении внутрь злоумышленников. «Intruder alert protocol».

По световой индикации он понял, что попали и в Ингрид. Ее значок засветился ярко-оранжевым. Сама она почему-то не сообщила о ранении. Не падала, значит, пропеллер у нее работал нормально, но с навигацией что-то случилось. Девушка описывала неправильные круги в воздухе. И не отвечала, хотя у нее была активная антенна.

Видимо, засекли, откуда вылетела ракета. Вот и недостаток этого гироджета, о котором никто из них не подумал.

Дав бойцам команду ожидать, Макс подлетел к Ингрид, все же надеясь, что у нее что-то с управлением или дезориентация от оглушения. Но сразу понял причину ее странных петель. Коптер-пак работал нормально, но храбрая партизанка была мертва как камень. В лобовом щитке шлема чернела дыра, а под ней было видно забрызганное кровью бледное и какое-то удивленно-растерянное лицо.

Бронебойная пуля. Умерла, даже не успев ничего понять.

«Это всё ты. Великий, блин, тактик. Надо было не умничать, а выжечь их…».

Максим взял под управление «рюкзак» Ингрид и уменьшил тягу. Потом с помощью троса с магнитным захватом, входящего в комплект костюма «Коммандо», прицепил ее к себе и потащил мертвое тело на буксире.

– Ингрид убита, – сказал он вслух – ведь все были в зоне слышимости. – Заходим по моей команде. Уберите стекла зацепами.

С помощью таких же тросов они убрали с дороги обломки, которые по-прежнему торчали в окнах. Порезаться в их броне было невозможно, но лучше все-таки расчистить вход.

На этапе планирования операции командование думало, что бойцам, закрепившимся на вершине, будет удобно оттуда вести огонь по нижележащим ярусам. Но потом из схем небоскреба стало известно, что прозрачная крыша террас была не из стекла, а из очень толстого и прочного полимера, из которого сделаны несколько «Невидимых мостов» в Тибете, заставляющие охать впечатлительных туристов. Только здесь слоев было еще больше, и каждый из них толще. К тому же защитники здания сразу с началом осады изменили поляризацию, сделав крышу непрозрачной. Значит, оставаться снаружи никому смысла не было.

С неба упали первые капли дождя и раздался гром. Несколько молний с треском прорезали темноту.

«Ах, тебе не нравится, что мы штурмуем небо и свергаем земных божков? – подумал Макс. – Сидишь там у себя на облаке, чувак с белой бородой а-ля Зевс? Дай только срок, и до тебя доберемся».

Но и темнота была уже неполной. С востока край неба светлел.

Летуны зависли в нескольких метрах от стены, словно мойщики окон, которые иногда использовали коптер-паки при работе на небоскребах. Зависли, готовые стрелять. Но внутри не было никого.

Первым влетел дрон-разведчик, «доложил», что в помещении пусто. А затем и они впорхнули один за другим в три рядом расположенных окна, держа оружие наготове. Почти три десятка призраков. Военспец зашел одним из первых.

«Невидимость не отключать!» – приказал Максим.

Генераторы невидимости быстро разряжали батареи. Ненамного меньше, чем полет. Конечно, станцию подзарядки, может, и удастся найти в здании, но рассчитывать на доступ к ней глупо. Шансы есть, но не гарантия. Но пока они повременят с отключением маскировки. Минут на тридцать. Опять предчувствие… уж слишком все легко.

Они оказались в веренице маленьких, низеньких комнат, похожих на каюты корабля или на подземные сооружения. А ведь они были почти в километре над землей. Горел красным светом потолок. Светилась разметка на стене, обозначающая направление к лестницам и лифтам.

Тело Ингрид, влетевшее следом за ним, Рихтер с помощью Рауля положил на пол. Кровь из шлема уже не текла, но Максим все равно старался не смотреть на отверстие во лбу. Индеец что-то пробормотал над ней и провел рукой. Вдвоем они сняли с нее коптер-пак. Военспец вспомнил, что она очень боялась высоты.

Сами они ранцы не сняли, оставили на плечах. Даже такие легкие экзоскелеты имели достаточную мощность, чтобы носящий их не замечал даже центнер дополнительного груза массы. А пригодиться эти штуки могут в любой момент.

Макс не понимал пиетета перед человеческим трупом – пустой сломанной оболочкой. И был бы не против, чтобы его самого сожгли, а золу пустили на удобрение. Но в случае с Ингрид пусть это решают ее родственники из Швеции. Вроде бы она агностик, но ее семья вполне могла быть религиозной. Хотя что-то подсказывало Максиму, что морги оставшихся столичных больниц будут после этого боя переполнены. А о доставке в другие страны пока и говорить нечего.

Гироджет так и висел у нее на ремне. Он снял оружие и закрепил у себя на разгрузке. Пригодится. Тот давал возможность «слепой» стрельбы по внешнему целеуказанию, например, по лазерным маркерам, которые мог разместить другой боец или дрон. Если бы у них было такое при штурме полицейского участка, всё там решилось бы еще быстрее.

Мертвец в бронежилете с надписью «Security» валялся за колонной, явно одной из опорных балок. Не латинос. Европейской внешности, крупный, накачанный. Без шлема, в кепке с логотипом «Pyramid Products», в которой зияла дыра. Флешетта пробила ему голову насквозь и почти целиком ушла в стену, которая была забрызгана кровью.

Получается, что они с Ингрид убили друг друга, хотя корп и умер на секунду позже.

Тут же лежали бесформенными грудами четвероногие паукообразные роботы, напоминающие продукцию «Boston Cyberdine», но «Pyramid Products» делали их, похоже, сами, без аутсорсинга. Гаврила звал таких «конь квадропедальный».

Рихтер бы даже не удивился, если бы они собирали их прямо здесь, в Башне. Тут можно не только фабрику роботов спрятать, но и сухой док для авианосцев.

Роботы были примитивные – передвижные лафеты для ведения огня. Рихтер вспомнил старого «Атласа», которого умельцы из Детройта, из банды клоунов джаггало, научили стрелять из двух пистолетов, горизонтально, in a gangsta style. Он успел застрелить одного члена конкурирующей банды, а потом вырубился от короткого замыкания, свалившись в бассейн. Но и этого хватило, чтобы навсегда стать мемом.

Без управления оператора интеллект у таких «пауков» – на уровне курицы. У трех были обычные автоматические пушки. А вот у последнего из тех, кого он осмотрел, вместо мелкокалиберных автоматов была закреплена большая «рельса». Именно из нее и убили Ингрид.

Дренчерная система пожаротушения, включившаяся от запаха дыма, заливала тела роботов водой. Рихтер понятия не имел, могло ли это им повредить, будь они «живы». Вскоре вода, которую выпускали оросительные головки под потолком, остановилась.

Пол был мокрый. Но в их костюмах можно взбираться и по более гладкой поверхности, даже вертикальной, ауж скольжения можно не опасаться вовсе.

Робот-снайпер, одна из «ног» которого была оторвана выстрелом, а в «торсе» зияло три дыры, все еще шевелился. Рауль, оказавшийся рядом, добил тварь выстрелом в упор из звукового разрядника, пробормотав под нос что-то злое.

– Мы за нее отомстим, – кивнул Макс. – Но не расслабляйтесь.

Рихтер не удивился, что в здании, давно отключенном от внешних коммуникаций, по-прежнему имелось электричество и работали все системы. Воздух был сухой и разреженный, горный.

– Тут везде атмосферное давление, – объяснил Роберто. – Хоть и есть легенда, что некоторые части башни полностью герметичны.

– Даже если она и была герметична, мы уже понаделали в ней кучу дырок, – усмехнулся Макс.

– Ага. У меня был кореш из технического персонала, он облазил тут всё. И говорил, что на этих этажах у него голова начинала болеть. Мы сейчас примерно в девятистах метрах над землей.

За панелями, одну из которых оторвала пуля или взрыв гранаты, оказались разноцветные трубы и кабели. Старая проверенная технология дублировала беспроводную передачу энергии по этажам, которая шла параллельно несущим стенам.

Пыли не было, царила почти стерильная чистота. Там, где нет людей и не ведется никаких монтажных работ, пыли и сору взяться неоткуда.

На технические этажи нога человека ступала редко. Хотя время от времени обходы все-таки бывали. Но в таких гигантских зданиях обслуживание наверняка ведется в основном силами автоматики.

Проще всего было бы окопаться здесь и выжидать, но это прямо противоречило и полученным от Ортеги приказам, и логике. Во время таких операций движение – это жизнь, а промедление – смерть. Но и ломиться очертя голову – тоже верный путь самоубийства. Что там говорил Ортега про диспетчерские пункты? Один из них находился на специальном техническом этаже, сто сорок пятом, выше которого было пять обычных, обитаемых этажей.

Рихтер вдруг остро почувствовал неполноценность своего боевого опыта и своей подготовки, полученной совсем для другой войны, – в составе всемирной высокотехнологичной боевой машины, противниками которой должны были быть необученные и слабовооруженные дикари. Там облигаторно, без вариантов предписывалось пользоваться командной тактической средой, потому что никто в известном мире… до последних дней… не мог взломать шифры Корпуса мира. Среда, или «Оболочка», позволяла не просто видеть все поле боя, но и контролировать движение всех членов команды в реальном времени.

А здесь все было с точностью до наоборот. Враг мог видеть их насквозь… хотя мог и не видеть, поскольку хакеры ребелов тоже не галошей щи хлебали. Но гарантии тут дать не мог никто.

Все же военспец, скрепя сердце, решил обходиться без «среды», которая может здорово попортить им кровь, если засбоит. И управлять по старинке – голосом, с помощью радиопередатчика.

Но пока обстановка не прояснится, соблюдали радиомолчание. Общались знаками и голосом. Но, естественно, полушепотом – не орали. В костюмах были и акустические усилители.

– Группа, слушай мою команду, – вслух сказал Рихтер, когда они все были внутри. – Приступить к зачистке здания. Могильщик, твоя тройка обследует технические этажи, включая крышу. Остальные со мной!

Коридоры прерывались узкими металлическими дверями без всяких признаков замков. Но у них с собой имелись изготовленные с помощью перебежчика карты с чипами, которые должны были открывать тут почти всё.

Невидимая тройка побежала к ближайшей лестнице, которая была всего в тридцати метрах. Остальные вместе с Максом так же быстро, не экономя силы, – ведь костюм брал на себя расходы энергии, – направились к другой лестнице, ведущей вниз. В здании их было тридцать шесть, половина из них проходили через всю обитаемую часть. Но главным средством сообщения были, конечно, лифты. Их было шестьдесят четыре пассажирских, из них половина скоростных, и восемь вспомогательных.

Военспец не верил, что самое сложное позади, и это затишье не могло его обмануть.

Еще из чертежей они знали, что здание делится на десять модулей непроницаемыми для огня перегородками. Ну а если они для огня непроницаемы, то людям тем более пройти через них без специального оборудования будет трудно… если закроются межмодульные двери.

И первая же из дверей, блокировавшая доступ на нижележащие этажи, оказалась задраенной наглухо. Как и ее близнецы в других клетках. И никакая карточка не смогла их открыть. Просто не дверь, а стена.

Но она оказалась не настолько толстой, как опасался Рихтер, и была рассчитана на противодействие огню, а не взлому. Термитные заряды не решили проблему, но плазменный резак справился. Не пришлось даже ничего взрывать, хотя они имели с собой и самую современную взрывчатку SL-28 в интеграции с пластиковым компонентом.

Лестничная клетка была достаточно узкой, чтобы один пулемет мог сдержать здесь любой натиск. Поэтому лестничный колодец на много пролетов вперед сначала обследовал дрон, а уже затем двинулись десантники…

Двери, ведущие на технические этажи, лежащие ниже, были почти все закрыты, но тут помогла карточка. Рихтер оставил еще троих, чтобы прикрывали тыл и заодно проверили эти уровни, не полагаясь на одних лишь дронов.

А они основными силами подходили уже к этажу 150.

Дверь, ведущая на этаж, была открыта. Дрон вернулся, не найдя ничего опасного, и передал Рихтеру картинку того, что обнаружил.

Военспец ожидал увидеть какие-нибудь офисные помещения. Но здесь оказались безликие коридоры без всякой декоративной отделки, такие же пустые, как технические этажи. Белый матовый потолок, отблескивающий металлом пол и серые стены. Даже дверей не заметно.

– Никого, – произнес он.

– Двадцать процентов здания использовалось по назначению, – сказал Роберто, догнавший его. – Даже в мирное время. Остальное выглядит так. Нам говорили, что на эти площади не нашлось арендаторов. Но это… странно. Вы еще многое увидите. Я могу показывать дорогу.

Но первым все равно полетел маленький разведчик. Он вернулся очень скоро, и если бы мог жаловаться, то пропищал бы обиженно, что внизу еще одна металлическая стена. Между сто сорок шестым и сто сорок пятым. И ее тоже придется резать.

Но они все равно шли вниз. 149, 148, 147… то, что этим этажам предполагалось быть обитаемыми, можно было заметить только по высоте потолков и ширине проходов.

А вот следующий, 146, последний из доступных, отличался от остальных.

Оставив еще двоих возле бронированной двери, группа в уменьшенном составе, после разведки дроном, вышла на этаж и рассыпалась, готовая к бою. И сразу оказалась будто в другом мире. Коридоры здесь уже имели полную отделку, как в любом офисном здании мира. На стенах даже висели картины: в основном пасторальные пейзажи, но были и репродукции известных мастеров. Среди изображений средневековых улочек Европы и пустошей, поросших вереском, диссонансом вклинивался «Крик» Мунка. Но Рихтер почему-то совсем не удивился – в этом месте Мунк или Босх более уместны, чем Клод Моне.

Они шли по широкому коридору, который опоясывал всю Башню, деля ее на внешнюю и внутреннюю части. Почти с каждым этажом вниз ширина основания вырастала, повторяя ступенчатую форму Тлачи.

– Все чисто, – подтвердил боец с прикольным позывным el Vagabundo, «Бездомный», прикрывавший их тыл.

Рихтер уже разрешил пользоваться рациями.

– Командир, – проговорил Роберто. – Я вам не все рассказал… запамятовал. Здесь много необычного. Есть от чего челюсть потерять. Ничему не удивляйтесь.

Хорошо, что предупредил. Иначе, услышав в дальнем конце коридора, который здесь был вдвое шире, гул голосов, они бы могли неверно среагировать.

Из-за поворота вдруг показалась группа людей в деловых костюмах, которые шли прямо на партизан, продолжая непринужденную беседу. Бойцов они, казалось, даже не видели, хотя смотрели сквозь них. Их было около десятка. Одеты все были по строгому дресс-коду – мужчины в костюмах-двойках и белых рубашках с галстуками, женщины – черный низ, белый верх, юбки ниже колена, плотные колготки телесного цвета.

Неужели где-то в мире такое еще есть? Рихтер знал, что даже в родоначальнице моды Италии и чопорной Британии давно сделали послабления и разрешили ходить хоть в джинсах, даже менеджменту банков и компаний-transnationals из «золотой сотни» – лишь бы работали и не отвлекались.

– Никому не двигаться! – произнес Рихтер, скорее на всякий случай. Он уже все понял и хотел отвесить Роберто затрещину. Тот должен был поставить их в известность раньше и не говорить загадками.

Дроны «белых воротничков» почему-то не увидели.

Люди продолжали идти, как ни в чем не бывало. Первым из бойцов догадался Диего. А может, наоборот, засомневался – а не притворяются ли живые люди, агенты компании, голограммами, как было в каком-то классическом кино?

– А ну стой, зараза! Я кому сказал! – протянул парень руку к ближайшему из них, крупному мужчине лет сорока, намереваясь то ли толкнуть, то ли схватить… но рука ожидаемо прошла насквозь.

Остальные фигуры даже бровью не повели. Соседка этого «супервайзера», как Максим окрестил толстяка, эффектная брюнетка в юбке короче, чем у остальных и с довольно высоким разрезом, по виду секретарь or something like that, даже глазом не моргнула, хотя рука Диего прошла в сантиметрах от ее лица. Она шла, продолжая разговор о планах отдела на проведение праздничного корпоратива с тем типом, кому должен был достаться толчок или удар.

Кто-то – вроде бы Анхель – отпустил грубую шуточку. Мол, жаль что этих телок нельзя того…

Но Диего и ухом не повел. Наоборот, он раздувался от гордости: «Глядите, я их разоблачил!».

Они двинулись дальше. Шлемы не снимали, и даже без невидимости различать бойцов Рихтер смог бы только по пиктограммам, которые проецировались в центр силуэта (военспец видел его обведенным зеленой рамкой). Только эти функции системы, да еще пару других мелких, он оставил. Да, невидимость тоже пока действовала, хотя у всех уже оставалось не больше тридцати процентов заряда батареи. Если уж вспоминать классику, они напоминали отряд «хищников» из знаменитой франшизы.

Со всеми предосторожностями партизаны продвигались по коридору, и им навстречу прошло еще три волны людей-миражей. Это нервировало, и в одного из них Бездомный выпустил короткую очередь из АВМ, за что получил от Анхеля толчок в бок.

– Придурок!

Впрочем, он зря его обвинял. Ведь в этот раз на них прогулочной походкой шли не менеджеры среднего звена или секретарши, а пятеро безопасников компании в синей форме, похожей на полицейскую, каждый при двух кобурах – одна для пистолета и одна для шокера. Но все это были миражи…

При этом дрон-разведчик всегда летел по коридору в полусотне метров впереди, а в редкие боковые ответвления посылали двух других. Именно дрон, пролетая сквозь ряды призраков, сразу выявлял их природу.

Коридоры не нравились Рихтеру тем, что тут нельзя было найти никаких укрытий. Они простреливались в обе стороны на сотню метров.

В последней волне люди в костюмах шли сплошным потоком, улыбаясь, продолжая беседовать о котировках акций, квартальных отчетах и планах. Их лица не повторялись. Каждый из них был индивидуален – вот толстый смеющийся афроамериканец с огромным животом, вот китаец или кореец с подвижной мимикой и хитрым прищуром, похожий на Джеки Чана, вот женщина с огненно-рыжим каре, явно та еще стерва с острым подбородком и колючим взглядом синих глаз, застегнутая на все пуговицы.

А по обеим сторонам коридора тянулись высокие окна, целые стеклянные стены, за которыми жили своей жизнью отделы несуществующей организации. В какой-то момент их как по волшебству сменили заведения, полные посетителей. И это тоже были миражи.

Рихтер приказал Диего и Анхелю взломать одну из дверей якобы китайского ресторанчика. Через пять минут работы резаком это было сделано. Но там не оказалось ничего, кроме девственно пустого помещения площадью десять на десять метров.

«Как будто в вирке, где дизайнеры левелов поленились нарисовать нормальный антураж».

А окно, если смотреть в него из коридора, по-прежнему показывало, как официантки в платьях-ципао разносят подносы с исходящей паром лапшой, в которой даже виднелись кусочки осьминогов.

Они будто перенеслись из офисного здания в молл, и офисы сменились ресторанами, где люди сидели за столиками и, чинно пригубив дорогие вина, вкушали изысканные яства. Сам Рихтер такое не ел, хотя в прежние времена мог себе позволить обедать в подобных местах если не каждый день, то пару раз в неделю точно. Миновали они и несколько концертных залов. И небольшой океанариум, за стеклянными стенами которого кишели рыбы всех морей, включая гигантских акул и скатов. А в одном месте открылся вид даже на роскошные пляжи с золотым песком и пальмами, полные отдыхающих, загорающих и купающихся в океане. Ощущение открытого пространства было поразительным.

«Это морок. Потемкинская деревня из холодной плазмы. Но твое сознание думает, что они реальны, поэтому ты можешь даже почувствовать запахи… хотя их ничто не симулирует, кроме твоего мозга».

В любом торговом центре бывают незанятые комнаты, прикрытые миражами, это знает каждый ребенок. Это основы маркетинга, ведь людей раздражают пустые площади. Поражал не факт, а масштаб. И детализация графики. Ни одного дефекта.

«Арендная плата, говорите, высокая? Так я вам и поверил. Если тут вообще не бывает людей, то для кого это все? Это ведь все денег стоит. И энергия, и обсчет данных».

Сознание упорно не хотело верить, что перед ним мираж. Что зрение и слух так нагло обманывают. Настолько детализирована была картина, и даже звук, исходивший от поверхности стен, подстраивался под движение фальшивых силуэтов, под их шаги, точно соответствуя расстоянию до них, идеально моделируя эхо. И с движениями их губ произносимые призраками слова совпадали безукоризненно.

Все это нервировало и замедляло продвижение, потому что перегружало органы чувств и отвлекало внимание. За миражами в любом месте могли скрываться реальные враги. Конечно, у наступающих имелся пехотный радар и дроны, но и они не были панацеей.

Если взламывать каждую дверь и проверять каждый зал, то и недели не хватит, чтобы обследовать этот «променад». Поэтому приходилось идти, оставляя за собой потенциальную опасность.

А еще в здании работала реклама. И автоматы с пепси-кокой, кофе, попкорном и батончиками функционировали. Причем они миражами не были.

– Эх, не сохранилось у меня жетонов, – вздохнул Роберто. – А то бы сейчас выпили эспрессо или американо.

– Я могу сломать его, и он сам нальет, – предложил Диего. – Да еще и деньги выложит.

– Ага, сейчас, – остановил его Рихтер. – Чтоб потом твои куски от потолка отскребать? Ничего не касаться и ни во что не стрелять! Если оно не представляет опасности. Антонио, не зевай! Экономь заряд, чтобы хватило для твоего сканера.

Антонио выполнял в их команде функции не только взрывника, но и сапера.

И вдруг все призраки исчезли. Исчезли колоссальные залы. Исчезли рестораны с лангустами и омарами на безукоризненно сервированных столах. Исчезли фальшивые атриумы и хрустальные люстры, подобные которым Макс видел только в театре или опере… где он всего пару раз бывал вне Сети, и то по принуждению. Исчезли участки звездного неба над головой, как в планетарии, и окна, за которыми плескалось Средиземное море Лазурного побережья или Тихий океан, накатывающий на пляжи Полинезии… которые неуловимо отличались от местных.

Они шли по широкому и пустому коридору с голыми стенами и гладким полом. Такому же, как этажом выше. Равномерное освещение давала вся поверхность стен и потолка. И оно менялось. Еще несколько минут назад оно было в желтых тонах почти дневного света, а теперь в нем появились нотки красного.

Через равные интервалы по обеим сторонам тянулись запертые двери. Вернее, двери военспец мог разглядеть, только включив усиленное зрение, – настолько крохотными были зазоры между створкой и стеной. Никаких картин с ветряными мельницами и средневековыми узкими улочками, никаких ренессансных портретов. Только голое полимерное покрытие.

Они были в точке, где пересекались два коридора, в самом геометрическом центре квадрата-этажа.

– Мы прямо над диспетчерской, – сказал Максим. – Здесь есть сервисные люки, ведущие на специальный этаж.

– Ого, – проговорил многословный Роберто.

– Я тут работал, но сроду о таком не знал. – Хотя меня на специальные этажи не допускали. Да блин! Мы даже не знали, чем занимались в соседнем отделе… Я никогда не мог понять, какова рентабельность этого здания. Наш офис был на сорок втором. Кроме нас, на всем этаже никого не было. Еще несколько дочерних фирм находились чуть ниже. И еще ресторан на сороковом этаже, только для своих… но туда ведет отдельный лифт. А что выше…

Рихтер знаком приказал ему замолчать: мол, не трынди. Ему показалось, что он слышит какой-то звук.

Нет, не было звука. Но было чувство вибрации или изменения движения воздуха.

– Засада! К бою! – военспец не кричал, но его все услышали и успели занять круговую оборону. Два десятка торговых автоматов, которые они легко поднимали и швыряли, стали импровизированными укрытиями. Из одного при падении на пол полился какой-то коричневый напиток – то ли пепси-кока, то ли кофе.

Они укрылись за секунду до того, как погас свет, и тут же включили ночное зрение.

Затем по глазам шарахнула ослепляющая вспышка, но герильяс и к этому были готовы – фильтры шлемов берегли их глаза.

От дронов, прикрывавших тыл и фланги, не было никакого предупреждения. Видимо, их уже вывели из строя. Рассчитывать можнотолько на себя.

Рихтер увидел, что в потолке коридора открываются люки и из них появляются турели, такие же, как те, которые вели по ним огонь с крыши. Их было больше десяти. Двенадцать. И, конечно, никакие автоматы с газировкой их выстрелов не задержали бы. Они могли закрыть их сенсорам обзор, только и всего.

В воздухе засвистели снаряды спаренных рейлов. Зазвенело стекло.

Рихтер услышал крики раненых. А еще он понял, что невидимость у них больше не работает в полную силу. Surprise!

«Ложись!» – скомандовал он.

А дальше Макс действовал, как автомат. «Умная разгрузка» сама подала нужную вещь в руку, стоило ему о ней подумать, – гранату-лягушку. Граната метнулась куда нужно, поправив и без того точный бросок.

Несколько человек последовали его примеру и кинули гранаты. Остальные стреляли из «Корректоров», оснащенных подствольниками. Оглушительные взрывы казались игрушечными, шлем берег не только зрение, но и слух.

Турели стреляли, почти не тратя времени на перезарядку между длинными очередями. Несколько человек упали, сбитые с ног, и уже лежащих их накрыло целым роем пуль. Веером разлетались красные брызги – наноброня не могла сдерживатьать несколько попаданий в одну и ту же точку.

Упала и Лаура, но ее, похоже, просто сбило с ног, броня выдержала. Женщина – хотя в броне они все выглядели бесполыми – отползла в сторону, за баррикаду, продолжая стрелять оттуда в ближайшую турель. И, похоже, ей повезло – она поразила сенсор или камеру, потому что пушка начала бить прямо перед собой, больше не целясь.

Один из бойцов, тоже демонстрируя способность действовать по обстоятельствам, выпустил весь магазин из рейлгана в ближайший участок стены. Там была замаскированная дверь, и ее буквально распилило от точных попаданий. Последовавший удар бронированным плечом выбил ее к чертям.

Несколько пушек уже не функционировали. И тут Максим, тянувшийся за второй гранатой, увидел, что в западном конце коридора появились фигуры. Четвероногие металлические и двуногие серые, едва заметные. Дроны и люди. Последние с мимикрией, но без невидимости. Да люди ли они? Может, киборги? Нет, люди. Движения по-человечески не совсем точные.

«А значит, вы боитесь и нервничаете, сволочи».

В одного из них Рихтер попал из своей «рельсы», примерно зная слабые места таких костюмов, и не без удовольствия увидел, что тот упал ничком и остался лежать.

Все повстанцы из «Ягуара», кто остался жив и на ногах, перекатами и перебежками добирались до спасительной двери, не переставая стрелять. Оглядываясь, Рихтер увидел, что на полу за ними остались лежать пять тел. Все это были мексиканцы из столицы, которых он плохо знал. Но что это меняло? Одного из них, который подавал признаки жизни и лежал ближе всех, втащили с помощью зацепа. Он оказался лишь оглушенным. Лаура вкатилась последней, не переставая стрелять. Латиноамериканка жутко ругалась, поминая весь список возможных безнравственностей, но автомат держала крепко. Ее броня была похожа на решето, разве что дыры были не сквозные. Они дали ей возможность уйти в тыл, чтобы костюм смог хоть немного заживить свои «раны».

Теперь они находились в большом зале, похожем на обычный офис открытого типа. Одинаковые клетушки размером два на два метра, перегородки из пластмассы. Никаких столов… Отсюда в коридор вела всего одна дверь, еще две – в другой, смежный блок. Который, судя по схеме, представлял собой такой же зал, откуда целых две двери вели в коридоры.

Секундная передышка. С одной стороны, они в укрытии, но с другой, оно очень походило на ловушку. Положение было хреновое. Их пока не окружили, но им приходилось держать под прицелом все выходы.

Из коридора по ним стреляли через перегородку. Пули дырявили стену из облегченного бетона. Герильяс отвечали стрельбой из «Корректоров» по сложной траектории, чтобы не стоять на линии вражеского огня, но почти все пули уходили в «молоко». Только от выстрелов из гироджета был большой прок, но вскоре Максим истратил все мини-ракеты, кроме двух, сразу выявив главный недостаток этого оружия. Но минимум пятерых он вывел из строя с его помощью в одиночку.

Истратили еще два одноразовых «Таракана». Огнеметы, равные по воздействию фугасному артиллерийскому снаряду, вблизи должны были поражать даже противников в средней, такой же, как у них, броне. Но обе ракеты полыхнули, не долетев до цели. Похоже, их перехватили – у корпов имелась система «Point Defense». Ничего подобного у партизан не было.

Кинули и еще одну «лягушку», которая запрыгала по полу, как галька по воде, заскакала как мячик, постоянно меняя траекторию. Эту не подбили, взорвалась точно в нужное время. Рихтер вспомнил, как Гаврила говорил, что гранаты такие ручные, что их даже жалко. Зная русский язык, он понимал каламбур.

Впрочем, через стену бронебойными пулями из обычных автоматов повстанцы тоже палили, в ответ на любое движение. Силуэты врагов они видели через инфракрасное и электромагнитное зрение. Но и те – или хотя бы некоторые из корпов – могли различать их таким же образом, поэтому паритет сохранялся.

А где-то там были еще и турели. И, судя по всему, враги свои действия координировали очень хорошо. Вскоре вся перегородка напоминала швейцарский сыр. Хорошо, что это не был обычный бетон или железобетон, иначе бы он давно уже раскрошился и выпал кусками. Оставалось сказать спасибо нанотехнологиям в строительстве.

Максим понял, что они крепко влипли. Будь у них окна за спиной, можно было бы попытаться взлететь. Но они находились в глубине здания.

На помощь тех, кого он оставил на верхних этажах, рассчитывать было опрометчиво. Хотя они и выдвинулись на подмогу, Максим знал, что их продвижение остановилось за целый этаж отсюда, где они тоже угодили в засаду. Оказывается, турели имелись повсюду. А еще дроны противника, включая досаждавшую мелочь размером с воробья, использовали вентиляционные шахты, чтобы появляться из неожиданных мест.

Контратака тоже имела бы мало смысла. Рихтер определил, что нападавших… точнее, защитников Башни, было тут не меньше тридцати человек, не считая роботов и турелей. Оставалось держаться и ждать. Вся надежда была на то, что происходило сейчас внизу, на подступах к Тлачи.

«Мы и не были главной атакующей силой. Мы ложная цель. Обманный маневр».

Костюмы защищали их тела, каждый уже получил по паре пуль и осколков, и без них был бы давно мертв. Но и с броней раненых становилось все больше. Даже прижимаясь к полу, используя любое укрытие, они несли потери.

Осколочные и электромагнитные гранаты на какое-то время сдержали наступающих, но их приходилось расходовать экономно. На десятой минуте боя гранат осталось не больше пяти.

– Donnerwetter!

Одна из пуль, разогнанная электромагнитной силой, впилась Рихтеру в плечо. Он почувствовал бешеный удар – похоже, пуля пробила все слои брони, кроме последнего, и даже равномерно распределенная между волокнами наноброни, ее энергия была чудовищной. Рука на время отнялась, пока не подействовало спешно введенное обезболивающее. Только через пару минут он понял, что может снова стрелять, хотя точность упала наверняка.

Еще двое из мексиканских камрадов погибли. Их просто нашинковало осколками разорвавшейся между ними гранаты. Да, у корпов тоже такие имелись, и они умели ими пользоваться.

Дело было плохо. Но страха не было. Только решимость.

В этот момент до слуха Максима долетели звуки стрельбы в коридоре. Интенсивная стрельба. Совсем не с того направления, с которого враги вели огонь по ним. И крики тоже были – крики боли и, как ему показалось, страха.

«Кто это? Наших тут еще быть не может. Они бы не добрались так быстро. А из других подразделений – тем более».

И тут ему показалось, будто одна часть врагов стреляет в другую.

«Мы перехватили их. Эти турели на время наши. У вас есть пара минут! – неведомо откуда пришел голос ему в черепную коробку. – Добейте их, пока они заняты! Да здравствует революция!»

Виссер? Спасибо тебе, парень.

– Вперед, в атаку! – скомандовал Рихтер вслух.

– И да поможет нам Бог, – услышал он шепот рядом. Это был Падре. И раскольник тоже времени не терял, а стрелял из своего «Корректора». Движения его были быстры и точны. Где только так научился?

Метнули еще три «умных гранаты» в коридор. Две из них не долетели до цели, были подбиты и не взорвались, но последняя исполнила особенно удачный кульбит и разлетелась в вихре осколков прямо посреди постоянно перемещающихся врагов.

Следом за ней истратили последнего «Таракана». Похоже, в этот раз попадание было особенно удачным – от него что-то сдетонировало, и один за другим цепочка взрывов сотрясла этаж. Тут и там взрывная волна срывала со стен и потолка покрытие, обнажая серую основу. Материал, который не горел и обладал невероятной прочностью гранита или базальта. Поэтому бояться за прочность конструкций не стоило.

А следом все оставшиеся на ногах бойцы «Ягуара» ринулись в бой. В них кто-то стрелял, пули попадали, но отскакивали или вязли в самой толстой броне передней полусферы. Наноброня была не совсем одинаковой толщины с разных сторон.

Первый ряд врагов состоял из многоногих роботов, но почти все они уже представляли собой дымящиеся обломки или застывшие на полу каркасы с оторванными конечностями.

Промчавшись через открытое место, бойцы оказались у этого завала из металла и пластика и укрылись за ним, как за баррикадой. Те, у кого хоть что-то оставалось от покрова невидимости, включили ее снова, хоть полтуловища сделав невидимым. Получилось сюрреалистично.

А где-то там, во втором ряду были и живые враги. Мимикрирующие, но заметные в инфракрасном спектре. И вот до них надо было добраться, пока они лежали, а по ним стреляли те самые турели, которые недавно заставили отступить самих повстанцев. Стреляли, не давая гадам подняться, мешали целиться.

Бойцы были рады, когда добрались до мяса с кровью. Рихтер выдвинулся вперед как можно дальше, используя любые прикрытия. Страх смерти отсутствовал, даже плечо перестало болеть остаточной ноющей болью.

Броня у врагов тоже была, но не такая крепкая. Потому что на глазах Максима огонь турелей снес сразу двоих из них, буквально прорезав насквозь.

Серые, безликие, укутанные маскировкой, подвижные, но смертные. Очень даже смертные для бронебойных пуль и выстрелов тяжелой «рельсы»! И они были действительно заняты. По ним стреляли оставшиеся две турели (остальные они, похоже, вывели из строя огнем). Защитников Башни косили как траву и расстреливали в упор, а они вертелись на месте и не могли найти укрытия.

Оставшиеся роботы-пауки, которых оставалось еще с десяток, просто стояли и никак не вмешивались в бой. Либо их ослепил электромагнитный импульс, либо… взломщики подключились уже не только к стационарным системам охраны.

– Вот зараза! – Рихтер бросил пустой рейлган и, подобрав автомат упавшего бойца, начал стрелять короткими очередями по три патрона.

Остальные, коренные латиноамериканцы, выражались покрепче. Где-то за его спиной Санчес мешал испанский мат с недавно усвоенным русским:

– П…ц вам, mariconos!

И тут Максима накрыл странный эффект субъективного замедления времени. Все обратилось из мельтешения вспышек в четкую, почти статичную картину. На мгновение ему даже показалось, что он может видеть поле боя, как карту. Хотя такую опцию в тактической системе он сам деактивировал. Но за ту субъективную секунду, что Максим смотрел «карту», бойцы, бежавшие рядом с ним, и он сам не сдвинулись даже на шаг. Казалось, напрягись посильнее – и сможешь видеть, как летят пули и электромагнитные снаряды. Но нет. Это уже было за пределами возможностей органов чувств и рефлексов.

Зато он видел все вокруг одновременно. Как хам и буян Анхель получил пулю в голову, но продолжал стрелять, пока вторая пуля не прилетела в то же самое место шлема…

Санчес упал пятью секундами позже. Вырвался вперед, даже не думая об укрытии, Рихтер не мог его остановить. Тот явно понадеялся на броню, а может, на ангела-хранителя. Броня сдержала множество попаданий, пока одно не стало для него роковым.

Но пока Санчес был жив, он успел навести шороху, выбив из строя минимум троих солдат противника. Смерти чернокожий не искал, но явно не боялся. Чувство легкомысленного выходца из Суринама к девушке из Европы Рихтер не стал бы переоценивать, но он видел, что после ее гибели у лесного негра отключился инстинкт самосохранения. При виде врагов из плоти он и вовсе впал в буйную ярость. А такие долго не живут.

Пули попадали и в остальных. Вся их броня покрылась сетью вмятин, сколов, неглубоких дырок. Иногда текла кровь. По одному разу был ранен почти каждый.

Но зато всего через пятнадцать секунд последний из серых охранников в коридоре был мертв, и только трое сбежали за поворот. Но и они не проживут дольше минуты, так как преследователи и беглецы сразу поменялись местами.

Бойцы не уложились в заявленное время. Но автопушки все равно не включились. Партизаны добили эти устройства, помня, что перехват контроля – временный. Добили, не обманувшись их видимой безобидностью. Дронам-паукам тоже устроили пулеметный геноцид, хотя те стояли в сторонке скромно, как девицы на выданье, и даже не пытались напасть. Тратить гранаты, которые они нашли у убитых врагов, не было смысла. Рихтер почувствовал даже какую-то жалость к избиваемым роботам-«пацифистам», которых добили просто прикладами и выстрелами акустического ружья Рауля – оно потребляло только энергию и не нуждалось в расходных боеприпасах.

Но заниматься дронами не было времени, перепрограммировать их они бы не сумели, а оставлять в тылу было глупо и опрометчиво.

Максим еще надеялся, что Санчес будет жив к моменту окончания стрельбы, потому что при повреждении костюма показатели жизнедеятельности могут давать сбой. Напрасно… Ранение в области сердца, даже встроенные медицинские системы не смогли бы продлить его жизнь. К тому же никакой «скорой» и хирургии поблизости не было. Военспец вспомнил шутку Санчеса про зомби. Дошутился, бедолага.

Коридор теперь выглядел как фабрика по производству фермерского мяса в Исламабаде, которую они с бойцами Корпуса как-то инспектировали на предмет запрещенных наркотиков. На полу виднелись не только лужи крови, но и отстреленные человеческие конечности и выпавшие внутренности. И все это вперемешку с обломками роботов.

К этому моменту Рихтер знал, что из тех, кто был с ним, в живых осталось только двенадцать, включая его самого. Из них трое – с ранениями средней тяжести. Легкие они даже не считали. По небольшому ранению получил каждый.

Но вскоре к ним присоединились восемь человек, которых вел с собой Могильщик, и два оставшихся «повстанческих» дрона.

Они догнали троих беглецов и убили, просто окружив, расстреляли как собак из АВМ, не тратя ценные гранаты и патроны для «Корректоров».

А после вскрыли люки на нижний этаж (спасибо перебежчику!) и принесли ад и туда. Они появились как дьяволы из служебных ходов, и после двухминутного боя этаж был зачищен от находившихся там десятерых легковооруженных корпов. Несколько автоматических пушек, встреченных герильяс по дороге, по ним тоже не стреляли, зато пытались стрелять по корпам, чем жутко их отвлекали. Но и эти устройства, проходя мимо, партизаны вывели из строя.

– Лучше пусть мне потом пришлют счет за ремонт, – бросил Рихтер, добивая очередную пушку.

Дверь в диспетчерскую была взломана, сама она взята штурмом, а из находившихся в ней четверых небронированных охранников (которые явно не ждали их так скоро!) в пылу схватки двое были захвачены живыми. Их связали стяжками для проводов и приковали найденными тут же стальными наручниками к ножкам столов, намертво прикрепленных к полу.

Здесь партизаны сделали передышку. Всех тяжелораненых оставили в диспетчерской, оказав первую помощь. Это были, как раньше говорилось: «трехсотые». «Двухсотых» с верхнего этажа перенесли сюда же, на сто сорок пятый. И еще не надо было забывать про оставленную далеко наверху Ингрид, но это уже позже…

Заряда батарей оставалось мало. Они нашли зарядный порт, но он оказался не просто деактивирован, а расплавлен. Но невидимости почти ни у кого не осталось, потому что пули, осколки и картечь просто разорвали «умную ткань», оставив от нее жалкие клочки. Вряд ли был смысл делать невидимой одну руку или ногу.

Истратили половину обезболивающих и третью часть «клея» для заплаток из смарт-аптечек, которые удобно подключались к броне. Обычные аптечки первой помощи у них тоже были, но сравниться с «умными», конечно, не могли – ведь чтобы пользоваться ими, надо было снимать броню. Впрочем, с тяжелораненых доспехи, разумеется, сняли.

Только теперь, когда все успокоилось, Рихтер понял, что ему больше не кажется, что все вокруг ходят как черепахи. Странный эффект прошел. Адреналин? Норадреналин в крови… или как там его… распался? Что бы это ни было, оно пришлось кстати.

Постепенно вернулся трезвый рассудок. Военспец теперь не знал, радоваться ему или рвать на голове волосы. Положил почти половину людей, которых ему дали. Некоторые из них были его друзьями, пусть и недавними, а не просто строчками в штатном расписании.

«Представь, что ты робот, и иди вперед».

Сейчас не время для интеллигентских мерехлюндий. Максим присел за стол. За панорамным окном в стене (заставлявшем забыть, что они находятся в сердцевине здания!) виднелись широкая авенида и эстакада, ведущая от нее к подножью Башни.

Внизу на головокружительном расстоянии чернела земля. Дорожное покрытие в даун-тауне было серым, но почва на газонах стала именно черной. Обугленной и спекшейся.

А еще там шел дождь. И под его струями, на фоне то и дело прорезаемого молниями горизонта, шел яростный бой. Штурм повстанцами укрепрайона в этой части района Куаутемок вступил в завершающую стадию. Все кругом горело и взрывалось. Бой шел уже всего в половине километра от Башни, и корпы удерживали от силы четыре здания, вплотную примыкавшие к пирамиде. Стрельба то затихала, то разгоралась с новой силой. Иногда танковые снаряды попадали и в саму Башню, здание гудело, вниз сыпались обломки, но нанести серьезный урон огромной Тлачи они не могли, а здесь, в сердцевине, канонады даже не было бы слышно, если бы Макс не включил звук. Впрочем, он тут же его выключил, но изображение оставил. Повсюду вспыхивали огоньки, большие и маленькие. Страшно было представить, сколько там, снаружи, людей погибло и погибало сейчас. Но все равно повстанцы продвигались вперед.

Рихтер вспомнил этот стих Демьяна Бедного, нравившийся его бабушке.

«Ну и что, что мы проиграли в двадцатом веке, – подумал военспец. – В этот раз обязательно получится. Построим крепче. Да не Берлинскую стену, как клевещут лжецы! Стены мы, наоборот, сравняем с землей, как тюрьмы. И построим общечеловеческий дом, где место найдется всем – и заморышу с торчащими ребрами из джунглей, и реднеку из американской глубинки, и арабскому феллаху… А вот публике, летающей по глобусу на собственных джетах, придется поделиться награбленным и согласиться на серьезное ограничение свободы эксплуатировать… Если она хочет жить дальше. А после переходного периода такой прослойки не должно остаться вовсе».

Хотя всерьез думать о будущем мире было еще очень рано.

Рихтер развернул «окно» шире. И увидел идущие к земле на огромной скорости кометы. Кто-то из мексиканцев закричал, будто увидев призрака. Вскрикнул и перекрестился даже невозмутимый Рауль.

Это было феерическое зрелище. Тут и там огненные росчерки резали небо на куски. Это было похоже на прохождение метеорного потока Персеид, только гораздо ярче. В первую секунду Макс подумал, что начался новый обстрел из космоса. Но нет, не стали бы корпы или их друзья из-за границы долбить свой собственный оплот. А у повстанцев такого оружия не было.

К тому же огненные стрелы были направлены в разные стороны, без всякого порядка, хаотически. И шальная мысль пришла в голову. А что если…

«Не волнуйтесь, это сгорают обломки спутников», – услышал он опять в голове. И все услышали.

– Ole! Ole! – закричали они. «Ура!».

– Так им, козлам! За всех наших! – крикнул Диего, но Максим приказал всем замолчать. Они мешали ему говорить с Голосом.

– Ян, ты серьезно? Кто их сбил и как?

Но техник ничего не ответил. Видимо, со связью опять что-то случилось.

Рихтер посмотрел снова. Этим зрелищем можно было наслаждаться вечно. Пасмурным утром на небе расцветали огненные цветы. Ночью бы это смотрелось еще ярче, но все равно картина радовала. Ведь он знал, что за каждым из аппаратов стояла гибель тысячи людей. Даже если среди них затесались мирные аппараты, коммуникационные или научные… случайные потери есть всегда, главное, что совершилась месть, и чертовы «Дамоклы» стали всего лишь сгорающими в атмосфере кусками металла, которые, скорее всего, не долетят до земли!

Да, еще много их кружилось вокруг планеты. Но в пространство над Мексикой, Южной Америкой и на тысячу километров в любую сторону от границ они вряд ли еще сунутся.

Как и вражеская авиация. Раз уж спутники так легко сбиваются, то летательным аппаратам и вовсе нечего ловить. Конечно, могут случиться всякие накладки… но за них, как и за тех, кого эти обломки могут поранить на земле… будут нести ответственность, как это ни жутко звучит, только враги, подумал военспец.

«И это будет неизбежной платой за избавление от угрозы с воздуха и из космоса. Мы их к себе не звали».

Да, от той части этих кусков, которая осталась на орбите (а это большая часть), еще долго будут проблемы для космонавтики, но пока надо думать не об этом, а о том, что дамоклов меч, который висел над ними, исчез. И не все ли равно, как им удалось с ним справиться и превратить его в прах, который сейчас пылал в небе над мегаполисом и штатом Мехико?

– Вам не показалось, что они какие-то заторможенные? – озвучил мысль, вертевшуюся у него в голове с самого момента боестолкновения, Максим.

– Роботы? – переспросил Диего. – Или пушки?

– Люди. Корпы.

– Да, точняк как зомби. Как тормозные големы, – ответил парень. – Мазали, как штурмовики в «Звездных войнах». Будто получили штраф к скорости и меткости.

Големы… Странно, что он вообще знал это слово из древнееврейского, обозначавшее искусственно созданного человека. Разве что любил фэнтезимиры. И, похоже, принадлежал к фэндому древнего творения Джорджа Лукаса. А ведь изображал из себя тупого гопника.

А охранники и правда стреляли очень плохо. Видимо, совсем обленились тут и разжирели. Подготовка ни к черту, одно слово – штатские крысы.

Но через секунду Рихтер забыл об этом. Трехмерная карта возникла перед его глазами, на этот раз никакой иллюзии – он подключился к терминалу диспетчерской. Военспец лихорадочно думал. Связи с командованием нет. А значит, надо делать то, что ему было приказано. Помогать штурмующим.

– Ян! Свяжи меня с командиром, – произнес он так, чтобы слышали все.

Реакции не последовало.

– Твою мать, Виссер, хватит уже гребаного маскарада! Свяжи меня с дядюшкой Юлиусом, или я за себя не отвечаю.

Мог бы и не изображать ярость, которая на самом деле никогда не мешала ему мыслить трезво. Ответом была только тишина. Прошло две минуты, пять и десять, но ни слова с той стороны они так и не услышали.

Может, лучше оставаться здесь и ждать новых распоряжений? Но внизу идет бой. Он видел это на экранах «мониторов», которые сам же и развернул по всей комнате (до этого они был свернуты – четверка корпов, видимо, получала картинку прямо в глаза).

Там творилось непонятно что. Во всей наземной части Башни было тихо, как в могиле, и ни одного очага активности. А вот на подземных уровнях, судя по звуковым сенсорам, стреляли. При этом три четверти камер слежения там просто не работали, и именно они отвечали за те зоны, где что-то происходило.

«Заманивают? Возможно. Это уже даже не риск, а безумие. Но что такое моя жизнь по сравнению с успехом задания? Что такое наши жизни рядом с судьбой великой революции и будущим, мать его растуды, человечества?»

Рихтер посмотрел на своих бойцов, на остатки своего отряда.

– Только добровольцы пойдут со мной, мучачос и камрады. Остальные останутся здесь.

Желающих не пойти не оказалось. Все сделали шаг вперед, как в советском кино про войну… с немцами. Вот так причуда судьбы. Может, они тоже видели такие фильмы? Вряд ли.

Пришлось самому назначить двоих, которые останутся на диспетчерском пункте.

Если бы ему полгода назад сказали, что он будет рассуждать как религиозный фанатик-смертник, Максим бы посмеялся. Но аппетит приходит во время еды, и международными террористами становятся не сразу, как и теми, кто готовится умереть за неясное туманное Завтра.

Отставить сомнения! Надо выполнять последний из полученных приказов. А именно – содействовать штурму. Рихтер отключился от системы, чтобы его не смогли отследить.

– Идем! Главный вход еще не взят! Никто не прошел через него. В холле одни мертвецы. А внизу в подвале идет бой. И там находится дата-центр. Если его уничтожат, всё пойдет псу под хвост. Без него эта башня – только груда камней. Поможем нашим парням.

– Поможем!

– Да!

– Конечно, поможем, hermano!

То есть «брат». Все они тут были как братья, хоть и по оружию. «Дети разных народов», как в песне.

Он видел, что все настроены решительно, но так, как у него, глаза у них не горят. Нет, они не трусили, но не отказались бы остаться здесь и гарантированно сохранить жизнь. Но все же выступили. И вперед их толкала не мачистская бравада и не жажда крови, а, как ему хотелось думать, осознание своего исторического долга – мол, кто, если не мы?

«Большинство дверей заблокированы, потому что они успели ввести высший уровень тревоги, который я не могу отменить. Но я покажу вам короткую дорогу. Идите за моими знаками, hermanos!».

Что им еще оставалось, кроме как идти за Белым Кроликом? Ибо так было всегда. Кто-то рождается для тепла домашнего очага. А кто-то – чтобы идти в огонь, укротить его и принести частицу этого пламени людям, как Прометей.

«Херня всякая опять лезет в голову, – снова включился внутренний циник. – Видимо, все-таки нас чем-то укололи. И как бы потом не заболела печень, как у того же Прометея, выводя эту дрянь из организма».

И они пошли, собрав предварительно все патроны, смарт-аптечки, гранаты, – взяли даже несколько рейлганов из небольшого здешнего арсенала, которые были лучше, чем их собственные. Шлемы не снимали и снова включили кислород, как во время полета. Рихтер понимал, что если их заметили, то могут попытаться и отравить, закачав что-нибудь токсичное в систему вентиляции.

Прежде всего, надо было спуститься на сто тридцатый этаж. Подсказки от системщика еще не раз их выручали.

«Осторожно! Слева!» – почувствовал он всего через пять минут тот же голос. Услышали его и остальные бойцы.

Мгновение спустя они увидели, что в потолке коридора открыт вентиляционный люк. Из дыры на них вылетели два дрона, явно агрессивные, а не сонные, но бойцы, уже готовые, сразу покрошили их в капусту.

Дроны им встречались разные. Были и те, которые могли атаковать с оружием ближнего боя. Резчики. Из одного зала на них высыпала целая стайка таких – маленьких и юрких «собачек». Остановила их только электромагнитная граната, и предупреждение пришло очень вовремя.

Один двуногий гусеничный робот оказался высотой в два человеческих роста. Он стоял, как огромный рыцарский доспех у входа в закрытый выставочный зал, и, если бы не подсказка, бойцы приняли бы его за декоративную статую или макет. Нет, он был не боевым киборгом, а каким-то демонстрационным прототипом. Но это не помешало ему резво покатиться в их сторону, вытянув свои манипуляторы. Пришлось его изрешетить.

Партизаны расстреливали дронов издалека, потому что узнавали о них заранее. А те даже не пытались проявить какую-то смекалку и инициативу. Только защищали себя и патрулировали определенный сектор пространства. Но не выходили за него даже на метр и не пытались их окружить.

На следующем повороте голос заговорил снова:

«Ни шагу дальше! Коридор заминирован!».

Неужели это все-таки Ян? Голос был совершенно неузнаваемый. Но если это он, вот это оперативность и реакция! Медаль заслужил.

– Антонио, сюда! Тащи саперное снаряжение. Похоже, лазерные лучи.

Вскоре они справились с ловушкой.

– Вся система старье, – сказал сапер, закончив работу. – Противопехотные мины направленного взрыва. Довольно старая модель, но эффективная.

– Нас разнесло бы не хуже, чем новыми.

Все двери, ведущие на лестничные колодцы, оказались заблокированы. Многие из них – механически. Никакими хакерскими трюками их не вскрыть.

«Обычными лифтами не пользуйтесь».

Это и так было понятно. Каждая из кабин – потенциальная ловушка.

«Поверните направо и идите, не сворачивая. Там будет пожарный лифт».

– Ну, спасибо тебе, дружище, – пробормотал Максим. – Ты предлагаешь нам спускаться на нем?

Но голос не ответил, будто оставляя решение на его усмотрение.

Они шли минут десять. Были и другие подсказки, без которых им пришлось бы трудно, а кого-то, возможно, уже не было бы в живых. В здании им больше не встретилось ни одного человека, но оно все еще продолжало быть опасным. Все турели были отключены, но часть дронов еще сохраняла агрессивность. И ядовитый газ, судя по анализатору, нервнопаралитический, был выпущен против партизан в узком коридоре, хотя и не нанес им никакого вреда.

Наконец, в одном из технических коридоров в юго-восточной части этажа, где не было света, они оказались перед узкой металлической дверью.

«Restricted area. Fire elevator», – значилось на ней.

Дверь не открылась при приближении Макса, который шел первым, сразу за дронами-скаутами. Но выступивший вперед Антонио легко прорезал в ней отверстие резаком.

И тут же был отброшен выстрелами в упор. Похоже, стреляли несколько человек, и, судя по шипению воздуха, не из огнестрела.

Партизаны бросились на пол, стреляя в открывшийся их взгляду коридор. Они, в общем-то, были мысленно готовы к этому.

Антонио тут же откатился в сторону. Бывший водопроводчик был живее всех живых, его спасла отменная реакция, из-за которой он получил лишь половину предназначенных снарядов, и все в разные места. А вот Роберто реакция подвела. Бывший менеджер не лёг пластом, а лишь припал на одно колено, выпустив целый магазин в отверстие в двери. Оттуда выстрелили всего несколько раз, но грамотно. Видимо, знакомые с устройством наноброни, они сконцентрировали огонь на одной точке. И стреляли в голову. Все это заняло доли секунды, и Рихтер не успел приказать Роберто рухнуть.

Поэтому тот упал с дырой напротив переносицы, с тяжелым стуком.

– Сукины дети! Б…ские отродья! – Лаура метнула в корпов гранату раньше, чем успели среагировать другие. «Умная граната» – по сути, миниатюрный прыгучий дрон – выбрала наиболее удачное место для детонации и взорвалась под потолком в узком коридоре за дверью, так что в радиус разлета ее осколков никто из своих не попал.

Дым еще не рассеялся, но, не говоря ни слова, Рихтер протиснулся в дыру и увидел, что из трех находившихся там корпов с рейлганами двое еще живы. Они были в средней броне, не дающей мимикрии, но, видимо, хорошо выдерживающей температуру и давление. Теперь та была иссечена и закопчена, в нескольких местах из нее сочилась кровь и что-то вроде гидравлической жидкости. Лиц было не разглядеть из-за шлемов. Они слегка шевелились. Третьему просто оторвало голову и пробило грудную пластину брони – видимо, граната взорвалась совсем рядом. Стены коридора были изуродованы осколками.

Максим потряс головой. В ушах у него звенело. Без шлема давно бы разорвало барабанные перепонки. Он посторонился, пропуская в «аппендикс» своих бойцов.

Позади них мертвый Роберто, которому теперь точно не придется платить кредиты и ипотеку, лежал поперек прохода, раскинув руки, будто хотел показать, что в них ничего нет.

– Он умер свободным, – произнес Рауль.

– Как партизан с позывным Менеджер, – добавил Диего.

– Мы помолимся за него… позже, – это был голос Падре. Пока он ограничился парой фраз на латыни.

– Оставим его здесь, – это снова индеец. – А сейчас надо отомстить.

Он смотрел на Максима выжидательно.

Рихтер заставил смарт-аптечку поставить себе еще укол, хоть та и возражала. Его мутило.

– Командир, давай я, – услышал Максим как сквозь вату голос Рауля, когда способность слышать вернулась к нему. – Мы не можем их оставить.

– Нет, я могу! – настойчиво потребовал Диего, направляя автомат.

Только теперь до него дошло, о чем они твердят.

– Подеритесь еще, – сказал Рихтер, взял из «умной кобуры» рельсовый пистолет и застрелил обоих лежащих корпов.

Те вряд ли успели что-то понять – умерли, не приходя в сознание. Он стрелял в головы.

Это ложилось еще одним грязным пятном на его душу. Но никакие штуки с гуманными наручниками не годились. Нельзя было оставлять их в тылу, и точка. Герильяс – не парамедики, и вполне могли ошибиться в оценке состояния пленных, к тому же их сначала надо было освобождать от брони. Глубоких ран не было заметно, а значит, они могли и очнуться, следовательно, пришлось бы оставлять рядом кого-то, а их и так мало. Он решил проблему радикально.

К тому же они убили Роберто и собирались убить их всех. Ценности для допроса эти боевики, скорее всего, не представляли, даже если бы их пулевые и осколочные раны позволили им дожить до квалифицированной помощи.

– Вперед, – сказал Рихтер.

В конце коридорчика была дверь. Она бесшумно открылась сама при их приближении, отъехала в сторону. Там должна была быть кабина… которой не оказалось. Черная пустота, а внизу гулкая бездна. Которая – если смотреть в нее долго – посмотрит в тебя. Но им это было не впервой.