Когда-то военные люди проводили здесь совещания — штабные, рабочие и чрезвычайные. Может, даже самые настоящие военные советы учиняли. И во главе длинного стола, как мне представляется, восседал майор или даже целый подполковник... Подполковника я видел обманчивым весельчаком, любителем простой солдафонской шутки с ненормативной лексикой и сказителем баек, этаким толстячком, перетянутым портупеей. Нет, если всё-таки майор, которому вечно тормозили присвоение очередного звания, то он был худым, желчным, злолицым и злопамятным.

Теперь же за перекладиной огромной буквы «Т» сидит наш Дед. Он умеет быть строгим и пронзать подчинённого холодным взглядом, как неизвестный мне майор, но умеет вовремя улыбаться и остроумно шутить.

Обычно улыбка у Деда всегда вежливая, но какая-то дежурная, скупая, узкие губы еле заметно поднимаются в углах, словно остальные лицевые мышцы мешают им растянуться. Лицо у главного смуглое, всё в глубоких морщинах, а глазные впадины ещё темнее. Но глаза со светлыми белками ясные, сегодня даже яркие. Совсем не старческие глаза. Рост у Владимира Викторовича средний, он сухощав, голова лысая, с глубокими морщинами на затылке. Несмотря на свой возраст и малоподвижный образ жизни, Казанников силен, ловок и очень вынослив, проверено. Хотя постоянно рассказывает, как ему тяжело подниматься по лестницам. Ага, видел я, на что он способен…

Стол для совещаний — главный атрибут большой комнаты, которая служит штабом, а заодно и рабочим кабинетом Владимира Викторовича. Находится она на первом этаже, видать, предыдущие владельцы помещения тоже не любили подниматься по ступенькам. Не в уровень, так сказать.

Дюжина больших стульев из гнутой трубы с привинченными мягкими сидушками и спинками, двустворчатый одежный шкаф, вешалка-стойка. Со стильным чёрным зонтиком «мечта метросексуала», между прочим. Встроенные полки для книг, небольшой сейф советской работы, толстостенный гранёный графин с водой. На столе — кустарный письменный прибор, собранный из всяких железок.

На отдельной тумбочке расположился штабной узел связи: две мобильные радиостанции, подключенные к выносным антеннам, и три автономно работающих проводных телефона полевой связи с ручками-крутилками. Владимир Викторович с нотками гордости называет их «кремлёвскими вертушками». Вот уж «аналог» так «аналог»! Один телефон соединён с вышками охраны периметра, второй обеспечивает прямую связь с привратниками-дежурными, а заодно и с диспетчерами, которые работают только днём, на ночь периметр надёжно закрывается. Провод третьего аппарата тянется в противоатомный бункер интенданта, В его железобетонное логово радиосигнал не проходит.

За спиной Деда на стене висит чеканка на листе меди — портрет Сталина с трубкой. Это единственная картина в помещении.

Шторы из крашеного в тёмно-коричневый цвет парашютного шёлка. Слева от шефа на стене висит огромная карта Ойкумены — разведанной на текущий момент части Жестянки. Охотники и рыбаки, участники выездных работ и, конечно же, спасатели регулярно дополняют карту новой географической информацией. Не остается без пристального внимания и любая информация, пришедшая со стороны. Она собирается, анализируется, перепроверяется и тоже находит свое место на карте.

Узнав что-либо существенное, каждый обязан явиться к Деду, рассказать и как можно точнее нанести на карту новый природный или техногенный объект простым карандашом. Какое-то время рисунок остается в первоначальном виде, а после уточнения и подтверждения объект обретает цвет и базовый вид. Делает это Ксения, наша самодеятельная художница из пищеблока, юное дарование, эх...

Карта сия с множеством сокращений и пометок — совершенно секретная. Перерисовывать её или, не дай бог, фотографировать ещё работающими камерами бесполезных на Жестянке смартфонов категорически запрещено. На них теперь можно разве что в игрушки погонять.

— Проходите, не задерживайтесь, — поманил он нас коротким движением кисти.

Первой зашла Ирина с высоко поднятой головой, следом вплыл Мустафа, и я в замыкающих. Закрыл за собой двустворчатые двери.

Шеф был не один, справа от него сидел завхоз посёлка, а заодно и интендант гарнизона, руководящий работой служб продовольственного, вещевого и хозяйственного снабжения, а также квартирно-эксплуатационной службы. В подчинении у него находятся все гражданские службы Пятисотки, кроме радиста Некрасова и медико-санитарной части, где безраздельно властвует Магдалина Оттовна, то есть пищеблок, временные промысловые бригады, склады, аграрный комплекс с теплицами и опытным полем и ремонтно-хозяйственный участок: электрик, плотники и мастер Левашов. При необходимости именно интендант создаёт оперативные ремонтные или аварийные бригады.

Кстати, главного по радиоделу у нас только так и зовут — радистом Некрасовым. Его имя упоминается настолько редко, что я его сразу с уверенностью и не вспомню. Пётр, Павел? Человек он нелюдимый, замкнутый на своё дело, ни с кем не общается, друзей нет, в женском обществе не замечен. Странный мужчина. Но спец отменный.

Интендант осуществляет личный надзор за состоянием зданий и сооружений гарнизона, но чаще всего с деловым видом сидит в углу самого большого и чистого складского ангара. У него примечательная, знаменитая историческая фамилия — Троцкий. Многие с первого раза не верят… Только он не Лев Давыдович, а Иосиф Самуилович, тоже интересно. Описывать его внешность не имеет смысла, это абсолютно типичный представитель своего древнего народа, все штампы в одном флаконе. Даже круглые очочки. Умный, хитрый, вёрткий, очень деятельный человек.

— На совещание прибыли! — доложила Кретова.

— Отлично. Совещание, товарищи, у нас будет обычное, деловое. А дела в гарнизоне идут хорошо, планы пока выполняются, нарушений дисциплины и ЧП экзогенного характера отсутствуют, — витиевато завернул шеф.

Все согласно закивали, замычали.

— Это весь состав конвоя, Ирина? — шеф с одобрительным удивлением посмотрел на Мустафу, который положил на столешницу блокнот для записей и карандаш. И уже сам придвинул к себе пару листов писчей бумаги.

— Да, четыре человека, включая Иосифа Самуиловича, — ответила напарница.

— Согласен, этого количества вполне достаточно, — кивнул Дед и перевёл взгляд на Мустафу. — Вот только лично вы, молодой человек, в Переделкино не поедете.

— Почему? — выдохнул парень с округлившимися глазами. Блокнот закрылся.

— Потому что ты, Мустафа, временно назначаешься старшим команды спасателей, как самый толковый из остающихся. Или нам на период командировки основной группы плюнуть на возможное прибытие новых баррелей? Эта задача возложена на вторую группу спасателей и на вас лично, товарищ боец, — объяснял шеф, в зависимости от посыла легко переходя с «вы» на «ты».

— Кроме того, не забывайте, что спасатели — спецназ Пятисотки. И мой личный отряд для особых поручений. Поэтому во главе группы, даже небольшой, в любых ситуациях должен быть самый толковый боец. Ясно?

Я легонько толкнул парня в бок — слышал, ты самый толковый! Так что не быкуй.

— Слушаюсь, товарищ главный! — без всякого энтузиазма, но и без напряжения откликнулся помрачневший было Мустафа. — Могу идти?

— Куда это ты собрался? — нахмурился Владимир Викторович. — От тебя требуется кандидатура на замену. Ты же бойца в первую группу передал?

— Так точно, Спику, Владимир Викторович, — после нескольких секунд раздумий объявил группер-2. — Спокойный, рассудительный, смелый боец, отлично развит физически. Лучший стрелок группы.

— Спика, Спика…

— Это Семён Пикачёв, мы с ним в рейд по Дуромою недавно ходили, — напомнил я, а Дед, наконец-то вспомнив Пикачёва, кивнул головой.

— Проверенный в деле человек, надёжный, — поддержал я Мустафу. — Очень не любит, когда его называют по имени, особенно Сеней. Говорит, что всю жизнь только и слышал фразочки «Береги руку, Сеня!» и «Семён Семёныч…».

— Тогда понятно. Вот и отлично. Кретова, его нужно будет дополнительно проинструктировать, так что записывай, записывай. Самое время на эти дни и в «двойку» взять стажёра... Подберите из нашей молодёжи, согласуем. Молодёжь у нас хорошая, ответственная, — после этих слов Владимир Викторович оглянулся на портрет Сталина.

— Как с оружием и связью, Мустафа?

Тот быстро перечислил марки имеющихся в группе радиостанций, тип и количество стволов.

— Богато живёте. Две винтовки и гладкоствольные ружья в ассортименте. Кстати об оружии! — словно бы только что вспомнил глава Пятисотки, — Две освободившиеся двустволки занесите-ка мне, прямо сюда. Я решу, как их распределить по службам, многие оружие просят, знаете ли. Рыбаки, ремонтники... Вот и Иосиф Самуилович нет-нет, да вспомнит.

Интендант в ответ лишь пренебрежительно поморщился, показывая, что не очень-то и вспоминает об огнестрельном оружии. А чего ему опасаться, от какого недруга отбиваться, сидя под капитальным сводом складского ангара?

Облом вышел! Мы только вчера говорили с боевой подругой о том, что неплохо бы отжать у «двойки» один гладкий ствол в свою пользу. Чисто ради баланса и справедливости. Похоже, что шеф решил поступить по-своему.

— И вот...

Он с кряхтением нагнулся к выдвижным ящикам стола. А когда выпрямился, на стол со стуком легли две коричневые кобуры с пистолетами Макарова.

— Я решил выдать по пистолету каждому групперу. Разбирайте, товарищи командиры. Правда, к каждому в комплекте всего два магазина... Думаю, так или иначе разживётесь. Спасатели вы или нет?

Ирина первой смела со стола тяжёлую кобуру, она проверила оба ствола ещё перед сдачей трофеев. Взволнованный Мустафа особо виду не подал. Он степенно привстал, взял в руки оружие, чуть вытащил пистолет, глянул на него мельком, и снова убрал, застегнув ремешок.

А вот это хороший расклад! Я улыбнулся Ирине, она мне. Пёс с ним, с гладкостволом, мы никогда не охотились на мелкую дичь, на то в общине молодняк есть. Пусть гоняются за боровой дичью. Хотя она тут больше пустынная и лесостепная.

— Теперь доволен? — с улыбкой спросил Владимир Викторович у Мустафы.

— Так точно! — рявкнул парень, вставая. — Группа-2 готова к любому челленджу!

Я тихо кхекнул, Ирина сделала фейспалм.

— Э-э… Простите, не понял последнего слова, челлендж это что? — шеф обвёл глазами присутствующих.

— Новое словечко, вызов, так сказать, предложенное кем-либо или самой судьбой испытание, иногда в подражание или на спор, — пояснил Троцкий характерно высоким голоском. — Что поделать, жизнь идёт, Владимир Викторович, прибывающая молодежь так и тянет с Земли новые термины и жаргонизмы.

— Гм... Челлендж, говорите? — пробормотал Дед, записывая что-то на листке. — Вы уж просвещайте меня, чтобы не отставал... Так. Что по транспорту, какова ситуация на маршруте конвоя? — деловито поинтересовался шеф.

— Берём «уазик» с прицепом под товар и один глайдер. На нём тоже будут упаковки. Второй гравилет остаётся в распоряжении группы-два... — Ирина начала быстро докладывать: состав экипажей, режим связи, возможные места остановки на двух ручьях, оперативные разведанные по маршруту, режим связи...

А с дальней связью в таких конвоях дело дрянь. Служба не имеет носимой или возимой радиостанции, способной дотянуться от Переделкино до Пятисотки. Поэтому между посёлками оперативного радиообмена нет. Если главам нужно обменяться информацией, то высылаются специально отобранные курьеры, чаще всего на велосипедах.

Все, кто допущен к управлению внедорожником, считают своим долгом посетовать при случае на катастрофическую нехватку топлива. Это считается хорошим тоном. Да и всяких заказчиков у жалующегося будет поменьше, универсальная отговорка. На самом же деле особой проблемы с бензином на Пятисотке пока нет.

Вариантов дальних поездок у нас немного. Деловая поездка в Передел — регулярное событие, случающееся раз в месяц. А порой мы месяца три не выбираемся на дальняк, если на складе товар не накоплен. Дистанция между поселениями примерно сто километров. Очень редко возникают оперативные дела в саванне. Ну и скоростные рывки к приземлившимся баррелям, эти поездки относительно короткие по времени и пробегу.

В ЦУПе явно знают, где именно находится автомобильный транспорт, обеспечивающий выполнение миссии, поэтому бензин подкидывают в каждом грузовом барреле, как и элементы питания для гравилётов. Топливо иногда попадает и к переделкинцам. Оно им пока без особой надобности. Автомашин в Переделе практически нет. Механизированный транспорт представлен в основном велосипедами и самокатами, которые умельцы собирают из чего попало. Так что лишний бензин мы у них при случае скупаем.

Ещё в самом начале эпопеи снабдив невольных переселенцев птицей, ЦУП отчего-то не посчитал необходимым забросить на Жестянку лошадей и крупный рогатый скот. Затем таинственные небесные начальники спохватились, но конкретные исполнители всё сделали на отвяжись — в нескольких красных баррелях вместо обычного вещевого довольствия оказались ослики самой медлительной и ленивой модификации.

По отзывам, так себе транспорт, повозка с ишаком может передвигаться только по редким грунтовкам и хорошо набитым тропам. Тем не менее, аграрии регулярно канючат, хотят завести хотя бы такую скотинку. Казанников же пока отмахивается, мол, не актуально. Не знаю, правильно это или нет. Вроде бы и задач у нас нет для ослиных повозок… Но что будем делать, если перестанут забрасывать бензин? Представить не могу, как мы с Иркой под заунывное бренчание домбры покатим к баррелю на арбе с огромными колёсами.

А ведь придётся, если прижмёт, на горбу выживших людей не перетаскаешь. Ладно ишаки, нам бы сторожевую собачку для охраны да пушистую кошечку для души… Но на Жестянке и их нет. В Переделкино и на хуторах, говорят, некоторые приручают степных лисичек. Не вариант, Магда не позволяет, лучше даже не заикаться. Она боится бешенства и прочих напастей. Вот так и живём, претерпеваем в ежовых рукавицах вождей. Что поделать, режимный объект.

Затем наступила очередь интенданта.

Троцкий резко встал, разгладил двумя руками короткую серую курточку, поправил узел непременного галстука. И смешно чихнул, тут же изящно поднося к выдающемуся шнобелю белоснежный носовой платок.

Чем мы торгуем-меняемся? Похвастаться особенно нечем. Основной экспортный товар общины — парашютная ткань, в просторечии называемая «шёлком», что у нас, что в Переделе. На самом деле это давно уже не шёлк, в привычном понимании, а каландрированное полотно из нейлоновых полиамидных крученых нитей различной плотности.

Маленькие красные купола бочек не могут покрыть потребность населения Переделкино и хуторов в ткани. Кроме того, ловцы из посёлка и чёртовы вольные сталкеры, не входящие в узаконенные общины, у которых нет транспорта, не всегда приносят обнаруженную ткань в городок из пеших ходок, а порой притаскивают рваные грязные тряпочки. Наши купола огромные, чистые и всегда проверены на наличие механических повреждений. Хорошо уходят стропы и фурнитура больших парашютных систем.

С недавнего времени Пятисотка начала торговать внутренней обшивкой грузовых и людских баррелей, выполненной из какого-то синтетического материала типа вспененной, но прочной и достаточно твёрдой резины. Дополнительный экспортный потенциал неожиданно обнаружился после задушевного разговора Иосифа Самуиловича в переделкинской таверне с тамошним мастером обувных дел. Мастер живо заинтересовался возможностью применения этой «резины» для изготовления подошв. При случае мы с Ириной закинули ему пару серых прямоугольных плит.

По итогам работы и последующих ходовых испытаний обувщик воодушевился настолько, что стачал для Ирины самые настоящие кроссовки с кожаным верхом. Не «Адидас», конечно, но обувка получилась вполне удобная, рабочая. Теперь в Переделкино работают два обувщика. Верх мастера изготавливают из различной кожи, реже из брезентухи всяких сумок-упаковок. Иногда горожане просят привезти и очень прочную, носкую оранжевую ткань «тюремных» комбинезонов, на этот счёт кое у кого из жителей посёлка предрассудков не существует. Но комбезы мы на продажу не возим. Табу.

Спрос на резину возник такой, что в спокойные дни, когда в небесах не видно парашютных систем спускаемых модулей, группы спасателей занимаются потрошением старых баррелей, освобождая корпуса от ценной обшивки.

Вот и весь экспортный ассортимент общины.

А что ещё можно предложить соседям? Овощи и фрукты они и сами выращивают в избытке, качественная домашняя птица есть и в городке, и на хуторах. Железо? Кого, скажите мне, на Жестянке удивишь мятыми листами разделанных баррелей и прочим металлоломом, найденных в глухих уголках степи? У них такого добра...

Владимир Викторович решительно недоволен таким положением дел в товарообороте, порой называя Пятисотку «ткацкой фабрикой с миссией» и требует от всех подчинённых постоянного творческого поиска «товара с высокой добавленной стоимостью», а не всякого «банального сырья».

Ложки-вилки? Это даже не смешно, в Переделкино хватает рукастых личностей, всякой бытовой мелочёвкой они сами себя и обеспечивают. В городке можно купить одежду, самодельный инструмент, всяческий провиант, в том числе отличные копчёные колбасы и ветчину, вино и весьма недурственный самогон. Бесспорно, с нашим Левшой там никто не сравнится, но не припахивать же уникального мастера к работе на потоке! С людьми творческими так нельзя. Ему и здесь заказов хватает.

Но сегодня — особый день и особый конвой.

Мы впервые повезем что-то, сделанное непосредственно в общине. Поэтому Владимир Викторович буквально светится о радости. Ну как светится... Те, кто знает его хорошо, способны это понять: улыбка у нашего лидера растянулась чуть пошире, голос стал чуть погромче, глаза блестят. Сбывается его мечта, мы впервые везём тот самый «товар с добавленной стоимостью» — партию противовоспалительных и жаропонижающих микстур и пилюль, изготовленных в медицинской части под руководством неутомимой Магды. И это не какие-то там бабушкины целебные чаи и примитивные настойки, имеющиеся у всех лекарей Переделкино, а довольно эффективные препараты, особенно ценные в условиях страшного дефицита лекарств фабричных.

Я люблю поездки в Переделкино.

Местность по пути хорошая, есть растительность, привлекательные виды. Да и сама дорога какая-то позитивная, Не то, что пыльный путь на полигон… Чем дальше забираешься, тем сильней тоска разбирает, до удушья. Плохие там места, скажу я вам, дикие земли, почти безжизненные.

Напоследок Дед поведал нечто, заставившее участников предстоящего конвоя переглядываться и даже пытаться перешёптываться. Оказывается, обратно мы будем возвращаться с пассажирами! С конвоем поедут две девушки — начинающие медсёстры частной лечебницы! Оказывается, глава Передела уже договорился с Казанниковым и Магдой о стажировке. Уж не знаю, за плату или в обмен на некие услуги.

— Вы там не ёрзайте, аккуратно с грузом, не подавите упаковки с медициной, раз уж именно медики у нас в форейторах прогресса... Понимайте политическую важность момента, — строго напутствовал нас Владимир Викторович, когда Троцкий разложил по полкам все свои темы, включая черновой план закупки. Черновой, потому что никто не знает, какие внезапно могут попасться ништяки, какие сюрпризы преподнесет непредсказуемый рынок Передела.

— Понимаем, проследим, упакуем и доставим в лучшем виде, — самым серьёзным тоном пообещала ему Кретова. Она начальник конвоя и по большому счету отвечает за успех всего предприятия.

— Вот-вот. Уж доставьте без приключений.

— Не впервой, Владимир Викторович, всё будет тип-топ, — добавил я.

— Надеюсь. Ну, раз всё тип-топ, то готовьтесь к челленджам, коммерсанты. План конвоя в целом утверждаю. На том рабочее совещание объявляю закрытым, — подвёл черту Дед, впервые за всё время работы вставая. — Все свободны... А тебя, Рубин, попрошу остаться, есть одно дельце.

Я лишь пожал плечами в ответ на вопрос в глазах обернувшейся уже возле дверей Ирины и снова приземлился на нагретый стул, с любопытством глядя, как Владимир Викторович молча протянул руку к сейфу. Затем я услышал щелчки барабана с цифрами, увидел, как хозяин кабинета крутанул крошечный штурвальчик. С еле слышным скрипом открылась тяжёлая дверца.

— Поручение будет особой важности, Денис. Держи вот это, — главный протянул мне тонкую папку, из коричневого кожзаменителя, перетянутую крест-накрест бумажными лентами.

Эта примитивная защита от несанкционированного доступа к секретным документам была скреплена сургучной печатью воинской части, найденной некогда в этом же сейфе. Владимир Викторович как-то упомянул о неком медвежатнике с уникальным слухом, сумевшим подобрать код по разнице звука щелчков.

— Это папку ты должен отдать лично в руки Волкову, главе Переделкино. И только ему! Тебе вручат аналогичную папку. Человек он весьма сложный, честно скажу, с амбициями, просто так к нему не попадёшь. Поэтому вот тебе мандат, прочитай и распишись прямо на нём, там место есть.

Небольшой картонный прямоугольник. С одной стороны — констатирующий текст. «Предъявитель сего является полномочным представителем и курьером для особых поручений главы поселения Пятисотка». И так далее. На обратной стороне — мой полный словесный портрет с особыми приметами. А вот и место для подписи.

— На листочке сначала потренируйся, чтобы вспомнить, — Казанников протянул мне бумагу и ручку.

Расписался.

— А почему не...

— Потому что тебе! — не стал дослушивать шеф. — Не задавай лишних вопросов. Троцкий будет занят торговлей, Кретова — обеспечением безопасности и погрузкой. Вот ты быстренько и сбегаешь в управу, да... Ещё раз говорю, передать лично в руки! И получить! Считай, что это дипломатическая почта, а ты дипкурьер. Не подведёшь?

— Исполню согласно инструкции, — казённо заявил я. Подумаешь, трудная задача… — Не подведу.

— Всё, ступай.

«Что же там такое особенное, в этой секретной папке, чёрт побери?!» — подумалось уже за дверями. Я обычный человек, и здоровое любопытство мне не чуждо.

Папка совсем тонкая, на вид в ней лежит всего несколько листов бумаги. А вдруг там лежит долгожданная Инструкция, которую в медсанчасти вытащили из одежды одного из вновь прибывших? Но с каких это резонов Деду отдавать такую информацию соседям, с которыми фактически нет полноценных контактов?

Я зашёл за угол и зачем-то попытался осторожно просунуть указательный палец под одну из бумажных лент. Туго перетянуто. Стоп, Денис, что ты творишь! А если порвёшь? Пришьют тебе злостное нарушение секретности, объявят вредителем и врагом народа, после чего выгонят за ворота к чёртовой матери.

Вот это интрига! В нашем маленьком мирке всё и вся на виду, и вдруг такое. Дипкурьер, твою мать!

Представляю, как изведётся Кретова.