Эпилог. Конец – это начало
Судьба

– Ненавижу тебя, – прошипела Рамита Казиму. – И всегда буду ненавидеть.

Теперь он обладал невесть какой жуткой внутренней силой, которую она чуть ли не видела. Он убил ее мужа, а затем сделал что-то ужасное, заставившее его вспыхнуть неведомой отвратительной энергией, к которой она почти могла прикоснуться. Тогда она едва не утратила контроль, чуть не выдала свою зарождавшуюся силу, однако Рашид погасил ее сознание подобно свече. Забытье стало благословением: лишь полностью теряя рассудок, она могла сбежать от кошмарного образа ее падающего мужа. Рамита видела его вновь и вновь каждый раз, когда закрывала глаза. Антонин, муж…

Его рука коснулась ее щеки, и она проснулась…

Однако это был сидевший на ее кровати Рашид Мубарак. Девушка замерла от страха.

– Значит, ты наконец проснулась, – мягко сказал эмир. Он вновь протянул руку, чтобы погладить ее по лицу, но Рамита отпрянула. – Ты должна радоваться. Ты освободилась от своего нежеланного брака. Твоя честь была восстановлена рукой молодого человека, который пересек континент, чтобы спасти тебя. Довольно эпическая история. – Он с сожалением вздохнул. – Но боюсь, что сейчас ты не можешь этого оценить. Твоя душевная травма слишком сильна. И нет сомнений, что ты была околдована каким-то Шайтановым злом, гнусной магией, к которой прибегает Мейрос, совокупляясь с юными девушками вроде тебя.

– Катись в Хель, – прошептала Рамита, несмотря на свой ужас. – Убийца.

Рашид склонился над ней:

– Он отравил твой разум, Рамита. Ты стала его созданием. Но для тебя есть надежда. Мы можем тебя спасти. – Он погладил ее по волосам. – То, что с тобой произойдет, зависит от того, чьих детей ты носишь. Если ты беременна ребенком Казима, то он получит тебя в качестве жены. Но если ты беременна детьми Мейроса, то я сам возьму тебя в жены, и ты получишь гнозис, вынашивая его детей. – Он наклонился еще ниже. – Тебя это радует?

Девушка плюнула ему в лицо.

Вытерев плевок, эмир встал.

– Больше ты так не сделаешь. – Резким движением он ударил Рамиту тыльной стороной ладони по лицу, и у нее перед глазами все поплыло. – Ты будешь подчиняться мне, или все члены твоей семьи в Баранази умрут.

Рамита сжалась. Неожиданная жестокость Рашида заставила ее волю к сопротивлению пошатнуться. Эмир склонился над ней. Выражение его лица было злым и в то же время озадаченным.

– Почему ты, девочка? Почему лакхийка и почему ты? Как он мог думать, что дети, которые не сыграют никакой роли еще десятилетия, смогут повлиять на этот шихад?

Плюнув на пол, Рашид покачал головой.

– Он ничего тебе не сказал? – потребовал ответа эмир, а когда Рамита покачала головой, снова плюнул. – Плодовитость… Лишь в ней было все дело? – Эмир сжал щеки девушки так, что ей стало больно. – Да, ты однозначно плодовита – вот только не от того. Или от того. Время покажет.

Развернувшись, он зашагал прочь в вихре богатой одежды и сверкающих камней.

Джай посмотрел ему в глаза:

– Казим, прошу, давай вернемся домой.

Нахмурившись, Казим сделал еще один большой глоток. Алкоголь притуплял его чувства, однако это ощущение было приятным. Он сидел в гебусалимской забегаловке, которую часто посещали воины. С ним были Джамиль и Гарун. Разыскавший их Джай умолял его уехать.

Он, похоже, не понимал, что того Казима Макани, которого он знал, больше нет.

Казим раздраженно покачал головой:

– Нет, Джай. Это – мое место, а шихад – мое будущее. – Он ткнул в Джая пальцем. – А вот тебе нужно возвращаться домой, Джай. Тебе здесь не место.

– Прошу, брат. – Голос Джая стал более настойчивым. – Прошу! Рамита исчезла. Гурия исчезла. Мир сходит с ума. Прошу, вернись со мной в Баранази.

Казим встал:

– Нет, Джай, там мне больше делать нечего. Мое место – здесь.

Джай тоже встал. По его щекам текли слезы.

– Брат… Прошу, – произнес он надтреснутым голосом. – Всю нашу жизнь мы все делали вместе. Мы – две половины одной души. Ты всегда мне так говорил. Давай покинем это проклятое место и вернемся домой. Прошу. Мы не можем друг без друга.

Сделав шаг вперед, Казим обнял Джая, а затем мягко оттолкнул его, стараясь не смотреть на его поникшее лицо.

Когда он ушел, Джамиль положил руку Казиму на плечо.

– Джай слаб, – сказал он. – Он не выжил бы в тех битвах, которые нам предстоят.

– Джай – не воин, – согласился Гарун.

– Я буду молиться, чтобы он добрался домой в целости, – произнес Казим.

Он всей душой желал, чтобы это действительно было так, представляя, как Джай обнимает свою мать в Баранази. Затем он подумал о Рамите и вновь погрузился в меланхолию. Чего еще она от меня хочет? Я освободил ее. Она носит моих детей. Почему она не желает со мной видеться?

Однако юноша никак не мог отделаться от мысли, что в глубине души он это знает.

– Как идет твоя подготовка? – ворвался в его размышления голос Джамиля.

Воин-Хадишах теперь вел себя в присутствии Казима осмотрительнее, относясь к нему с бóльшим уважением и осторожностью.

Ведь ты – маг, а я – пожиратель душ… Однако мы по-прежнему братья по оружию, Джамиль. Ты все еще мой друг.

– Сабель говорит, что на то, чтобы полностью овладеть гнозисом, уйдут годы, – ответил он, хотя в действительности эта Шайтанова магия приходила к нему естественным образом, сама по себе.

Фрагменты воспоминаний Антонина Мейроса вошли в него вместе с энергией, которую он поглотил, и юноша понял, что может управлять чистыми энергиями почти инстинктивно, хотя они его и пугали. Более таинственные способности были ему пока что недоступны, однако Сабель сказала, что он быстро их освоит. Если ему хватит на это духу.

– А ты теперь правда владеешь его силой? – спросил Джамиль.

Его зрачки были слегка расширены.

Казим коротко кивнул.

– Мы получаем силу самого могущественного из магов, чьи души мы поглотили, – ответил он, повторяя слова Сабель. – Я теперь владею мощью уровня Вознесшегося.

Джамиль присвистнул:

– Тогда я больше не гожусь тебе в качестве партнера для тренировок, брат мой.

Криво улыбнувшись, Казим заворчал, однако настроение у него не улучшилось. Эта новая сила пугала его. Хуже того, он ощутил эмоции и желания, которые чувствовал Мейрос перед тем, как прекратить существовать. Казим узнал природу этого человека и понял, что тот был совсем не таким, каким он его себе представлял. Антонин Мейрос не был Шайтаном во плоти. Он был человеком, хорошим человеком с благими намерениями. И он любил Рамиту так же, как люблю ее я, а возможно, даже больше, ведь я относился к ней как к призу, а он – как к женщине.

Воспоминание о том, что он сделал, и выражение ненависти и ужаса на лице Рамиты, с которым она на него смотрела, медленно убивали юношу. Двое стражников; маленький мальчик, невинный и ничем не заслуживший смерти, – но, прежде всего, сам Мейрос. Казим не мог спать, если не был пьян. Однако Сабель и Рашид ждали, что он будет гордиться пролитой им кровью. Я думал, что я убийца, но я им не являюсь…

– Что насчет Гурии? – спросил Джамиль голосом, полным желания.

Казим нахмурился. Кляйн, несмотря на свою грубую внешность, был полукровкой. И Гурия полностью поглощена обучением у Сабель. Она не противится ему, как это делаю я. Она столь же извращенная, как и сама Сабель.

– Она – прирожденная ядугара, – пробормотал он. – Ее обучение идет отлично.

– Я спрашивал, могу ли сочетаться с ней браком, – произнес Джамиль совершенно серьезно. – С твоего разрешения. И, разумеется, с разрешения Рашида.

– Никто из нас не может ничего сделать без его разрешения, да? – зарычал Казим. – Мне насрать на Гурию. Делай что хочешь. Я никогда больше не хочу ее видеть.

Перебинтованный Джерис Мюрен сидел через стол от Аларона. Лицом он напоминал избитого боксера. Даже его глаза выглядели побежденными, усталыми и полными печали. Рамон был с ними, хотя он все еще нетвердо стоял на ногах. С отъезда Цим прошло три дня, и к Аларону только-только вернулись силы для того, чтобы двигаться.

– Значит, генерал мертв? – тихо сказал он.

Мюрен тяжело кивнул:

– Да. Мои люди отправились на склоны на воздушном ялике. Они нашли тело Большого Яри. Там было еще два человека – одним из них был Эли Беско, но второй слишком обгорел для того, чтобы его можно было опознать.

– А что насчет Вульта?

– Он здесь, в Нороштейне.

Сердце Аларона упало.

– Значит, мы проиграли. Он найдет нас, узнает, что она у Цим, и выследит ее. – Юноша запустил руки себе в волосы. – Все было зря – и даже хуже. Если бы мы не отправились за Скиталой, ее никогда бы не нашли. Я привел его к ней, как он всегда и знал.

Мюрен покачал головой:

– Все не так мрачно, Аларон. Видишь ли, я арестовал Белония Вульта.

Аларон уставился на него. Рамон расплылся в ухмылке, пусть она и давалась ему с болью.

При виде их лиц Мюрен усмехнулся:

– Я использовал взятое тобой из его архивов письмо, чтобы получить ордер на обыск его резиденции. Мы разбили панели в его зале для трофеев. Часть содержимого была повреждена из-за установленных им ловушек, но в наших руках оказалось достаточно материалов для того, чтобы шантажировать большую часть Нороштейна и половину Палласа. Так что я получил ордер на арест и застиг его на окраине города с серьезной поддержкой со стороны Арканума. Он все еще был измотан после боя с генералом. Он даже не сопротивлялся. Сейчас на него наложена руна оков и он сидит в своем собственном подземелье.

– Спасибо вам, – произнес Аларон ошеломленно. – Вы – мой герой.

Рамон пламенно закивал в знак согласия.

– Что ж, я рад, что ты изменил ко мне свое отношение. Как бы там ни было, моя задница теперь тоже под угрозой, – задорно заметил Мюрен. – Мы не сможем держать его взаперти слишком долго. Паллас заявит, что это его юрисдикция, и пришлет инквизиторов. Я лишь дал нам время, вот и все.

– Если он расскажет им…

У Аларона перехватило дыхание.

– У меня есть причины подозревать, что в камере с ним произойдет несчастный случай, – мрачно предположил Мюрен.

Аларон сглотнул, однако затем яростно закивал:

– Вот уж поделом так поделом.

Мюрен провел пальцами себе по волосам:

– Это будет означать и конец моей карьеры. – С сожалением вздохнув, он тряхнул гривой. – А вы, парни, что будете делать?

– Спать, – отозвался Рамон угрюмо. – Пройдут дни, прежде чем я смогу вновь нормально двигаться. – Он с извинением взглянул на Аларона. – А затем, полагаю, мне придется присоединиться к своему легиону, или на мой арест тоже выпишут ордер. Я бы остался, если бы мог, но я не вижу, как это сделать, не навлекая на нас гнев военных.

– Это единственный путь, – согласился Аларон. – Если ты не поедешь, если маг станет дезертиром, в дело вмешается Инквизиция. – Он посмотрел на Мюрена. – Думаете, Рамону безопасно присоединяться к его легиону?

– Вульт не работал по официальным каналам. Полагаю, ему ничего не угрожает.

– Фирелл мертв?

Мюрен пожал плечами:

– Не думаю. Но выйти на сцену он тоже себе позволить не может. Инквизиторы его освежуют.

– Тогда все ясно, – сказал Рамон. – Пиши мне, Ал. Если смогу, я ускользну, чтобы помочь тебе.

– А вы, мастер Мерсер? – спросил Мюрен.

Аларон посмотрел ему в глаза:

– Я отправлюсь за ней.

Мюрена это, похоже, не удивило.

– С какой целью?

– Не знаю. Я просто чувствую, что должен.

Стражник вздохнул:

– Ах, юные влюбленные.

– Нет, сир, дело не в этом, – твердо ответил Аларон. – Она не любит меня – и никогда не любила. Моя любовь к ней всегда была безответной, и, думаю, в глубине души я это знал. Но она – мой друг, и она направляется навстречу опасности, поэтому я считаю, что должен помочь ей.

– Хорошо сказано, парень, – произнес Мюрен. – Ты становишься мужчиной – и, полагаю, хорошим человеком, как твой отец.

Аларон сжал капитану руку:

– Благодарю вас, сир.

– Не благодари меня, Аларон. Верни Скиталу. – Мюрен нахмурился. – Или, по крайней мере, убедись, что она попадет в хорошие руки.

Вызвав образ герба Матери Империи, Гурвон Гайл послал информацию о своей личности. Он держался за посох связи, сделавший его зов очень мощным. Запрос был принят немедленно. В поднимавшемся над жаровней дыме возникло невозмутимое лицо Луции Фастериус-Сакрекёр.

Ее голос, впрочем, звучал совсем не радостно.

Материнское лицо Луции колыхнулось и выросло в размерах: она наклонилась к его собственному образу. Ее губы изогнулись в довольной ухмылке.

Это воистину прекрасные новости, магистр. Вы хорошо поработали. Я… очень довольна.

Гайл коротко улыбнулся, зная, впрочем, что расслабляться не следует. Остальные новости она воспримет не столь хорошо…

Луция наклонилась еще ближе.

Монетке нравится быть принцессой? – мысленно промурлыкала она.

Монетка мертва, Ваше Величество, – прямо ответил Гайл.

Весть о смерти дочери заставила Луцию дважды моргнуть – Монетка мало что о себе рассказывала, однако природу ее связи с императрицей-матерью Гайл понял сразу; он ждал гнева, возможно, даже некого проявления печали, однако Луция просто пожала плечами.

Я думала, что Монетка должна была заменить Сэру Нести, – сказала она, явно больше беспокоясь о том, что случившееся может помешать ее планам, чем о потере перевертыша.

Лицо императрицы стало более расслабленным.

Он что?

На секунду ощутив ошеломление, Гайл облизал губы. Белоний Вульт арестован? Это было слишком странно, чтобы что-то понять. Прекратив строить догадки, он ответил осторожно:

Правда? Вы меня шокируете. – Она иронично хихикнула, но затем ее глаза сузились. – Священный поход вот-вот начнется. Вы успели в последнюю минуту, однако ваш успех пришелся очень кстати.

Гайл коротко поклонился. Луция тепло улыбнулась, однако тут же из-под ее доброй маски «Матери Нации» выглянула более мрачная персона.

Ее лицо исказилось.

Тогда подыщите ему другое. Я хочу получить эту женщину. – Наклонив голову, она обнажила зубы. – Где Фраксис Таргон?

Пораженная, императрица отшатнулась:

Я убил его, – солгал Гайл. – Он начинал меня раздражать.

Как он и надеялся, Луция была ошеломлена.

Вы убили инквизитора, Вознесшегося, потому, что он раздражал вас?

Да, Мать Империи. – Видеть Мать Империи с отвисшей челюстью было таким наслаждением, что Гайл решил запомнить выражение ее лица на всю оставшуюся жизнь. – Теперь, Ваше Величество, нам нужно заключить сделку о передаче контроля над Явоном за более подходящую плату.

Кальт Корион смотрел на своего врага из-под полуприкрытых век. Грубовато-добродушный, крепкий и неизменно энергичный герцог Аргундский Эхор Бородий остановил своего гнедого коня в двадцати футах от него, окруженный длинноволосыми аргундскими гвардейцами. Кориона окружали генералы и командующие легионов, ряды бывалых воинов и целый рой магов: лучшие военные умы империи. Все они глядели на каменную полосу в шестьдесят ярдов шириной и три сотни миль длиной, пересекавшую раскинувшийся перед ними океан.

Было заметно, что уровень воды поднимается. Волны бились о массивные опоры Моста, бурлили и бушевали между ними. При каждом мощном ударе воды о камень их обдавало брызгами. Позади возвышалась невероятно огромная башня Северного мыса. Установленный на ней маяк сиял ярко-белым. Говорили, что со стороны океана его лучи были видны почти за сотню миль. Сила волн была ужасающей: сама земля тряслась подобно студню.

Еще одна волна почти что захлестнула Мост, подняв гигантское облако брызг.

Корион взглянул на регулировавшего секстант мага Ордо Коструо – одного из тех, кто предал Мейроса и позволил силам Первого священного похода вступить на мост Левиафана, – после чего посовещался с герцогом Эхором. Эта волна была выше семи предыдущих, и все же она не накрыла весь Мост целиком. Корион понял, что улыбается. Был прилив, и Мост оставался над водой. Кто-то издал радостный возглас, который пошел по рядам. Вскоре и новобранцы, и седобородые ветераны радостно восклицали подобно детям.

Пожав руку магу из Ордо Коструо, Эхор развернул своего коня к генералам.

– Господа, – обратился он к ним, – сейчас прилив, и мост Левиафана остается над волнами. Лунный Прилив начался!