Вера посмотрела на Дитера, вновь пробегая мимо него. Каждое утро она делала сто кругов вокруг палубы, как правило, одетая в розовые шорты и черную майку, а свои волосы цвета шампанского убирала в шифоновую косынку. Яркие лучи тропического солнца, отражаясь в воде, превращались в приятные пастельные цвета старого поп-арт-плаката шестидесятых годов, одного из тех, которые висели у него на стене, когда он был еще учеником гимназии.

«Она, конечно, немного с приветом, – подумал Дитер, – но она мне нравится».

И кто он такой, чтобы называть кого-то «чокнутым»? Он сам с недавних пор посвятил свою жизнь и состояние борьбе с обезумевшим, уничтожающим людей компьютером, который даже еще не был создан. И хотя она с приветом, в то же время она была сильной; он знал многих людей, которые полностью пали бы духом при виде тех сцен, свидетелем которых она стала.

– Я в деле, – сказала она, в следующий раз пробегая мимо.

– Что? – спросил он, оторвав взгляд от того места, где он полировал медь.

Вера подбежала к нему.

– Я сказала, я в деле. Я знаю, ты не рассказываешь мне всё, фон Россбах. Но все это, что тут происходит, нужно остановить. – Ее глаза вспыхнули, когда она посмотрела в сторону, а затем вновь повернулась к нему. – Кроме того, нравится мне это или нет, я уже и так оказалась в это вовлеченной. Поэтому я помогу тебе проникнуть в США и помогу с финансовой стороны, сколько потребуется. – Она подняла палец. – Я совсем не готова разориться. Но ты сможешь вытащить из меня весьма кругленькую сумму. Я старею, – сказала она со слабой улыбкой, – и не способна убивать эти металлические штуки монтировками или кувалдами. Но ты это можешь, и поэтому я хочу тебе помочь. – Больше ничего не сказав, она убежала.

«И мне даже не пришлось с ней спать», – подумал он, возможно, даже с некоторым сожалением. Вопреки тому, что пишут авторы романов, даже у борцов с терроризмом нечасто выпадает возможность соблазнить красивых женщин для финансирования своих схем. Обычно это скорее являлось вопросом предъявления счетов и споров с финансовым отделом. В кои-то веки, подумал он, жизнь может подражать искусству. Это, конечно, гораздо приятнее, чем быть избитым до полусмерти Терминатором.