Глава сорок вторая

Ушло целых две недели на то, чтобы вывести Тео из искусственно вызванной медиками комы, которую нейрохирурги применили, чтобы взять под контроль отек в его мозгу. Отек этот был спровоцирован перегрузкой стимуляторами, которую вызвало его слишком длительное погружение в виртуальность.

Это сработало и уберегло его мозг от серьезных повреждений, хотя правая рука все еще дрожала, когда он поднимал ее. В СПЕЙСе мачете, возможно, являлось убийственным оружием, но оно все равно было не способно разрубить реальную плоть. Тем не менее перенесенный им болевой шок повредил нервные окончания в кончиках его пальцев.

Также у него развилась легкая шепелявость речи, и врачи считали, что она останется с ним навсегда. Тео это раздражало. Он даже находил это унизительным, однако шепелявость была невысокой ценой за то, что он остался жив. Лечившие его специалисты предполагали, что мигрени, от которых он страдал с детства, уберегли его от более серьезных последствий сдвига по фазе. Любой другой после таких испытаний уже превратился бы в овощ.

Клемми также прошла через процедуру искусственной комы, но вышла из нее, никак не пострадав физически. Чего нельзя было сказать о ее эмоциональном состоянии. Тео пытался навестить ее, но ее лечащие врачи запретили ему это. Она очень болезненно переживала новость о том, что семья ее распалась.

Ему позволили навещать свою мать, которая все еще лежала без сознания, подсоединенная ко множеству разных капельниц, датчиков и мониторов. Сканирование на компьютерном томографе показало наличие в ее мозгу пораженных участков, но насколько это скажется на ее здоровье, выяснится лишь тогда, когда она очнется.

Когда он мог, то сидел рядом с ее больничной койкой, хотя ему было тяжело смотреть на ее осунувшееся лицо. Казалось, за ту бурную неделю она сильно постарела. Чтобы скоротать время, он вслух нес всякую околесицу, надеясь, что его голос все же доходит до нее на каком-то уровне сознания. Но темы для этих бездумных разговоров все равно неминуемо заканчивались, и тогда он начинал задавать вопросы. Почему она бросила учиться на полицейского? Из-за него? Разочаровало ли ее то, что он, пойдя по ее стопам, стал неудачником?

Это было для него настоящим катарсисом, нравственным очищением, тем более что ответы он слышать не хотел. Он не сомневался, что и так их знает.

Время шло, и каждое утро он чувствовал себя все сильнее, но к вечеру все равно выдыхался. В промежутках между этим он занимался интенсивной физиотерапией, чтобы победить последствия сдвига по фазе, хотя знал, что толпа окружавших его докторов очень хотела бы и дальше изучать на нем последствия столь редкого случая длительного погружения в виртуальную реальность.

А по вечерам, борясь с сонливостью, он подвергался безжалостным допросам офицеров полиции. Старший суперинтендант Кларк, молодая темнокожая женщина, обладала очень мелодичным голосом, от которого ему хотелось спать еще больше. Она специализировалась на случаях травматизма и дотошно расспрашивала его обо всех деталях происшедшего, периодически возвращаясь назад, чтобы уточнить еще какую-то подробность. Скрывать Тео было нечего, и поэтому он говорил с ней открыто и откровенно. Заколебался он всего один раз, когда она попросила описать Клайва, Ксиф и место их жительства. Он, конечно, знал, что юрисдикция подразделения по борьбе с В-преступлениями на них не распространяется, но посчитал себя обязанным рассказывать о них как можно более туманно. Кто знает, каким репрессиям они могли подвергнуться в своем виртуальном мире?

Лишившись такого преимущества, как собственный риг, Тео оставался изолированным от всего остального мира. Четыре дня спустя Бакстер с Милтоном начали наносить ему регулярные визиты. Встретившись с другом после долгой разлуки, Бакстер заулыбался, но оставался молчаливым, что было совсем на него не похоже. Милтона же, наоборот, переполняла энергия, и он был не в состоянии долго усидеть на месте. Он сразу начинал расхаживать вокруг кровати Тео, сопровождая свою речь оживленной жестикуляцией.

Их до сих пор подвергали интенсивным допросам в полиции по поводу всего случившегося и позволяли видеться только с ближайшими родственниками. Милтон был особенно доволен номером в пятизвездочном отеле, куда их поместили на время разбирательства, и уже подсчитал, во сколько обошлось бы такое обслуживание, если бы они платили за это сами.

Они тоже были изолированы от информационного пространства и узнавали о том, что происходит в мире, только когда выходили из гостиницы на допрос и репортеры забрасывали их лавиной вопросов.

Поскольку во время этих визитов Бакстер всегда сидел молча, сомкнув пальцы в замок на коленях, все новости Тео рассказывал Милтон.

Клайв принудительно выбросил Тео из СПЕЙСа, подарив ему несколько драгоценных секунд, которые, вероятно, спасли ему жизнь. Их союзники-слифы канули в неизвестность, и это при том, что они были публично признаны настоящими героями, когда раскрылась вся правда относительно преступной деятельности Доминика Левински. Скрылся также и тип в черных очках, как только полиция окружила упавший квадрокоптер, равно как исчезли и все «Дети Эллюля», несмотря на то что их искали по всему миру, обещая неприкосновенность, если они согласятся дать показания на судебном процессе.

Особое внимание было уделено двадцати девяти женщинам, освобожденным из подвала особняка Левински. С помощью приложения Ксиф их обнаружили в участках радости по всему Ню-Лондону и благополучно вернули в Реальность. Несмотря на оказанную им помощь, трое из них умерли от сдвига по фазе, и эти смерти всколыхнули всю мировую общественность. Половина до сих пор находилась в коме, а пришедшие в себя страдали от разных последствий на физическом уровне. Три женщины больше не могли ходить, две – говорить, а одна ослепла. Их тяжелое состояние вызвало сочувствие во всем мире и привело к новым публичным дискуссиям относительно использования СПЕЙСа.

Тео постарался не выглядеть задетым, когда друзья рассказали ему, что виделись с Клемми. Бакстер доложил, что выглядит она хорошо, но, похоже, уже давно плохо спит по ночам. Врачи сказали, что она смогла пережить спровоцированный паксом сердечный приступ исключительно благодаря замедлению реакций, вызванному сдвигом по фазе. У нее пока что даже не было возможности поговорить с отцом, которого отправили в отпуск на время проведения расследования противоправной деятельности его жены.

Что касается других новостей, то Бакстер рассказал ему об убийстве Рекса. Таким образом количество жертв выросло, и Тео страдал от мучительного чувства вины по поводу гибели людей, которых он втянул в это дело, – сержанта Джонса, Кларион, а теперь еще, оказывается, и Рекса. По лицу Бакстера было видно, что он чувствует то же самое.

Аугуста не задумываясь сразу переложила всю вину на Доминика Левински. Они познакомились на проводимом мэром официальном мероприятии по сбору средств для политических целей и в итоге стали любовниками. Одно потянуло за собой другое, у них появилась общность целей: ненависть Аугусты к слифам прекрасно гармонировала с желанием Левински пересмотреть права на наследие отца. Первым делом нужно было подмять под себя сеть притонов, стать их единоличными владельцами, вырвав из рук мелких жуликов, первоначально их основавших. По мере увеличения сферы их влияния в этом бизнесе они все больше контролировали нелегальные потоки эмоций, передаваемых в СПЕЙС.

Настойчивые журналисты дотошно препарировали каждый аспект этой сенсационной истории, и когда выяснилось, что Аугуста для осуществления своих планов пользовалась служебным доступом Мартина к полицейской базе данных, ее роль была пересмотрена. Ее объявили зачинщиком и организатором преступления, использовавшим слабого и уязвимого Левински в своих целях, тогда как ее муж всегда был под рукой в качестве козла отпущения, если что-то пойдет не так.

Если Бакстер застенчиво шарахался от внимания прессы, то Милтон, наоборот, относился к нему, как политик к взяткам. Теперь, когда его альтер эго было разоблачено, он как никогда наслаждался своей славой, а количество подписчиков на канал Киллера Кайю достигло космических высот. Он наконец отделался от своего вечного комплекса, клейма тихони, помешанного на компьютерах, и это позволило ему воспрянуть и зажить новой жизнью.

Бакстер же, напротив, стал более замкнутым. Вид женщин из притона глубоко шокировал его, заставив засомневаться и пересмотреть свои взгляды на мир, после чего он решил бросить университет. Он еще не знал, чем хочет заниматься, но было ясно, что жизнь его требует радикальной встряски.

Наконец Тео выписали из больницы, и он с внутренним трепетом вернулся в их пустую квартиру. Все здесь выглядело в точности так, как он и оставил, и это в каком-то смысле наводило уныние: все это время дверь оставалась незапертой, но, очевидно, ни одному вору не пришло в голову, что здесь можно найти нечто ценное.

По-прежнему без гроша, он был вынужден ходить за едой в местный банк продовольствия, игнорируя удивленные и любопытные взгляды практически всех, кто попадался ему на пути. Без рига его легко узнавали на улице. Но, в отличие от того, как это бывает в кино, его не встречали бурными аплодисментами или восторженными приветствиями. Никто не смел не то что заговорить, но даже приблизиться к нему, и он покидал банк продовольствия в напряженной тишине.

В первую ночь дома он снял мамин диплом со стены и, улегшись на скрипучий диван, принялся внимательно изучать его. Бумага за столько лет пожелтела, но он только сейчас обратил внимание, что стекло в рамке очень чистое. В отличие от всего остального в этой квартире, это была единственная вещь, за которой Элла следила и которой гордилась.

Заснуть он не мог и поэтому в конце концов решился воспользоваться своим ригом и просмотреть медийные стримы. Его странички в социальных сетях были забиты комментариями и предложениями дружбы, которые он проигнорировал. Не было ни малейшего желания рискнуть, чтобы подняться в СПЕЙС хотя бы для какой-то короткой игры, и поэтому он начал просматривать новостные каналы, чтобы восполнить информационные пробелы, оставшиеся у него после рассказов Милтона и Бакстера.

Проведенные аресты привели к тому, что по всей стране полиция накрыла еще целый ряд банд и притонов. Были освобождены сотни мужчин и женщин, которых держали практически в рабских условиях, а выявленное количество жертв, убитых ради получения дозы пакса, достигло тревожного уровня.

Аресты в Лондоне стали тем необходимым прорывом, который подтолкнул власти во всем мире к решительной борьбе с этой проблемой. Глобальная сеть Левински была уничтожена в течение недели. Освобожденные рабы исчислялись уже тысячами, но убитых оказалось намного больше – астрономические цифры.

Через неделю после выписки Тео вернулся в больницу, чтобы присутствовать при том, как врачи будут выводить Эллу из комы. Он держал ее за руку все время, пока не подействовал коктейль из лекарств в ее капельнице. Она наконец сделала долгий глубокий вдох, приходя в себя.

– Привет, мама, – тихо сказал Тео и поцеловал ее в лоб.

Прошла почти минута, прежде чем она сумела сфокусировать на нем взгляд; голос ее был едва слышен:

– Где ты так задержался?

На лице ее мелькнула тень озорной улыбки, и она, как смогла, сжала его руку. Пожатие было очень слабым, почти неощутимым, но тем не менее…

От облегчения Тео заплакал.

– Она пробудет у нас еще по меньшей мере месяц, – сказал врач, отводя его в сторонку. – На данный момент у нее отказали ноги, и мы пока не можем сказать, останется ли она на всю жизнь прикованной к инвалидной коляске. Ее кратковременная память фрагментарна. Это может пройти само собой со временем, но…

Остального Тео уже не слышал. Далее шел длинный перечень ее недугов и прочих проблем. А он был просто благодарен, что мама снова с ним, и не сомневался, что она полностью выздоровеет. Если кто-то и мог опровергнуть этот тщательно продуманный пессимистический прогноз лечащего врача, то только сама Элла.

Лето уже подошло к концу, а Тео так и не поговорил с Клемми. Они мимолетно виделись во время последующих интервью, перекрестных допросов, очных ставок и набегов, устраиваемых репортерами, но возможности нормально пообщаться не было. Ни один из них также не осмеливался возноситься или пользоваться социальными сетями. Тео уже начал задумываться, как его родители в принципе могли познакомиться без подсказок социальных медиа.

Удобный случай представился, когда он пришел навестить свою мать и застал там Клемми, которая принесла букет цветов и, видимо, общалась с пациенткой больше часа. Впервые за много недель они оказались наедине в больничном коридоре перед палатой Эллы.

– Прости…

Это было первое слово, сорвавшееся с губ Тео. С него начинались искренние извинения, которые он мысленно репетировал несколько последних недель. Но тут все его красноречие внезапно куда-то подевалось.

– Тебе не за что извиняться. – Она сунула руки в карманы джинсов, умудрившись сделать так, что поза получилась одновременно и робкой, и оборонительной. – На прошлой неделе я впервые за все это время увиделась с отцом. Знаешь, как это было?

Тео не осмеливался спросить. Из-за чувства вины перед ней за то, что он своими действиями разбил ее семью, он не мог спать по ночам. Поэтому он удивился, заметив, как на ее лице промелькнула улыбка; но также он заметил и ограниченную подвижность части мимических мышц – это был едва заметный паралич, не такой, как у Кларион, но все же отметина на всю жизнь в память о пережитом.

– Он обнял меня. Я такого с детства не помню, это было в первый раз с тех пор, как мама ушла от нас. Он обнял меня и заплакал. – В глазах у нее заблестели слезы, но она вдруг сделала резкий вдох и вновь превратилась в того задиристого бойца, в воительницу, в которую, собственно, и влюбился Тео. – Так что да, теперь наши отношения лучше, чем когда-либо.

Тео стоял, потупив взгляд.

– Ты рисковала всем, чтобы помочь мне спасти ее, – он коротко кивнул в сторону двери больничной палаты, – а я за все хорошее обвинял твоего отца…

Перебивая Тео, Клемми хлопнула его ладонью в грудь. Он поморщился – сломанные ребра болели до сих пор.

– Вот тут можешь сделать паузу, дурачок. Я ведь и сама думала так же. И никак не подозревала нашу мадам Стерву Стервозную. – Она тоже опустила взгляд в пол, сердито уставившись на свои кроссовки. – Только я до сих пор не могу решить, что для меня хуже: то, что она оказалась преступницей, членом банды, надругавшейся над всеми этими людьми, или что она изменяла моему отцу с Левински. – Перехватив взгляд Тео, она закатила глаза. – Ну хорошо, я, конечно, знаю, что хуже…

Тео переминался с ноги на ногу.

– Без тебя тут будет тихо и спокойно, – наконец произнес он. – Нет, не тихо. Просто будет меньше стрельбы и бегств под пулями, когда реально могут убить. Я буду скучать по нашим бешеным гонкам на твоем байке вдоль реки. – Это вызвало у Клемми смех, и он тоже улыбнулся. – Поговаривают, что правительство готово оплатить мамино лечение. Так что со мной, по крайней мере, все ясно – я возвращаюсь в «Сингер». Вау… – Он саркастическим триумфальным жестом вскинул кулак вверх.

Клемми задумчиво подняла глаза в потолок.

– Я подумала, что, может, задержусь тут подольше. Я попросила академический отпуск на год. Могу даже перевестись – здесь есть вполне приличный универ. – Их взгляды встретились. – А еще я подумала, что это будет безответственно с моей стороны – бросать тебя тут одного.

Тео взял ее за руки и с облегчением вздохнул, когда она не вырвалась.

– А я-то считал, что это за тобой нужно следить и приглядывать.

Клемми ухмыльнулась:

– Ты рассуждаешь обо мне как о какой-то культуре, выращенной в пробирке. О плесени или, может быть, грибке.

Тео привлек ее к себе, и они уперлись лбами.

– Грибок, говоришь?

– Ну да. – Она обхватила его руками за шею. – А эта твоя милая шепелявость… ты знаешь, это даже пикантно.

Теперь уже она привлекла его к себе для долгого крепкого поцелуя.

Этот поцелуй, несомненно, был намного лучше виртуального. Возможно, в Реальности все-таки тоже есть что-то такое, ради чего стоит дерзать и стараться не упустить свой шанс.