§ 3. Фактор силы в политическом развитии

Власть возникает тогда, когда устанавливаются нормы и правила, предписывающие одним управлять, а другим подчиняться, а также когда вводятся санкции по отношению к тем, кто нарушает эти правила. Ведь отличительной чертой власти политического типа является то, что решения, принимаемые субъектом власти, становятся обязательными для всех членов общества. В основе политической власти лежит политическое неравенство, которое определяется неравенством политических статусов. В любом случае во властных отношениях существует асимметрически структурированная связь [Массинг, 1991, с. 107], предполагается неравенство субъекта и объекта власти. Эта связь базируется на властной доминирующей воле одних и подчинении других.

Право принимать политические решения человек получает благодаря статусу в иерархической структуре общества, который достигается фактом членства в организации (член правительства, депутат, лидер партии или движения), исключительными свойствами личности, уровнем образования, поддержкой политической организации, доступом к средствам массовой информации и др.

Субъекты власти используют различные способы навязывания своей воли объекту: убеждение, авторитет, право, экономическое стимулирование, традиции, манипуляции, принуждение, силу. Содержательная типология власти по применяемым средствам включает господство, насилие, авторитет, убеждение и т. д. [Политология, 1993, с. 44].

Все средства политической власти можно условно разделить на две большие группы. Первая – это средства, рассчитанные на добровольное подчинение объекта власти субъекту. Сюда относятся такие способы действий, при которых создается мотивация уважения к субъекту власти, заинтересованности в выполнении указаний, веры, привычки. Это авторитет, материальное стимулирование, убеждение.

Вторая группа объединяет средства принудительного характера, где главным мотивом выполнения распоряжений властвующего субъекта является страх перед силовым воздействием, которое может быть оказано в случае неподчинения, то есть к объекту власти применяются такие приемы и способы властного воздействия, которые заставляют его подчиняться против собственной воли. И основное средство этой группы – сила, имеющая в динамике характер насилия или принуждения.

В свое время М. Вебер причислял к средствам властного принуждения и моральные средства воздействия, относя к ним при определенных условиях «братское предупреждение», принятое в ряде сект, порицание, высказанное цензорами, моральное принуждение церкви [Вебер, 1990, с. 641–642]. Систематизация совокупности приемов, способов и методов принудительного характера воздействия позволяет выделить не только экономическое, политическое, правовое, физическое, но и психологическое, идеологическое и духовное принуждение. В категорию духовного принуждения включается не только идеологическая «обработка», психологическое запугивание, но и воздействие общественного мнения, морали, заставляющие объект власти корректировать свое поведение [Залысин, 1995].

Политическое насилие не тождественно принуждению, они соотносятся как вид и род. Принуждение имеет более широкий смысл, включая экономические, идеологические, психологические и другие формы навязывания воли. Насилие – одна из разновидностей принуждения. Вместе с тем насилие, которое предполагает волевые отношения между субъектом и объектом, не равнозначно физической силе, которая имеет более широкое применение (распространяется на природу, в том числе и неживую) и необязательно связана с принуждением. Это один из параметров сущностного расхождения понятий «принуждение» и «насилие». Пока же мы применяем эти категории как идентичные, а под политическим насилием будем понимать и физическое насилие, используемое как средство навязывания воли субъекта политики с целью овладеть, использовать, приращивать и защищать власть.

Насилие – это применение или угроза применения силы (в прямой или косвенной форме) с целью принудить людей к определенному поведению. Тед Роберт Гарр, американский исследователь в различных сферах социальных наук, пишет: «В большинстве вспышек коллективного насилия среди его участников существует также ясно выраженное чувство цели в том смысле, что они ожидают от насильственных акций улучшения своих ценностных позиций. Революционные лидеры направляют гнев своих последователей для достижения собственной цели – захвата власти; бунтовщики используют преимущества беспорядков, чтобы грабить продовольственные и мебельные склады; демонстранты надеются убедить своих правителей предпринять действия по исправлению существующего положения. Природа и сила этих целей являются основными детерминантами формы и тактики коллективного насилия. Но в большинстве случаев они усиливают или канализируют стимулы к насилию и нечасто выступают в качестве автономного мотива к насилию» [Гарр, 2005, с. 74]. Ученый выдвинул теорию «относительной депривации», предлагая научное объяснение возникновения радикальных и экстремистских движений. Согласно этой теории, люди начинают проявлять наибольшее недовольство и склонность к насилию при расхождении между ценностными ожиданиями группы и ее нереализованными ценностными возможностями.

Насилие проявляется в виде господства одной воли над другой, и часто это связано с угрозой человеческой жизни. В социальном плане насилие – «применение тем или иным классом (социальной группой) различных, вплоть до вооруженного воздействия, форм принуждения в отношении других классов (социальных групп) с целью приобретения или сохранения экономического и политического господства, завоевания тех или иных прав или привилегий» [Философский энциклопедический словарь, 1983, с. 401].

Физический характер насилия означает, что человеку наносятся физические (телесные) повреждения различной степени тяжести вплоть до смерти. Кроме того, имеют место другие последствия, сказывающиеся на состоянии здоровья, физического и морального, и имеющие прямой или побочный эффект. Характер физического насилия определяется также способом взаимодействия субъекта и объекта насилия – использованием возможностей мышц и орудий, усиливающих это воздействие (различных видов оружия, отравляющих веществ, подручных средств, техники и технических механизмов).

Насилие является одним из конституирующих элементов истории. Оно играло существенную роль в завоеваниях, сохранении государственности и образовании империй, а также в их распаде, оказывалось основным средством реализации господствующими элитами репрессивных стратегий. Буквально до середины ХХ столетия политическая власть в различных обществах реализовывалась в основном в форме доминирования правящего субъекта на основе силы, в некоторых обществах это происходит и в настоящее время. Насилие сыграло и продолжает играть существенную роль в процессах образования военных блоков, завоеваниях, сохранении различных форм государственности, политических, социальных и экономических революциях, восстаниях, в процессе реализации господствующими структурами различных, в том числе и репрессивных, стратегий. Насилие, а точнее принуждение, нередко оказывается и условием мира.

Насилие является одним из источников власти, хотя власть не сводится только к насилию. В нормальных условиях власть имеет другие основания, и даже власть, угрожающая насилием, не сводится к насилию в чистом виде. Допустимо предположить, что применение насилия властвующим субъектом является индикатором кризисных тенденций власти. В то же время возмущение лишенных власти людей, проявляющееся в насилии, свидетельствует об их фактическом властвовании, так как способность и возможность применения насилия предполагает наличие власти.

При тоталитарном режиме неравенство в распределении власти между правящей элитой и всем населением блокируется потенциальным насилием со стороны властей. Именно государственная власть создает правовые основы применения силы к участникам протестных движений правоохранительными органами, расширяя их полномочия и разнообразя формы возможного принуждения.

Если же власть имеет демократический характер и все население пользуется гражданскими правами, то насилие носит исключительный характер. В современном развитом демократическом государстве установлены четкие пределы полномочий и возможностей государственных органов и должностных лиц, складывается целая система ответственности населения перед государством, определяемая как гражданский долг. Вместе с тем в либеральных демократиях принуждение может носить весьма завуалированные формы. Поэтому даже пропаганду в ее стратегическом виде специалисты рассматривают как легальное средство принуждения и насилия, так как данный вид опирается не на такие традиционные орудия и средства власти, как суд, административные и политические органы, и уж тем более не на вооруженную организацию государства, а в основном на негосударственные средства массовой информации и коммуникации. «Это приводит к сложной общественной коллизии, когда законное пропагандистское насилие (реализация властью права формировать общественное мнение) требует еще и значительных усилий по легитимации такого рода принуждения, т. е. насилие обязательно должно взаимодополняться добровольным подчинением» [Николайчук и др., 2018, с. 72]. В результате легитимация осложняется, ведь при этом часть общества остается в оппозиции к официальной пропаганде, так как в демократических обществах СМИ традиционно не рассматриваются как аппарат насилия, а индивидуалистические потенции превалируют над коллективистским мнением.

Конкретные формы выражения норм и правил позволяют участникам властных отношений предвидеть варианты поведения как одной, так и другой стороны, вид закона этим нормам придают государственные органы. Государство узаконивает то, что уже имеет место в обществе. Если норма не находит поддержки у населения, ее действие может быть обеспечено только силой или угрозой ее применения.

Сравнение с другими средствами власти показывает, что насилие имеет ряд особенностей. Во-первых, насилие имеет низкий созидательный потенциал, потому что оно изначально нацелено на разрушение существующего, пусть и устаревшего. Оно не может заменить экономических, политических, социальных реформ, последовательно и неуклонно формирующих новое. Во-вторых, механизм функционального воздействия насилия носит ограниченный во времени характер. Подавляемые формы социального поведения восстанавливаются в прежнем качестве после прекращения воздействия насильственных мер, хотя возможно и усиление сопротивления объекта в силу особенностей морально-психологической обстановки. Это связано с тем, что нормы и ценности навязываются индивиду в процессе принуждения с помощью угроз, притязаний, запретов и не могут составить мотивационную поведенческую основу. Эффект внешнего послушания временно компенсирует недостаток внутреннего личностного убеждения. В-третьих, насилие является наиболее дорогостоящим политическим средством. И не только потому, что для его осуществления задействованы значительные людские и материальные ресурсы, а в первую очередь в связи с тем, что конечным результатом насилия являются крупномасштабные человеческие жертвы, разрушения материальных ценностей, негативные явления в духовной жизни. В-четвертых, насилию свойственны инерционность и непредсказуемость результатов его применения. Эффективность первичного применения насилия стимулирует стремление к использованию его во всех других ситуациях. В конечном итоге объективно установившаяся закономерность ведет к формированию авторитарного или тоталитарного режима. И наконец, отличительной негативной особенностью насилия выступает его низкая контролируемость. Весьма высокий элемент риска содержится в насилии, вызванном эмоциональной перегруженностью политических действий, связанных с ним. Непредсказуемость результатов насилия – в изменении состояния политических отношений по ходу его осуществления. Оно обостряет отношения оппонентов, ухудшает взаимопонимание, ведет к ожесточенной конфронтации.

Соблюдение норм обществом и отдельным человеком обеспечивается политической социализацией: с детства человека знакомят с нормами, требуют их выполнения, прививают навыки участия в политической жизни. Таким образом, соблюдение норм становится для индивида привычкой, происходит их интериоризация. Одновременно институт политической власти создает разветвленную сеть организаций, осуществляющих контроль за соблюдением индивидами норм и обладающих правом применения санкций к нарушителям вплоть до силового давления.

Вместе с тем даже самые жесткие деспотические режимы никогда не опирались только на насилие, а использовали целый комплекс мер: манипулирование сознанием, духовное принуждение, авторитет лидера, традиции и т. п., поэтому одинаково трудно представить как политику без насилия, так и политику, основанную только на насилии.

Существует мнение, что использование насилия – это не способ осуществления власти, не властвование, а безвластие. Власть базируется на легитимности, лояльности со стороны граждан, и если правящая элита или правитель использует физическое принуждение, то это свидетельство отсутствия власти. Известный русский философ И. А. Ильин утверждал, что «государственный строй тем совершеннее, чем менее он обращается к физической силе, и именно тот строй, который тяготеет к исключительному господству физической силы, подрывает себя и готовит себе разложение. “Меч” отнюдь не выражает сущность государственной власти; он лишь есть крайнее и болезненное средство, он составляет последнее слово и слабейшую из опор. Бывают положения и периоды, когда власть без меча есть негодная и гибельная власть; но это периоды исключительные и ненормальные» [Ильин, 1990, с. 40]. Если исходить из идеального состояния отношений в обществе, то на уровне научного теоретизирования такую ситуацию можно предположить, но реальность намного сложнее.

Зачастую обилие и противоречивость условий, в которых совершается насилие, создают утопическое представление о возможности создания общества, абсолютно свободного от применения силы. Во-первых, вряд ли возможно идеальное состояние отношений между субъектом и объектом власти, когда последний столь однороден, что безоговорочно подчиняется властным распоряжениям, абсолютно законопослушен. На самом деле всегда есть социальные группы, совершенно по-разному относящиеся к существующим социальным порядкам и в самых разных формах выражающие это отношение, вплоть до незаконных и имеющих экстремистский характер. Чтобы преодолеть сопротивление решениям властей или заставить их выполнять, государство вынуждено прибегать к принуждению.

Во-вторых, в демократическом обществе свобода граждан может выступать институциональным условием насилия, хотя и в цивилизованной форме, а засорение каналов политической коммуникации для отдельных групп может удерживаться идеологическими средствами. Несовершенство институтов и амбивалентность мотивов деятельности – один из наиболее существенных причинных факторов любого насилия [Политология, 1993, с. 44].

В-третьих, даже абсолютно легитимизированное властвование в процессе политической жизни может потерять качественную определенность. Граждане, в целом доверяющие власти, могут быть недовольны ее отдельными решениями. Изменившиеся условия жизни могут вызвать протест у членов общества, политическое поведение которых зависит от экономического и социального положения, степени приобщенности к политике, социокультурного статуса, ожиданий и претензий, связанных с текущим политическим процессом. Ведь если обратиться к субъективным мотивам коллективного насилия, то они порождены конфликтом между притязаниями и обстоятельствами. Да и большинство объективных факторов оказывают влияние на этот процесс опосредованно – через ситуативное восприятие и оценку. Чаще всего применение силы означает, что все попытки добиться подчинения с помощью других методов не имели успеха.

Вместе с тем экстремизм и легальное насилие (принуждение) можно различать по нормативно-ценностному основанию. Публичное (политическое), легальное насилие осуществляет государство, используя армию, внутренние войска, полицию, службы безопасности и др., то есть весь силовой механизм. Существует также публичное (политическое) нелегальное насилие политического экстремизма. Приватное (бытовое) легитимное насилие может быть проявлено со стороны добровольцев, дружинников, частных охранных предприятий – всех тех, кто участвует в поддержании существующего устоя в порядке частной инициативы, а не в качестве агента государства. Приватное (бытовое) нелегитимное насилие (бытовой экстремизм) представляет собой обычную уголовную преступность, участник которой достигает частных целей незаконными методами – грабежом, убийством, хулиганством [Экстремизм…, 2012, с. 80].

Применение силы может быть законным или незаконным. Законно применение силы только государством, только оно имеет монопольное право на применение силы. Вполне обосновано утверждение о том, что в условиях развитой демократии значительно сокращается основа насильственной власти. Однако никакая демократия не имеет иммунитета против политического насилия. Время от времени в политической жизни демократических государств происходят острые конфликты, в ходе которых оно и применяется.

Применение насилия бывает необходимо для решения различных экстремальных ситуаций, допустим, при защите от агрессии другого государства, при самообороне личности, в условиях профессиональной деятельности правоохранительных органов при пресечении преступлений и правонарушений. Во многих ситуациях для поддержания законной власти просто необходимо проявлять не только решительность, но и силу. Речь идет о ее применении в отношении правонарушителей и преступников, нарушающих принятые в обществе нормы и законы. Ведь демократия способна удержать власть только опираясь на силу закона. Если власть проявляет слабость, в обществе воцаряются произвол и анархия, растет преступность, после чего следует утверждение силового режима власти в форме диктатуры или переворот с тем же исходом – новый порядок наводится с помощью силы.

Для более полного представления о характере применения силы в политических процессах предлагается различать применение силы как насилия и как принуждения. Принуждение имеет более широкий смысл, включая навязывание воли в разных формах: экономические, идеологические, психологические и др. Целесообразность введения смыслового разграничения содержания понятий «принуждение» и «насилие» объясняется необходимостью качественной содержательной оценки различных видов действий. Зачастую вполне законное применение силы государственными структурами против преступников или действия миротворческих сил в международных конфликтах называют насилием, что неверно по сути и вызывает психологический негатив.

Применение силы как принуждения считается целесообразным в ситуации, когда условия, обстоятельства и критерии применения силы государством установлены национальным законодательством или международными договорами, субъект и объект силового взаимодействия знакомы с условиями и правилами его применения, принуждение в основном легитимизировано. Легитимизация обусловливается демократичностью политического режима, свободными выборами власти и демократичными условиями принятия национальных законов и подписания международных договоров. Принуждение применяется только в случаях выхода объекта воздействия за пределы правового поля.

Применение силы следует рассматривать как насилие в ситуации, когда сам субъект в лице государства или оппозиция действует с нарушением норм и законов национального или международного права. Тогда оно противозаконно, как правило, аморально и осуждается большинством населения страны или акторами мирового политического процесса в случае международного конфликта.

При возникновении внутриполитического конфликта применение силы оппозицией запрещено, она может использовать только те средства и способы, которые разрешены законодательством. Вместе с тем в практике политической жизни оппоненты власти обращаются к силе как к средству достижения своих целей. Причины и обстоятельства этого явления рассматриваются в данной работе. Разграничение понятий в оценочных суждениях о применении силы поможет нам не смешивать толерантность с терпимостью, демократию – с анархией, свободу – со вседозволенностью.

Объективными причинами обращения к силе в политических конфликтах современности и будущего времени являются: асимметричность властных отношений (у объекта и субъекта властвования неравные возможности воздействовать друг на друга и использовать допустимые средства, в данном случае силовые); не только противоречивость, но и взаимоисключающая противоположность интересов в условиях дефицита ресурсов; конфликтогенность самого процесса социального развития и константа патологии в практике международных отношений и во внутренних процессах.

Объективные причины обращения к силе как к средству достижения политических целей дополняются субъективными, к которым можно отнести: соблазн оперативно и продуктивно разрешить в свою пользу внутриполитический или межгосударственный конфликт с помощью силы, исходя из предыдущего исторического или личного опыта; накопленный силовой потенциал одних государств и слабость, незащищенность других; отлаженный силовой механизм государства и др.

На протяжении веков понятие силы оставалось почти неизменным, практическое же применение силы зависит от конкретной эпохи. Изменения происходили в соответствии с переменами в развитии человечества, совершенствованием технологий и трансформацией международных отношений. «Долгое время в системе международных отношений закон силы всегда был выше силы закона» [Военная сила…, 2009, с. 27]. Профессор З. Аврамович утверждает, что «западные демократии во внешнеполитической деятельности используют все средства диктатуры, а зачастую и военную силу. По отношению к малым странам эти демократии с позиций присвоенного лидерства и осуществляют власть без каких-либо ограничений. Мера сближения диктатуры (во внешней политике) и западной демократии наиболее ярко проявляется в политических средствах, которыми пользуются эти формы власти: сила, ложь, фальшивые обвинения». По выражению ученого, формами «демократического антидемократизма» выступают: применение насилия, поддержание беззакония, запуск лживых сведений, агрессивный язык [Аврамович, 2017, с. 71].

Мечты лучших представителей человечества о том, что когда-нибудь сила будет исключена из арсенала средств разрешения различных социальных конфликтов, хотя и служили нравственным ориентиром в стихии войн и конфликтов, но были утопичны. Более того, попытки абсолютизировать эти идеи и реализовать их на практике приводили к иллюзии миротворчества и, что самое важное, зачастую мешали поиску практических способов минимизации применения силы, ее гуманизации. Один из наглядных примеров – односторонняя и неудачная попытка реализации горбачевских принципов «нового политического мышления» на международной арене. Наряду с другими причинами она привела к разрушению Советского Союза, нарушению баланса мировых сил, утверждению США в качестве единственной сверхдержавы, нисколько не умерившей геополитические аппетиты при реализации своих национальных интересов в любой точке земного шара любыми средствами, в том числе военно-силовыми.

Приведенные выше утверждения ни в коем случае не оправдывают пессимистичную позицию в отношении возможности ограничить применение силы. Несомненно, что за последние десятилетия взгляды на фактор сил в социальных отношениях значительно изменились, в том числе и под воздействием передовых идей прогрессивных мыслителей, практики взаимодействия демократических государств. «Жизнь полна противоречий и насилия, – отмечал в свое время известный политический деятель, сторонник ненасилия Джавахарлал Неру, – и, по-видимому, одно насилие действительно влечет за собой другое и, таким образом, не является способом его преодоления. Однако полный отказ от него приводит к совершено негативной позиции, оторванной от самой жизни. Насилие – источник силы современного государства» [Неру, 1990, с. 41]. Он также справедливо полагал, что, прибегая к насилию, лучшее, что можно сделать – ограничить его и использовать таким образом, чтобы зло было наименьшим. Наиболее существенным изменением отношения к применению силы, в первую очередь военной, в конце прошлого столетия можно считать отказ от распространенного мнения о том, что с помощью войны можно решить традиционно спорные проблемы [Военная сила…, 1992, с. 8–9].

Можно предположить, что зло насилия может быть относительно оправдано для предотвращения большего зла, если имеют место следующие обстоятельства:

• при отстаивании независимости, территориальной целостности страны, защите жизни и безопасности граждан в случае неспровоцированной внешней агрессии;

• для защиты граждан от систематического и массового террора в условиях автократического режима;

• с целью подавления антигосударственных насильственных действий в условиях демократического режима;

• при защите жизни и безопасности граждан от уголовных элементов.

Правомерность применения силы в указанных обстоятельствах подтверждает известный французский писатель Андре Моруа: «…в непротивлении злу насилием есть своя прелесть, но она на руку подлецам. Важнее всего – предотвратить жестокость, всеми силами бороться с ее проповедниками» [Моруа, 1983, с. 185].

Наибольший радикальный вызов действующей власти и государству, реализующийся в насилии, бросает экстремизм. Экстремистская деятельность выражается в крайних формах нелегитимного индивидуального и коллективного насилия и возможна в различных сферах – политической (терроризм, расизм, шовинизм); религиозной (фундаментализм: ваххабизм, сионизм, тоталитарные культы); правовой (нигилизм, нарушение юридических и оскорбление моральных законов).

Для субъектов экстремистской деятельности характерны правовой нигилизм и тотальное отрицание данного общественного строя, легитимирующих его идей, традиций, институтов. Для практики экстремизма характерны нетерпимость, бескомпромиссность, сведение многомерных общественных проблем к простым решениям, черно-белое деление мира на друзей и врагов, стремление к тотальному разрушению существующего общественного строя как к условию реализации сакрально-мистических идей иной социокультурной реальности. Данная тенденция проявляется в стремлении экстремистов насильственно «очистить» общество от появившихся в какой-то момент негативных явлений, недостатков, используя риторику очищения, изгнания, насильственного перевоспитания и т. д.

Кроме того, следует отметить некоммуникативность экстремистской практики, отвергающей возможность достижения своих целей в рамках действующих институтов и правил. Субъекты экстремизма отрицают любые формы политического диалога и компромисса со своими оппонентами. Они проявляют нетерпимость к идеологическому плюрализму и инакомыслию, отказывают своим противникам в праве на альтернативную точку зрения. Вместе с тем коммуникационные связи и информационные технологии активно используются в экстремистской деятельности.

При оценке исторических проявлений экстремизма один из важнейших и сложных вопросов – это определение границ и форм политического насилия и его субъектов, которые являются легитимными и приемлемыми с позиций негласного общественного договора. «Эта граница всегда относительна и подвижна в перспективе различных моральных, социальных и исторических позиций, присутствующих в том или ином обществе. Любое политическое насилие может обернуться как общественным благом, так и злом, поэтому границы экстремизма в человеческой истории всегда остаются подвижными. Исторически реализация прав и свобод угнетенного, бесправного человека часто осуществлялась с помощью насилия, будь то восстание рабов под руководством Спартака в Древнем Риме, крестьянские бунты за отмену крепостного права в России, освобождение рабов в ходе гражданской войны в США, буржуазные революции и т. п. Но это насилие имело нравственную легитимность и историческое оправдание, так как восстанавливало для значительной части населения всеобщие основы человеческих прав и свобод» [Экстремизм…, 2012, с. 78].

В принципе, экстремизм характеризует не насилие как таковое, а его крайние, ничем не оправданные формы. По мнению специалистов, «черта между двумя насилиями (государственным и экстремистским) – вопрос нравственной противоположности» [Экстремизм…, 2012, с. 74].

Один из признаков любого государства – наличие достаточно организованной силы, которая способна поддерживать внутренний порядок и внешнюю безопасность. Государство обладает монополией на политическую власть и, соответственно, на применение силы только в пределах собственных национальных границ. За их пределами любое государство лишь одно из многих формально равноправных, политически независимых субъектов; поэтому в международных отношениях формируется противоборство интересов, конкурирующих суверенитетов, своего рода состояние «войны всех против всех». В этом случае сила становится конечным и легитимным методом решения споров между различными странами. «Альтернативой международной системе, базирующейся на силе, является, как представляется, международная система, основанная на согласованных нормах, правилах, в конечном счете законах международного поведения. Парадокс, однако, состоит в том, что для утверждения такой системы, для нормального ее функционирования также нужна сила. Поэтому речь может идти не об “изъятии” силы из международных отношений, а о приучении силы к законопослушному поведению по обеспечению мирового порядка» [Военная сила…, 2009, с. 40].

При проведении военной политики военная сила – основное, но не единственное средство, с помощью которого государство отстаивает внешнеполитические интересы. Если система международных отношений выстроена так, что высока вероятность конфронтации, то понятие силы, естественно, идентифицируется с понятием военной силы.

Военная сила государства может быть применена для достижения политических целей в ходе войны путем уничтожения или подавления противника. В форме вооруженного насилия она применяется в период политических кризисов, приводящих к войнам и вооруженным конфликтам. Вооруженное насилие есть форма социальной борьбы, крайний способ принуждения противника путем применения или угрозы применения вооруженной силы. Политическая элита страны и политическое руководство определяют конкретные формы и методы действия военной силы, а также объекты ее приложения, которые публично излагаются в военной доктрине.

Вооруженное насилие применяется непосредственно (в физическом смысле) и опосредованно (через воздействие на состояние духа противника, его сознание и волю). Опосредованно сама военная сила оказывает непрерывное воздействие на своих союзников и потенциальных противников.

Основным структурным элементом военной силы государства выступают его вооруженные силы, предназначенные для ведения боевых действий. Они оснащены соответствующими средствами вооруженного насилия и готовы применить их в штатном порядке. Вооруженные силы являются не только основным средством для достижения военно-политических целей на международной арене, но и существенным резервом поддержания власти политической элиты и сохранения политического режима. Практика применения государством силы в современных условиях свидетельствует о необходимости взаимодействия всех силовых структур при решении проблем национальной безопасности, оптимизации применения силы при разрешении конфликтов. Силовые структуры государства объективно вынуждены взаимодействовать в своем противостоянии комбинированным угрозам. С этой целью проводится оптимизация их структур. Так, в соответствии с Военной доктриной РФ, к основным задачам Вооруженных сил в мирное время наряду с основным функциональным назначением относится борьба с пиратством, обеспечение безопасности судоходства, борьба с терроризмом на территории России, пресечение международной террористической деятельности за пределами ее территории. В утвержденной Указом Президента «Стратегии национальной безопасности Российской Федерации» отмечена вспомогательная роль Вооруженных сил, которая заключается в оказании помощи другим силовым структурам, в подготовке и проведении мероприятий по территориальной и гражданской обороне, обеспечении общественной безопасности, участии в охране общественного порядка, ликвидации чрезвычайных ситуаций и обеспечении режима чрезвычайного положения. В свою очередь, иные силовые структуры в соответствии с положениями оказывают информационную, техническую, разведывательную и иную помощь Вооруженным силам в обеспечении военной безопасности стран.

Практика комплексного применения государством силовых структур при обеспечении безопасности от внешних и внутренних угроз получила название действий силового механизма государства. Под силовым механизмом государства понимается система органов государства, осуществляющих принуждение, и определенный порядок их взаимодействия как с государством, так и между собой в процессе осуществления своих функций. Этот порядок основан на нормативно-правовой базе и определенных принципах. Кроме того, он базируется на наличии вооружения, спецсредств и права на их применение, военном и близком к нему типе организации, строгой регламентации комплектования и прохождения службы, наличии специальных или воинских званий. Основным критерием включения конкретных элементов в структуру единого силового механизма является функциональное предназначение, зафиксированное в нормативно-правовой форме. Функциональное назначение силового механизма определяется как суммарный вектор функций всех силовых структур государства, обеспечивающих национальную безопасность.

Система силовых органов включает: органы и структуры, непосредственно осуществляющие государственное принуждение военно-силовым методом (вооруженные силы и другие войска, в том числе и внутренние); органы, организации и структуры опосредованного принуждения, которые обеспечивают функционирование основных силовых структур, выявляют военные опасности, прогнозируют и выявляют действия, направленные на насильственное свержение существующего конституционного строя, и призывы к таким действиям (органы внешней разведки, национальной безопасности и др.), а также используются государством в особых ситуациях для проведения силовых операций локально-индивидуального масштаба (полиция, специальные подразделения) [Лабуш, 2012б, с. 73–87].

Как мы уже отмечали, говоря о насилии, обычно имеют в виду физическое насилие, но современные реалии политической жизни требуют обратить внимание на осуществление насилия и принуждения иными способами и средствами: во внутренней политике – административным ресурсом, информационным манипулированием личностью, экономическим принуждением и т. д., во внешней политике – обращением к концепции «мягкой силы».

Концепция «мягкой силы» (sof power) американского политолога Дж. Ная строится на противопоставлении «жесткой силе» (hard power) – способности нации диктовать свою волю другим нациям, используя экономические и военные средства. Политолог отмечает, что «мягкая сила» – это способность получать желаемый результат преимущественно за счет привлекательности, а не путем подкупа и принуждения. В отечественной науке «мягкая сила» понимается как направление внешней политики, которое заключается в создании благоприятной информационно-психологической среды для достижения конкретных внешнеполитических и внешнеэкономических целей. «Мягкая сила», или способность убеждать, базируется на таких нематериальных ресурсах, как положительный имидж или репутация государства, его престиж (часто основанный на экономических или военных показателях), коммуникативные возможности, степень открытости общества, безупречное поведение (во внутренней и внешней политике), привлекательность культуры и идей (религиозных, политических, экономических, философских), научно-техническое развитие, а также членство в международных организациях (способность влиять на содержание повестки дня и решать, какие вопросы достойны обсуждения, а какие нет). Все это позволяет государству удерживать наиболее выгодное соотношение сил [Меттан, 2016, с. 67].

Продолжая разрабатывать свою концепцию, Дж. Най вводит понятие «умная сила» (smart power) – комбинация жесткой и мягкой силы в одной стратегии, что в дальнейшем обобщается понятием «разумная сила» (intelligent power). Это определение подразумевает использование дипломатии, убеждение, сочувствие к культурным нормам и религиозным чувствам, понимание истории, налаживание личностных мостов, анализ личности лидера, поддержку процесса посредством научных исследований, аналитической аргументации, формирование общественного мнения, защиту прав человека, а также непрямое и ограниченное использование «жесткой силы» (демонстрация готовности к войне при технологическом и военном превосходстве, очевидном в ходе маневров и военных игр, публикация и презентация научных разработок в сфере вооружений, а также специальные пошлины на импорт из стран, отказывающихся от сотрудничества, санкции, эмбарго, приостановка льгот на использование воздушного пространства, воздушных и морских портов) [Костырев, 2013, с. 144]. Методы, которые предлагается использовать при реализации концепции «разумной силы», в условиях глобализации соответствуют механизму общественной дипломатии.

«Мягкая сила» действует таким образом, что субъект свободно и добровольно ей подчиняется, воспринимает ее предписания, как если бы он сам принял соответствующее решение. Предполагается достижение стратегических целей без внешнего физического насилия. «Мягкая сила» также понимается как способность одного субъекта убедить других сделать то, что они в ином случае не сделали бы, путем конструирования соответствующих интерпретаций фактов или реальности. «Мягкая сила» – это «способность соблазнять и привлекать», а ее эффективное действие обеспечивается благодаря механизмам установления целей, привлекательности, кооперации на основе ресурсов институтов, ценностей, культуры и политики [Най, 2006, с. 34–35].

Предложенные Дж. Наем термины описывают не принципиально новые, а существовавшие ранее явления, которые не имели общепринятых академических определений. В ходе вторжения в Ирак в 2003 г. ударные американские группировки и их союзники словно позировали перед телекамерами, а в бой вступали только тогда, когда можно было получить пиар-эффект. Тот же сценарий применен в Ливии, он стал новой разновидностью «мягкосилового» воздействия на массовое сознание. В острых конфликтных ситуациях мягкие и жесткие методы воздействия могут дополнять друг друга. «При таком наложении методов воздействия военные конфликты порой приобретают некоторые черты, характерные для постановочных спектаклей, рассчитанных на то, чтобы управлять эмоциями мировой аудитории в интересах реализации определенной государственной политики» [Якоба, 2014, с. 66].

Военные теоретики рассматривают возможность применения различных методов ведения противоборства в рамках стратегии непрямых действий, которой «в первую очередь присуще большое разнообразие применяемых форм и способов военных действий, в том числе ведение информационного, дистанционного (неконтактного) противоборства, сегментированных, полицентрических, электронно-огневых, наземно-морских, ударных воздушно-космических, а в недалекой перспективе и противоспутниковых операций. Именно такую асимметричную стратегию ныне претворяют в жизнь США, стремясь, как показывает опыт локальных войн и анализ военных концепций, нейтрализовать противника без применения оружия (непрямыми действиями), в первую очередь за счет информационного превосходства» [Чекинов, Богданов, 2010, с. 18].

Военные все больше говорят о совокупности целенаправленных и конкретных действий во внутренней и внешней политике, осуществляемых государством в условиях, когда требуется усилить эффективность военной политики. Тем не менее «невоенные меры предназначены для приобретения дополнительных сил (союзников и друзей), ослабления и устранения военных опасностей и угроз (договоры, соглашения, превращение потенциальных противников в нейтралов и т. п.), уменьшения возможностей агрессора (изоляция, создание негативного имиджа в общественном мнении, разоблачение его планов и т. д.), ограничения, вплоть до полного отказа (при определенных условиях), от применения силы» [Лутовинов, 2009, с. 3–4].

Таким образом, сила была, есть и будет существенным фактором социального развития. Как средство властвования и осуществления политики она применяется в виде принуждения и насилия. Применение силы оппозицией оправдывается лишь исторической необходимостью противодействия тирании государства. В современных условиях государство создает демократические условия, чтобы оппозиция могла высказать свое мнение, и механизм смены власти мирным путем. Если в демократических условиях оппозиция прибегает к силовым методам, то речь идет об экстремистской деятельности, и, следовательно, возможны экстремальные формы политического процесса. Вместе с тем военная сила выступает основным средством таких экстремальных форм международных политических процессов, как войны и вооруженные конфликты. Терроризм в его национальной и международной формах абсолютизирует силовой компонент с целью устрашающего воздействия на общественное мнение.