§ 1. Преступность и преступления

Итак, что такое преступность? На сегодняшний день существует великое множество самых разных определений этого понятия. В то же время ни одно определение не может в полной мере, исчерпывающе отразить сущность того или иного предмета или явления. Этот вывод применим и к такому сложному феномену, как преступность.

В одной из прежних наших работ вниманию юридической общественности было предложено следующее лаконичное определение: преступность – это массовое решение людьми своих проблем с нарушением уголовного запрета. Вот как прокомментировал приведенную дефиницию академик В. Н. Кудрявцев: «Замечание относительно решения людьми своих проблем представляется верным. Преступники – это не отъявленные злодеи (хотя есть и такие) и не ущербные личности, например сексуальные маньяки (хотя и они тоже встречаются), в своей основной массе – это нормальные люди, но большинство из них составляют лица: а) кому не под силу, нет возможности достичь своей цели (нередко самой простой – прокормиться, устроиться на работу) непреступным путем, либо б) кому преступный путь представляется (и является) куда более выгодным, чем честная работа за низкую заработную плату (организованная преступность). И та, и другая мотивация, как нетрудно понять, порождены условиями и образом жизни этих людей».

В отечественной криминологической науке уже на протяжении десятилетий весьма распространено следующее определение преступности: «Преступность – социально обусловленное, исторически изменчивое, массовое социальное и правовое явление, проявляющееся в совокупности общественно опасных, уголовно наказуемых деяний и лиц, их совершивших, на определенной территории (государство, регион, населенный пункт) за конкретный период». Отдадим должное приведенной дефиниции: в ней акцентируется внимание сразу на нескольких очень важных сторонах определяемого явления, таких как социальная обусловленность преступности, ее постоянное преобразование, массовость, проявление через совокупность общественно опасных деяний и др. Однако и это широкое определение не вправе рассматриваться как всеобъемлющее.

Выше, в § 2 гл. 1, мы уже приводили другое определение преступности, кажущееся нам достаточно удачным: это социальное явление, нарушающее господствующие общественные отношения и выражающееся в социально обусловленном отклонении поведения отдельных членов общества от норм, установленных уголовным законом. Говоря о нарушении господствующих общественных отношений, вновь вспомним о существовавшем в нашей стране запрете на скупку и перепродажу товаров или иных предметов с целью наживы (ст. 154 «Спекуляция» УК РСФСР 1960 г.). В то время, в условиях плановой экономики, такие действия рассматривались как общественно опасные. Изменение характера господствующих общественных отношений и развитие рынка повлекли ожидаемую декриминализацию этого деяния и, более того, оценку его как полезного.

Авторы последнего определения обращают внимание и на нормативную сторону преступности – отклонение от норм, установленных уголовным законом. Это очень важно: юридическим критерием для отнесения тех или иных явлений к числу преступлений служит общий для них признак – наличие в уголовном законе соответствующих норм, признающих данное деяние преступным. Таким образом, преступность, будучи социальным явлением, выступает в то же время уголовно-правовой категорией.

Вместе с тем представители невско-волжской школы криминологии (школы преступных подсистем) предлагают понимать под преступностью свойство человека, социального института, общества отдельной страны, глобального общества воспроизводить множество опасных для окружающих людей деяний, проявляющееся во взаимосвязи преступлений и их причин, поддающееся количественной интерпретации и предопределяющее введение уголовно-правовых запретов. По мнению сторонников такого подхода, введение или невведение законодателем конкретного уголовно-правового запрета не препятствует отнесению соответствующего деяния к преступному – решающее значение придается самой опасности деяния.

Уместно напомнить, что взгляды криминологов на преступность различаются в зависимости от политических и идеологических концепций, доминирующих в том или ином государстве в конкретный исторический период. Для демонстрации этого обратимся к работе И. И. Карпеца «Преступность: иллюзии и реальность», в которой автор приводит широкий спектр дефиниций преступности, дававшихся в свое время как советскими криминологами, так и их западными коллегами. По наблюдению И. И. Карпеца, в советской юридической литературе мы можем встретить следующие определения:

«…преступность – массовое, исторически преходящее социальное явление классового общества, включающее в себя всю совокупность преступлений и лиц, их совершивших, за определенное время в данном обществе.»;

«…преступность – общественное явление, выражающееся в социально обусловленном отклонении поведения отдельных членов общества от норм, установленных уголовным законодательством.»;

«…преступность – не совокупность единичных общественно опасных явлений, а социальный процесс, подчиненный общим законам развития социальных явлений.»;

«…преступность – один из параметров общества, характеризующих состояние социального механизма, рассогласованность между его составными частями.»;

«…преступность – свойство классового общества порождать массовое совершение опасных для него деяний.»;

«…преступность – социальная система.»;

«…преступность – это отрицательное, опасное для общества социальное и правовое явление.».

Похожим образом определяли данный феномен ученые Восточной Европы, государства которой составляли единый социалистический лагерь:

«…преступность – совокупность деяний, запрещенных законом под страхом наказания, которые совершены на данной территории в данное время.»;

«…преступность – комплекс социально обусловленных деяний, имеющих относительно массовый характер, представляющих повышенную степень опасности для общества и рассматривающихся действующим законодательством в качестве преступлений или проступков.».

Западные ученые отстаивали следующие позиции:

«…преступность – способ достижения социальных благ и власти.»;

«…преступность – это боль, которая обществу не нравится. и все же боль – функция нормальной физиологии.»;

«…преступность – побочный продукт цивилизации.»;

«…преступление и насилие – часть современной культуры.»;

«…преступность, как и грех, – нормальное явление в обществе.»;

«…преступность – психологическое явление, порождаемое чисто психологическими причинами.»;

«…всякое преступное поведение является прямым или косвенным проявлением агрессии.»;

«…преступления – показатель социальной патологии.»;

«…преступность – разновидность нравственного помешательства.»;

«…преступность – разновидность душевных болезней.»;

«…преступность – это явление столь же естественное, как зачатие, рождение, смерть.».

Можно было бы привести еще немало определений преступности, однако и этого достаточно, чтобы убедиться в их многообразии. В то же время заметны некоторые различия в подходах к пониманию существа преступности у ряда советских криминологов и у их западных коллег. Принципиальное отличие подхода многих отечественных ученых – попытка свести сущность преступности к обществу (к его классовости, историческому развитию) с намеком на то, что в бесклассовом коммунистическом обществе преступности нет места. Западные же ученые преступность связывали – и связывают до сих пор – в основном с самим человеком, его психикой, определяя преступность как явление в том числе психологическое, а значит – вечное.

Теперь обратимся к анализу еще двух высказываний о существе преступности: одно из них принадлежит И. И. Карпецу, другое – А. Б. Сахарову.

«Долгий путь научного осмысления проблемы преступности, – отмечал И. И. Карпец, – обязывает констатировать, что преступность есть явление, присущее любой социально-экономической и политической системе, и в каждой из них, помимо общих для преступности “вечных” причин, есть свои, проистекающие из конкретно-исторических, экономических, политических, социальных и иных (в том числе индивидуальных для человека) условий жизни общества и его противоречий причины». В свою очередь, А. Б. Сахаров в начале 1990-х годов заметил: «Исходя из сущностного содержания преступности, следует определить ее как особый вид социально отклоняющегося поведения людей, заключающегося в противопоставлении и предпочтении индивидуально-личностных интересов и потребностей требованиям общественного существования, интересам общества, отдельных социальных групп или конкретных лиц, нарушающего нормальное функционирование данной социальной системы и отрицательно характеризующего состояние общественного организма».

Очевидно, что в своих формулировках авторы заостряют внимание на двух разных сторонах единого сложного явления. И если в определении, предложенном И. И. Карпецом, упор сделан на условиях жизни общества, то в определении А. Б. Сахарова во главу угла ставится человек, этот неизменный «движитель истории». За исходную точку здесь принимается основной закон, управляющий явлением преступности: преступления нет без общественного субъекта, без людей, организованных в общество.

Разумеется, отрицать социальную природу преступности никак нельзя, ведь человек – биосоциальное существо. Социальный характер преступности определяется тем, что она, по наблюдению ученых, выступает результатом противоречий, конфликтов, возникающих между людьми в процессе производственных отношений, включая распределительные. Вместе с тем это только одна сторона общественной жизни, связанная с экономикой, материальным обеспечением человека. Однако существует ряд преступлений, совершаемых, скорее, по иным причинам, связанным в первую очередь с личностными особенностями психики отдельного человека, с его патологией, которая встречается у правонарушителей, особенно в несовершеннолетнем возрасте.

Кстати, если оглянуться назад, на историю отечественной криминологии, то со второй четверти XX в. можно заметить устойчивую тенденцию: многие авторы отрицают необходимость масштабного изучения личности преступника и наклеивают на подобные исследования ярлык «ломброзианства». Так, А. А. Герцензон, один из ярых противников индивидуального изучения преступников, утверждал, что «всякое привнесение биологического аспекта в объяснение причин преступности как явления социального с неизбежностью приводит – и не может не приводить – к антинаучным и в конечном счете крайне реакционным политическим выводам». В унисон ему звучат высказывания И.И.Карпеца: «Биологизация преступности, в каких бы дозах она ни привносилась, искажает ее действительную природу, ее социальную сущность и поэтому противоречит марксистско-ленинскому учению. Никакие сочетания биологических элементов с социальными в объяснении причин преступности, в каких бы вариантах они не предлагались, неприемлемы для советской правовой науки». Апофеозом названной тенденции можно считать заявление И. И. Карпеца о том, что причины преступности могут быть «либо социальные, либо биологические – третьего не дано». Ему же принадлежит следующее смелое утверждение: «Мирного сосуществования социального и биологического в вопросах о природе преступности быть не может».

Однако тенденция к отрицанию влияния биологического фактора на преступность впоследствии встретила острую критику. Академик Б. Л. Астауров, говоря о социальных и биологических дисциплинах, заметил: «Они простираются в область педагогики, в область юриспруденции, в область психологии, но разрабатывать их надо, стоя не на позициях “или – или”, а на позициях “и – и”». В свою очередь, И. С. Ной, посвятив возникновению «вульгаризаторских тенденций» в отечественной криминологии целую главу своей монографии, вопрошал: «Как могли криминологи исключить из объектов криминологического изучения преступника как человека и при этом не понять, что “бесчеловечной” криминологии быть не может, так же как не мыслима “бездетная” педагогика?»«Понять человека и его поведение, в том числе преступное, – констатируют Ю. М. Антонян и В. Е. Эминов, – невозможно без углубленного изучения его социально-демографических, психологических и нравственных характеристик. Необходимо также знание мотивов и механизмов поведения индивида, той среды, в которую он включен, ее социально-психологических особенностей. Во многих случаях требуется и максимальный учет факторов из области психиатрии».

Таким образом, с одной стороны, преступность предстает перед нами как явление социальной действительности, как явление социологическое, а с другой – как явление психологического порядка, что порождает необходимость разработки соответствующего понятия, которое было бы предельно лаконичным и в то же время объединяло эти два аспекта. Представляется верным определить преступность как социально-правовое явление, выражающееся в реальной действительности в виде совокупности единичных актов преступного поведения отдельных членов общества.

Вместе с тем, выступая сложным социальным феноменом, преступность проявляет свою сущность не в виде простой совокупности отдельных преступлений, а в структуре всей этой совокупности, т. е. не в количественной стороне, а в ее качественной характеристике. Вариативность качественной стороны (содержания) есть выражение социальной сущности преступности, так как разнообразие преступлений, определяющее ее качественную сторону, зависит от того общества, которое ее продуцирует. Чем разнообразнее (со знаком минус) будет качественная характеристика преступности, тем в большей мере подвержено заболеванию общество, тем выше уровень его моральной и нравственной деградации.

Характеризуя преступность, академик В. Н. Кудрявцев обращает внимание на три важнейшие ее черты: массовость, иррегулярность и изменчивость. Массовость преступности означает, что преступления из года в год совершаются не единицами и даже не десятками и сотнями, а тысячами и миллионами людей; преступность имеет не локальный, а общенациональный и даже глобальный характер. Иррегулярность, т.е. хаотичность, непредсказуемость, неопределенность, складывается, по мысли В. Н. Кудрявцева, из нескольких составляющих. Основной массив преступности образуют действия отдельных лиц и групп, большей частью не связанных между собой. Поэтому их поступки разрознены, и хотя каждый из них жестко детерминирован теми или иными обстоятельствами жизни, однако никто не может сказать заранее, где, когда и кем будет совершено очередное преступление. На территориальном уровне иррегулярность выражается в том, что росту преступности в одном регионе, как правило, вовсе не обязательно должно соответствовать такое же состояние преступности в другом. В то же время некоторые организованные преступные группы порой предпринимают попытки преодолеть иррегулярность, связать между собой разрозненные единицы, занимающиеся сходным преступным промыслом, подчинить их себе, т. е. создать управляемую систему преступной деятельности, в том числе в транснациональном масштабе. Однако, замечает ученый, консолидации преступников препятствует важное обстоятельство, выражающее саму природу преступности как поведения, не подчиняющегося никаким законам и предписаниям, не укладывающегося ни в какие рамки. Преступность сугубо индивидуалистична, и это является существенным свойством, разрушающим ее виртуальную сплоченность. Наконец, изменчивость преступности объясняется ее социально-историческим происхождением, зависимостью от условий жизни людей, от общественной психологии и нравов, которые также подвержены изменениям.

Кроме того, как отмечают некоторые ученые, такие признаки, как «массовость», «историческая изменчивость», не выражают специфических, существенных черт преступности, поскольку они свойственны любым социальным явлениям. Соглашаясь с тем, что названные признаки не уникальны для преступности, заметим, что их необходимо принимать в расчет, так как понимание массовости, иррегулярности и изменчивости преступности позволяет лучше понять существо этого феномена.

Как и все социальные системы, преступность не может находиться в статичном состоянии. Интересы криминологического исследования требуют фиксации определенных состояний данной системы во времени и пространстве. Преступность фиксируется как множество актов противоправного поведения, распространенность которых грозит (в силу их характера) неудобством и определенной дезорганизацией общественной жизни в целом или в отдельных сферах. Такие акты вызывают адекватную реакцию общества, одна из форм которой – установление государством правовых запретов.

Состояние преступности оценивается по многим показателям. Это и число совершенных преступлений, и число лиц, совершивших преступления, и уровень рецидивной преступности, и др. К числу важнейших показателей преступности относится ее коэффициент – количество преступлений и преступников на 100 тыс. чел. населения.

Исследователи обоснованно отмечают, что состояние преступности как социально-правовой категории может изменяться вследствие изменений в законодательстве либо в практике его применения. Принятие нового законодательного акта, вводящего уголовную ответственность за то или иное деяние, неизбежно повлечет увеличение уровня преступности, и наоборот, исключение какого-либо деяния из числа уголовно наказуемых (например, перевод его в административно наказуемые, как в свое время происходило с хулиганством, мелкими хищениями и др.) уменьшит уровень преступности.

Структура преступности характеризуется такими показателями, как: соотношение тяжких, менее тяжких, не представляющих большой общественной опасности преступлений; удельный вес и соотношение отдельных видов преступлений; характеристика лиц, совершающих преступления, по возрасту, полу, социальному положению; и др.

Теперь рассмотрим вопрос о том, что же такое преступление как основа преступности. Определений и здесь существует огромное количество. Приведем некоторые из них, раскрывая исследуемое понятие с разных сторон.

Уголовное право традиционно определяет преступление как виновно совершенное общественно опасное деяние, запрещенное уголовным законом под угрозой наказания (ст. 14 УК РФ). Отсюда следует, что признаками преступного деяния являются: 1) общественная опасность, 2) уголовная противоправность, 3) виновность и 4) наказуемость. При этом деяние — собирательный термин, обозначающий внешний акт общественно опасного поведения человека, который может выражаться в двух различных формах: в форме действия (т. е. активного поведения) и в форме бездействия (т. е. пассивного поведения, заключающегося в несовершении конкретного действия, которое лицо было обязано и могло совершить).

Вопрос о понятии преступления, преступного поведения, как известно, выступает центральным вопросом теории уголовного права, поскольку именно в нем фокусируются не только формально-юридические критерии и оценки, но и свойственные данному обществу основные нравственные идеалы и ценности. «Законодатель, руководствуясь нравственными и общественными идеалами, потребностями государства и целями общежития, – писал А. Ф. Кони, – из ряда сходных житейских явлений выводит одно типическое понятие, которое и называет преступлением, облагая определенным в своих крайних границах наказанием».

Интересный подход к пониманию преступления разработан представителями невско-волжской школы криминологии (школа преступных подсистем). Д.А. Шестаков, один из основоположников этой школы, ввел в научный оборот термин преступление в криминологическом смысле, под которым предложил понимать виновное деяние, представляющее для общества значительную опасность, безотносительно к признанию его в качестве такового законом. Наряду с этим Д.А. Шестаков предложил выделять и мнимое преступление – деяние, необоснованно запрещенное законом под страхом уголовного наказания.

Разносторонний анализ понятия преступления предпринят М. Н. Хурчаком, отметившим, что с этической точки зрения преступление – это общественно опасное деяние, нарушающее нравственность и угрожающее гибелью индивиду, коллективу, обществу или ведущее к их деградации. К этическому определению близко и религиозное понимание преступления: это мысль или действие, нарушающие связь человека с Богом, разрушающие общественный порядок, в результате чего возникает опасность для жизни личности и общества, сохранения их духа, души, тела. Это служение злу, сатане. Это борьба с добром, с Богом. С культурологической точки зрения преступление подрывает культуру данного общества (народа), индивида, угрожает их жизни. Культура в данном случае понимается как совокупность духовных и материальных ценностей. Антропологическая характеристика преступления подразумевает деяние, угрожающее жизни и развитию биовида homo sapiens и его отдельного представителя. Наконец, с философской точки зрения преступление – это действие субъекта, приводящее к такому отклонению от нормы в жизни другого субъекта (человека, коллектива, общества, т.е. системы), которое создает реальную возможность его (второго субъекта) уничтожения, регрессивного сдвига или прекращения развития. Патологические отклонения уводят систему от нормы, так что она без значительных затрат энергии уже не способна вернуться к нормальному поступательному развитию.

Теперь подробнее остановимся на позициях отдельных исследователей, также задававшихся вопросом о сущности преступления.

По мнению Вольтера, одного из крупнейших французских философов-просветителей, целый ряд важных деяний запечатлен самой природой – это истинные преступления, такие как измена родине, убийство, кража, дурное и неблагодарное обращение с родителями и т.п. Подобные деяния караются везде и всегда. Другие же преступления, по Вольтеру, имеют условный характер; к ним нужно отнестись снисходительнее, ибо они караются просто по преходящим потребностям времени, для укрепления силы правительства или для предупреждения несчастных случаев.

Чезаре Беккариа (1738-1794), выдающийся итальянский реформатор уголовного права XVIII в., основатель классической школы, утверждал, что тяжесть греха не может являться мерилом преступлений; истинным мерилом преступлений выступает вред, наносимый ими обществу. «Это одна из тех очевидных истин, – заметил ученый, – для открытия которых не требуется ни квадрантов, ни телескопов и которые доступны любому среднему уму. Но по странному стечению обстоятельств такого рода истины всегда и у всех наций сознавались ясно только немногими мыслящими людьми». Развивая свою мысль, Ч. Беккариа констатирует, что некоторые преступления разрушают непосредственно само общество или вызывают гибель того, кто является его представителем; другие нарушают личную безопасность граждан, посягая на их жизнь, имущество и честь; третьи являются действиями, которые противоречат тому, что ввиду общественного блага закон предписывает каждому гражданину делать или не делать. По мнению Ч. Беккариа, наиболее вредными, а потому и наиболее тяжкими должны считаться первые из названных преступлений; за ними следуют преступления против безопасности частных лиц.

Чезаре Ломброзо (1835-1909), другой гениальный итальянский исследователь, доктор медицинских наук, психиатр, криминалист и криминолог, родоначальник антропологической школы, изучив антропологические особенности большого массива преступников, пришел к выводу, что преступникам свойственны рецидив более ранней ступени развития человека или остатки влияния рода первобытного человека. Этот вывод изложен в одной из наиболее известных работ автора «Преступный человек», увидевшей свет в 1876 г. Даже нанесение татуировок, которое часто встречается у преступников-рецидивистов, Ч. Ломброзо приводил в доказательство того, что обычаи и нравы первобытных людей еще продолжают действовать в среде преступников. Таким образом, в центре внимания Ч. Ломброзо и его последователей оказывается не столько само преступление, сколько преступник и его личность.

Французский исследователь Габриэль де Тард (1843-1904), представитель социологической школы, яркий критик теории атавизма Ч. Ломброзо, в результате всестороннего анализа анатомических, физиологических, психологических особенностей преступников делает вывод о том, что «его (преступления) происхождение прежде всего историческое, его объяснение прежде всего социальное». По убеждению Г. Тарда, преступника как естественной разновидности человеческого рода не существует; иными словами, он не соответствует никакой естественной идее в платоновском или научном смысле слова. «Преступление, – констатирует ученый, – может быть чудовищностью с социальной, но не с индивидуальной, органической точки зрения, потому что оно есть полный триумф эгоизма, освобождение организма от узды, налагаемой на него обществом».

Представитель немецкой классической философии Г.В.Ф.Гегель определил понятие преступления следующим образом: «Подлинное неправо представляет собой преступление, в котором не уважается ни право в себе, ни право, каким оно мне кажется». И далее: «Право, нарушение которого есть преступление, имеет, правда, пока лишь вышеуказанные формы, и преступление, следовательно, лишь ближайший смысл, относящийся к этим определениям. Но субстанциональное в этих формах есть всеобщее, которое остается одним и тем же в своем дальнейшем развитии и формировании, а поэтому остается таким же по своему понятию, и его нарушение – преступно». Иными словами, по Гегелю, существует закон, отражающий феномен добродетели и содержащий в себе объективно постоянные идеалы и ценности, которые не подлежат изменению в ходе исторического развития. Именно этот закон составляет тот фундамент, на основе которого должна строиться вся правовая система (позитивное право) любого государства. Содержащиеся в нем ценности составляют необходимую основу формирования как личности, так и нормативного порядка в обществе. Таковыми являются нравственные ценности, которые, кристаллизуясь в сознании, образуют всеобщий закон нравственности, формирующий, в свою очередь, духовно-нравственную личность. Сложившаяся при этом ценностная ориентация направляет поведение личности в соответствии с требованиями данного закона.

Э. Дюркгейм, знаменитый французский социолог-позитивист, определяет преступление как «проступок, оскорбляющий сильные и определенные состояния коллективного сознания». Преступления, по мнению Э. Дюркгейма, имеют место во всех типах общества, изменяя лишь свою форму в зависимости от условий социальной среды, и являются нормальным фактом социальной реальности.

Не оставляли попыток определить сущность преступления и многие другие исследователи, среди которых немало отечественных специалистов. Так, Н. Д. Сергеевский считал, что «преступное деяние есть действие человека, нарушающее нормы правопорядка».

Несмотря на имеющееся разнообразие дефиниций, общепризнанного определения сущности преступного деяния до сих пор нет. Это, по наблюдению П. А. Сорокина, может быть обусловлено несколькими обстоятельствами. Первое из них заключается в том, что догматика уголовного права в основном занималась анализом перечисленных в кодексе «преступных деяний», игнорируя аналогичные явления, данные вне кодекса. Второе сводится к смешению теоретической точки зрения с практической, сущего с должным. В результате, по мнению П.А. Сорокина, в уголовном праве до сих пор существуют тысячи «антиномий», которые едва ли появились бы при резком разграничении этих принципиально различных точек зрения. Исследователь отмечает, что невозможно вывести преступность того или иного акта из самой его природы. «Сравнивая конкретные акты, называемые преступными различными кодексами, – подчеркивает П. А. Сорокин, – оказывается, нельзя указать ни одного акта, который бы всеми кодексами считался таковым. Даже такие преступления, как убийство, и то не всегда и везде считаются за преступления. Даже те кодексы, которые считают его за уголовное правонарушение, причисляют его к преступным не в силу его “природы”, а в силу чего-то иного, так как они же допускают и даже требуют в известных случаях убийства, нисколько не считая его преступным (убийство по требованию закона, убийство в состоянии необходимой самообороны, убийство врага на войне и др.). Между тем если бы какой-нибудь акт был по самому содержанию его преступным – то этого “противоречия” не должно было бы быть. Если акт убийства по своей природе есть преступление – то он преступлением должен быть всегда и везде. А раз он таковым не является – то, значит, причисление его к уголовным правонарушениям зависит не от его природы или содержания, а от чего-то другого».

Сам П. А. Сорокин рассматривает преступление с позиций социальной философии. Отмечая, что все акты человеческого поведения несут определенную моральную нагрузку, он подразделяет их на три группы: должные, запрещенные и рекомендованные. Должные воспринимаются окружающими нейтрально, рекомендованные строятся на любви и симпатии, запрещенные же порождают неприязнь и враждебность. П. А. Сорокин называет рекомендованное поведение подвигом, а запрещенное – преступлением и приписывает им соответственные реакции социума – награду и кару. Динамика кар и наград подчинена развитию общества от его примитивных антагонистических форм через преодоление кастовых, сословных и классовых противоречий к современным демократическим обществам, соответствуя развитию личности. Преступление П. А. Сорокин понимает как конфликт разнородных шаблонов, моделей поведения, существующих в данном обще-стве.

Некоторые ученые связывают преступность деяния с «внутренним состоянием» правонарушителя. По мнению А. Ф. Бернера, таким «внутренним состоянием» выступает «обман». Он пишет: «Коль скоро одному из тяжущихся известно, что та вещь, на которую он изъявляет претензию, не принадлежит ему – тогда неправда гражданская переходит <…> в ябеду, потом в обман и, наконец, в преступление». Однако, по мнению П. А. Сорокина, подобное решение нельзя признать удачным, так как ничем не доказано положение, согласно которому «этим духовным состоянием правонарушителя руководствуется правоучредитель при выделении уголовных правонарушений».

В приведенных вариантах определения преступного деяния рассматриваются различные аспекты этого сложного феномена. При этом, на наш взгляд, нельзя упускать из виду главный – нравственный – критерий; именно он должен лечь в основу определения сущности преступного деяния. Представляется справедливой точка зрения профессора уголовного права и ректора Московского университета С. И. Баршева: в основе всякого уголовного закона должен лежать высший, нравственный закон, равно всеми признаваемый и равно всеми уважаемый: «Закону нравственному законы положительные, очевидно, не должны противоречить ни в коем случае, следовательно, какие действия не осуждает и не запрещает закон нравственный, те не должны запрещать и осуждать законы положительные (уголовные)». Только в этом случае право будет направлено на отражение интересов всего общества и достижение всеобщего блага.

Теперь, рассмотрев вопрос о сущности преступности и отдельного преступления, мы можем утверждать, что имеем дело с многосторонними взаимозависимостями: это связи общего и единичного, количества и качества. Многосторонние диалектические взаимосвязи можно сформулировать так: нет преступности без преступления и нет преступления без преступности, что означает единство и взаимосвязь преступления и преступности, единичного и общего.

Сказанное заставляет вновь подчеркнуть, что преступность – не просто социальное явление. С открытием теории социальных систем специалисты установили, что преступность тоже представляет собой системное образование. Будучи частью (подсистемой) общества, она сама состоит из ряда взаимосвязанных элементов, в качестве которых выступают конкретные преступления. Многочисленные исследования показали, что преступление возникает как результат, итог деяния, т. е. сознательно-волевого акта человека во взаимодействии с конкретной жизненной ситуацией. Оно носит вероятностный характер. Преступлению как сознательно-волевому акту человека в конкретной жизненной ситуации предшествуют многочисленные причины и условия, на которые можно и нужно воздействовать.

Как отмечают современные криминологи, вопрос о соотношении преступности и преступления важен для правильного подхода к их изучению и для разработки действенных мер по борьбе с преступностью. При сопоставлении преступности и преступления следует различать сущностное содержание преступности и ее внешнее проявление. Как негативный вид социального поведения, нарушающего нормы уголовного законодательства, преступность проявляется в отдельных единичных преступных посягательствах. Но как социальный феномен она не исчерпывается тем, что свойственно отдельным преступлениям. Преступность – явление закономерное, обусловленное особенностями общесоциальных условий, в то время как отдельные преступления, будучи частным случаем этой закономерности, обусловлены индивидуальными обстоятельствами и носят случайный характер.

Возникновение и развитие преступности, как и любого социального феномена, происходит в конкретных исторических условиях и отражает общие закономерности объективного хода истории. Поэтому исследовать тенденции преступности нельзя в отрыве от развития всего общества и происходящих в нем социальных процессов.

Ю.М. Антонян и О.Ю.Звизжова сравнивают преступность в истории человечества со змеей, движущейся не строго прямо, а извилистым и сложным путем. По наблюдению ученых, она, с одной стороны, остро и живо реагирует на изменения социальной среды, представления людей и их требования, характер их сотрудничества или вражды для того, чтобы защитить чьи-то эгоистические или аморальные интересы либо предотвратить угрозу. С другой стороны, преступность твердо и неизменно идет вперед, несмотря на все преграды, которые ей ставят общество, государство и отдельные люди.

Раскрывая реальность преступности, нельзя рассматривать ее лишь как наследие докапиталистическое, капиталистическое, «сталинское» или «застойно-социалистическое». Долгий путь научного осмысления проблемы преступности обязывает признать, что преступность есть явление, присущее любой известной к настоящему времени социально-экономической и политической системе. И в каждой из этих систем, помимо общих (или, как принято говорить, «вечных») причин, есть особенные причины, которые связаны с условиями жизнедеятельности конкретного общества: его культурой, религией, уровнем жизни и др.

Резюмируя, можно сделать вывод, что преступность – атрибут любого общества, продукт деятельности его членов, объективная реальность. По наблюдению А.М.Яковлева, «преступность предстает как единство объективного (социальные действия, акты поведения) и субъективного (оценивающая деятельность государства, выраженная в уголовном законе)». Комментируя это высказывание, академик В. Н. Кудрявцев подчеркивает: «Условия экономической, социальной, политической и духовной жизни обуславливают совершение общественно опасных поступков, а государство придает им официальный характер, признавая их преступными и описывая их признаки в кодексе».

В связи со сказанным нам хотелось бы предложить еще одно, собственное определение преступности и особо заострить на нем внимание читателя. Мы уже говорили о том, что, по нашему глубокому убеждению, зло – это решение своих проблем за счет других людей, всего общества и вопреки их интересам. Преступность – тоже зло. Поэтому справедливым выглядит следующее утверждение: преступность – это система антиобщественного поведения большой группы людей, подчиненных идее решения своих проблем за счет других людей и во вред им.