Глава двадцать вторая

Минут через сорок в дверь осторожно постучали.

– Войдите! – крикнул Володя, створка распахнулась.

На пороге появился охранник и английская королева Елизавета Вторая.

Сходство с монаршей особой оказалось столь велико, что в ступор впали все. На незнакомке был ярко-голубой костюм, шею обвивало жемчужное ожерелье, на ногах сверкали черные туфельки на небольшом каблучке, руки сжимали маленькую сумочку, в которую разве что носовой платок мог поместиться. На аккуратно уложенных седых буклях устроилась круглая шляпка в тон костюму. Легкий макияж дополнял монарший образ. Не хватало только собачки породы корги и свиты.

– Добрый день, господа, – улыбнулась «королева», обнажив идеально сделанные зубы. – Вы просили меня приехать. Я здесь.

Константин Львович вскочил и поспешил к гостье.

– Разрешите проводить вас к столу? Ваше место, конечно, самое почетное. Давайте представим, что наш стол – циферблат часов Вестминстерского аббатства. Вам будет удобно там, где полдень?

– Вполне, – кивнула Арина Борисовна.

Энтин заложил руку за спину, «королева» пошла в предложенном направлении, Константин Львович семенил за ней, ловко отодвинул кресло, и дама села.

– Вам не дует? – включился в игру Володя. – На улице уже холодает.

– На меня не действуют капризы природы, – заметила гостья. – Хочется знать, по какой причине созвано заседание? Каков его формат? Дружеское чаепитие со спокойной беседой? Допрос?

– Что вы, разве можно допрашивать такую красивую, умную бабулечку, как вы! – ласково пропел Николаша, который решил подольститься к посетительнице.

На лице «королевы» не дрогнул ни один мускул.

– Предпочтительнее в данной ситуации обращаться ко мне – госпожа Терентьева. Или Арина Борисовна.

– О’кей, – кивнул Махонин.

– Попрошу без американских слов, – поморщилась дама, – мы находимся в России. У нас в ходу другая лексика.

Дверь распахнулась, показалась спина Паши, парень задом вдвинулся в переговорную, он тащил тележку, два этажа которой были заставлены коробками, чашками, блюдцами и чайником.

– Еле допер, – сообщил секретарь и стал размещать на столе упаковки, – здесь пирожные с ванильным кремом, я скупил все. Ешьте.

«Королева» подняла бровь, а Павел живо выставил чашки, блюдца, тарелки, положил ложки, открыл все коробки и сообщил:

– Чаек готов!

Терентьева сидела молча. Глядя на ее идеально прямую спину, я подумала, что скорей всего она в корсете. Ну не может женщина в возрасте иметь такую осанку.

Энтин снова вскочил и приблизился к гостье.

– Разрешите наполнить вашу чашку.

Терентьева кивнула.

Я терпеливо ждала, когда же завершится представление и наша посетительница сможет ответить на вопросы.

Арина Борисовна съела один эклер, второй, третий, на четвертом спасовала и посмотрела на Костина.

– Вы распорядитель сего мероприятия?

– Точно, – обрадовался Вова. – Помните Арниковых, ваших соседей?

Терентьева перестала изображать монаршую особу.

– Ирочку, Сережу и Полю? Конечно. Бедные. Они все умерли. В живых осталась только Нина.

– И Надежда, – добавила я.

– Надя? – воскликнула Терентьева. – Нет, нет, вы ошибаетесь. Она скончалась в местах не столь отдаленных.

– Ваша квартира была рядом, – вступил в беседу Энтин, – наверное, вы дружили с Арниковыми?

– Мы находились в очень хороших отношениях, – подтвердила Арина Борисовна, – я исполняла в них роль… ну… не хочу сказать матери, но тети точно. У меня обширная библиотека, Полина любила в ней рыться.

– Девочка часто к вам заходила? – поинтересовался Миша.

Гостья отвела взгляд.

– Ну… я забирала ее к себе всякий раз, когда Ира и Сережа уезжали на задания.

Костин прищурился.

– Вы имеете в виду, когда Ира уезжала в рейс, а Сергей уходил на смену, как носильщик.

Арина Борисовна рассмеялась.

– Нашли запись о том, что Ирина проводница, а Сережа амбал? О, нет. Они только состояли на учете в отделе кадров железной дороги. В реальности служили в КГБ, работали на благо родины.

– Очень интересно! – воскликнул Костин.

– Наверное, такая служба захватывает человека, – продолжила Арина Борисовна, – командировки у них случались неравномерно. Порой три-четыре-пять в месяц, а иногда их долго никуда не посылали. Иришенька всегда предупреждала за несколько дней, заходила ко мне, сообщала: «Арина Борисовна, я уезжаю в понедельник в Новосибирск. Присмотрите за Полиночкой?» Я никогда ей не отказывала, девочка была тихая, воспитанная. С раннего возраста правильно пользовалась ножом и вилкой. Это я ее обучила, вообще много хороших манер ребенку привила. О покойных дурно не говорят, но ни Ира, ни Сергей о правильном воспитании малышки не думали. Скажу откровенно: Полина росла как сорная трава. Отец с матерью были заняты только работой. М-да!

Арина Борисовна взяла еще один эклер.

– Не знаю, могу ли я быть абсолютно откровенной…

Я молитвенно сложила ладони.

– Пожалуйста, нам необходима любая информация.

Гостья неожиданно кокетливо стрельнула глазами.

– Ну ладно. Но прошу учесть: я не сплетница. Вам сообщу правду, потому что всегда стою на стороне закона и порядка. И то, почему патронировала Полину, это не моя алчность или неразборчивость в средствах. Жизнь загнала меня в трудные обстоятельства. Придется сообщить вам кое-что не самое приятное о себе… Прошу понять: я могла бы промолчать, однако иду вам навстречу. Лучше по порядку изложу. Разговор будет длинный, сделайте одолжение, приготовьте еще чаю. Но положите две ложечки в заварник, а не одну и три четверти, как в первый раз. Настаивать чай надо три с половиной минуты, потом помешать деревянной ложечкой, дать постоять еще сорок секунд и разливать по чашкам, непременно используя ситечко.

– У нас есть пустые бумажные пакетики, – обрадовалась я, – заварку можно туда положить.

Терентьева прижала ладонь ко лбу.

– Евлампия! Можно ли считать пианино, которое сделали на фабрике гробов, музыкальным инструментом?

– Думаю, нет, – осторожно ответила я.

– Заварка в бумажном мешочке, как клавишное нечто с завода домовин, – объявила посетительница.

Энтин поспешил к шкафчику, где хранились припасы.

– Я не поддерживаю и не одобряю Лампу. Лично я всегда проявляю предельную аккуратность, отмеряя чаинки.

– Прекрасно, – улыбнулась Арина Борисовна, – а я пока начну рассказ. Подчеркиваю: откровенный рассказ.