Холли и Элисон
№3

Холли вытащила наушники.

Она лежала в постели, глядя вверх на звезды, которые она сама наклеила на потолок после переезда. В комнате гремела музыка. Слова песен означали все или ничего, в зависимости от настроения. Сегодня слова проходили мимо. Просто шум, чтобы заглушить все остальное.

Эти звездочки покупались не для Холли. Но они все равно оказались в ее сумке, когда мать второпях собирала вещи. Неизвестно, заметила ли Элисон эти звездочки на потолке. Если и заметила, то ничего не сказала.

Будто услышав ее мысли, Элисон возникла в дверном проеме.

— Можно чуть потише сделать? — крикнула она.

Холли со вздохом дотянулась до пульта и несколько раз надавила на кнопку громкости.

— Ты же вроде собиралась в магазин? — спросила она мать и снова уставилась в потолок.

— Планы поменялись, — ответила Элисон. Постель неожиданно прогнулась, и Холли поняла, что мать присела рядом. Не остановившись на этом, она проскользнула дальше, ближе к дочери, и улеглась рядом, закинув руку за голову, в той же позе, что и Холли.

— Вроде ты сама говорила, что надо делать вид, что у нас все нормально?

— Неужели? К черту нормальность.

Холли искоса глянула на мать. Неужели у нее опять началось? Она не выдержит, если Элисон опять оставит ее одну. Ей вполне хватило прошлого раза, хотя это продолжалось всего несколько дней.

Пока мать лежала в больнице, было еще терпимо. Зато, когда ее выписали, Холли в ужасе ходила вокруг нее на цыпочках. Однако Элисон, судя по всему, относилась к ситуации философски. Она даже отпускала шуточки на эту тему, когда делала какую-то глупость или что-то забывала — дескать, пора обратно в дурдом.

— Пока рановато, мама, — отвечала Холли, а Элисон поджимала губы и кивала с извиняющимся видом.

Однако по поводу самого нервного срыва они никогда не шутили. Элисон, всегда тихая, спокойная и вежливая, тогда в конце концов сорвалась — и это было страшно. Крики, вопли, битье посуды. Холли совершенно не хотелось переживать подобное еще раз.

Элисон повернула голову и посмотрела на дочь.

— Что это за новости, которые ты рассказала полиции? — сказала Холли. — Я и не подозревала, что ты в тот день возвращалась домой.

— Ничего интересного. Ты лежала у себя наверху. А я только зашла в дом, схватила паспорт и сразу убежала. Совершенно забыла об этом.

— А ты подходила к дому Оливии?

— Да нет, с какой стати?!

— Почему же ты постоянно спрашиваешь, что они у нее нашли? — настаивала Холли.

Элисон раздраженно взмахнула руками.

— Мне же интересно! Я знаю, они считают, что ее кто-то убил. Мне просто интересно, каким образом.

— Правда? Мама, ты как? Ты же не… Может быть, тебе что-то нужно?

— Холли, я прекрасно себя чувствую. А вот насчет тебя я не уверена.

— Меня? — нахмурилась Холли. — С чего это ты обо мне беспокоишься?

— Доченька, по-моему, нам надо рассказать полицейским, как мы здесь оказались. Пока Долина никого не интересовала, мы могли сидеть тихо сколько угодно. Но сейчас наше поведение выглядит подозрительным. Они могут предположить, что мы что-то скрываем, потому что причастны к смерти Оливии. Откуда им знать? Если мы честно все расскажем, они поймут, что мы тут ни при чем. Что нам нечего скрывать.

Холли стиснула зубы.

— Тебе просто хочется кому-то излить душу, — сказала она. — Поэтому ты и разоткровенничалась тогда с Оливией. Зачем, мама? Неужели ты и вправду думала, что ей можно доверять?

— Да, Холли. Да, я так думала.

— Но почему?

— Она ведь тоже женщина. Независимая, сильная, как мне тогда показалось. Она проявила сочувствие. И мне действительно хотелось кому-то довериться.

— Но у тебя же есть я! — к своему огорчению, предательски тоненьким голоском взвизгнула Холли. Она уже далеко не ребенок, не в том возрасте, чтобы ныть.

— Конечно, я знаю. У меня есть ты. Но есть такие вещи, которые тебе еще рано брать на себя, дочь. Тебе уже и так досталось. Более чем. То, что он сделал — с нами, со мной, — этого нельзя было допустить. Не нужен тебе такой опыт. Включая то, что после этого происходило со мной.

Холли долго молчала. У нее перехватило горло. Ей пришлось несколько раз сглотнуть, прежде чем она смогла заговорить, не рискуя всхлипывать.

— Я понимаю, — тихо сказала она. — Я понимаю, тебе хотелось поделиться с кем-то из ровесников. То есть не ровесников, конечно. Ну, ты понимаешь. Откуда ж тебе было знать, что Оливия такая сволочь.

Элисон глубоко вздохнула.

— Холли, послушай. Прекрати так говорить. Оливия не могла себе представить, через что мы прошли. Я могла попытаться объяснить ей, но одно дело выслушать, а совсем другое дело — понять. Те, кто сам такого не переживал, никогда не поймут, почему нам приходится скрываться. И, справедливости ради, я не особенно и старалась объяснить ей так, чтобы она поняла.

— В каком смысле?

— Я даже не пыталась рассказать ей все от начала до конца, Холли. Я рассказала ей, что мы в бегах, рассказала, от кого мы скрываемся. Совершенно не хотелось посвящать ее во все детали. Мне казалось, она сама должна понять меня как женщина. Но она не поняла. Сделала совсем другие выводы. До меня слишком поздно дошло, что она, как бы сказать, не вполне типичная женщина. Не знаю, кто в итоге оказался глупее, я или она. Надо было давно ей сказать, чтобы она прекратила таскаться в магазин. Стало ясно, что она собой представляет, когда она ко мне зачастила. Меня уже тошнило от одного ее вида. Да и она прекрасно понимала, что делает, даже если и не хотела себе в этом признаться. Мне надо было быть тверже. У меня же с этим проблемы, правда? Пугаюсь собственной тени.

Холли не ответила, только крепче сжала руку матери. Холли одна понимала, что матери приходится ежесекундно бороться со своей застенчивостью.

— Красиво, — сказала Элисон.

— Что?

— Звездочки.

Холли проследила за взглядом матери.

— Я… я наклеила их, когда мы переехали сюда, — сказала она. У нее прерывалось дыхание. Что скажет Элисон? Как отреагирует? Снова расплачется?

Но Элисон лишь вздохнула. Долгий горестный вздох. Без слез.

— Всегда помню о ней, — сказала она, сжимая руку Холли в ответ.

Холли прикрыла глаза, потом снова взглянула на звездочки.

— И я.

Они еще полежали немного вместе в тишине, нарушаемой лишь приглушенными звуками музыки.

— Мама? — сказала Холли.

— Да?

— Я кое-что сделала.

Элисон вздохнула.

— Я знаю, милая.