Ярослава сидела на кровати, поджав ноги и обхватив их руками. Упиралась подбородком в колени, рассматривала охранницу. Та устроилась в кресле возле двери, руки не отрывает от лежащего на коленях бластера, то и дело поглядывает на пленницу. Нервничает. Боится. Её, безоружную, боится. Одно резкое движение и, глядишь, стрелять начнёт. Только резких движений делать Медведевой не требовалось, чтобы выйти отсюда. А что требовалось, она пока не решила.

Облава ищеек закончилась не так, как она планировала. Ярослава рассчитывала дождаться «визитёров», поговорить с главным из них, попросить, чтоб отпустили, сесть в машину и уехать. Любой из тех, кого она вычислила за несколько дней их «слежки», не смог бы ослушаться её «просьбы». Но главным неожиданно оказался этот инспектор Берг. Его «попросить» она не могла. Попробуй она это сделать, единственное, чего добилась бы, – уверила бы его окончательно, что перед ним враг. Опасный, коварный враг, которого требуется немедленно «нейтрализовать». Он и так считал её врагом рода человеческого – раз покрывала вмешательство «чужаков». Ненависти в нём, конечно, не было. Даже презрения не было. Были недоумение и брезгливость. Гадливость, сродни той, что возникает, когда приходится прикасаться к чему-то нечистому. Сколько раз Медведева это испытывала, общаясь с людьми! А теперь пришло время посмотреть на себя чужими глазами. Гадко и страшно, оказывается. И страшнее всего, – этот Берг почти прав. Она сама себя отделила от человечества, стала иной, чужой. А чужой – значит враг?

Ещё один камешек лёг на своё место. Камешек, которого она не искала и потому не ожидала увидеть. Но он был, самый главный камешек в мозаике. И картина оказалась совсем не той, что она мысленно дорисовала всего несколько часов назад. Как было бы всё просто, светло и красиво – «жить должны лишь те, кто любимы». Но это оказалось только маленьким штришком, следствием, а не причиной. И ответ на вопрос «зачем?», на вопрос, который Медведева ни разу себе не задавала, выступил на первый план. Ответ стал очевиден. До головокружения, до тошноты, до страшной пустоты внутри – очевиден. Без него всё случившееся не имело смысла. А с ним – бессмысленными становились её мечты.

Нет, не случайно этот человек стал на её пути. Вообще ничего случайного не происходило с той самой секунды, когда она, Ярослава Медведева, выбрала из разложенного бортовым компьютером пасьянса параметры входа в локальное пространство Горгоны.

…Или всё началось намного раньше? В тот миг, когда Ваня ни с того, ни с сего споткнулся об её шезлонг?! Затем лишь, чтобы она его заметила, разглядела и решила любить? Чтобы она стала пилотом косморазведки? Чтоб именно она, родившаяся человеком, но столько сделавшая, чтобы перестать им быть, привела людей на Горгону? Чтобы оставалась на вахте и видела всё происходящее? Чтобы смогла понять, пользуясь не логикой, но интуицией, это послание цивилизации, восхождение которой миллионы лет назад разомкнуло пределы Вселенной, тем, кто только готовился ступить на эту дорогу. Понять, облечь в доступные людям образы, в чёткие, однозначные фразы, и…

Следующим актом этой поистине космической трагикомедии должен был стать вовсе не её побег от ищеек СБК. И уж точно, в ней не предусматривался их с Ваней маленький, ни от кого не зависящий рай. Счастливый конец для отдельно взятых людей в ней, кажется, вообще не предусматривался. Что значат судьбы людей, когда речь зашла о судьбе человечества?

Ярослава передёрнула плечами. Да пошли вы все!!!

Она не просила, чтобы именно ей подсовывали эту штуку, – наследие богов, сундучок с их подарками. Какая ей разница, сумеет ли человечество ими воспользоваться? Ей плевать на человечество! Всегда было наплевать, а теперь – и подавно! Она сейчас встанет и уйдёт отсюда. И пусть мир летит в тартарары. Им с Ваней времени для счастья хватит – лет тридцать же есть в запасе? А если потом Конец Света – не важно! Её это не касается. Она просто уйдёт. Да, она не может воздействовать на инспектора и его подругу. Но остальная команда – в полной её власти! Зря в облаву послали тех самых людей, что столько дней наступали ей на пятки. Она их всех уже подцепила на свои крючки. Например, эту крашенную в медь охранницу…

Медведева улыбнулась сидящей в кресле девушке. Спросила её мысленно: «Зачем ты пришла в тайную полицию, подруга? Романтика? Высокие идеалы? Как же – санитары общества! Готова пожертвовать жизнью, и не только своей, ради торжества справедливости?» Вполне годится! Сейчас мы с тобой наведём здесь полную справедливость!

Она чуть подправила улыбку, сделала её грустной и покорной. Спросила тихо:

– Можно узнать – меня расстреляют или как-то по-другому это сделают?

Медноволосая дёрнулась, сжалась, вцепилась в оружие так, что костяшки пальцев побелели. Но Ярослава продолжала говорить:

– Ты же, наверное, знаешь, – как это бывает? Если из бластера стреляют в человека, это больно, да? Куда вы обычно целитесь во время расстрела? Куда ты целишься?

Спрашивала и тут же выуживала ответы из эмоциональных всплесков медноволосой. Расстреливать той не приходилось ни разу. Во время боевых операций – да, она убивала врагов. Но это иное, горячка боя совсем не то, что хладнокровный расстрел. Медноволосая испугалась, что ей придётся «зачистить» эту женщину, о жизни которой она успела узнать слишком много, чтобы не видеть за безликим «объектом» человека. Она мало прослужила в тайной полиции, не успела полюбить эту работу – убивать. Хорошо!

– Когда меня будут расстреливать… ты можешь попросить, чтобы тебе это поручили? Понимаешь, когда я училась в школе, у меня была подруга, чем-то похожая на тебя… И мне будет не так страшно.

Охранница наконец-то решилась разлепить губы. Подписывая смертный приговор и себе, и все остальным, кто был в доме:

– С чего ты решила, что тебя расстреляют? Никто не…

– Расстреляют! – уверенно кивнула головой Медведева. – Я стала свидетелем событий, весьма неприятных для некоторых уважаемых людей космофлота. Например, для человека, который вами сегодня командует. А со свидетелями не цере…

– Ярослава!

Вскрик был такой громкий и неожиданный, что Медведева дёрнулась всем телом. И грустная улыбка вмиг застыла, превращаясь в гримасу. Вскрик был больше, чем неожиданным. Он был невозможным, немыслимым.

Она невольно обвела взглядом комнату. Естественно, здесь не было никого, кроме неё и рыжей охранницы. И уж тем более, здесь не было…

– Ярослава!

Голос звучал не в ушах, гораздо глубже, внутри её сознания. И доносился он будто из чёрной бездны. Но она узнала. Не могла не узнать.

– Вероника?! Ты где?

– Я не знаю. Здесь ничего нет, кроме темноты.

– Но меня ты видишь?

– Нет, но я чувствую твоё присутствие. Ты где-то близко, рядом!

Сначала происходящее показалось Ярославе невозможным. Но в следующий миг она поняла – только так и могло всё закончится, не иначе. Подарки богов не бывают добрыми или жестокими, их делают такими люди. Вероника не умерла. Перестала существовать оболочка, в которой она вернулась на Землю. Перестала существовать, потому что её не смогли удержать здесь. Пытались, разумеется – дочь, родители, – но этого оказалось недостаточно. Слишком сильно другие хотели, чтобы её не было, чтобы она навсегда осталась лежать среди каменных россыпей Горгоны. Слишком сильными были те, кто этого хотел…

– Ярослава, почему я здесь? Я не хочу быть здесь!

Времени на размышление не оставалось. Её поединок с неизвестным противником закончился. Да и не было никакого поединка! Нет места для поединков и противостояний в мире, где всё взаимосвязано.

Ярослава решилась:

– Я вытащу тебя, обязательно! Ты сможешь пойти за мной?

– Пойти? Как?.. Да, могу! Я могу идти, значит, я выберусь отсюда, правда?!

Случайностей нет. Ярослава могла покинуть этот дома, используя медноволосую девчонку в качестве живой торпеды. Но смысла в этом не было никакого. Волна ненависти, которую она поднимет, неизбежно уничтожит Ваню. Ей в любом случае не построить личный, ни от кого не зависящий рай – на Земле. А чтобы попасть туда, где это будет возможно, где Вероника – и остальные! – вновь станут людьми, где Ваня вновь научится любить, и где время измеряется лишь счастьем, нужно доиграть свою роль до конца. Случайностей нет.

Она посмотрела на охранницу. Разговор с Вероникой проходил в полном безмолвии, но удержать бесстрастную маску на лице не получилось. Девица развернула бластер стволом в её сторону, вцепилась в оружие обеими руками. Видимо, не могла решить – то ли сразу стрелять, то ли звать на помощь.

Ярослава расслабилась, постаралась, чтобы голос звучал мягко:

– Успокойся, я не собираюсь сбегать от вас.