Разыскать Маслова оказалось нелегко. Елена потратила на это половину предыдущего дня. Личный виз бортинженера был отключён, на сообщения он не отвечал, постоянного места жительства на Земле не имел с тех пор, как косморазведкой заниматься начал. А все их общие знакомые, которых Елена сумела вспомнить и найти, только руками разводили в недоумении. Нет, не видели вообще этим летом. Или: да, звонил (приезжал, встретились мимоходом) неделю (две, три) назад, но где он сейчас, не знаем. Бортинженер словно растворился.

Когда Медведева начала звать ужинать, Елена сдалась. Решила слетать в Киев, благо, Коновалец сидел дома и никуда из своей берлоги исчезать не собирался. Особого толка от этого визита она не ждала, но что-то лучше, чем ничего.

И тут Маслов позвонил сам:

– Привет. Ты меня искала?

Видеорежим бортинженер включать не захотел, тогда Елена и свой отключила в отместку.

– Искала. Поговорить нужно. Ты где обитаешь?

Он помолчал. Затем поинтересовался в ответ:

– А ты где?

– Я в Крыму, у Медведевой.

– Гостишь или по делу?

– Гостю. По делу.

– Понятно. Кто там есть из наших?

– Вероника. Ты сможешь приехать? Здесь удобно будет всё обсудить.

– Лучше ты ко мне приезжай, в Питер. Встретимся завтра, в двенадцать ноль-ноль. На пересечении Литейного и Захарьевской кафе есть, «Большая Медведица». Жди меня там.

Ни возразить, ни переспросить она не успела. Маслов отключился.

Елена вылетела в Санкт-Петербург рейсом на семь тридцать. Бывать прежде в этом городе ей не доводилось, и где может находиться Захарьевская улица, она понятия не имела. Поэтому не стала усложнять себе жизнь. Взяла на аэровокзале такси, назвала адрес и в начале одиннадцатого была на месте.

До назначенного времени следовало себя чем-то занять. Например, побродить по улицам, позаглядывать в витрины магазинов, – иногда это помогало отвлечься от тревожных мыслей. Она и не заметила, как вышла на набережную. Остановилась, перегнулась через парапет. Удивилась – это и есть Нева? Река текла медленно, как будто одетые в камень берега давили на неё. Казалось, и вода скоро остановится, застынет, окаменеет.

Елена вздрогнула от неожиданной ассоциации. Вспомнилось, как Андрей рассказывал миф о Горгоне. «Тот, кто имел несчастье встретиться с ней взглядом, превращался в камень». Да, тогда это показалось смешным. А теперь не смешно. Теперь превращаемся…

Она поскорее отогнала жуткое сравнение, постаралась переключиться на другое. Андрею в гостиницу так и не позвонила! Забыла… Позвонить сейчас? А что сказать? Нет, прежде надо разобраться с происходящим. Если всё закончится благополучно, то объясниться с Андрея будет не сложно. Понадобится – и на колени станет, чтобы прощенья выпросить. Простит, куда денется. Он же любит! А если окажется, что… Тогда ни Андрей, ни любовь его значения не имеют.

Она развернулась, и быстро, почти бегом, заспешила прочь от серой, страшной реки.

В Санкт-Петербурге жарко было почти как в Крыму. С утра этого не замечалось, но пока она гуляла, солнце поднялось в зенит. Благо, хоть в кафе оказалось прохладно. Елена выбрала столик в уголку, осмотрелась. Кафе, вопреки названию, оказалось крошечным, но уютным. И посетителей почти не было, лишь за крайним столиком три девицы, по всей видимости, студентки, ели мороженое. Обсуждали что-то смешное – то и дело кафе заполнял звонкий хохот. Кого-то из сокурсников или преподавателей? Так и она когда-то… В прошлой жизни, семь лет назад.

После прогулки по солнцепёку и обжорского медведевского завтрака есть не хотелось. Елена заказала только порцию мороженого со сливками, тёртым шоколадом и кусочками свежих фруктов. Вкусно и полезно.

Откуда появился Маслов, она не заметила, – то ли прохлада кондиционированного воздуха расслабляла, то ли мороженым увлеклась. Бортинженер плюхнулся на стул напротив, буркнул:

– Привет.

В белых джинсовых брюках, белой трикотажной рубашке он весь казался каким-то блеклым, выцветшим. Больным.

– Надо понимать, у тебя всё в порядке, – Маслов кивнул на вазочку с мороженым. – А как дела у Вероники?

Елена помедлила с ответом.

– А ты не догадываешься, как у неё могут быть дела?

– Догадываюсь. Ты об этом хотела поговорить?

– Не только. Ещё о том, что случилось в последний день.

– И у тебя проблемы с памятью появились? – Маслов кисло улыбнулся.

– Угу, – Коцюба поспешила проглотить большой кусок мороженого, словно хотела продемонстрировать, что других-то проблем у неё нет.

– Хорошо, поговорим. Не здесь, конечно. Видела гостиницу напротив? Доедай свою… пищу и поднимайся ко мне в сто пятьдесят шестой номер.

Встал и быстро вышел из кафе.

Пожалуй, проглоченный кусок оказался слишком большим. От холода горло свело будто судорогой. Елена поковыряла в вазочке, но мороженого больше не хотелось. Не лезло оно в неё.

Маслов ждал. Едва Елена нажала кнопку звонка, как он открыл дверь, быстро пропустил внутрь и защёлкнул замок.

– Прячешься? – поддразнила его Коцюба.

– Не смешно, – бортинженер прошёл в комнату и повалился в кресло. – Что тебя интересует, давай, выкладывай.

– А сесть не пригласишь?

– У меня нет желания играться. Хочешь говорить – говори, нет – можешь уходить.

– Ого! – Елена присела на диван. – Степан, давай поговорим спокойно, это очень важно.

– Спокойно?! А ты видела, что происходит с твоей подружкой? В подробностях?

– Но мы же не знаем, что это такое…

– Почему не знаем? Ещё как знаем! Ты же вспомнила, как оно было на самом деле? И я вспомнил. И всё стало на свои места! Это сначала я понять не мог. Знаешь, как я узнал, что со мной не всё ладно? Я пригласил женщину, молодую, красивую, очень «секси», – в отпуске я не оказываю себе в удовольствиях, потому как наше корабельное «меню» разнообразием не блещет. Только прокол у меня почему-то вышел!

Он говорил быстро, захлёбываясь словами, отчаянно жестикулируя. Ему хотелось выговориться, выплеснуть всё. А Елене оставалось слушать. И брезгливо морщиться.

– …Я ей сразу поверил, не первый год в космосе. Знаю, что оттуда можно привезти всё, что угодно. И знаю, что делают с теми, кто «привозит». Поэтому собрал вещички и хода. Дольше двух ночей на одном месте не задерживаюсь, чтобы не сцапали. Но дальше – что?! От себя то не убежишь! Я по пять раз в день меряю температуру, пульс, давление. Знаешь, какая у меня температура? Двадцать девять градусов. Сегодня утром набрал воды в ванну, лёг на дно с головой, думаю, посмотрим, долго ли смогу не дышать. Сорок минут так пролежал, потом надоело. Нормально? Спокойно, да?! – Маслов скривился. – Я сначала сообразить не мог, откуда оно взялось. Пока в мозгах что-то не щёлкнуло. А теперь-то всё понятно! Нарвались мы в том кратере, вляпались по самые «помидоры». Так что всё, финита! Каюк! И выбор у нас не богатый: либо в одиночку загибаться, либо на Лунной базе, под присмотром врачей.

Он замолчал, и Елена тут же поспешила направить разговор в нужное русло:

– Степан, а что случилось в кратере? Почему ты начал звать на помощь?

С минуту бортинженер удивлённо её разглядывал.

– Разве Вероника тебе не рассказала? Чёртово «облако» добралось до нас.

– При чём здесь «облако»? Оно было далеко, когда ты кричать начал.

– Какая разница, далеко-близко?! Там такая боль была адская! Сбежать бы побыстрее оттуда, а шлюпки нет!

– Может, ты увидел что-то, или почувствовал, или услышал – я не знаю, – до того, как сознание потерял?

– До того… Да, было ощущение, мерзкое такое, вибрация или очень низкий звук. Похоже бывает, когда стоишь на монолитной плите, а кто-то сдуру петрограф притащит и сейсмозондаж включит на полную мощность. Только ещё отвратней. – Он помолчал. С сомнением посмотрел на гостью: – А ты не почувствовала? Или вас с Круминем вообще не задело?

– Не задело.

– Повезло, – он зло хмыкнул. – Вывернулись, значит. Что ж ты мне байки о «провалах в памяти» рассказываешь? Это Круминь тебя подослал, да? Правду говори! Сначала сам звонил, разнюхивал, теперь тебя подослал. Вот сволочь!

У Елены челюсть отвисла.

– Ты чего?

– А то, что он подставил меня! Я не должен был вниз идти! Это его стерва на моём месте должна быть!

– Прекрати! – Коцюба не верила своим ушам. И это – Маслов? Блестящий красавец, любимец космофлота?! Да он в штаны наделал от страха! – Неужели тебе не стыдно? Ты же сам напросился!

– Да? А он и обрадовался, сразу согласился! Ещё бы, нашёлся дурачок, сам в пекло полез. Теперь я подыхаю, а они… в море купаются. Как они там, наслаждаются жизнью? Ой, нет, я ж и забыл, – они к себе Веронику привезли. Типа, понаблюдать, чем это всё закончится? И в медслужбу не сообщают, опасаются неприятностей. И не сообщат ведь, сволочи, пока не…

Он замолчал так резко, что Елена упустила, на какой именно фразе. Замолчал и уставился на неё.

– А ты?

– Что я?

– Почему ты молчала? Почему ничего не сказала ещё в карантине? Или хотя бы когда Вероника загибаться начала? Почему? Нет, ты чего-то не договариваешь! – он в нетерпении подался к ней. – А ну рассказывай, что с вами было! Честно, так честно! Я тебе всё выложил, теперь твоя очередь!

Рассказывать о себе этому слизняку не хотелось… Но честно, так честно. Елена пожала плечами.

– Мы подлетели к кратеру и увидели, что вы лежите без сознания, а пена совсем близко…

– Дальше!

– Сели, чтобы подобрать вас, и в это время пена накрыла лагерь. Я тоже потеряла сознание. И тоже забыла об этом происшествии. И Круминь забыл.

Лицо Маслова расплылось в плотоядной улыбке.

– Так и вы с Круминем попали в мышеловку? Сами в петлю сунулись? Ах, как благородно! – он засмеялся. – Добро пожаловать в клуб зелёных человечков!

На его лыбящуюся рожу противно было смотреть!

– Чему ты радуешься?! – возмутилась Елена.

– Если вы с Круминем тоже наступили в это дерьмо, тогда не так обидно! Видела, что с подружкой делается? Следующая очередь – твоя!

Елена вскочила. Отвращение пополам с ужасом выталкивали её прочь из этой комнаты.

– Ты просто трус, слизняк! Не верится, что с таким человеком я в три экспедиции ходила!

Она развернулась, бросилась к двери. Маслов смеялся ей в спину:

– Трус? Посмотрим, что будет с тобой через несколько дней! Как ты будешь корячиться от страха. Ты и сейчас боишься! Я хоть ничего не знал, пока не началось. А ты будешь заранее всё знать! Ты же и прилетела ко мне, пытаясь найти соломинку, да? Нет соломинок, нет! Попала, как кур в ощип! Вкусное сегодня было мороженное? Может, последнее?

Замок, наконец, поддался. Елена выскочила в коридор и захлопнула за собой дверь, обрывая взрыв истерического хохота.

Она шла по каким-то улочкам, не разбирая дороги. Разговор с бортинженером получился не таким, как она ожидала. Да и не разговор это вовсе – истерика перепуганного слизняка, наделавшего в штаны. Заразная истерика. Елену трясло, знобило, лихорадило. Самой хотелось рыдать и смеяться. «Нет соломинки, нет! Попала, как кур в ощип!»

Она держалась из последних сил, пыталась доказать себе, что Маслов говорил глупости, что вовсе не алая пена причина страшной болезни, поразившей его и Веронику. Она ведь поняла это ещё вчера, вычислила путём умозаключений! И прилетела за подтверждением. И Маслов подтвердил, кажется. Сказал что-то важное, надо только вспомнить его слова.

Елена присела на лавочку под выцветшими, поблекшими от жары деревьями. Что рассказал Маслов о случившемся в кратере? Он упоминал о петрографе, монолите, сейсмозондаже… Как-то эти слова были связаны с ней. И ещё одно слово – пещера.

Воспоминание будто ударило изнутри. Резко, наотмашь. Коцюба откинулась на спинку лавочки, сжала ладонями виски. Блокировка в мозгу распалась окончательно. Картинка, всплывшая перед глазами, была чёткой и ясной.