31

Вместе с Майлзом мы заходим в кабинет директора. Мои руки утопают в рукавах счастливой толстовки. Вместо того чтобы заставить ждать в приемной, секретарь ведет нас прямиком в зал совещаний. Наверное, здесь учителя собираются и обсуждают проблемных учеников или планируют лекции о вреде наркотиков. А теперь я — проблема общешкольного уровня. Подумать только.

Бо́льшую часть комнаты занимает овальный стол из дерева. Своих родителей я вижу первыми — они сидят прямо у входа, взявшись за руки. По другую сторону стола сидят родители Майлза. Они-то что здесь делают?.. Меня начинает подташнивать.

Они выглядят в точности как он (вернее, Майлз — как они), но и между собой они тоже похожи. У всех троих темные волосы и карие глаза. Родители сидят с прямыми спинами; мать сцепила руки в замок, лицо отца застыло в хмуром ожидании.

— Привет, родная, — говорит мой отец и хлопает по свободному стулу рядом с собой. — Садись сюда.

Во главе стола — директриса Декер. На ней голубая рубашка, на носу — очки.

— Как вам известно, преподаватели школы Пресвятого Сердца нацелены на создание благоприятной среды обучения для всех наших учеников, — начинает она. — Я вызвала вас сегодня, так как у нас в школе произошел неприемлемый инцидент, ставящий под удар возможность таких учеников, как мисс Гарсия-Хэмптон, полностью раскрыть свой потенциал. — Она сцепляет пальцы в замок и водружает руки на стол. — Мистер и миссис Остин, я не уверена, в курсе ли вы, но, боюсь, ваш сын может быть к этому причастен.

Просто не верится, что она втянула в это Майлза, хотя на самом деле мы должны обсуждать наказание для Джесса.

— Подождите, — хрипло выговариваю я. Мать Майлза разворачивается в мою сторону, и впервые наши взгляды встречаются. А вот отец и глазом не ведет. — Сколько человек знает? И почему они здесь?

Не так я себе представляла первую встречу с его родителями. С другой стороны, какая теперь разница, если я все равно собираюсь переезжать.

— Симона, — мягко произносит отец. — Директор сказала, что скриншоты твитов были размещены в фейсбуке, в группе для родителей и учеников. Она считает, что Майлз может быть в этом как-то замешан.

— Никак он в этом не замешан, — твердо заявляю я.

— Могу вас заверить, что мой сын никогда бы не сделал ничего подобного, — перебивает меня мистер Остин звучным голосом спортивного комментатора. — В нем нет такой…

— Мерзости, — заканчивает за него миссис Остин. — Не понимаю, как можно было такое выдумать.

Папа закусывает губу. Переглядывается с отцом.

— Это не выдумка, — брякаю я. Раз я все равно здесь не останусь… сваливать, так с музыкой! — У меня правда ВИЧ. И рассказал не Майлз. Я знаю кто.

Миссис Остин удивленно моргает. Майлз таращит глаза так, словно усилием воли заставляет ее посмотреть на него, но что сказать, он, похоже, не знает. У нее такой вид, будто я только что сообщила, что ворую детей. Это она еще не знает, что мы делали у нее на кухне. Я прямо вижу, как она привязывает Майлза к кровати, чтобы он ко мне и близко не подходил, точно мамаша Пенни в «Лаке для волос».

— Симона, — встревает директриса, — ты говоришь, что знаешь, кто опубликовал этот твит?

— Ну, в смысле, я думаю, что знаю. — Я нервно потираю руки. — Одному парню стало известно, что я ВИЧ-положительна. Он начал угрожать мне, что всем об этом расскажет, если я… если мы с Майлзом не перестанем встречаться. Сказал, что со мной опасно.

— Стоп, — прерывает мистер Остин, поднимая руку. — Ты ВИЧ-инфицирована и встречалась с моим сыном? Майлз, как ты мог быть таким безответственным?

Ударь он меня, и то было бы не так больно.

— Что-что? — Мой отец подскакивает, в его голосе слышна едва сдерживаемая ярость. — Слушай, приятель. А не пойти бы тебе…

— Доктор Гарсия, мистер Остин, — чеканит директриса. — В своем кабинете я такого поведения не потерплю. Хочу вас успокоить, мистер Остин: Симона никоим образом не может заразить других учеников…

— А что, если у нее пойдет кровь? — перебивает миссис Остин. — Дети падают. И ранятся. Она же так кого угодно заразит.

— Я не хожу и не размазываю кровь по школе, — старательно выговариваю я. — И если я поранюсь, то сама все промою. Если вы не в курсе, мыло инактивирует вирус.

— Ну а секс? — Мистер Остин бросает взгляд на отца. — Они же подростки.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать половую жизнь нашей дочери, — обрубает папа. — А для того чтобы выяснить, кто, если не ваш сын, распространил эту чрезвычайно личную информацию в интернете.

— Пап, это не он…

— Зачем мне это делать? — подает голос Майлз. Так странно слышать, как он похож на отца, особенно когда повышает тон. — Я не… я бы никогда так с ней не поступил.

Я прикусываю губу. Не могу просто сидеть и смотреть, как Майлза ругают за то, чего он не совершал, особенно раз я здесь единственная, кто знает правду.

— Это не он, — повторяю я, надеясь, что меня слышно. — Это Джесс Харрис из драмкружка. Он сказал, что видел меня в больнице, и вот уже несколько недель присылает мне записки с угрозами.

— Почему ты нам не сказала? — спрашивает отец. — Симона, почему?..

— Потому что я не ожидала, что он правда это сделает! — взрываюсь я. — Он велел мне держаться подальше от Майлза, и я подумала, что он только ему и расскажет… Я и представить не могла, что он окажется таким бессердечным.

В комнате повисает тишина. Вот почему я никогда не стану актрисой: терпеть не могу, когда на меня смотрят.

— Джесс? — наконец повторяет Майлз. — В смысле… Джесс, мой сосед?

— Угу, — говорю я. — Он самый.

Директриса быстро строчит в своем блокноте.

— Джесс Харрис? — Миссис Остин качает головой. — Он на такое не способен. Он хороший мальчик.

— Симона не будет врать, — заступается за меня папа. — Если она говорит, что он ей угрожал, значит, так оно и есть.

— Но она никому об этом не сказала, — возражает мистер Остин. — Почему? Кто докажет, что она не врет? Конечно, Майлз виноват, что не сообщил нам об этой ситуации…

— Ситуации? — повторяю я. Мои глаза устремляются на Майлза, но он не смотрит в мою сторону.

— Ну же, Майлз, — тихо говорит ему мать. Она так близко к нему склоняется, словно кроме них здесь никого больше нет. — Знаешь, какого труда нам стоило выбиться в люди? Уж ты-то должен соображать.

Я не жду, что Майлз вскочит на стол и задвинет речь в мою защиту. Не жду, что он начнет кричать на отца с матерью. Но меня все равно поражает его молчание — как он тихо сидит между родителями, пока они говорят просто ужасные вещи. Я сглатываю, пытаясь избавиться от кома в горле.

— Соображать? — рявкает отец. Я вздрагиваю. По-моему, я четвертый раз за всю мою жизнь слышу, как он орет. — Мы так далеко продвинулись в лечении ВИЧ, но общественное мнение ничуть не изменилось. А знаете, в чем причина? Слепое невежество. И такие, как вы.

— Папа, ну пожалуйста, перестань! Я никому не сказала, потому что не хотела, чтобы именно вот так и было! — восклицаю я. — Я не хотела, чтобы другие узнали. Чтобы из-за меня ругались.

— И поэтому ты решила соврать? — Миссис Остин обращает на меня свой суровый взгляд. — Решила подвергнуть риску здоровье моего сына?

— Мы здесь вообще не из-за Майлза, — говорю я. Голос у меня не такой громкий, как у нее, но в тишине он звучит отчетливо. Директриса не перебивает, хотя, наверное, она не ожидала, что разговор пойдет в таком русле. — Майлз мне очень дорог, и я бы ни за что не стала рисковать его здоровьем. Потому я и рассказала ему, что у меня ВИЧ. Но сегодня мы здесь из-за того, что случилось со мной. Мы здесь из-за Джесса.

В комнате висит удушающее молчание. Я украдкой смотрю на Майлза. Он отвечает слабой улыбкой. Я отвожу глаза. Теперь его родители уставились на него так, что по сравнению с этими испепеляющими взглядами их крики кажутся детским лепетом.

— Могу вас уверить, что наш коллектив серьезно относится к здоровью и безопасности Симоны, — говорит директриса. — Мы свяжемся с Джессом Харрисом и во всем разберемся. Мистер и миссис Остин, спасибо, что пришли.

Родители Майлза уже поднимаются из-за стола, но сам он мешкает. Какая-то часть меня хочет, чтобы он остался, другая — хочет на него наорать. Я за него заступилась. Рассказала, кто подбрасывал записки. А он за меня — нет, в итоге не заступился. Уставившись в стол, я краем глаза вижу, как его джинсы ушаркивают за дверь.

— Ну, — с блокнотом и ручкой наготове произносит директриса, — Симона, почему бы тебе не рассказать все с самого начала?

Я глубоко вздыхаю.