Страсть к точности

Когда меня призвали к барьеру – в суд, – отец подарил мне превосходную деревянную шкатулку, внутри которой были начертаны слова Харди Кросса Дилларда, прежде являвшегося деканом юридического факультета Университета Вирджинии, а впоследствии судьей Международного суда ООН в Гааге. Текст описывал совершенного адвоката, и одно предложение гласило: «Он одинаково наделен юридическим воображением и страстью к точности».

Даже поверхностный взгляд на людей, находящихся на вершине своей профессии, говорит нам, что страсть к точности, или внимание к деталям, свойственна всем таким людям. Хотя ее одной мало для достижения успеха, тем не менее она необходима. Шахматный гений Гарри Каспаров так много времени проводил перед турнирами за анализом партий своих соперников, что прошел слух о том, что ему помогает целая бригада гроссмейстеров. Майкл Джордан был известен всей баскетбольной ассоциации тем, что проводил на площадке больше времени, чем его коллеги. Элитная группа шеф-поваров трехзвездочных ресторанов Мишлен известна своим буквально навязчивым стремлением к совершенству. Можно заранее поручиться в том, что все медалисты следующих Олимпийских игр от А до Я будут обязаны своим триумфом феноменальному вниманию к мелочам.

Страсть к точности следует рука об руку с терпением и настойчивостью. Альберт Эйнштейн однажды сказал: «Не скажу, что я очень умен, я просто дольше сижу над проблемой». Смысл здесь в том, чтобы подолгу оставаться над скучным делом. Не думаю, чтобы штудирование нюансов косвенного налогообложения было более увлекательным занятием, чем изучение сложной анатомии стопы, однако более короткого пути к постижению не существует. Терпение и настойчивость требуют времени, и ключевой потребностью в сокращении рабочего дня врачей, выраженной требованием Общеевропейской директивы «О рабочем времени», является то, что иначе они не будут располагать возможностью развивать в себе остроту взгляда, позволяющую замечать мелочи.

Страсть к точности также необходима для всех, занимающихся медицинской этикой. В своих лекциях я говорю студентам, что добротная этика начинается с добротного факта. Хотя в ряде ситуаций решение не может ждать и его необходимо принять на основе ограниченной информации, в основном время позволяет собрать больше фактов, уменьшая роль случайных совпадений. В медицине также существуют ситуации, когда вникать в подробности не представляется возможным. Харви Кушинг, отец современной нейрохирургии, был хирургом неторопливым и педантичным, однако присущая ему точность оказалась бесполезной в переполненном ранеными госпитале в охваченной войной Франции.

Историк Майкл Блисс сравнивал Кушинга в полевом госпитале с шеф-поваром высшей квалификации, работающим в Макдоналдсе. Тем не менее в нормальных обстоятельствах внимание к деталям заслуживает всякого одобрения. Вот почему профессионалы, в том числе врачи и адвокаты, рискуют, давая советы на так называемых придорожных, или коридорных, консультациях. Оценка проблемы, скорее всего, окажется неполной и односторонней. Зловещий призрак халатности маячит за такими запросами.

В Соединенном Королевстве и без того редким профессионалам в области медицинской этики нечасто приходится принимать решения, непосредственно затрагивающие пациентов. Однако в последние годы в наших больницах появляется все большее количество этических комиссий. Факт этот следует приветствовать. И тем не менее вспоминая дни, проведенные на заседаниях этих комиссий, не могу не признать того, что при всех благих и разумных пожеланиях наши рекомендации врачам были основаны на неполной информации. В случае удачи мы получали краткое описание ситуации, составленное запросившим консультацию врачом за несколько часов до совещания. Изредка этот врач присутствовал собственной персоной и коротко излагал свой вопрос. Нам никогда не было известно мнение противоположной стороны, кроме как в изложении доктора, нас никогда не знакомили с историей болезни пациента.

В подобных случаях велик риск предвзятого представления о проблеме. Вольно или невольно она может быть подана в том виде, который подталкивает к намеченному заранее решению. Такая вещь, как нейтральное изложение фактов этической проблемы, просто не существует. Все сказанное и не сказанное, манера и порядок изложения, подчеркнутое интонацией и преуменьшенное, наконец, личность докладчика – все эти аспекты производят впечатление на слушателя – пусть даже и достаточно малое.

Такой неструктурированный подход контрастирует с методикой исследовательских этических комитетов, в чьих заседаниях мне приходилось участвовать, где мы получаем подробные протоколы за несколько дней до заседания, тратим часы на их изучение и готовим вопросы исследователю. Существует невыгодная асимметрия между строгостью и точностью, ожидаемыми от исследовательских и клинических комитетов, однако даже рекомендации последних, если их исполняют, влияют на судьбу пациента.

Но какова гарантия качества рекомендаций клинических комиссий по этике – а, кстати, и таких специалистов в области врачебной этики как я сам? Всякий читатель этой книги вправе объявить себя специалистом в области этики и предложить свои услуги в качестве консультанта.

Будучи председателем клинической этической комиссии или менеджером госпиталя, я сам задал бы подобный вопрос: если бы кто-нибудь выдвинул обвинение в небрежности против какой-нибудь рекомендации комиссии, что могло бы показать изучение процесса принятия решения? Сумели ли бы мы сами доказать, что тщательно изучили все детали? Страсть к точности не только является необходимой чертой великих клиницистов и комитетов, в каждом случае она увеличивает возможный уровень юридической защиты.