21
На следующий день об этом говорит весь городок. Первый раз я слышу ошеломляющую новость в «Виллидж фуд март»; этот магазинчик настолько мал, что приходится таскать с собой тяжелую корзинку, поскольку тележка попросту не проедет по слишком узким рядам. Я стою в отделе овощей, изучая скудный ассортимент зеленого салата («айсберг» и «ромэн»), помидоров («бычье сердце» и черри) и петрушки (одна лишь кудрявая). Пусть Такер-Коув – настоящий летний рай, однако снабжение здесь так себе, и, поскольку вчера я не успела ничего купить на еженедельном фермерском рынке, придется довольствоваться тем, что есть. Нагнувшись, чтобы выбрать из ящика красные картофелины, я слышу, как в соседнем ряду сплетничают две женщины.
– …И к нему домой наведалась полиция с ордером на обыск, представляешь? Нэнси видела три полицейские машины возле дома.
– О боже! Ты ведь не думаешь, что он на самом деле ее убил?
– Его еще не арестовали, но, наверное, это всего-навсего вопрос времени. В конце концов, была же история с другой девушкой! Тогда все считали, что это его рук дело.
Я вытягиваю шею, пытаясь выглянуть из-за прилавка. Ага, вот они стоят, две женщины, немолодые, седовласые; их корзинки все еще пусты, – видимо, сплетни занимают их куда больше, чем покупки.
– Но ведь так ничего и не доказали.
– Однако теперь кажется, что прошлая история похожа на правду, ты согласна? Раз уж полиция так им заинтересовалась. Да и та старуха, у которой он работал много лет назад, там, на холме… Я все думала: отчего она на самом деле померла?..
Они двинулись дальше, к бумажным товарам, а я невольно увязалась за ними, чтобы услышать продолжение разговора. Останавливаюсь возле полки с туалетной бумагой, делая вид, что никак не могу выбрать нужную марку. Всего-то два варианта – сложная дилемма!
– Да разве тут угадаешь? – вздыхает одна из женщин. – Он всегда казался таким милым. Подумать только, наш пастор заказывал ему новые скамьи! И работает-то он с такими острыми инструментами…
Они явно говорят о Неде Хаскелле.
Я оплачиваю покупки и выхожу на улицу, к своей машине; меня очень тревожит эта подслушанная беседа. Наверняка у полиции есть причины интересоваться Недом. Дамы из магазина говорили о какой-то другой девушке. Разве ее тоже убили?
Офис «Бранка. Продажа и управление недвижимостью» находится на этой же улице. Если кто-то и держит руку на пульсе в этом городке, так это точно риелтор. Донна все знает.
Как обычно, она сидит за своим рабочим столом, прижимая телефон к уху. Она поднимает глаза и тут же опускает голову, чтобы не встречаться со мной взглядом.
– Нет, разумеется, я не в курсе, – бормочет она в трубку. – Он всегда был достаточно надежным. На него никто не жаловался. Послушайте, можно, я вам перезвоню? Ко мне в офис пришли. – Она вешает трубку и неохотно поворачивается ко мне.
– Это правда? – спрашиваю я. – Насчет Неда?
– Кто вам сказал?
– Я слышала, как две женщины обсуждали это в продуктовом магазине. Они говорили о том, что полиция утром обыскала его дом.
Донна вздыхает:
– Черт возьми, в этом городке слишком много сплетничают!
– Значит, это правда.
– Его еще не арестовали. И несправедливо считать, что он виновен в чем-то.
– Я вовсе так не считаю, Донна. Нед мне нравится. Но я слышала, как они говорили о другой девушке. Вроде был какой-то случай, еще до Шарлотты.
– Это не более чем слухи.
– Кто эта девушка?
– Доказать ничего не смогли.
Я подаюсь вперед и оказываюсь практически лицом к лицу с управляющей.
– Вы сдали мне дом. Несколько недель Нед работал прямо над моей спальней. Так что я должна знать, опасен ли он. Кто эта девушка?
Донна сжала губы. Маска дружелюбного риелтора исчезла, уступив место выражению тревоги. Еще бы ей не волноваться, если она скрыла от меня важную деталь: в одном доме со мной, возможно, находился убийца!
– Всего-навсего туристка, – говорит Донна. Будто бы от этого жертва становится менее значимой! – Да и случилось это шесть или семь лет назад. Она снимала домик на Коричном пляже и вдруг пропала.
– Так же как Шарлотта.
– Однако тело Лорел так и не нашли. Большинство жителей решили, что она пошла поплавать и утонула, но вопросы остались. И слухи тоже.
– Говорили о Неде?
Она кивнула:
– Он работал в домике по соседству, ремонтировал ванную.
– Вряд ли это можно счесть причиной для подозрений.
– У него были ключи от ее дома.
Я смотрю на Донну:
– Что?
– Нед заявил, что нашел их на Коричном пляже, где обычно собирал коряги для скульптур. Риелтор, которая сдала дом Лорел, заметила ключи на приборной панели Недова грузовичка и узнала брелок своего агентства. У полиции против Хаскелла есть единственная улика – ключи пропавшей женщины, а также факт, что он работал в соседнем домике. Тело ее так и не обнаружили. И в домике не было никаких следов насилия. Никто так и не понял, было ли вообще преступление.
– Но теперь совершено убийство. Убили Шарлотту. И Нед работал прямо там, в ее доме. В моем доме.
– Но это не я его наняла. Это Артур Шербрук. Он настоял на том, чтобы Нед занимался ремонтом.
– Почему именно Нед?
– Потому что он знает дом гораздо лучше многих. Нед работал по заказу тетушки господина Шербрука, когда она еще жила там.
– А вот и еще одна сплетня, которую я сегодня слышала. Остались ли вопросы касательно обстоятельств смерти самой тетушки?
– Авроры Шербрук? Вовсе нет. Она была стара.
– Дамы из магазина, кажется, считают, что Нед имел какое-то отношение к смерти тетушки.
– Господи! Ну до чего любят сплетничать в этом городе! – Донна, кажется, наконец-то немного расслабилась. Она откинулась на спинку кресла. – Эйва, я знаю Неда Хаскелла всю жизнь. Да, я слышала, что о нем говорят. Я знаю, что некоторые люди просто-напросто отказываются давать ему работу. Но я никогда не считала его опасным. И я до сих пор не верю в его виновность.
Да и я не верю, но все равно, выходя из офиса Донны, размышляю о том, насколько близка я была к тому, чтобы стать очередной Шарлоттой, очередной Лорел. Я вспоминаю, как Нед размахивал молотком в моей башенке и как древесная пыль покрывала его одежду. У него достаточно сил, чтобы задушить женщину, но способен ли убийца создавать таких чудесных, причудливых птиц из дерева? Возможно, я не сумела заметить в них что-то мрачное – признак того, что в их создателе таится чудовище. Но разве не живет чудовище в каждом из нас? Со своим, например, я прекрасно знакома.
Я сажусь в машину и, не успев еще защелкнуть ремень безопасности, слышу звонок своего мобильного.
Это Мейв.
– Мне нужно с вами увидеться, – говорит она.
– Может, встретимся на следующей неделе?
– Сегодня днем. Я как раз еду в Такер-Коув.
– С чего такая спешка?
– Дело в Вахте Броуди. Вам нужно съезжать оттуда, Эйва. Как можно скорее.
Мейв задержалась у меня на веранде, словно набираясь смелости перед входом в дом. Она нервно осматривает прихожую за моей спиной и в конце концов переступает порог; пока мы идем в «морскую» комнату, гостья продолжает осматриваться, словно пугливая лань, которая с ужасом ждет, что в нее вот-вот вонзятся чьи-то коварные зубы и когти. Даже когда она усаживается в «ушастое» кресло, нервное напряжение никуда не уходит – она все еще чувствует себя на враждебной территории.
Из своей наплечной сумки Мейв достает толстую папку и кладет ее на журнальный столик:
– Вот что мне удалось разузнать. Но вероятно, это еще не полная информация.
– О капитане Броуди?
– О женщинах, которые жили в этом доме до вас.
Я открываю папку. На первой странице некролог – копия газетной вырезки от 3 января 1901 года: «Мисс Юджиния Холландер, 58 лет, умерла дома после падения с лестницы».
– Она погибла здесь, в этом доме, – поясняет Мейв.
– В газете написано, что это несчастный случай.
– Логично предположить именно это, верно? Зимняя ночь, холод, мрак. И эта лестница в башенку наверняка была плохо освещена.
Последняя фраза заставляет меня поднять глаза:
– Это случилось на лестнице в башенку?
– Прочтите полицейский отчет.
Я переворачиваю страницу и обнаруживаю написанный от руки отчет полицейского из Такер-Коува, Эдварда К. Биллингса. У него превосходный почерк – и это благодаря тем временам, когда в школах занимались чистописанием. Несмотря на плохое качество копии, отчет прекрасно читается.
Покойная дама, пятидесяти восьми лет, никогда не была замужем и жила одна. До этого происшествия она находилась в добром здравии, если верить ее племяннице миссис Хелен Колкорд. Миссис Колкорд в последний раз виделась со своей тетушкой вчера вечером, когда мисс Холландер, пребывая в великолепном настроении, плотно поужинала.
Следующим утром, примерно в четверть восьмого, прибыла горничная, мисс Джейн Стьюбен, которая удивилась, что мисс Холландер, вопреки своему обыкновению, не спустилась к завтраку. Поднявшись на второй этаж, мисс Стьюбен обнаружила, что дверь на лестницу, ведущую в башенку, открыта, а также нашла у подножия лестницы тело упавшей мисс Холландер.
Я замерла, вспоминая ночи, когда капитан Броуди вел меня наверх по этой самой лестнице при свете свечей. Подумала о том, насколько крутые и узкие там ступени и как легко можно сломать шею, если упасть вниз головой. Что же делала Юджиния Холландер на этой лестнице в ночь своей гибели?
Вдруг что-то (или кто-то) увлекло ее в башенку – так же как меня?
Я снова перевожу взгляд на четкий почерк полицейского Биллингса. Разумеется, он заключил, что смерть женщины – чистой воды несчастный случай. А что же еще? Покойная жила одна, из дома ничего не пропало, да и признаков вторжения не обнаружено.
Я смотрю на Мейв:
– В ее смерти нет ничего подозрительного. Так посчитала полиция. Зачем вы показываете мне это?
– Я искала более подробную информацию о погибшей и обнаружила ее фото.
Я еще раз переворачиваю страницу. Черно-белая фотография очаровательной юной леди с изогнутыми бровями и каскадом темных волос.
– Фотографию сделали, когда ей было девятнадцать лет. Красивая девушка, правда? – спрашивает Мейв.
– Да.
– Ее имя неоднократно упоминается в колонках светской хроники того времени в связи с несколькими завидными женихами. В двадцать два года она была помолвлена с сыном богатого коммерсанта. В качестве свадебного подарка получила от отца Вахту Броуди – здесь молодая пара планировала жить после свадьбы. Однако этот брак так и не состоялся. За день до назначенной церемонии Юджиния разорвала помолвку. Она решила остаться старой девой и жить в этом доме одна. До конца своих дней.
Мейв ожидает от меня ответа, но я не знаю, что сказать. Я просто всматриваюсь в фотографию девятнадцатилетней Юджинии – красавицы, так и не вышедшей замуж. И прожившей всю жизнь в доме, где поселилась я.
– Это странно, как вы думаете? – спрашивает Мейв. – Все эти годы она провела здесь одна.
– Не каждая женщина хочет выйти замуж. Не всем это необходимо.
Некоторое время Мейв изучающе смотрит на меня, однако она охотница за привидениями, а не специалист по чтению мыслей. Мейв и представить себе не может, что происходит по ночам в этом доме. В этой башенке. Она кивает на папку:
– А теперь взгляните еще на одну женщину, которая жила в этом доме.
– Была и другая?
– После гибели мисс Холландер Вахта Броуди перешла к ее брату. Он пытался продать дом, но покупателя так и не нашел. В городке судачили, что тут обитают привидения и что дом пришел в негодность. Но у брата была племянница, Вайолет Терио, овдовевшая в молодом возрасте. Она испытывала финансовые трудности, так что он позволил ей жить здесь бесплатно. И она оставалась в этом доме тридцать семь лет, до самой смерти.
– Только не говорите, что и она упала с лестницы.
– Нет, она умерла в постели, предположительно своей смертью, в возрасте шестидесяти девяти лет.
– С чего вы вдруг рассказываете мне обо всех этих женщинах?
– Здесь есть закономерность, Эйва. После смерти Вайолет Вахту Броуди арендовала Маргарет Гордон, гостья из Нью-Йорка. Она так и не вернулась в Нью-Йорк. Вместо этого она жила здесь, а спустя двадцать два года умерла от инсульта. Вслед за ней тут поселилась мисс Аврора Шербрук, которая поначалу тоже приехала на лето, но решила купить дом и прожила в нем тридцать лет, до самой смерти.
Мейв называет все новые имена, а я просматриваю фотографии в папке и вижу лица женщин, которые жили здесь до меня. Юджиния и Вайолет, Маргарет и Аврора. Закономерность становится явной – и она меня поражает. Все женщины, жившие и умершие в этом доме, были темноволосыми красавицами. И все они невероятно напоминают…
– Вас, – говорит Мейв. – Они все похожи на вас.
Я рассматриваю последнюю фотографию. У Авроры Шербрук были блестящие черные волосы, лебединая шея и брови дугой; пусть я далеко не так красива, как она, но сходство у нас заметное. Словно я сестра Авроры Шербрук – но попроще и помоложе.
Похолодевшими пальцами я переворачиваю страницу и читаю некролог Авроры в «Такер-Коув уикли» от 20 августа 1986 года:
АВРОРА ШЕРБРУК, 66 ЛЕТ
Мисс Аврора Шербрук скончалась на прошлой неделе в своем доме в Такер-Коуве. Ее обнаружил племянник, Артур Шербрук; он несколько дней не получал от тетушки никаких известий и приехал из Кейп-Элизабет проведать ее. Смерть не представляется подозрительной. Если верить домработнице, мисс Шербрук в последнее время болела гриппом.
Мисс Шербрук родом из Ньютона, штат Массачусетс, и впервые приехала в Такер-Коув 31 год назад. «Она мгновенно влюбилась в городок и особенно в дом, который снимала», – сообщил ее племянник, Артур Шербрук. Мисс Шербрук купила дом, известный под названием Вахта Броуди, и прожила в нем до самой смерти.
– В этом доме умерли четыре женщины, – говорит Мейв.
– Ничего подозрительного в их смертях нет.
– Но разве у вас не возникает никаких вопросов? Почему этот дом служил пристанищем только для женщин и почему все они жили и умерли здесь в одиночестве? Я просмотрела некрологи Такер-Коува, начиная с тысяча восемьсот семьдесят пятого года, но так и не смогла найти ни одного мужчины, который скончался в этом доме. – Она оглядывает комнату с таким видом, будто ответы на эти вопросы можно обнаружить на стенах или каминной полке. Ее взгляд задерживается на окне; вид на море чуть поблек под завесой тумана. – Словно этот дом в некотором смысле ловушка, – тихо предполагает Мейв. – Женщины въезжают сюда, а выбраться не могут. Он чем-то очаровывает и соблазняет их. И в конце концов они как будто оказываются в заточении.
Мой смешок звучит не слишком-то убедительно:
– И поэтому вы считаете, что мне стоит уехать? В противном случае я могу оказаться в заточении?
– Вам необходимо знать историю этого дома, Эйва. Нужно понимать, с чем вы имеете дело.
– Вы хотите сказать, что всех этих женщин убил призрак?
– Если бы это был всего лишь призрак, я бы так не волновалась.
– А что же тогда представляет такую опасность?
Она умолкает, обдумывая следующую фразу. Ее нерешительность только подстегивает мои дурные предчувствия.
– Несколько недель назад я упоминала, что в доме могут обитать некие сущности – не только призраки, – и безобидными их не назовешь. Привидения – духи тех, кто не завершил на земле важных дел или погиб так внезапно, что не успел понять этого. Они витают между нашим и потусторонним миром. Они пережили кончину, но однажды все-таки были людьми, а потому не приносят вреда живым. Но порой мне попадаются дома, где поселилось нечто иное. Не призрак, а… – Ее голос вздрагивает, и она снова оглядывает комнату. – Вы не против выйти на улицу?
– Прямо сейчас?
– Да. Пожалуйста.
Я смотрю в окно на сгущающийся туман. Мне совсем не хочется выходить на этот влажный морской воздух, но я киваю и поднимаюсь. У двери я натягиваю дождевик, и мы идем на веранду. Но даже там Мейв продолжает нервничать, и тогда мы спускаемся по лестнице и шагаем по каменной тропе к краю утеса. Там мы останавливаемся – нас обнимает туман, сквозь него виднеются контуры дома. Некоторое время слышен лишь долетающий снизу рокот волн.
– Если он не призрак, тогда кто?
– Интересно, что вы говорите о нем «он».
– А почему бы и нет? Капитан Броуди – мужчина.
– Как часто он вам является, Эйва? Вы видите его ежедневно?
– Это непредсказуемо. Иногда я не вижу его несколько дней.
– А в какое время он обычно появляется?
– Ночью.
– Только ночью?
Я думаю о темной фигуре, которую заметила на вдовьей дорожке по пути с пляжа в то первое утро.
– Бывали случаи, когда я видела его днем.
– И он всегда является в образе капитана Броуди?
– Это его дом. В каком образе ему еще являться?
– Он не живое существо, Эйва. Это нечто.
Мейв смотрит на дом, который превратился теперь в едва различимый силуэт, и обхватывает себя руками, чтобы унять дрожь. Всего в нескольких ярдах от нас – край утеса, далеко внизу разбиваются о камни невидимые волны. Мы в ловушке между морем и Вахтой Броуди, и туман настолько густой, что, кажется, в нем можно задохнуться.
– Есть иные сущности, Эйва, – произносит она. – Они могут показаться призраками, но на самом деле это не так.
– Какие еще сущности?
– Опасные. Способные причинить вред.
Я думаю о женщинах, которые жили в Вахте Броуди до меня и умерли здесь. Но разве похожая история есть не у каждого старого дома? Люди не вечны – каждый из нас рано или поздно уйдет в мир иной. Почему не умереть в собственном доме, где ты прожила несколько десятилетий?
– Эти сущности – вовсе не духи умерших, – говорит Мейв. – Они могут принять облик людей, когда-то живших в доме, но это чтобы мы не слишком их боялись. Все мы думаем, что призраки не способны нам навредить, что они всего-навсего горемычные души, застрявшие между духовными уровнями.
– И что же за сущность является мне?
– Не призрак капитана Броуди, а нечто принявшее его облик. Нечто знающее о вас и наблюдающее за вами с того самого момента, как вы переступили порог. Оно изучило все ваши слабости, нужды и желания. Знает, чего вы хотите и чего боитесь. Оно использует эти знания, чтобы манипулировать вами, заточить вас в этом доме. Принести вред.
– Вы имеете в виду вред физический? – Тут я, не сдержавшись, усмехаюсь.
– Понимаю, в это сложно поверить, но вы еще не сталкивались с тем, с чем приходилось столкнуться мне. Вы не смотрели в глаза… – Она осекается. Потом делает глубокий вдох и продолжает: – Несколько лет назад меня вызвали в дом, находящийся чуть в стороне от Бакспорта. Это было настоящее поместье, построенное богатым торговцем в тысяча девятьсот десятом году. Семья переселилась в этот дом, а спустя год жена хозяина взяла толстую веревку и повесилась на балясине верхнего этажа. После самоубийства прошел слух, что в доме обитает привидение, однако здание на высоком холме было настолько красивым и оттуда открывался такой великолепный вид на воду, что поместье всегда кто-то хотел купить. И оно постоянно переходило из рук в руки. Люди влюблялись в дом, въезжали, а потом очень быстро покидали его. Одна семья продержалась всего три недели.
– Из-за чего они уехали?
– Местные считали, что дух Эбигейл, жены первого владельца, испугал их. Они рассказывали, что видели женщину с длинными рыжими волосами и веревкой, завязанной узлом на шее. Вообще-то, люди способны ужиться с призраком, даже полюбить его и считать чуть ли не членом семьи. Обычно как бывает – по ночам раздаются стоны, крики, хлопают двери, кто-то переставляет стулья… Но тот призрак был гораздо страшнее прочих, и его проделки этим не ограничивались. Нет, то, что происходило, заставило эту семью в отчаянии бежать из дому среди ночи и искать помощи. Мне позвонили из мотеля, где в итоге нашла приют эта семейная пара с двумя чудесными девочками четырех и восьми лет. Они были из Чикаго и приехали в Мэн, чтобы пожить вдали от города: он хотел писать романы, а она – растить огород и завести кур во дворе. Они увидели дом, влюбились в него и сделали предложение о покупке. Перебрались на новое место в июне и первую неделю провели прекрасно.
– Всего неделю?
– Поначалу они не обсуждали свои ощущения. Им сразу показалось, что за ними следят. Даже когда кто-то из них оставался в одиночестве, в комнате чувствовалось чужое присутствие. Потом старшая девочка рассказала маме о существе, которое всю ночь пялилось на нее, сидя у кровати. И вот тут все члены семьи разом заговорили. Отцу являлась рыжеволосая женщина. Матери – безликая тень. И только четырехлетняя девочка видела то, что было на самом деле. Маленькие дети лишены иллюзий, они узнают правду задолго до нас. Она описала чудовище с красными глазами и когтями. То был не призрак Эбигейл, а нечто куда более древнее, приросшее к этому дому. К этому холму.
Красные глаза? Когти? Я недоверчиво покачиваю головой: странный оборот принимает эта беседа.
– Вы будто бы говорите о демоне.
– Именно о нем я и говорю, – тихо подтверждает Мейв.
Некоторое время я пристально смотрю на нее, надеясь увидеть хоть намек на задорный блеск в глазах, на то, что вот-вот раздастся ударная реплика, однако лицо Мейв сохраняет серьезное выражение.
– Я не верю в демонов.
– А верили вы в призраков, до того как въехали в Вахту Броуди?
На это у меня не нашлось возражений. Я стою лицом к морю, однако чувствую, как нависает надо мной дом, как он наблюдает за мной. Я боюсь услышать ответ, но все равно задаю этот вопрос:
– Что случилось с той семьей?
– Никогда раньше они не верили в привидений, однако поняли: в их доме обитает нечто. И все они с этим столкнулись. Муж порылся в газетных архивах и нашел статью о самоубийстве Эбигейл. Он счел, что в доме поселился ее призрак. Но ведь привидения безобидны, так? Да и за ужином будет о чем поговорить! «У нас в доме живет привидение! Здорово, правда?» Но постепенно до всех членов семьи дошло, что по дому бродит нечто иное. Четырехлетняя девочка стала просыпаться каждую ночь и кричать от ужаса. Она говорила, что кто-то ее душит, а мать в самом деле находила отметины на шее ребенка.
Внезапно мое сердце заколотилось.
– Какие такие отметины?
– Они напоминали следы пальцев на шее. Пальцы эти были слишком длинными и не могли сойти за детские. Затем восьмилетняя девочка начала просыпаться от кровотечения из носа. Ее повели к врачу, однако тот не смог обнаружить причину этих кровотечений. Но и после этого семья оставалась в доме, потому что в него были вложены почти все семейные накопления. Но однажды ночью все переменилось. Мужа разбудил стук на улице, и он отправился проверить, в чем дело. Едва он вышел из дома, входная дверь захлопнулась. Он колотил в дверь, однако члены его семьи ничего не слышали. А вот он прекрасно слышал, что происходит внутри. Дочки кричали. Жена упала с лестницы. Он выбил окно, проник в дом и нашел свою жену, в оцепенении лежащую у подножия лестницы. Женщина была в ужасе и твердила, что ее столкнуло нечто. И это нечто хотело ее смерти. Той же ночью они перебрались в мотель. А на следующее утро позвонили мне.
– Вы были в доме?
– Да, я ездила туда на следующий день после случившегося. Это очень красивое здание с круговой верандой и потолками высотой в двенадцать футов. Именно такой дом построил бы для своей семьи богатый человек. Когда я приехала, на переднем дворе меня ждал отец семейства, однако входить в дом он не стал. Он просто передал мне ключ и предупредил об осторожности. Я вошла туда одна.
– И что вы увидели?
– Ничего. Поначалу. – Мейв снова смотрит на Вахту Броуди, словно боится повернуться к дому спиной. – Я прошла по кухне, по гостиной. Все выглядело совершенно нормальным. Поднялась по лестнице в спальни – и снова ничего не показалось мне странным. Но потом спустилась в кухню и открыла дверь в подвал. Там-то я и почувствовала его…
– Что?
– Запах разложения. Смерти. Я не хотела спускаться по этим ступеням, но заставила себя сделать несколько шагов. Потом подняла свой фонарик повыше и увидела следы на потолке. Следы когтей, Эйва. Словно зверь пытался процарапать себе путь наверх, в дом. Дальше я идти не рискнула. Попятилась, вышла из входной двери и больше не переступала порог этого дома. Ведь я уже знала, что нынешние владельцы не смогут туда вернуться. Я понимала, с чем им пришлось столкнуться. Это не призрак, а нечто куда более сильное, сущность, обитавшая там много-много лет. Для них придумано немало названий: демоны, стригои, байталы… Общее у них одно: они – зло. И очень опасны.
– Капитан Броуди такой же?
– Я не знаю, какой он, Эйва. Возможно, это призрак, эхо человека, который когда-то жил тут. Поначалу я именно так и думала, потому что вы не испытали ничего страшного. Но, взглянув на историю Вахты Броуди и узнав, что здесь умерли четыре женщины…
– Умерли от естественных причин. И от несчастного случая.
– Верно, но что держало здесь всех этих женщин? Почему они отказались от брака и семьи и провели всю свою жизнь в этом доме?
«Из-за него. Из-за удовольствий в башенке».
Я смотрю на дом, и от воспоминаний о том, что происходило наверху, у меня вспыхивают щеки.
– Почему они оставались здесь, старились и умирали? – спрашивает Мейв, изучающе глядя на меня. – Вы знаете?
– Он… капитан…
– Что – он?
– Он понимает меня. Он заставляет меня чувствовать, что здесь я на своем месте.
– А что еще он заставляет вас чувствовать?
Я отворачиваюсь; мое лицо горит. Она не настаивает на ответе, так что повисает мучительно долгое молчание, настолько долгое, что Мейв догадывается: моя тайна слишком деликатна и я не стану ею делиться.
– Что бы он ни предлагал вам, он делает это не просто так, – предупреждает она.
– Я не боюсь его. И женщины, которые жили здесь до меня, похоже, тоже его не боялись. Они могли уехать, но приняли другое решение. Они остались в этом доме.
– И умерли тут же.
– Но спустя много лет.
– Вы таким видите свое будущее? Будете пленницей Вахты Броуди? Состаритесь здесь и умрете?
– Все равно придется где-то умереть.
Она берет меня за плечи и заставляет взглянуть ей в глаза:
– Эйва, вы сами-то слышите, что говорите?
Меня так поразило ее прикосновение, что некоторое время я не в силах произнести ни слова. Только сейчас я осознала, что произнесла. «Все равно придется где-то умереть». Неужели я и правда хочу отвернуться от мира живых?
– Я не знаю, какую власть имеет над вами эта сущность, – говорит Мейв, – но вам следует отстраниться от ситуации и подумать о ваших предшественницах. Четыре женщины умерли в этом доме!
– Пять, – тихо поправляю я.
– Я не считала женщину, которую нашли в бухте.
– Да и я не считаю Шарлотту. Была еще девочка пятнадцати лет. Я вам о ней рассказывала. Компания подростков пробралась сюда в ночь Хеллоуина. Одна девочка вышла на вдовью дорожку и упала с нее.
Мейв покачала головой:
– Я изучала газетные архивы, но такой информации не нашла.
– Об этом мне рассказал плотник. Он вырос здесь и помнит это.
– Тогда нам следует поговорить с ним.
– Я не уверена, что это возможно.
– А почему нет?
– Его подозревают… в убийстве Шарлотты Нильсон.
Мейв ахает от изумления. Она оборачивается и смотрит на дом, который кажется ей центром этого омута. Но мне совсем не страшно, потому что в моих ушах по-прежнему звучат слова: «Под моим кровом тебе никто не причинит вреда».
– Если об этом помнит ваш плотник, – заключает Мейв, – помнят и другие здешние жители.
Я киваю:
– Я даже знаю, с кем именно следует поговорить.
