Глава 32

Карианне приехала домой в прекрасном настроении. Она сидела за столом на кухне, перед ней лежало чучело.

– Смотри! – она гордо улыбнулась – Ни много ни мало он сам мне ее отдал. А если бы он этого не сделал, я бы ее стащила.

Никласу не нравились чучела животных, но он сразу понял, что ему придется привыкнуть к тому, что теперь в гостиной будет таращиться в пустоту рысь.

– То есть он действительно пришел в себя?

– Да, он ходит. Здорово, правда?

– Ну да, – по-настоящему порадоваться у него не получалось.

– Что случилось, Никлас? Ты задумался?

Он сел и накрыл своей ладонью протянутую руку.

– Мне кажется, я что-то нащупал.

– Ты знаешь, кто убийца? – даже сейчас, несмотря на возбуждение, щеки Карианне оставались бледными и безжизненными. Что-то в ней умирало.

Никлас покачал головой.

– Не знаю, милая, не знаю. Но вырисовываются некие совпадения.

– И у тебя есть предчувствие?

Он не всегда соблюдал тайну следствия дома, и порой они обсуждали некоторые особенно интересные дела.

– Да. И оно говорит мне, что скоро мы все узнаем.

– Это ведь не из-за операции? – вдруг сказала она. – Я имею в виду, ты такой задумчивый не из-за будущей операции?

Он встал, выдавил из себя улыбку и провел пальцем по жесткой шерсти зверя. Рейнхард заполучил это чучело еще до рождения Карианне и много раз расписывал Никла-су все его достоинства, хотя Никлсу это было до лампочки.

– Где ты ее поставишь?

– Я думала, тебе не нравятся чучела.

– Для любимой я готов на все, – когти зверя были величиной с человеческий палец, на них были следы земли и грязи, по крайней мере, так ему показалось. – И вот ради этого зверя ты готова была стать воришкой?

– Я всегда хотела ее заполучить.

Никлас остановился, подсознание посылало ему какие-то знаки, и жена это почувствовала.

Он сидел за кухонным столом, ясно ощущая, что еще немного, и загадка будет разгадана. Карианне прилегла, она быстро уставала. Ей нужна была новая почка. Как можно скорее. От этих мыслей живот опять пронзила острая боль, как будто тело сжалось от предчувствия. Никлас отогнал мысли о том, что скоро его лишат одного из органов, и сосредоточился на преступлениях. Значит так – за исчезновением Линеи последовали взломы. Что же искал преступник? Может быть, это был кто-то из близких девушки? Может быть, убийца? А возможно, убийца и есть близкий Линее человек? Лилли Марие – тайная старшая сестра Линеи, но он не мог себе представить, чтобы она желала девушке зла. Однако Никлас не сомневался, что кукол в море бросила именно она, потому что их отправляли в плавание не для того, чтобы похоронить. Сделанные на славу плотики обеспечивали надежное путешествие, а течение вынесло их на берег. Отправитель все предусмотрел, так что куклы определенно что-то для него значили. Следовательно, это один из них – либо Конрад, либо Лилли Марие. А может, Хайди? Он вспомнил о том, как брат подвел ее к яме на побережье. На ее лице читалось молчаливое согласие. Он больше об этом не думал, просто счел, что такая реакция обусловлена ее умственной неполноценностью. А ведь причина может быть иной. Все вокруг говорили, что Хайди слабоумная, поэтому он и не думал о ней в связи со всеми событиями. А вот в истории Лилли Марие Хайди выглядит совсем иначе. Поэтому исключать ее из круга подозреваемых было бы ошибкой.

Никласу не хотелось тревожить Конрада, поэтому он позвонил Рейнхарду и спросил, где живет Хайди. Ответ также подлил масла в огонь. Клейван. Когда Никлас сидел на камне у кромки воды и прикидывал, откуда были отправлены в плавание куклы, он насчитал около десятка домов у подножия горы. В одном из них живет Хайди. Конечно, ходит она плохо. Но до моря оттуда недалеко.

Около девяти часов он остановил машину и посмотрел на тропинку, которая вела от парковки. Дул сильный ветер, он приносил с собой морскую воду, солью оседавшую на коже.

«Маленький желтый домик прямо у залива», – сказал Рейнхард. После внезапного выздоровления тесть выглядел замечательно. А вот Никлас все еще чувствовал неприятный комок в животе. «Страх», – подумал он. А кто-то назвал бы это сомнением.

В неярком свете окон и фонарей Никлас едва мог разглядеть тропинку. Он был удивлен, когда услышал, что Хайди живет одна. Значит, для этого она достаточно сообразительная.

Дом действительно оказался маленьким и желтым, но очень опрятным. Кнопки звонка он не увидел, поэтому просто открыл входную дверь. В нос ему ударил странный запах – сладковатый и кисловатый. Дальше вели две двери. На одной из них висело изображение писающего мальчика, поэтому выбор стал очевиден. Никлас замер и прислушался. Изнутри не доносилось никаких звуков. Может быть, она легла спать? Ведь когда человек живет в своем мире, он и время дня может путать. Никлас постучал. Почти сразу послышалось приглушенное «Войдите!» Дверь вела в маленькую кухню, большую часть которой занимали круглый столик и два стула. Запах усилился. Раздвижная дверь из темного ламината разделяла кухню и гостиную, в узкой щели Никлас разглядел кусочек стены. Она была заполнена фарфоровыми куклами.

Дверь отодвинулась со звуком, по которому было ясно, что петли давно не смазывали. Хайди взглянула на гостя, лицо ее ничего не выражало, казалось, она не обрадовалась и нисколько не удивилась. Никлас смотрел мимо нее – гостиная была усеяна куклами. Он насчитал три полки на одной стене, и на всех стояли куклы в платьях. Хайди проследила за его взглядом и повернулась.

– Нам нужно поговорить, – сказал Никлас.

С тем же равнодушным выражением лица Хайди повернулась и пошла в гостиную. Никлас последовал за ней. Куклы были везде – на полках, на столе, некоторые сидели у стен. Посреди комнаты стоял старый стол, на нем лежали десятки красавиц, сияющие от масла. Рядом лежала тряпка и стояла бутылочка с жидкостью соломенного цвета. Лишь через несколько секунд Никлас сообразил: Хайди смазывала кукол маслом, ухаживала за ними, как за своими детьми. Он стоял, не в силах найти слова.

Хайди осторожно подняла несколько кукол со стула и предложила Никласу присесть. Он сел, все еще не очень понимая, как вести разговор.

Сама Хайди опустилась в потрепанное кресло и, зажав руки между коленями, уставилась в пол. Даже в этом скрюченном положении плечи казались на удивление широкими. Возможно, из-за заболевания некоторые части тела ослабли и усохли, а другие, наоборот, переросли.

– Вы отправили кукол в плавание, – сказал Никлас.

Она сидела, не двигаясь. Тяжело дышала, как будто вдохи и выдохи давались ей с трудом. Потом она выпрямилась, оперлась руками о подлокотники, встала и, немного подволакивая ноги, направилась на кухню; Никлас слышал, как она что-то перебирала в шкафу. Он опять обвел взглядом коллекцию кукол. На вид здесь было сто-двести штук. Вряд ли все они были подарками от матери. Видимо, Хайди продолжила собирать свою коллекцию, когда пособие позволило ей самой распоряжаться деньгами. Никлас обратил внимание на куклу-мужчину, руки которой, казалось, кого-то обнимали. Но рядом никого не было.

Хайди вернулась с маленькими деревянным плотиком в руках. Никлас почувствовал, как у него заныла шея, хотя в ее поведении никакой угрозы не было. Она протянула плотик ему. Никлас попытался заглянуть Хайди в глаза, но она отвела взгляд.

– Зачем? – спросил он.

Хайди спокойно и обстоятельно уселась в кресле. Внезапно он подумал: может быть, она немая? И, может быть, именно поэтому все считают ее умственно отсталой? Он все еще держал в руках плотик. На каждой стороне были натянуты лески; было понятно, что Хайди не закончила работу.

– Вы и этот собирались отправить?

Она кивнула.

Получается, по одной кукле на каждое убийство?

– Почему? – повторил Никлас. – Что случится, когда плот будет готов?

– Ничего, – она говорила в нос.

– Ничего?

Хайди покачала головой.

– Вы не отправите ее в море?

Она еще раз покачала головой.

– Вы собирались ее отправить, а теперь передумали?

– Линею нашли, – Хайди снова зажала коленями ладони, словно опасаясь нежелательной реакции.

– То есть вы хотите сказать, что собиралась их отправить, но, так как Линею нашли, не будешь?

Она кивнула.

– А если бы ее не нашли, вы бы и дальше отправляли кукол в море?

Она еще раз кивнула.

– Я не понимаю. Объясните зачем?

– Я никого не убивала, – она, наконец, взглянула ему в глаза. Бесцветные глаза с явной сосудистой сеточкой были наполнены слезами. – Я только отправляла кукол.

– Зачем вы их отправляли?

– Линея, – дрожащим голосом прошептала она. Казалось, она набралась сил и высказала то, что нельзя было говорить. Никлас вспомнил слова Лилли Марие: Хайди обожала свою младшую сестру.

– Почему вы отправили кукол именно сейчас?

– Я поняла, что она скоро появится.

– Вы поняли?

– Я чувствовала, – она поерзала на стуле. – Просто знала, что это скоро случится. Так было всегда. Я знала, когда Линее грустно, даже если ее не было рядом. После того, как нас разлучили, я чувствовала, когда она собиралась ко мне в гости. Ей не нужно было звонить. Я просто знала это.

Она говорила, глотая половину слов, но смысл был понятен. Никлас опять подумал, что люди в Бергланде ошибаются, считая ее умственно отсталой.

– Почему вы ничего не сказали?

– Я сказала Конраду прямо перед тем, как ее нашли. Поэтому он стал копать больше, чем обычно. Но в неправильном месте.

– А полиции? Почему вы ничего не сказали полиции?

– Они бы мне не поверили.

Никласу пришлось признать, что она права.

– Линею убили. Мне трудно ходить, но я искала. И я тоже, не только Конрад. Однажды я кое-что нашла. И тогда я все поняла.

– Что вы поняли?

– Что нашла то, что принадлежало ее убийце. Это так тяжело… Поэтому я поняла.

Никласу показалось, что он упустил нить размышлений Хайди, похоже, она говорила сама с собой. Может быть, она живет в мире фантазий и рассказывает о тех кусочках реальности, которую сама себе придумала.

Она снова встала и пошла на кухню. Он ждал, что она принесет еще один плот, но Хайди протянула ему что-то, напоминающее, на первый взгляд, мертвого зверька. Оказалось, что это меховой воротник.

– Я нашла это на лужайке, – из-за гнусавого голоса слова казались нечеткими.

– Где именно?

– У другого залива.

– И вы считаете, что эта вещь принадлежит убийце Линеи?

Она кивнула.

Никлас не понимал, как ему относиться к увиденному и услышанному. Хайди говорила спокойно и взвешенно, но то, что она рассказывала, заставляло его сомневаться, способна ли она отличить реальность от фантазии.

– Конрад позвонил мне в тот вечер, когда Линея пропала. Он спросил, не у меня ли она. Я жила у Элвара и Дортеи Ингебретсен. Из их дома видно залив. Он позвонил еще раз позже. И еще несколько раз ночью. Я поняла, что она мертва. И начала искать, искала изо всех сил. Но я плохо хожу. Через два дня я нашла этот воротник и сразу догадалась, чей он, – она прижала кулак к губам, мелкая дрожь пробежала по ее телу. – Но только через пару дней я поняла, что он ее закопал. Я проснулась среди ночи и поняла. И поэтому снова начала искать, но так и не смогла отыскать место. Два дня шел проливной дождь. Все следы смыло.

– Этот воротник может принадлежать кому угодно.

Она уверенно покачала головой.

– Вы почувствовали?

Она кивнула.

– Почему вы не попросили Конрада копать в другой стороне, если была уверена, что ее закопали где-то здесь?

– Я пыталась, – голос дрожал. – Он мне не поверил. Он никогда мне не верил. Однажды утром он пришел ко мне и сказал, что начнет копать там, где, как я думаю, лежит Линея.

– И что? – спросил Никлас, так как Хайди замолчала.

– Я не знала, где именно. Только чувствовала, что это у моря на одной из лужаек. Он сказал, что этого недостаточно. Сказал, что ему придется прокопать семь километров и он не может копать наугад.

Никлас решил вернуться к куклам.

– И этим летом вы… снова что-то почувствовали?

Она вытерла слезы большой ладонью.

– Море вымывает землю, уже несколько метров смыло с тех пор. Я знала, что время настало, что и ее тоже скоро вымоет на поверхность. Поэтому я отправила в море ее кукол, чтобы они встречали ее. Все забыли о Линее. Все, кроме Конрада. А над ним смеялись. Я хотела, чтобы люди заговорили о куклах, начали выяснять, чьи они. Чтобы они были готовы к ее появлению.

Никласу никак не удавалось до конца поверить в то, что он слышал.

– А как же женщины, одетые как куклы?

– Они все испортили, – Хайди зарыдала. – Куклы стали символом смерти. А должны были стать чем-то прекрасным. Ведь это куклы Линеи.

– Тавана и Табу?

– У нас было много кукол, но Тавана и Табу были особенными. Их подарили нам – мне и Линее. Мы играли с ними каждый день. Когда нас разлучили, она приносила ее каждый раз, когда приходила ко мне. Они всегда были вместе. Потому что принадлежали друг другу.

– То есть вы не знаете, кто желал женщинам зла или почему их одели, как кукол, которых вы отправили в море?

Хайди покачала головой.

Никлас верил ей, хотя это означало, что он вернулся к началу расследования и был очень далеко от разгадки. Похоже, Хайди взяла себя в руки, и он протянул ей меховой воротник, который она прятала двадцать пять лет.

– Я пыталась выяснить, чья эта вещь. Ходила от дома к дому.

Никлас начал понимать.

– Те взломы – это были вы, да?

– Я ничего не брала.

– Я знаю. Вас никто не собирается наказывать.

Она взяла в руки куклу, которая лежала у нее на коленях.

– И в этот раз – опять вы?

В знак согласия Хайди промолчала. Она, уверенная в том, что воротник принадлежит убийце, не думая о том, насколько сложно проникнуть в чужой дом, искала пальто с оторванным меховым воротником. И именно Хайди, убежденная, что морская вода скоро размоет землю и Линея появится, в последней отчаянной попытке отыскать владельца воротника вновь залезла в чужое жилище. Никлас посмотрел на сидящую перед ним женщину – многие видели в ней лишь несчастное создание, но, подобно Конраду, она обладала могущественной силой – верной любовью. Он многому научился у них обоих.

К тому моменту, когда Никлас вернулся домой, Кари-анне уже подыскала место для рыси и поставила ее в углу гостиной.

– Ну как тебе? – она улыбнулась той же гордой улыбкой, которая когда-то, наверняка, украшала лицо охотника.

– Не совсем в моем стиле.

– Как думаешь, тебе понравится? – Карианне отступила на пару шагов и с довольным видом разглядывала чучело. Пасть у зверя была приоткрыта, как будто доказывая, что животное дикое. Ведь основное оружие рыси – молниеносный бросок. Сильного укуса вполне достаточно, чтобы мгновенно лишить жертву жизни, а когтями она может быстро и умело разорвать зайца или лисицу. Никлас поежился от этой мысли и снова почувствовал сильную колющую боль в животе.

– Все хорошо, Никлас?

– Мне нездоровится.

– Ты такой бледный. В чем-то сомневаешься?

Никлас покачал головой, он ненавидел себя за то, что жена заметила. Страх превратился в физическую боль.

– Я налью чай, – Карианне успокаивающе погладила мужа по плечу, проходя мимо, и он понял, что она все понимает.

Он смотрел на чучело, сначала неприязненно, затем к этому ощущению прибавилось еще кое-что – подсознание предупреждало о каком-то злодеянии. Когти, по пять штук на каждой лапе, были длиннее, чем он думал. Перед глазами Никласа появилась картинка – дежурный врач откидывает одеяло и видит раны на коже. Пять царапин, между ними расстояние в палец. Полицейские, в принципе, согласились с тем, что хищный зверь вряд ли бы остановился на этом, так что царапины явно были искусственными. В горах вокруг Бергланда большие хищники не водятся, так говорили все жители, но вот трофеи – чучела – вполне.

Он слышал, как Карианне суетилась на кухне. Она что-то напевала, очень довольная собой, казалось, она и забыла о том, что серьезно больна. Она была рада, что отцу стало лучше. Они очень близки, это вполне естественно. Все ее детство он был ей и отцом, и матерью. И болезнь еще больше сблизила их. Жертвенная любовь Рейнхарда достойна уважения, хотя порой он переходил границы. Рейнхард. Если он действительно снова начал руководить жизнью дочери и симулировал болезнь, чтобы заставить их переехать на север… Мучаясь угрызениями совести из-за одной только этой мысли, Никлас достал из кармана зубочистку в пластиковой обертке. Он обычно брал парочку после ужина в кафе, так что в карманах у него всегда были залежи. Никлас немного приподнял зверя и провел зубочисткой по внутренней стороне когтя. На дереве осталось темное густое вещество. Никлас решил отправить его на анализ, только лишь для того, чтобы опровергнуть свои опасения.