Глава 31
Над дверью висела табличка «Дом рыбака», но хозяйка всячески подчеркивала, что ни одного рыбака у нее больше нет и ее дом способен удовлетворить вкусы самых капризных постояльцев. В любом случае цена в 400 крон за ночь его вполне устроила, так что Рино безо всяких сомнений снял номер. Он прилег на кровать и достал мобильный телефон. Иоаким ответил после второго гудка.
– Отец!
– Вижу!
То ли шутка приелась, то ли сын был не в настроении.
– Как дела?
– Хреново.
– Что так?
– Мать свихнулась.
– То есть она расчленила половину соседей консервным ножом? Или просто рассердилась?
– Она страшно рассердилась. Я под домашним арестом.
– Вот как. И что же ты сделал? Или не сделал?
– Ей звонил директор.
– Я тут, – напомнил Рино через несколько секунд. Казалось, Иоаким забыл, что на другом конце провода кто-то есть.
– По поводу огнетушителя.
– Который ты… взял?
– Мне просто нужно было в туалет.
– И там был пожар?
Иоаким почти перешел на шепот, Рино слышал, что он закричал матери, что разговаривает с отцом.
– Мне нельзя пользоваться мобильным.
Рино почувствовал, что начинает злиться. Наказывать сына, лишая его возможности позвонить отцу, – это уж слишком!
– Я просто хотел попробовать, побрызгать на стену.
– И? – Рино легко мог представить себе последствия.
– Я так и сделал. Пара секунд, не больше. Не понимаю, чего все так вскипели.
– И что случилось?
– Директор ходил по классам и требовал, чтобы виновный признался.
– И ты признался?
Мальчик промолчал.
– Учитель шепнул директору, и меня взяли.
– Понятно. Не мировая трагедия, на мой взгляд, но ты же знал, что поступаешь плохо, Иоаким.
– Две плевые секунды.
– Вовсе не плевые. Целых две секунды, – Рино не нравилось, как в последнее время разговаривал его сын.
– Матери придется платить. Ну, то есть она говорит, что ты будешь платить. Пришлось мыть весь коридор, а ведь я побрызгал только в углу.
Смысл дошел до Рино только через несколько секунд. Он будет платить, потому что косвенно именно он виноват в происшествии, потому что не разрешил накачать своего сына наркотиками.
– Хорошо. Поговорим, когда я вернусь.
– А где ты?
– В Бергланде. Небольшой городок на севере. Вернусь завтра вечером. И сразу зайду к вам. Думаю, нам надо поговорить втроем.
– О-о-о… это будет непросто.
– Нам нужно поговорить, Иоаким, понятно?
– Я прыснул чуть-чуть в угол, и все!
– Я понял. И все-таки. Поговорим завтра. Ладно?
– Ладно.
Он лежал на постели, уставившись в деревянный потолок, белое жесткое белье пахло стиральным порошком. Может быть, он ошибается. Может быть, Иоаким действительно сражается с миллионом дьяволят, которые не дают ему покоя. Может быть, он зря испугался того, что «Риталин» – наркотик? И сейчас оказывает сыну медвежью услугу, стараясь принимать его таким, какой он есть? Может быть, он обращается с сыном так же жестоко, как отец – с Эвеном Харстадом, только загоняет его не в тюрьму, а в собственное тело?
Рино начал понимать, что, возможно, Хелена в чем-то права, и заставил себя не думать на эту тему. Инспектор набрал номер справочной и, получив нужную информацию, позвонил в дом престарелых Бергланда. Он представился и сказал, что хочет поговорить с Халвардом Хеннингсеном. Раздались звуки шлепающих сандалей, открывающихся и закрывающихся дверей, потом усталый голос на другом конце провода сказал:
– Да? Кто это?
– Рино Карлсен. Я заходил к вам по поводу Эвена Харстада.
– Достаточно было сказать, что вы заходили. В последние полгода других гостей у меня не было. И почему в этот раз вы звоните? Не по нраву стариковский запах?
– Вообще-то я получил ответы на все свои вопросы. Но я тут поразмышлял над тем, что вы рассказали.
– Да, над этой историей стоит поразмыслить. И о чем вы думали?
– Вы сказали, что мать Эвена умерла в родах, и…
– Я этого не говорил. Вам надо научиться слушать, молодой человек. Я сказал, что она умерла до его рождения.
– А разве это не одно и то же?
– По-моему, на вашей работе быстро учатся не делать поспешных выводов.
– Да, это так.
– Ну и славно. С матерью Эвена за несколько недель до срока родов произошел несчастный случай.
– Что случилось?
– Она упала с велосипеда, а точнее, она съехала с дороги и ударилась головой о скалу. Прохожий нашел ее и отвез в больницу, в тот же вечер она умерла. Но Эвена удалось спасти.
Грустная история. Как и вся жизнь Эвена Харстада.
– Вы говорите, она ехала на велосипеде. За пару недель до родов. Разве это не странно?
– И не говорите, – старик закашлялся. – Именно так все и подумали. Самые правильные говорили, что она сама напросилась – подумать только, кататься на велосипеде прямо перед родами. Но все именно так. Можно подумать, что несчастья начали преследовать Эвена еще до рождения. Эта поездка стоила ему детства.
– Спасибо. Я больше не буду вас беспокоить.
– Я знаю, о чем вы думаете, молодой человек. Бог ты мой, и я, и все остальные думали о том же. Я даже слышал, что врач, который принимал Эвена, кое-что сказал. Ну, что все обстоятельства трагедии кажутся какими-то странными. Но разбираться никто не стал.
– Этот врач…?
– Я так и знал, – старик натужно засмеялся. – Он давно на пенсии. Его зовут Торкил Брюн. Живет в Бергланде. Вы, кстати, откуда звоните?
– На вывеске написано «Дом рыбака».
– Тогда вы видите его дом из окна. Правда, если ваши окна выходят на юг.
Около десяти часов Рино позвонил в дверь. Никакой реакции не последовало. Едва сдерживаясь, чтобы не нажать кнопку еще раз, он терпеливо ждал, вскоре дверь открылась. Торкил Брюн хорошо выглядел для своего возраста, было заметно, что он ведет активный образ жизни. Загорелое свежее лицо, удачная стрижка. Брюки с четкими стрелками и на широких подтяжках, стильная, хорошо отглаженная белая рубашка.
– Чем могу помочь? – голос не был ни приветливым, ни раздраженным.
Рино представился и извинился за беспокойство, а потом вкратце рассказал, зачем пришел.
– Значит, вы полицейский? – мужчина обвел инспектора строгим взглядом.
Рино постарался улыбнуться как можно приветливее и порылся в карманах.
– Не надо. О такой профессии не врут.
Перед тем как войти в дом, Рино снял обувь. Строго говоря, ему стоило снять куртку, а затем и брюки, потому что дом Торкила Брюна сиял чистотой.
Врач пригласил инспектора в гостиную, которая оказалась на удивление маленькой. В камине уютно потрескивали дрова. Очевидно, в доме была еще одна, более вместительная гостиная, для других случаев.
– И почему я не удивлен? – Брюн сел на диван фирмы «Честерфилд» цвета бычьей крови и жестом предложил гостю огромный стул.
– Вы тревожите старые кости, из этого редко выходит что-то хорошее. Но, если бы, когда я выходил на пенсию, мне сказали, что однажды у меня на пороге появится полицейский, я бы мог поклясться, что дело будет касаться Сульвейг Элвенес.
– Несчастного случая?
Брюн строго взглянул на полицейского.
– Статус пенсионера не освобождает меня от врачебной тайны. Ее хранят пожизненно. Но человек, который не слишком доверяет случайностям, от которых зависит жизнь и смерть, не мог не усомниться. Вот вы же засомневались… через двадцать пять лет.
– Вы о том, что она села на велосипед за пару недель до родов?
– И об этом тоже, но не только. Я не устаю удивляться сильному полу – женщинам. Помню, у одной воды отошли на картофельном поле. Там и родила.
«Видимо, очень любила картошку», – подумал Рино, но промолчал.
– Нет, сама поездка на велосипеде меня не очень смущает, а вот травма и то, каким образом она ее получила… – и я, и мой коллега удивились.
Брюн осторожно отпил из чашки. «Чай», – решил Рино.
– По центру головы у нее была довольно глубокая рана. Вскрытие не проводили, не было смысла. Думаю, у нее было несколько переломов черепа, – врач задумчиво смотрел на огонь. – Значит, она въехала прямо в скалу.
Он взглянул на своего гостя.
– И даже не пыталась увернуться.
По спине инспектора пробежал холодок.
– То есть вы хотите сказать, что, возможно, там случилось что-то совсем другое?
Торкил Брюн глубоко вздохнул.
– Все эти годы я думал об этом, особенно когда пошли разговоры, что приемный отец совсем не подходит на эту роль. Грустная история с грустным началом. Больше я ничего не могу сказать.
– А отец ребенка?
Брюн поднял выщипанную бровь.
– Тайна за семью печатями, насколько я понимаю. Но, по всей видимости, у него другой отец, не тот, что у сестры, то есть у сводной сестры.
– У сестры?
– Она давно отсюда уехала. Сульвейг Элвенес рано стала матерью, понимаете? – Брюн встал и мягко, как кот, подошел к огромному окну во всю стену. – Психиатр наверняка нашел бы связь между травмами детства и теми злодеяниями, в которых сегодня подозревают Эвена, но копаться в этом не стоит. Я уже сказал вам намного больше, чем следовало, но не забывайте, что это лишь мои мысли, не более. Потому что нельзя исключать, что ей стало плохо, и поэтому она въехала прямо в скалу. Херлофсен, мой коллега, который ее принимал и лечил, мог бы рассказать вам еще что-нибудь, но он умер пару лет назад. Я был акушером, моя работа заключалась в том, чтобы принять ребенка, именно это я и сделал. К сожалению, ее тело не выдержало нагрузки, через пару часов она умерла.
– Я спрашиваю вас, потому что вы знаете лучше, но можно ли сказать, что, если бы не беременность, она бы выжила?
– Не нужно мне ничего объяснять. Полицейские копаются и задают вопросы, не имея никаких версий, – легкая тень пробежала по загорелому лицу. – Мы никогда этого не узнаем, но роды – это серьезная работа, при этом неважно, в сознании ли женщина. Единственное, что можно сказать уверенно, это то, что Сульвейг Элвенес умерла, и все-таки из ее смерти получилось и кое-что хорошее.
Продолжения не последовало, и Рино поднял палец:
– Я скоро нащупаю версию, а сейчас задам последний вопрос: каким образом из ее смерти получилось что-то хорошее?
Торкилд Брюн заложил большие пальцы за подтяжки.
– Это, – сказал он строго, – я унесу с собой в могилу.
